Текст книги "Ибо сильна, как смерть, любовь… (сборник)"

– Он подал мне знак, – вся дрожа, сказала она, как только я закрыл дверь. – Ты видел рюмку с водкой возле его портрета? Так вот. Я не могла уснуть, все лежала, вспоминала его, жалко так было, он был такой хороший, – она всхлипнула, но потом снова зашептала. – Ну, вот, я лежала, думала о нем, и вдруг из гостиной раздался такой звук, как будто кто-то ложечкой ударил по этой рюмке. Это было так громко, и так отчетливо, что я удивляюсь, как родители не услышали. А у тебя что было?

– А меня он позвал, – теперь уже с уверенностью, что так и было, сказал я.

– Ты что? – изумилась она, – по-настоящему позвал? По имени?

Я гордо кивнул.

– Конечно, – завистливо сказала она. – Ты же экстрасенс. С тобой могут говорить мертвые.

– Но ведь тебе же он тоже подал знак, – возразил я. – Звякнул рюмкой.

– Знаешь, – задумчиво сказала она. – Он ведь все-таки мой дедушка, поэтому, я думаю, он сначала пытался со мной поговорить. Наверное, звал, звал меня, но я же не могу слышать его. Он и рюмкой звякнул, чтобы привлечь мое внимание, а я как глухая. Пришлось ему позвать тебя. Интересно, если ты будешь тренироваться, ты сможешь запросто со всеми мертвецами подряд разговаривать? – шепотом прибавила она, замирая от ужаса.

Мне тоже стало страшно.

– Слушай, Майка, – попросил я ее. – Не рассказывай никому об этом, а то все будут от меня шарахаться. Или, наоборот, будут бегать за мной, а ведь это все, может быть, всего лишь совпадения, или у нас просто фантазия разыгралась. В общем, это все не точно, и лучше, чтобы никто об этом не знал, даже родители.

– Ну, конечно, – фыркнула она. – Ты меня что, за дурочку считаешь? Они же нас по психиатрам затаскают.

И мы действительно долгое время никому не рассказывали об этом нашем эксперименте. Только уже в десятом классе, я как-то проболтался своему лучшему другу Гошке, но это прозвучало тогда как-то неубедительно, и он мне не поверил.

Так вот. Проснувшись утром, я немедленно вспомнил свой сон, и тут же позвонил Марье Васильевне и сказал ей, что сейчас приеду, так как у меня появилась кое-какая идея. Я решил ничего не говорить ей по телефону, уж очень бы мой рассказ показался ей странным. Лучше было бы провести эксперимент на месте, поэтому я сел в машину и тотчас поехал к ней. Она ждала меня с нетерпением, но встретила с явным недоверием. Еще бы, какая у меня могла вдруг появиться идея, если мы с ней уже все обыскали.

– Марья Васильевна, – тут же приступил я к делу, едва закрыв за собой дверь. – Скажите, у вашего мужа было старое пальто? Ну какое-то старое пальто, которое он очень любил?

– Да, – бледнее прошептала она. – У него было ратиновое пальто, старое, истрепанное. Я уже сколько раз хотела его выбросить, да он не давал. Говорил, это его первое дорогое пальто, он его двадцать лет проносил, – всхлипнула она, и вдруг широко открыла глаза. – А откуда ты вдруг узнал про это пальто, Эдик? Я его как раз вчера вечером выбросила. Все вещи Виктора раздала, а пальто даже постеснялась предложить кому-нибудь, уж очень оно старое.

– Куда же вы его выбросили? – расстроился я. – Нужно его немедленно найти.

– Ты думаешь, документы там? – испугалась она. – Нет, этого не может быть, я все карманы перед тем обшарила. Ничего там не было.

– Где оно? – с досадой спросил я. – Нужно его немедленно найти.

– Ох, я сейчас сбегаю, – заторопилась она. – Ох ты, господи, я его возле сараев положила, хоть бы не забрал никто.

Она побежала во двор, и я, не выдержав, побежал за ней.

На наше счастье пальто никто не взял, видно, очень уж оно было старое. Оно лежало, свернутое, на каком-то ящике возле сарая и как будто бы поджидало нас. Мы забрали его в дом, развернули и быстро обшмонали все карманы. Они действительно оказались пустыми.

– Вот видишь, Эдик, ничего нет, – вздохнула Марья Васильевна, – я же тебе говорила.

Но меня не так-то просто было сбить с намеченного пути. Я твердо знал, что в пальто что-то есть. Не стал бы покойник тратить так много из оставшейся у него энергии, на то, чтобы связаться со мной, если бы не хотел передать важную информацию. Что-то в этом пальто должно быть. Я стал тщательно исследовать подкладку и, наконец, в одном месте нащупал вздувшийся бугор. Мы быстренько разрезали там ножницами, и я с торжеством вытащил пакетик, в котором были свернутые в трубочку и стянутые резинкой бумаги.

Всплеснув руками, Марья Васильевна вытащила их. Это действительно оказались документы на квартиру и еще тоненькая пачка долларов.

– Господи. Эдик, как же ты догадался, что он спрятал их сюда? И откуда ты вообще узнал о пальто? Он же уже давно не носил его, – моя хозяйка не могла прийти в себя от удивления.

Конечно, я мог бы рассказать ей о своем сне, но предпочел не делать этого. Что-то внутри меня подсказывало мне, что я не должен разглашать свою тайну.

– Ну, так ведь я же сыщик, – смеясь сказал я вместо этого. – Я просто представил себя на месте Виктора Ивановича и подумал, куда бы я спрятал важные документы. Пожилые люди обычно любят прятать все в старых вещах, чаще всего в пальто или пиджаке. Вот я и спросил у вас, не было ли у него пальто. Вы подтвердили, ну а дальше все оказалось очень просто.

Честно говоря, объяснение получилось очень слабое. На мгновенье мне даже стало стыдно перед Марьей Васильевной за то, что я несу такую чепуху. Но бедная женщина даже на минуту не усомнилась в моих словах, и тут же стала бурно восхищаться моими профессиональными способностями.

– Вот что значит специалист, – наивно повторяла она. – Мне бы и в голову не пришло такое подумать, а оказывается вот как надо. Ну, я теперь всем расскажу, какой ты хороший сыщик. Если теперь кому что будет надо найти, все будут идти к тебе, я тебе обещаю. Ну, а это плата от меня за помощь.

Она отделила от пачки триста долларов и торжественно положила их передо мной.

– Вот, спасибо тебе большое.

Мне стало неловко. Деньги, в общем-то брать было не за что. Я начал отказываться, но она и слышать не хотела.

– Бери, бери. Если бы не ты, то я бы этих долларов и вообще не увидела бы. Да и документы на квартиру пришлось бы восстанавливать, а, может быть, и вообще еще раз выкупать. Бери, не обижай меня.

Мы еще немного с ней поспорили, но, в конце концов, деньги пришлось взять, и таким образом доход моего сыскного агентства вырос на триста долларов. Плюс мне еще пообещали самую лучшую рекламу – сарафанное радио. Возможно, подружкам Марьи Васильевны сыщики и без надобности, но у них есть дети, внуки, племянники. А люди больше доверяют словам знакомых, чем официальной рекламе.

Мои мысли прервал звонок телефона. Ну, вот, уже и клиенты звонят. Я откашлялся на всякий случай, взял трубку и произнес как можно официальнее «Да, я вас слушаю».

Ответом мне было полное молчание. Видно рано я обрадовался, что избавился от этой девчонки.

– Алина, – грозно сказал в трубку. – Прекрати молчать. Если уж позвонила, говори.

Но трубка молчала, и я вдруг понял, что это не Алина. Это было настолько глубокое безмолвие, что мне показалось, что в нем вообще не было ничего человеческого. И через минуту я понял почему. Когда человек молчит, в трубке слышно хотя бы его дыхание. А здесь никто вообще не дышал. Мое воображение разыгралось, и я даже почувствовал, что из трубки на меня повеяло ледяным холодом, и мне стало страшно.

Я быстро опустил трубку на телефон и решил уйти из офиса. Там на улице белый день, полно народу, а я сижу один в пустой комнате и трясусь от страха. Я решительно двинулся к двери. Но не успел сделать и несколько шагов, как телефон снова зазвонил. Я остановился в нерешительности, не зная, отвечать или нет. Может быть тому на другом конце надоест звонить, он сам положит трубку, и я с чистой совестью смогу уйти. Но телефон все звонил и звонил, как будто бы этот кто-то знал, что я не ушел, а стою недалеко от телефона. В конце концов, я все-таки с опаской взял трубку и осторожно произнес «алло». На этот раз мне ответили. Хорошо знакомый голос назвал меня по имени и поинтересовался, чего я так долго не отвечал.

– Гошка, – радостно закричал я. – Это я-то долго не отвечал? Ты лучше скажи, куда ты пропал. Не звонишь, не отвечаешь на звонки, не приезжаешь. Меня все ребята спрашивают, где ты, а я, стыдно сказать, и сам ничего не знаю. А ведь столько лет дружили.

Да, уж мы с Гошкой дружили с первого сентября первого класса. Как он подошел и стал рядом со мной на линейке, так мы с ним и были не разлей вода до самого конца школы. Еще бы, с Гошкой дружить было и интересно и почетно. Меня и самого бог внешностью не обидел, но Гошка считался первым красавцем в нашей школе. И еще у него был черный пояс по карате. И еще он был круглым отличником и первым претендентом на золотую медаль, которую, конечно же, и получил. И еще он был начитанным, эрудированным, очень остроумным и самым веселым мальчиком, и все девочки в нашей школе были в него влюблены. Учителя же прочили ему самые блестящие карьеры и, по их мнению, он должен был поступить не меньше, чем в институт международных отношений.

Но Гошка был реалистом и решил пойти по надежным стопам отца. Его отец был заведующим челюстно-лицевым отделением в нашей областной больнице, и Гошка после школы поехал и поступил в Симферопольский медицинский институт. После первого курса он приехал на каникулы, и мы с ним пошли в школу проведать нашу классную руководительницу.

– Ну как ты там, Гоша, надеюсь, еще жениться не собираешься? – в шутку спросила она его.

– Да зачем мне жениться, Галина Семеновна, – засмеялся он. – Я оттуда уезжаю, меня обнимают. Сюда приезжаю, меня здесь опять обнимают. Мне жениться ни к чему, мне и так хорошо.

Тогда я не знал, что видел его в последний раз. После второго курса он не приехал. Я зашел к его родителям спросить, где он, и они ответили, что он на практике в какой-то крымской больнице и останется там на все лето. Держались они при этом как-то странно, говорили со мной неохотно, и это было совсем не похоже на них. Вообще-то они всегда были очень веселые и приветливые люди. Я, можно сказать, вырос у них в доме, как и Гошка в моем, и они всегда очень хорошо ко мне относились, а тут вдруг я увидел совершенно других людей. Так я и ушел тогда, ничего от них не добившись, а сам Гошка на телефонные звонки не отвечал.

Вскоре по городу поползли слухи. Его сестра как будто бы проболталась, что Гошка стал законченным наркоманом, а потом его родители вдруг очень быстро продали квартиру и уехали, как будто бы тоже в Крым к нему. Точно никто ничего не знал, но друг мой так и не появился больше у нас в городе, и что с ним случилось дальше осталось неизвестным.

И вот вдруг теперь я услышал в трубке его голос. Правда, слышимость было плохая, но я сразу узнал его. Еще бы, после стольких-то лет дружбы.

– Гошка, откуда ты звонишь? И вообще, где ты, что делаешь, почему столько лет не давал о себе знать? – тут же засыпал я его вопросами.

– Я тебе все расскажу, только позже. Я тебя очень плохо слышу, – донесся издалека его голос. – У нас здесь проблемы со связью, но к вечеру должны наладить. Дай мне номер твоего домашнего телефона или мобильного, и я тебе перезвоню.

Конечно, я дал ему номер своего мобильного, и он отключился. Тут я спохватился, что на радостях забыл спросить его номер. А вдруг он больше не позвонит и снова исчезнет на много лет? Я быстро нажал кнопку на телефоне, чтобы проверить, с какого номера звонили, но к моему разочарованию, у него оказался телефон со скрытым номером. Что ж, мне ничего не оставалось, как дожидаться вечера и надеяться, что он все-таки позвонит.

Чтобы скоротать время, я пошел поужинать в кафе, потом позвонил родителям и обрадовал их новостью, что Гошка жив и здоров. Дома я сначала пытался читать очередной учебник по криминалистике, потом бросил его, так как в голову все равно ничего не лезло. Подумав, я решил, что лучше почитаю детектив или посмотрю телевизор, но и это не помогло. Правду говорят, что хуже всего ждать и догонять. Пока Гошка, наконец, позвонил, я уже совсем извелся от нетерпения. А он соизволил объявиться только в двенадцатом часу ночи. Зато разговор наш с ним был очень содержательным.

Объявив, что расскажет мне все подробности о своей жизни при встрече, Гошка сообщил, что звонит мне, чтобы пригласить приехать к нему. Причем, приглашает он меня не только как друга, но и как специалиста, то есть, как частного сыщика.

Услышав это, я чуть со стула не упал от удивления.

– Слышь, что слух обо мне уже прошел по всей Руси великой, в смысле по всей Украине? Откуда ты знаешь, что я стал частным сыщиком?

– Да встретил тут случайно одного парня из нашей школы, он мне и сказал, – как-то уклончиво объяснил он, – дело в том, что у нас тут проблемы, я тебе все сейчас объясню по порядку. Я работаю в Крыму, в психиатрической клинике. У нас последнее время стали пропадать лекарства, психотропные медикаменты, наркотические. Наша клиника частная, предназначена для очень богатых людей, поэтому милицию сюда приглашать нежелательно. Мы давно уже подумывали о частном сыщике, а тут я очень кстати услышал о тебе, ну, мы и решились.

– Ничего себе, – невольно обиделся я, – так значит, если бы не это дело, ты бы никогда мне и не позвонил? Хороший друг, нечего сказать. Знаешь, я от тебя такого не ожидал.

– Послушай, – помолчав, отозвался он. – Ты можешь мне поверить, что если бы я мог позвонить тебе раньше, я бы позвонил? Я тебе все расскажу, когда ты приедешь, сам тогда все поймешь.

Черт, спохватился я, он же был наркоманом, наверное, лечился все это время, от этого ведь не так просто вылечиться, а я пристал к нему. Только непонятно, когда же он тогда успел закончить институт и стать врачом. Работает ведь в клинике. Хотя, конечно, для этого совсем необязательно быть именно врачом. Можно работать ведь и санитаром. Ладно, узнаю потом, решил я и быстро спросил, для того чтобы сменить тему.

– А ты уверен, что вам стоит приглашать именно меня? Если честно, то у меня и опыта почти никакого нет. Может стоит поискать кого-нибудь получше?

– Нет, – как всегда уверено и безаппеляционно заявил мой друг. – Нам нужен именно ты. Кто крадет лекарства, мы и сами приблизительно догадываемся, нам нужно только, чтобы ты его выследил и сфотографировал, чтобы у нас были доказательства. А пригласили именно тебя, потому что я за тебя поручился, что ты никому ничего не разболтаешь. Кстати, мне еще поручили тебе сказать, что ставки мы знаем и тебе выплатят пятнадцать тысяч евро.

– Ничего себе, – вырвалось у меня, – это ставки большого столичного агентства. А я таких денег вообще еще не видел.

– Ерунда, – преспокойно возразил мой друг. – Я же тебе говорил, что у нас клиника для богатых людей, и деньги у нас есть, так что бери спокойно. К тому же тебе ведь предстоит приехать сюда, так что плата должна включать и командировочные и дорогу.

– Ну, хорошо, – согласился я, – а куда, собственно говоря, нужно ехать?

– В Старый Крым, слышал о таком городе? Хотя это неважно, я сейчас тебе расскажу, как добираться. Ты на поезде приедешь или на машине?

– Я думаю, на поезде. У вас там в Крыму теперь драконовские законы против автолюбителей, и дороги тоже не самые безопасные. Я не такой уж опытный шофер, чтоб на серпантинах ездить.

– Ну, тогда слушай. Доедешь, как обычно, поездом через Джанкой, в Симферополь, а там возьмешь такси к Старому Крыму. Это тебе обойдется в двести гривен. Попутчиков не бери, тебе экономить незачем, все будет оплачено, а попутчики только помешают, так как тебе не в сам город, а рядом. Доедете до поселка Грушевка, это в восьми километрах от города, и повернете от него налево. А там еще несколько километров до развилки и прямо на развилке и выйдешь. Ты увидишь там сквозь деревья будет просвечиваться большой белый дом. Это и есть наша клиника. Она находится в стариной графской усадьбе. За годы после революции здание обветшало, превратилось в развалины, но мы отстроили, модернизировали, и преспокойно живем здесь вдали от шума и пыли. Кстати, ты по дороге никого о нашей клинике не расспрашивай. Во-первых, о ней мало, кто знает, многие думают, что там все еще развалины. А все, кто знают, думают, что здесь просто санаторий. Видишь ли, мы здесь существуем на полузаконных основаниях. У нас есть разрешение на клинику, но не на психиатрическую. Поэтому мы себя не рекламируем. Знаешь, вдруг публика в поселке начнет возмущаться, не каждый ведь захочет жить рядом с сумасшедшим домом, – захихикал он. – Это между прочим еще одна причина, почему я обратился к тебе. Усек?

– Усек, конечно, что же тут мудреного. А когда, вы хотите, чтобы я приехал?

– Да как можно скорее. Завтра сможешь выехать?

– Если достану билеты.

– Достанешь. На улице январь, а не июль. Ну, все, мы ждем тебе.

Он повесил трубку, и я снова не успел спросить у него номер телефона. Как же ехать? Хотя, он вроде бы очень понятно объяснил, как туда добраться. В крайнем случае, все-таки спрошу еще у кого-нибудь, не упоминая, конечно, что это сумасшедший дом. Если уж совсем ничего не найду, вернусь домой. Но не ехать нельзя, они ведь ждут, и я пообещал. Да и Гошку хотелось увидеть, поговорить с ним после стольких лет. И в конце концов, пятнадцать тысяч евро тоже не каждый день мне предлагают. В общем надо собираться.

Я открыл шкаф, посмотрел на свои вещи и задумался. Что же брать с собой? Я ведь даже не знаю, на сколько дней я туда еду. И в чем, кстати, я там должен ходить и за кого себя выдавать. Нельзя же объявить, что приехал сыщик. Вор сразу ведь насторожится. Черт, мы даже не обсудили с Гошкой мою легенду. Ладно, все выяснится там на месте.

Вдруг до меня дошло, что я даже не спросил, как его найти там в клинике. Я ведь понятия не имею, кем он там работает. А если это очень большая больница, и не все друг друга знают? Хотя опять-таки, какой из меня к черту сыщик, если я не найду Гошку в учреждении, где он работает.

Я отбросил все сомнения и стал собираться в дорогу. Потом позвонил на вокзал и узнал, когда есть поезд. Удобнее всего было выехать сегодня ночью, чтобы приехать в Симферополь утром. Я заказал себе по телефону билет и такси. Билет, конечно, в СВ. Разве пристало человеку, зарабатывающему по пятнадцать тысяч евро за одно расследование, ездить в каких-то других вагонах? Конечно же, нет. Я подхватил свою сумку и вышел из дому встречать заказанную мною машину.

* * *

В поезде я прекрасно выспался, а на вокзале в Симферополе найти машину не составило никакого труда. В общем, день складывался удачно. Вот только шофер, по моему мнению, ехал слишком быстро. Дороги здесь, надо сказать, были совсем не подарок. Чего стоили только одни зеркала на каждом повороте, в которые нужно было смотреть, чтобы не столкнуться с едущей навстречу машиной. Пару раз я хотел сказать шоферу, чтобы он не гнал не такой скорости, но постеснялся. В конце концов, он здесь бомбит каждый день, по-видимому, всегда так ездит и до сих пор живой. Будем надеяться, что и сейчас ему удастся доехать благополучно. Короче, я решил не думать о езде, а стал смотреть в окно, чтобы отвлечься. С одной стороны дороги поднимались склоны гор, на которых росли огромные сосны, низкие дубы и какие-то кустарники. В другую сторону, где была пропасть, я старался не смотреть.

Наконец мы добрались до того самого поселка Грушевка, от которого мне нужно было свернуть налево. Шофер немного удивился, когда я попросил его это сделать, но ничего не сказал. Когда же доехали до развилки, и я попросил его остановиться и выпустить меня, он не выдержал.

– Слышь, парень, мое дело, конечно, сторона, но ты ничего не напутал? – удивлено спросил он. – Здесь вообще ничего нет, разве только ты дальше к городу решил пойти пешком.

– Как же нет? – возразил я. – Вон между деревьями стоит белое здание. Мне туда.

– Какое же это здание? – еще больше удивился он. – Это же одни развалины. Там уже давно никто не живет.

Тут я вспомнил Гошкино предупреждение о том, что далеко не все знают об их клинике и его просьбу не рассказывать о ней. Понятно, шофер был не в курсе дела. Вот только разве он сам не видит, что здание уже давно отремонтировано и на развалины совсем не похоже. По-видимому, здесь действует стереотип мышления. Раз он знает, что там развалины, значит, ничего другого там быть не может.

Я решил не вступать с ним дискуссию, а просто соврал, что возле этого здания меня ждут друзья с машиной. Они поставили там палатки и живут уже несколько дней. К тому времени он уже тоже, видно, решил, что свой долг выполнил, предупредив меня, поэтому просто молча взял деньги и уехал, а я пошел к дому.

То, что клиника располагалась в стариной усадьбе, было видно сразу. Во всяком случае, такие богатые помещичьи дома с колоннами и мраморными ступеньками я видел в фильмах из дореволюционной жизни. Мне показалось странным, что дом не был окружен забором. Как же они выпускают своих психов гулять? Или у них тут сидят такие, которых вообще из комнат, оббитых войлоком выпускать нельзя? На минуту мне стало не по себе, но потом я решил, что, наверное, место для прогулок находится где-нибудь за домом, и решительно направился к двери, у которой как и полагается стоял охранник.

– Э… Я приехал по приглашению моего друга Георгия Владимировича Сергиенко, – начал я говорить, чувствуя себя очень глупо, так как не знал, какую должность занимает Гошка, и не имел понятия, кем я должен представить себя. Но к моему удивлению, охранник тут же перебил меня, сообщив, что знает о моем приезде и мне даже показалось, что он почему-то обрадовался, увидев меня. Наверное, их уже здорово достал этот ворюга, хотя непонятно, почему бы охраннику так из-за этого переживать.

– Пойдемте, я провожу вас, – вежливо сказал он мне и я вошел в здание вслед за ним.

За совсем небольшим холлом начинался длинный коридор со множеством выходящих в него дверей. Охранник отправился в его дальний конец доложить обо мне начальству, а я остался ждать, и стал осматриваться. Нигде не было видно ни одного человека. По стенам коридора стояли красиво вырезанные деревянные диванчики, на которых никто не сидел. В дальнем конце коридора у окна стояла инвалидная коляска. Из-за закрытых дверей не доносилось ни единого звука.

Удивительно пустынное место невольно подумал я. Интересно, куда все подевались. А может быть, в сумасшедших домах всегда так. Охранник все не возвращался, и я подошел поближе к стене посмотреть на висевшие там картины. Более странных картин я не видел в жизни. На первой из них было изображено поле. В траве виднелись множество цветов. Все они были черного цвета.

На другой картине было море ярко зеленого цвета с огромными волнами, идущими одна за другой. Больше ничего на картине не было.

На третьей картине было нарисовано большое окно. Изнутри к нему прижимались черные руки. Огромное количество черных рук. Почти все окно было изнутри покрыто этими руками, а многие еще тянулись издалека и не могли дотянуться.

На следующей картине был город, у подножия огромных гор. Все здания в городе были красного цвета. С неба прямо на крыши домов падала молния.

Больше я ничего не успел посмотреть, так как сзади послышался тихий скрип. Я повернулся и увидел, что пустая коляска сдвинулась с места и катится прямо на меня. Она приближалась медленно, жалобно поскрипывая, а я стоял и как завороженный и смотрел на нее, не понимая, как она катится, потому что пол в коридоре был абсолютно ровный и совершенно не шел под уклон. Когда она оказалась совсем близко от меня, я отступил на шаг, давая ей проехать. Но в последний момент ее колеса вдруг резко повернулись, и она уткнулась мне в колени, совсем как большая собака.

Я не успел прийти в себя от удивления, как услышал рядом с собой мужской голос.

– Извините, что заставил вас ждать. Позвольте представиться, я заведующий этой больницей Николай Павлович Бабийчук. А вы, как я понимаю, Эдуард Викторович Шапиро.

Я повернул голову. Возле меня стоял высокий седой старик в белом халате. Он напряжено всматривался мне в лицо, как будто пытался оценить, на что я способен.

– Странные у вас картины на стенах, – вдруг вырвалось у меня. Когда я смущаюсь, то чтобы не молчать говорю первое, что пришло в голову. Вот и сейчас я сказал то, о чем думал за несколько минут до этого.

– Это картины наших пациентов, – сухо ответил он. – Мы пытаемся дать им возможность выразить себя. Мы считаем, что это благотворно влияет на их душевное состояние. А то, что на картинах такие странные цвета, то что ж вы хотите. Их писали душевнобольные люди, это видите ли дом скорби.

В его словах прозвучала странная горечь, и я решил сменить тему.

– Э… мой друг Георгий Владимирович Сергиенко, – начал я, но он меня перебил.

– Да, я знаю, он рекомендовал вас как хорошего специалиста в своей области, и мы решили, что вы именно тот, кто сможет нам помочь.

– Послушайте, – заволновался я, – он, может быть, вам не сказал, что я только недавно начал заниматься сыском, и я действительно очень польщен, но совсем не уверен, что уже сейчас могу считать себя хорошим специалистом. У меня, конечно, хорошее образование и прекрасная теоретическая подготовка, но опыта маловато, это я вам сразу могу сказать.

– Неважно, – снова прервал он меня. – От опыта почти ничего не зависит. У вас либо есть этот дар, либо его нет. Но я уже сейчас вижу, что у вас он есть.

Интересно, как он это видит, подумал я, но спорить не стал. У этого врача определенно были какие-то странности, но, наверное, это закономерно для человека, который постоянно общается с сумасшедшими. Так учителя младших классов, которым приходится подстраиваться под уровень своих учеников, постепенно деградируют и действительно начинают все воспринимать как дети. Это я заметил по нашей соседке, заслуженной учительнице начальных классов.

Он пригласил меня пройти с ним, и мы пошли по коридору, который неожиданно закончился лифтом, что меня очень удивило. Здание ведь было всего лишь трехэтажное. Правда, я тут же вспомнил, что это больница и перестал удивляться, но не надолго, потому что лифт, когда мы вошли в него, двинулся вниз, а не вверх. Я повернулся к директору, чтобы спросить его, куда мы направляемся, как вдруг лифт резко остановился. Раздался звук скрежещущего металла, лифт со страшной силой бросило в сторону, меня швырнуло на стенку, я сильно ударился головой и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на полу искореженного лифта. Свет горел, но очень тускло. К счастью, дверь лифта не заклинило. Вся изогнутая, она была полуоткрыта, и я выбрался наружу. Голова болела от удара, но руки и ноги были целы. Я оглянулся в поисках директора, который сопровождал меня, но его нигде не было. Очевидно, он просто сбежал, бросив меня на произвол судьбы, и предоставив мне выбираться самому. Но не успел я по-настоящему запаниковать, как услышал звонок своего мобильника. Я вытащил его из кармана и поднес к уху.

– Эдуард Викторович, – раздался в трубке бесстрастный голос охранника, – У вас все в порядке?

– Да, если не считать того, что я понятия не имею, где я нахожусь, и как отсюда выбраться. А ваш директор попросту бросил меня здесь, – я постарался вложить в свой голос как можно больше сарказма. – А что вообще случилось?

– Небольшое землетрясение, у нас здесь часто это бывает. Кстати, наш директор, пожилой человек и не смог бы тащить вас, пока вы были без сознания, – все также бесстрастно ответил мне охранник. – Но вас никто не бросил. Оттуда есть выход, и я сейчас проведу вас. Идите сейчас по коридору направо. Там, где он упирается в стену, увидите проход вовнутрь. Зайдите туда, это комната медсестры. Из нее ведет дверь дальше. Пройдете следующее помещение, и увидите в коридоре дверь наружу.

Он отключился, прежде, чем я успел спросить его, почему бы ему не спуститься ко мне и не помочь выбраться отсюда. В конце концов, я ведь мог быть и ранен. А если я все-таки заблужусь, он мне даже не сказал, как ему позвонить. Хотя в моем мобильном должен был сохраниться его номер.

Я нажал кнопку входящих разговоров, и ничего не понимая уставился на дисплей. На нем ничего не было. Вернее, там были номера тех, с кем я говорил вчера и до этого. А сегодня я, получалось, ни с кем и не говорил. Наверное, с моим мобильным что-то случилось от удара, решил я. Счастье еще, что он вообще работает, потому что спуститься сюда за мной, им видно, и в голову не приходит. Ладно, сейчас самое главное, поскорее выбраться отсюда, а потом я уже им выскажу все, что я о них думаю. И Гоше, моему дорогому другу, кстати, тоже.

Я огляделся по сторонам. Коридор уходил по кругу направо и налево. Помня инструкцию охранника, я пошел направо. Коридор огибал какие-то помещения в центре круга, так как время от времени в стене встречались закрытые двери. Наконец, я подошел к тому месту, где коридор заканчивался глухой стеной. Рядом действительно был проход в центр круга. Он представлял собой длинный узкий коридорчик, с закрытой дверью в конце. Я прошел его и дернул дверь. Она легко открылась, и я оказался в совершенно круглой комнате. Посредине стоял стол и рядом кресло. На столе в вазе стояли совершенно увядшие цветы, издававшие неприятный запах гнили. Кругом было полно пыли. Похоже, что на этом посту уже давно не было никаких медсестер, хотя вокруг комнаты по стенам шли полки примерно до половины человеческого роста, забитые папками с бумагами, как в любой больничной регистратуре. Выше же полок, на одинаковом расстоянии были небольшие окна. Они выходили, естественно, не на улицу, а в те помещения, двери из которых я видел коридоре. Очевидно, это были палаты, и в эти окна медсестра наблюдала за больными. Интересно, может они и пациентов своих бросили на произвол судьбы, или здесь уже давно никого нет. Я подошел к одному из окон и заглянул внутрь. Комната была пуста, без всякой мебели, только в одном из углов на полу валялся матрас. На нем что-то лежало, прикрытое одеялом. Рядом с матрацем стояло блюдце, а в нем горела свеча.

Не успел я удивиться, откуда здесь взялась горящая свеча, как одеяло резко откинулось, и с матраса что-то поднялось и встало во весь рост. Это что-то не могло быть человеком, так как поднимающийся человек сначала бы сел на кровати, а потом бы уже встал. Это же существо мгновенно встало прямо как кукла-неваляшка, как будто его что-то выдернуло вверх. Тем не менее, я к своему ужасу, увидел, что это девочка лет одиннадцати-двеннадцати. Ее лицо было разбито, все в крови и синяках, глаза закрыты, а шея полностью свернута. Я вдруг понял, что передо мною труп. Она стала рывками приближаться к окну. Она двигалась так, как будто какая-то неведомая сила тащила ее за волосы. Ее ноги при этом волочились по полу. Я хотел было убежать оттуда, но от страха оцепенел и только с ужасом смотрел на нее. Когда она была уже совсем близко от окна, ее глаза вдруг раскрылись, и она заговорила. Нас разделяло очень толстое стекло, тем не менее я отчетливо слышал ее шепот.