Текст книги "Девушка с синей луны"

Глава 10
История любви

На верху головы есть лотос, светящийся собственным светом. С него струится прохладный нектар, исцеляющий все болезни…

Р. Минаев. На верху головы есть лотос…

Любовь, любовь, что делаешь ты с нами?

Генрих Акулов

Венката живьем выглядел старше, чем на фотографии, проще и домашнее. Морщины вокруг мудрых глаз, седина на висках, волосы не распущены, а подобраны под черную чалму. Черная длинная рубаха и черные узкие штаны. Маленькая серебряная серьга в левом ухе и скромная мандала с замысловатым узором на серебряной же цепочке на груди. Видимо, фотография на сайте была парадной, а в обычной жизни Венката почти ничем не отличался… почти ничем! от обычных людей. Простой скромный человек с мудрыми глазами, много повидавший в жизни и постигший смысл.

– Спасибо, гуру Венката, что согласились принять нас, – Добродеев церемонно поклонился, прижав к груди руки, сложенные как для молитвы. – Для нас это большая честь.

Венката тоже поклонился.

– Это мой друг Олег Монахов, путешественник и философ. Мы когда-то беседовали с вами…

– Я помню, господин Добродеев, – сказал Венката низким звучным голосом с приятным акцентом. – Гости для меня радость. Что привело вас с другом ко мне?

Фразы он акцентировал и выстраивал слегка необычно, что добавляло очарования его речи. Тем более голос… бархатный, слегка гудящий.

Монах тронул локоть Добродеева и сказал:

– Мы расследуем дело об убийстве.

– Убийство? – Гуру Венката был удивлен и даже слегка растерян. – Но я не даю консультаций… господин Добродеев сказал, что речь пойдет об интервью!

– Интервью тоже. Но сначала, если можно, об убийстве, – сказал Монах, рассматривая Венкату.

– Я вас слушаю. – Он словно подобрался, лицо стало строгим, голос зазвучал резче. Он больше не улыбался.

– Четыре года назад покончила с собой молодая женщина, которая работала в вашем центре.

– Помню. Трагическая история. Правда, она уволилась за пару месяцев до трагического происшествия. Что вас интересует?

– Возможно, вам известна причина?

Венката задумался, пожевал губами.

– Могу ли я спросить, чем вызван ваш интерес? Насколько я помню, проводилось следствие, всех работников центра допрашивали, в том числе вашего скромного слугу.

– Мы расследуем убийство некоего Леонида Краснова… – Монах сделал паузу, буравя взглядом гуру. Лицо того оставалось бесстрастным, ничего в нем не дрогнуло, на что втайне надеялся Монах. Спроси его: с какой радости? он затруднился бы с ответом. Тыкал наугад.

– Какое отношение имеет гибель девушки к убийству? И почему вы занимаетесь сыском? – спросил Венката.

– Нас попросили. Попросила подруга Леонида, она же сестра погибшей девушки. Кроме того… – он запнулся, давая возможность Венкате встрять. Тот не преминул воспользоваться паузой и спросил:

– Почему она попросила вас?

– Скажем, у меня есть некоторая склонность к детективным занятиям. Я знаю людей, я чувствую, когда они лгут, а когда говорят правду, я вижу многие события иначе, чем другие, и люблю думать. Мы действуем в одной связке с господином Добродеевым. С нами говорят охотнее, чем с полицией, у нас возникают идеи, которые официальные следственные органы никогда не согласятся рассмотреть.

– Вы частный детектив?

– Вроде того. Но денег не беру. Это мое хобби.

– Понятно. Ее звали Ия. Она была девушкой-воином. Сильная, бескомпромиссная, решительная. Я ее уважал. Если вы хотите знать… – уголок рта дрогнул в улыбке, – было ли что-то между нами, ответ однозначен: не было.

Он замолчал; смотрел на них благожелательно. Добродеев открыл было рот, но что сказать, не придумал. Уверять, что ничего такого они не предполагали… У него было чувство, что он наг и выставлен на обозрение, а Венката видит их насквозь. С их дурацкими подозрениями. Незачем было лезть и ворошить, быльем поросло, Венкату голыми руками не возьмешь, даже если было, и вообще какая связь… – такие примерно мысли проносились в голове смущенного журналиста.

– Господин Венката, у вас удивительная манера располагать к себе, – сказал Монах. – Если у этой девушки были проблемы, что-то подсказывает мне, что она поделилась с вами. Как по-вашему, это было самоубийство или…?

Венката молчал, все так же благожелательно рассматривая их. Монах снова дотронулся до локтя Добродеева, словно предупреждал: не лезь, молчи!

– Вы правы, она поделилась со мной, – сказал наконец Венката. – Был мужчина, с которым она встречалась. Были проблемы, с ним связанные. Что за проблемы, не знаю. Она просто упомянула, что разочарована. Кто он, я не знаю, не спрашивал. У нас не принято лезть в чужую жизнь. Возможно, речь шла о том, что они расстались по его инициативе. Я готов дать голову на отсечение, что Ия никогда и ни при каких обстоятельствах не покончила бы самоубийством. Я так и сказал следователю. И если это все-таки случилось, то причина была весомой, поверьте.

– С кем Ия дружила? – спросил Монах.

– Не знаю. Здесь почти все новые люди, вряд ли ее помнят.

– А из старых?

– Люди уходят, и связи теряются. Я ничем не могу вам помочь. – Он уже не улыбался. Назойливый гость стал его раздражать.

– Почему она уволилась? – напирал Монах.

– Как вам сказать… Она достигла своего потолка, – туманно пояснил Венката. – У каждого человека свой потолок. Она достигла своего и решила искать себя дальше в другом месте. У нас не принято принуждать… – Он замолчал.

Непонятно, но красиво, как говорит Жорик.

Пауза затягивалась, она становилась просто неприличной. Монах, ухмыляясь, сверлил Венкату взглядом, тот же упорно смотрел в пространство. Добродеев снова порывался сказать что-то, и снова Монах придержал его за локоть.

– Извините, господа, к сожалению, я не могу уделить вам больше времени, меня ждут. – Венката поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.

– А интервью? – вылез Добродеев. Получилось глупо.

Насмешка блеснула в глазах Венкаты.

– Позвоните мне как-нибудь, господин Добродеев…

Он поднялся. Пылающий Добродеев вскочил. Ему было неловко за нахальство Монаха, он испытывал чувство человека, получившего пощечину. Похоже, на сей раз Монах перегнул палку со своими завиральными идеями.

Монах остался сидеть. И сидел до тех пор, пока Добродеев не вытащил его из кресла…

– Мне никогда еще не было так стыдно, – начал Добродеев утробным голосом уже на улице. – Что за театр ты устроил? Ты налетел на него как торпеда! Какого черта, Христофорыч? Ты просто издевался над ним! Ты не позволял мне вставить слово! Ты так смотрел на него… как удав! И чего ты в итоге добился? Даже если ты подозреваешь, что он что-то знает, не он же сбрасывал ее с балкона!

Монах был благодушен и, видимо, доволен.

– Остынь, Лео. Для репортера скандальной хроники ты слишком чувствителен. Мы пришли посмотреть на великого гуру и задать ему пару вопросов. Посмотрели и задали. Красота, экзотика… даже акцент в наличии! У мужика с иноземным акцентом тут же повышаются шансы, не замечал? Женщины летят как бабочки на огонь. Ну, просто второй Леонид. Неземной, над бренным миром, надежа и опора, все страждущие, припадите к источнику света. Не верю. Будучи сам причастен, так сказать… ну скажи, Лео, я похож на него?

Добродеев, несмотря на испорченное настроение, не мог не ухмыльнуться. Смерил взглядом внушительную фигуру Монаха, задержался на ноге в гипсе и снова ухмыльнулся.

– Вот видишь! Я нормальный мужик с нормальными запросами, люблю пиво… А этот небось один нектар пьет.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что истинный талант не нуждается в антураже, он или есть, или его нет. Я же не вешаю на себя бусы и не говорю с акцентом… Ты заметил, что у него накрашены глаза?

– Не заметил. У тебя тоже борода и локоны. Не вижу разницы.

– Ты не видишь разницы между мною и этим… ряженым фигляром? – возмутился Монах.

– У всех по жизни свои задачи, Христофорыч. Это его способ зарабатывать на кусок хлеба, причем не без таланта. А ты… какой-то ты нервный в последнее время. Не узнаю. Где чувство юмора, где благодушие…

Монах подумал и сказал:

– Ты прав, Леша. Это все нога, будь она неладна. Беру обратно. Красивый успешный мужик, любимец женщин, даже ты не устоял, хоть и не баба. Даже я не устоял, поддался, и вообще завидки берут, как говорит Анжелика. Но! Голову даю на отсечение, у него с этой девушкой, Ией, что-то было, и не надо нам вешать про высокие отношения… тьфу! Ладно, ладно! – вскричал он, видя, что Добродеев пытается возразить. – Проехали. Итак, что мы узнали? Мы узнали, что у нее… Ия! Красивое имя. Что у нее был друг, который ее разочаровал. Какое слово: разочаровал! Чувствуется мастер с большой буквы. Ничего не знаю, ничего не вижу… и так далее. Ты бы сказал, что твоя женщина тебя разочаровала, если бы вы скандалили каждый день, и она бросала в тебя сковородкой? Ты бы высказался иначе.

– Откуда ты знаешь, что она бросала сковородкой?

– Она бросала или он бросал – не суть. Между ними происходило нечто, и закончилось оно падением с балкона. А твой гуру сказал: он ее разочаровал.

– Допустим! А каким боком тут Леонид? Может, ты думаешь, что он был этим другом? Или… что?

– Леша, мы же не полиция. Никогда не знаешь, где наткнешься на рациональное зерно. Опера́ летят по проторенным дорожкам, у них план раскрываемости, мы же блуждаем окольными тропками, причем в темноте.

– Он теперь никогда не согласится на интервью! Мне стыдно за наше поведение. Уважаемый человек…

– Ты хотел сказать, что тебе стыдно за меня? За мою настырность? Мы тоже уважаемые люди, Лео. И речь идет об убийстве, так что не нужно реверансов. А с другой стороны, все знают, если репортер «Вечерней лошади» просит об интервью, то вопросы будут не самые деликатные, а ответы впоследствии перевраны. Он согласился, значит, был готов. А насчет не согласится, ты не прав! Согласится. Реклама нужна всем. Ты позвонишь ему и скажешь: дорогой гуру Венката, мы раскрыли убийство, хотите подробности? Как-то так. Он не устоит, честное слово. Тем более сейчас у него неприятное чувство, что его в чем-то подозревают.

– Раскрой сначала, – пробурчал Добродеев.

– Раскроем. Тут интересно другое, Лео. Сестра Ия несчастлива в любви и выбрасывается с балкона. Диана несчастлива в любви, ее друга убивают. Две насильственные смерти в одной семье, причем на любовной почве.

– И что? Не вижу связи.

– Похоже на закономерность, не находишь?

– Простое совпадение. Ты всегда все усложняешь.

– Такой уж я уродился, – сказал Монах. – Все усложняю. Усложнитель. Как эти поют… фиксики? Тыц-дрыц, усложнитель! А тебе не приходило в голову, что члены одной семьи часто рождены под одним знаком. Или под знаками, стоящими рядом.

– Ты серьезно? И что?

– А то, что они повторяют судьбу друг друга. В известной мере, конечно. И характеры. Интересно, когда родились Ия и Диана.

– Не замечал. И что это нам дает?

– Подумай на досуге. Ничего не дает, информация к размышлению. Или дает, пока не знаю. Зависит от точки зрения. То ли все, что вокруг – знаки и предупреждения, и тут всякая мелочь в строчку: черная кошка, дверца шкафа вдруг сама по себе открылась, чашка разбилась, ветер сорвал шляпу; то ли все это ничего не значащие случайные мелочи. Я нахожусь посередине, и знаки воспринимаю под настроение. В данный момент у меня сломана нога, и я чувствителен, раздражен, зациклен… ну скажи на милость, какого черта у него накрашены глаза? У мужика?

Добродеев промолчал; он был расстроен. Монах же пребывал в приятном ощущении хорошо выполненной работы. Венката ему не понравился.

– Может, навестим Митрича? – сказал он. – Я соскучился.

– Можно, – недовольно ответил все еще дувшийся Добродеев.

Каким бы сложным ни было состояние их душ и тел, Митрич – это святое, тут между ними полный консенсус. И друзья отправились в гостеприимный бар «Тутси», где трудится барменом старый добрый друг Митрич, он же хозяин заведения.

Глава 11
Визит девушки

 
Каждый маг должен быть поэтом
И в друзья выбрать лучших людей.
Быть влюбленным, но не безответно.
Быть богатым, жить долго при этом.
 

Р. Минаев. Каждый маг должен быть поэтом

Неожиданно пришла Марина. Терпеливо ждала на лестничной площадке, пока Монах доковыляет до двери и, балансируя на одной ноге, справится с замком. Влетела в прихожую радостная, полная светлой энергии, с полными сумками снеди. Поставила сумки на тумбочку, обняла Монаха, защебетала о том, что он прекрасно выглядит, что на дворе прекрасная погода, правда, жарко, что она принесла всяких вкусных вещей, и они сейчас будут пить чай. Монах удерживал ее в объятиях, вдыхал приятный сладкий запах ее духов и волос и с удовольствием слушал ее щебетание. Ему пришло в голову, что, если бы не козел-лихач, они бы не познакомились, и что плата за удовольствие от ее присутствия не столь уж велика. И Добродеева нет, никто не будет путаться под ногами. Он вспомнил, как лежал головой у нее на коленях…

Трогательно поддерживая Монаха за талию, она сопроводила его до дивана, причем он делал вид, что умирает. Усадила, подперла подушками, устроила поудобнее пострадавшую ногу и убежала в кухню.

От таких, как Марина, свет и радость. Монах, улыбаясь во весь рот, прислушивался к звону посуды.

– Где будем перекусывать? У вас или в кухне? – закричала она, появляясь на пороге.

– В кухне. Только я сам, Мариночка, не беспокойтесь.

Марина убежала, а Монах потащился в ванную. Достал из стенного шкафчика свежую рубаху. Стянул футболку, сопя от напряжения, надел рубаху; умылся, скрутил волосы в узел на затылке, расчесал бороду. Рассмотрел себя в зеркало, сделал зверское лицо, потом улыбнулся, потом нахмурился, потом повернулся в профиль… Вздрогнул от голоса Марины издалека:

– У меня все готово! Идите, Олег!

– Иду! – закричал в ответ и радостно запрыгал в кухню.

Это был роскошный стол: всякие вредные для здоровья копчености, паштет, маслины, свежайший хлеб с таким запахом, что прямо слезу вышибает. И звездный коньячок «Арине», очень и очень неплохой.

– Марина, вы чудо! – выдохнул потрясенный Монах, застывая на пороге. – Не ожидал.

– Я подумала, что вас нужно взбодрить. Лежит, думаю, бедный, один, никаких развлечений, кроме компьютера. Леша хоть навещает?

– Навещает. Он рассказал, что вы гуляли чуть не всю ночь…

– Всю ночь? Ну что вы! Мы проводили домой Диану, потом он проводил меня, мы постояли минут пять у моего подъезда и все.

«А где же он болтался чуть не до трех ночи?» – вертелось на языке у Монаха, но из мужской солидарности он промолчал. Лео опять приврал.

– Мне показалось… – пробормотал он.

– Леша звонил мне несколько раз, сказал, что должен написать о деловых женщинах, но как-то не складывается. Диана, кстати, спрашивает, что вы уже узнали, она очень в вас верит. Вы ей понравились.

– Славная девушка. Пока очень мало. Что вы думаете о Леониде?

Она пожала плечами:

– Нормальный человек, улыбчивый, шутил все время. Юмор необычный, написал о себе, как о машине. Мы очень смеялись. Диана говорила, он очень деликатный, ничего себе не позволял. А что вы уже узнали?

Монах смотрел на Марину, раздумывал. В ее глазах светилось любопытство. Он перевел взгляд на тарелки с мясом и рыбой, протянул руку и взял бутылку. Открыл, разлил коньяк, вдохнул и закрыл глаза. Поднял рюмку. Решил, что она заслужила правду, и сказал:

– Леонид был брачным аферистом, Марина. Мне очень жаль.

– Брачным аферистом? – ахнула Марина. – Не может быть!

– У него были проблемы с законом, пришлось уехать на несколько лет.

– Значит, если бы его не убили, он бы ее обокрал? И забрал квартиру?

– Трудно сказать. Может, влюбился, хотел семью…

Марина потрясенно молчала. Потом спросила:

– А кто же его…

Вопрос повис в воздухе, был вполне риторический и ответа не требовал, тем более ответа у Монаха не было.

– За вас, Мариночка! – Монах опрокинул рюмку.

Марина взяла рюмку, отпила. Воскликнула:

– Господи, ну почему ей так не везет? Сплошные удары! Сестра, мать…

– Вы знали ее сестру?

– Никого из семьи я не знала. Мы знакомы всего три года. Кое-что знаю из рассказов Дианы, но она не умеет делиться, все в себе.

– Почему ее сестра покончила с собой?

– Вроде несчастная любовь. Мать и раньше пила, а тут вообще слетела с катушек.

– Сколько ей было?

– У них разница четыре года, Диане было двадцать шесть, сестре двадцать два. Через год примерно уехал Денис, брат, и все вообще стало разваливаться. У матери инсульт, почти два года не вставала. Полтора года назад умерла.

– Денис приезжает домой?

– Диана говорит, ни разу не приезжал. Далеко, дорого. Мать обожала Дениса, он был первенец, на тринадцать лет старше Дианы. На девочек не обращала внимания, как я понимаю. Диана говорит, Денис их воспитывал, был спокойный, надежный, даже в школу на собрания ходил. Работал автомехаником, участвовал в автогонках. Теперь никого не осталось, Диана одна.

– Странно, что брат не приезжает… к себе хоть зовет?

Марина пожала плечами.

– Что Диана рассказывает о сестре?

– Немного. У сестры был сильный характер, она не мирилась с матерью, осуждала ее образ жизни, ее безалаберность, любовников. В двадцать ушла из дома, снимала квартиру. Поступила на иняз, через год бросила. Работала инструктором по йоге, работала в йога-центре. Сестры встречались где-нибудь в парке или в кафе. Ее звали Ия. Она ругала Диану за то, что та живет как в скорлупе, подчиняется капризам матери, позволяет помыкать собой. Диана смотрела на нее снизу вверх, хоть и была старшей. Она всем подчинялась по жизни: брату, сестре, матери, все были сильнее, все знали, как лучше. И всякие странности… – Марина замялась.

– Какие?

– Чувствовать себя уютно в замкнутом мирке, неумение выйти из него. Она плачет по ночам в подушку от одиночества, но ничего не делает, понимаете? Я удивилась, когда она согласилась позвать Леонида на свидание. Она не умеет с людьми, она как птица, которую приручили и потом выпустили из клетки, а она не знает, куда лететь. И люди с ней не умеют…

– А тут прекрасный принц, – сказал Монах.

– Который оказался брачным аферистом, – подхватила Марина. – И тут облом. Жаль, Диана хороший и добрый человек.

– Жаль. К счастью, у нее есть замечательная подруга. Давайте за дружбу, Мариночка!

Они выпили.

– Вы сказали, Диана не умеет с людьми? С кем именно?

– По-разному. Например, сидим мы в кафе, к нам подходят мужчины, шутят, а она сожмется, глаза опустит и молчит. Как дикарка, право слово! Ох, вспомнила! Был еще парень, совсем недолго…

– Недолго – это сколько?

– Пару месяцев. И… тоже ничего. Я их видела в городе. Ничего парень, видный. Спросила у Дианы, а она говорит, познакомились случайно, он историк, преподает в вузе. Я обрадовалась, говорю, поздравляю, что он за человек, а она отвечает, нормальный.

– Как его зовут, не знаете?

Марина покачала головой.

– Он ее бросил?

– Не знаю. Однажды спрашиваю, где Никита… Вспомнила! Его звали Никита. Спрашиваю, а где Никита, а она говорит, не знаю, перестал звонить. Просто исчез.

– Она пыталась его найти?

– Не знаю. Она очень несмелая и обидчивая, ни за что не позвонит первая.

– Когда это было?

Марина задумалась.

– Не очень давно, уже после смерти матери.

– И вы ничего о нем не знаете?

– У него была необыкновенная машина, одна в городе, какая-то забойная марка, всегда толпа стояла. Белая.

– Вы ее видели?

– Диана рассказывала. Я ее потом нашла на городском сайте, совершенно случайно. Красивая машина, белая, громадные фары, вроде ретро… никогда такой не видела.

В разгар пира хлопнула входная дверь, и Добродеев закричал из прихожей:

– Христофорыч, это я! Не пугайся!

Он стремительно пробежал по коридору и как вкопанный встал на пороге кухни. Он был так потрясен, что забыл поздороваться. Марина, казалось, смутилась. Даже Монах выглядел слегка растерянным.

– Привет, Леша, – опомнился он после паузы. – А у нас гости, вот Мариночка пришла навестить…

– Думаю, лежит наш Олег один, скучает! – Марина вскочила, достала из шкафчика чистую тарелку и рюмку. – Садитесь, Леша.

– Я не знал, что ты не один, – обиженно сказал Добродеев.

– Друзья вот не забывают… – Монах кашлянул. – Садись, Леша. Давайте, ребята, выпьем за дружбу!

Добродеев уселся на табурет, лицо у него все еще было обиженное. Монах снова разлил. Они выпили.

– Мальчики, мне пора! – Марина поднялась. – Обещала на работе вернуться через час, а уже… – Она посмотрела на ходики, висевшие над дверью. – Ой! Убегаю!

Она чмокнула в щеку Монаха. Добродеев вскочил и пошел ее провожать. Монах прислушивался к их голосам, бубнению Добродеева и звонкому щебету Марины. Потом хлопнула дверь, и наступила тишина.

– Как это понимать? – спросил Добродеев, вторично появляясь на пороге. – Я не знал, что вы настолько близки.

– Мы не близки. Марина пришла узнать, как движется расследование. Мы говорили о Диане. Она, кстати, расспрашивала о тебе… – Это было откровенное вранье, но Монаху хотелось сделать приятное обиженному журналисту.

– И что ты ей сказал?

– Что ты прекрасный человек и журналист, что мы друзья. Что это не первое дело, которое мы расследуем. Больше не успел…

– Я помешал? – обиженно спросил Добродеев.

– Ты пришел вовремя. Ты мог бы проводить ее…

– Она на машине. И кроме того, я принес посылку от гуру.

– От Венкаты? – удивился Монах. – Не ожидал! И что же это?

– Вот! – Добродеев вытащил из кожаной папки толстый синий конверт с картинкой Будды. – Я еще не открывал. Спешил к тебе… – Тон у него был все еще обиженный.

– Погоди, Леша. Ты отдаешь себе отчет, что это может стать переломным моментом в расследовании? Запомни эту минуту.

Они смотрели друг на друга.

– Давай! – скомандовал Монах.

Добродеев поддел ножом клапан конверта, дернул. В конверте была толстая голубая тетрадь. На титульной странице значилось: «Ия Рудник. Дневник. Моя жизнь». Из конверта выпал небольшой листок бумаги. Монах подобрал его и стал читать вслух:

«Уважаемый господин Добродеев! После Вашего ухода вчера я поговорил с людьми, и оказалось, что в шкафчике Ии остался ее дневник, который сохранялся в нашем архиве. Я совершенно выпустил этот факт из виду. В свое время полиция им не заинтересовалась. Пересылаю эту вещь Вам. Надеюсь на встречу в недалеком будущем. Остаюсь дружески расположенным к Вам, искренне Ваш Венката».

– А ты боялся! – воскликнул Монах. – Высокий стиль, глубоко воспитанный и интеллигентный, и обо мне ни слова. Полный игнор.

– Ты обидел его, – сказал, ухмыляясь, Добродеев, чье настроение мгновенно улучшилось.

– Только не говори, что не возьмешь меня на интервью с великим гуру.

– И не мечтай. Будем читать?

– Давай. – Монах кивнул на бутылку: – Как?

Добродеев кивнул, и Монах разлил коньяк по рюмкам.

…Ия была сильным человеком, сказала Марина. А дневник был девичьим. Восторженное и трепетное описание Венкаты: великий гуру, великий человек, посланец со звезд, из астрала, надежа человечества, душа, переселенная из Лемурии, и всякая эзотерика. Словом, обычная девичья восторженность, из которой следовало лишь одно: любовь была, но не обычная, а вроде любви к богу. Бросаются ли от такой любви с балкона? Вряд ли. Скорее пребывают в состоянии светлого и радостного умиления.

Сначала Добродеев читал все подряд, с выражением, чувствуя себя актером на сцене. Потом перешел на скороговорку и стал пропускать целые куски, лишь пробежав их глазами. До ожидаемой сути добрались лишь в конце.

Короче: да, был парень, встречались. Это продолжалось, судя по датам, около трех недель. Познакомились на сайте знакомств. Сначала переписывались, потом встретились. Зовут Влад, артист, красивый, умный, ник – Вагант. Он был жизнерадостным, веселым и непохожим на придурков вокруг, интересовался йогой, много знал, писал стихи, занимался греблей на каноэ, у них все серьезно, они встречаются каждый день, все время звонят друг дружке, она была на спектакле в Молодежном, он был Ромео, она плакала, это было замечательно…

Последняя запись за пару месяцев до смерти.

– Почему она перестала писать? – спросил Добродеев. – Они расстались?

– Необязательно. Она уволилась из центра и забыла дневник, потому записей больше нет.

– Похоже, была любовь. Венката сказал, она была разочарована, значит, он ее бросил, этот Влад… Бедная девочка! Сколько ей было?

– Двадцать два. После ее гибели мать запила; брат через год бросил их и уехал. Марина говорит, что именно он воспитывал девочек и был им ближе, чем мать. У матери случился инсульт и паралич, Диана ухаживает за ней. Смерть матери, и наша Диана остается одна.

– Брат приезжает?

– Нет. Не совсем понятно… мать, любимая сестра, родные могилы. Марина думает, из-за денег – дорого и далеко. Он даже на похороны не приехал. Другая жизнь, новая семья. Он просто отрезал прошлое.

– Венката уверен, что она не могла покончить с собой. Значит, убийство? – сказал Добродеев.

– Не факт, Леша. Нелепая случайность… не знаю. Нам трудно принять самоубийство близких. А этот Вагант… С какого перепугу ему убивать ее? Брошенных женщин не убивают, а твой Венката намекнул, что парень ее разочаровал, понимай, бросил. Насчет того, что не могла покончить с собой… трудно сказать. Молодые не ценят жизнь, они максималисты, может, действовала под впечатлением минуты, рассталась с ним, переживала и… Нам трудно представить, что произошло, мы ее не знали. И что бы мы с тобой ни придумали, это… растекание мысию по древу без особого смысла.

– Кем?

– Мысию! То есть белкою. Так в оригинале летописи. А потом переделали на созвучное и более понятное «мыслию».

– Не слышал. И что нам дал ее дневник?

– Кое-что. Кроме того, он подкинул мне нехилую идейку…

– В смысле?

– Лео, что такое «вагант»?

– Какой-то странствующий музыкант.

– Верно. Средневековый странствующий музыкант и сочинитель. – Монах смотрел на Добродеева загадочно. – А «бард»?

– То же самое. Почти. И что? Думаешь, совпадение? Я верю в совпадения, – сказал Добродеев.

– В принципе, я тоже. Но! Я их также расцениваю как знак.

– Знак?

– Знак. Предупреждение – осторожно, мины! – Монах поднял указательный палец. – Обрати внимание. Проверь еще раз. Тонкий лед, можно провалиться. Бди.

– Интересная теория. То есть может быть, а может не быть. Понятно. Значит, Ия встречалась с Вагантом и погибла. Диана встречалась с Бардом, и он погиб. Тонкий лед, очень образно. Какая связь, Христофорыч?

Монах пожал плечами.

– Ты обещал поговорить с соседями Леонида.

– Я виделся с его соседкой сегодня утром. Анна Савельевна Топорова, очень приятная дама, вдова, обожает готовить. Мужа нет, а она продолжает готовить. Встретила как родного, угостила пирожками. Регулярно читает «Вечернюю лошадь», даже звонила два раза в редакцию, благодарила за прекрасную статью, а тут я живьем. Дружит с хозяйкой квартиры, Галиной Андреевной Крутовой.

– Что она сказала?

– Помимо охов, ахов, предчувствий, дурных снов до и после, страхов, шорохов и стонов по ночам, она рассказала, что у Леонида в ту ночь кто-то был, вроде мужчина. А он сам лежал на кровати, привязанный за руки шарфом к спинке кровати, в чем мать родила. Что делают, что делают, ироды… в наше время такого не было. Последнее шепотом. Ей Галя рассказала. И красный свет…

– Откуда она знает, что мужчина? Она его видела?

– Она слышала мужские голоса. Когда Леонид открыл дверь, вроде как что-то громко сказал или воскликнул… ну вроде как встречаются старые друзья.

– А потом?

– Все было тихо-мирно, тишина, а около трех утра что-то вроде упало и хлопнула дверь. Она локти себе кусает, что не выглянула в глазок или из окна. Поленилась вставать. Кабы знать, говорит, что смертоубийство! И чуть не плачет, что так лопухнулась. Говорит, они с Галей все обсудили, вывернули наизнанку соседей на предмет кто что видел, что за мужик бывал у Леонида, кроме одного бандюка, хотя Галя говорит, что не бандюк, а наоборот, очень положительный товарищ – Боря Крючков, а то, что его обвинили, что обокрал хозяина, так это чистый поклеп. Галя еще сказала, что Боря ни сном ни духом про Ленькиного мужика и вообще говорит, что брехня, потому что Леня был не такой и нечего дурными языками наводить тень на честного человека. Очень расстроился.

– Все?

– Как на духу.

– Телефончик хозяйки взял?

– Взял. Что дальше, Христофорыч?

– Поговорить с ней надо бы. А сейчас предлагаю подбить бабки. Что мы имеем на данный момент? Весь списочек, Лео.

– Мы имеем на данный момент девушку Диану, ее убитого бойфренда, брачного афериста Леонида, ник Бард, в квартире которого до трех утра находился предположительно мужчина, а перед тем, как он ушел и хлопнула дверь, что-то упало и разбилось. Допускаю, что это была фарфоровая лошадка. Затем, у нас есть ее сестра, предположительно погибшая от несчастной любви к мужчине с ником Вагант, актера по имени Влад, умника и красавца, который ее бросил. Не вижу, каким боком это связано. Если, конечно, ты не думаешь, что Влад и Леонид один и тот же персонаж.

– Я тоже не вижу, но нутром чувствую, что связано. Может и один. Между прочим, у Дианы был парень, уже после смерти матери, то есть около года назад. Кончилось все ничем, они расстались. Подробностей Марина не знает, помнит, что звали его Никита, был он историком и ездил на машине с большими фарами. – Он помолчал, раздумывая. Потом сказал: – Кроме того, она чего-то боится… Лео, а если мы нагрянем к Диане без приглашения? По-дружески свалимся на голову с цветами, с тортом, с шампанским. Как тебе идейка? Хочется взглянуть на антураж «шелковой» художницы. Дома человек раскрывается, заметил?

– Ходит в трусах, в несвежей футболке и чешет бороду.

– Если ты обо мне, то не надо инсинуаций, я в свежей рубашке.

Добродеев хмыкнул.

– Я вообще. Марину позовем?

– Нет, Лео, нам нужно лишить девушку моральной поддержки и заставить ее раскрыться. Надеюсь, она не ходит дома в трусах и несвежей футболке…