Текст книги "Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу!"

13

Спарта не знала домашнего рабства, поэтому у спартиатов было меньше соблазна пользоваться женами рабов. Женщины в Спарте занимали гораздо более почетное положение, чем у остальных греков. Они да лучшая часть афинских гетер были в Греции женщинами, высказывания которых мужчины признавали заслуживающими упоминания. Именно на почве проституции выработались единственно яркие типы греческих женщин, но то обстоятельство, что нужно было сначала сделаться гетерой, чтобы стать подлинной женщиной, служит самым суровым осуждением афинской семьи.

Гетеризм – такой же общественный институт, как и всякий другой; на деле не только терпимый, но и широко практикуемый, особенно же используемый господствующими классами, гетеризм на словах подвергается осуждению. Но это осуждение в действительности направляется не против причастных к этому мужчин, а только против женщин; их презирают и выбрасывают из общества, чтобы таким образом снова провозгласить, как общественный закон, неограниченное господство мужчин над женским полом.

Фридрих Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства

На самом деле в квартире Пульсатиллы в тот день раздался не один звонок, а два. Первым, к ее удивлению, позвонил Кирилл. С тех пор как они расстались после вечера, проведенного у Нины, она о нем почти не вспоминала. Жизнь со своими заботами вытеснила из памяти минутную симпатию к нему. И вот совершенно неожиданно Кирилл позвонил и сказал хриплым голосом:

– Танька! Как поживаешь? На меня вдруг навалилась такая тоска! Из-за погоды или еще из-за чего, не знаю, но просто хочется удавиться!

– А ты напейся! – с ходу посоветовала Пульсатилла.

– Это не выход! Мужики вешаются преимущественно в пьяном виде, я узнавал, – Кирилл вздохнул.

– Мне тоже недавно хотелось это сделать, – вспомнила Татьяна свои переживания по поводу Викиного ночного вояжа, – однако жизнь продолжается, и я живу!

– У тебя есть ради кого жить, суетиться! – заметил Кирилл.

– Это точно! – Пульсатилла подумала о своих девчонках и ощутила смутное беспокойство: обеих не было дома. Спокойнее всего она себя чувствовала, когда дочери были при ней и мирно спали в своих кроватях.

– Слушай, Танька! Давай с тобой сходим в кино! – вдруг предложил Кирилл.

– Да ты что! Я в кино сто лет не была! Что там смотреть? – изумилась Пульсатилла.

– Какая разница? Просто сходим, и все! Как раньше люди ходили – не ради кино, а ради того, чтобы пойти куда-нибудь вместе!

Пульсатилла заколебалась. В кино ее действительно никто не приглашал уже лет десять.

– Может быть, действительно сходить? – неуверенно произнесла она.

– Договорились, – обрадовался Кирилл, и у Пульсатиллы чуть сильнее забилось сердце: ей показалось, что слова Кирилла были сказаны не просто так, от нечего делать. А ей, одинокой женщине, так хотелось быть желанной, кому-то приятной.

Она еще несколько минут повертелась перед зеркалом, раздумывая, не повязать ли ей поверх пальто новый шарфик, и тут как раз из школы пришла Катя.

– А Вика где? – спросила Пульсатилла.

– В институте, наверное.

Катя стала переодеваться, и вот тут и раздался этот самый второй звонок, после которого Пульсатилла скоропалительно собралась, уже не думая ни о каком шарфике, и ушла, объявив, что вернется не скоро. Катя поняла, что мать вызвали по какому-то очень важному делу. И в то самое время, пока они с Викой обсуждали, кто позвонил и почему мать так поспешно ушла, Пульсатилла торопилась на встречу, но не с Кириллом, а с женщиной, позвонившей ей после него. Вика была права в своих предположениях. Этой женщиной действительно оказалась мать Миши – ее приятеля.

Встреча двух матерей была назначена в небольшом кафе. Это предложила Лилия Леонидовна – так звали Мишину мать.

Пульсатилла, приближаясь к условленному месту встречи, волновалась так, как в молодости, когда бежала на свидание, на котором должна была решиться ее судьба.

Она чувствовала себя неуверенно. Чем было вызвано желание противоположной стороны с ней познакомиться? Таня считала, что Вика не вовремя продемонстрировала родителям Миши готовность к самым близким отношениям с их сыном. Пульсатилла, со своей отнюдь не старомодной, а, наоборот, самой современной точки зрения (девственность нынче опять вошла в моду и стоит дорого), считала, что девушка должна иметь, что предъявить хоть самому мужу, хоть его родителям в качестве претензий или своих достоинств. Кое-что в таком же духе однажды предъявила сама Пульсатилла родителям своего бывшего мужа после его ухода к другой женщине. Правда, кроме чисто морального удовлетворения от устроенного скандала, она ничего не получила, но потом ни о чем и не жалела. В некоторых случаях и моральное удовлетворение чего-то стоит, если к тому же больше нельзя ничего получить. Сейчас Пульсатилла мысленно ругалась на Вику, но одновременно и сочувствовала дочери, и была готова защищать ее во всем. А в том, что защищать придется, Пульсатилла почти не сомневалась. Сам скоропалительный характер встречи после произошедшей накануне вечеринки нес в себе скрытую угрозу, хотя предложение встретиться Лилия Леонидовна сформулировала настойчиво, но вполне вежливо.

– Я специально приехала в город, чтобы повидаться с вами, если вы сможете сделать это сегодня и сейчас же, – вкрадчиво сказала она Татьяне по телефону. – В другие дни я бываю крайне занята, да и из нашего подмосковного поселка выбраться мне довольно сложно…

Пульсатилле ничего не оставалось, как согласиться с ней. Чем раньше она узнает, в чем дело, тем будет лучше. Все равно спокойствия ждать уже не приходилось. Да и широко раскрытые прошлой ночью глаза дочери Пульсатилла забыть не могла.

«Будь что будет! А я свою девочку в обиду не дам!» – подумала она, добравшись до места. Небольшое кафе, где ей назначили свидание, было почти пустым, только влюбленная парочка скромно попивала кофе в углу. Лилию Леонидовну Пульсатилла вычислила сразу, хотя ей никто никогда не говорил, как она выглядит. За столиком возле окна сидела немолодая (по виду значительно старше Пульсатиллы) изящная женщина (Пульсатилла сразу же охарактеризовала ее «гранд-дама-стакан») с совершенно седыми волосами, взбитыми в высокую прическу. При этом у нее было загорелое лицо и очень светлые голубые глаза, что, очевидно, и создавало эффект выигрышной внешности, но Пульсатилле сейчас было не до того, чтобы размышлять об этом. Однако рядом с этой грациозной женщиной Пульсатилла показалась самой себе громоздкой деревенской бабой. В который раз она мысленно лягнула себя за слабовольную любовь к сладостям. Все это вызвало у нее еще более решительное желание поставить незнакомку на место.

Лилия Леонидовна поздоровалась и, сложив под подбородком руки, спокойно подождала, пока Татьяна снимет пальто и повесит его на вешалку в углу.

– Что вы хотите – чай, кофе? – спросила она, когда взъерошенная, сердитая Пульсатилла уселась за столик.

– Мне все равно. Я ничего не хочу, – ответила Таня, упершись взглядом в крепкие, загорелые руки собеседницы с аккуратно подпиленными ногтями и крупными перстнями. – Я хотела бы как можно быстрее узнать, чем, собственно, вызвана срочность нашей встречи. Я очень волнуюсь, когда дело касается моих дочерей. Их у меня две, вы, наверное, знаете…

– Волнуетесь? – слегка приподняла брови Лилия Леонидовна. – Честно говоря, я представляла вас по-другому. У меня даже появились некоторые сомнения, не ошиблась ли я…

– Что это значит? Выкладывайте все как есть! – резко заявила Пульсатилла. – Что, собственно, произошло?

К ним подошла молоденькая официантка.

– Зеленый чай, – сказала ей мать Миши и вопросительно посмотрела на Пульсатиллу. – Позвольте мне все-таки что-нибудь заказать вам?

– Тоже чай. Тоже зеленый. – Пульсатилла почувствовала, что шея у нее начинает покрываться красными пятнами. Стараясь сделать это незаметно, она расстегнула верхнюю пуговицу кофточки.

Официантка отошла. Лилия Леонидовна посмотрела на Пульсатиллу, слегка прикусив нижнюю губу, и та поняла, что невольно чем-то нарушила подготовленный план. Но в чем была проблема, она еще не осознала.

– Давно ли ваша Вика занимается этим? – Лилия Леонидовна вытянулась в струнку, как будто боялась запачкаться.

– Чем – этим? – переспросила Пульсатилла.

– Ремеслом, – пожала плечами Лилия Леонидовна. – Если хотите, промыслом.

– Каким промыслом? – совсем обалдела от непонятных вопросов Татьяна. – Промысел я знаю только один – Божий. Да и в тот не особенно верю. – Она с досадой ощутила, как красные пятна лезут ей на лицо и покрывают щеки и даже лоб. – Вика учится в институте. На филологическом факультете. Не работает. Если не идет куда-нибудь с ребятами, из института приходит домой. Иногда ходит в библиотеку. Вот все ее занятия. Если хотите знать… – Пульсатилла замялась, подбирая нужное выражение, – Миша – первый мальчик, с которым она близко знакома.

Лилия Леонидовна откинулась на спинку стула, будто хотела оказаться подальше от Пульсатиллы, чтобы как можно быстрее понять, обманывают ее или говорят искренне. Во взгляде ее читалось явное недоверие.

– Признаться, у меня сложилось другое впечатление о Вике, – произнесла она, немного помолчав.

– Ваше впечатление, возможно, для кого-нибудь и важно, – нетерпеливо перебила ее Пульсатилла, – но вряд ли кто-нибудь лучше меня знает мою дочь.

В глазах Лилии Леонидовны вспыхнул огонек.

– А известно ли вам, – так же тихо спросила она, – что Вика буквально позавчера в нашем доме при большом скоплении уважаемых людей на вопрос о том, чем она занимается, нисколько не стесняясь, во всеуслышание объявила, что она – профессиональная проститутка?

Теперь на спинку стула откинулась Пульсатилла. Сначала ей показалось, что она неправильно поняла слова собеседницы.

– Я не расслышала, – неуверенно переспросила она, – на улице очень шумно… Что объявила о себе Вика?

– Мне очень жаль, но она сказала, что уже несколько лет профессионально занимается проституцией, – повторила Лилия Леонидовна.

– Какая-то чепуха! Этого не может быть! – захлопала ресницами Пульсатилла. Уж чего-чего, а такого поворота разговора она никак не ожидала. Ей даже стало немного смешно, что кто-то может серьезно говорить подобную чушь о Вике.

– Почему вы так уверены, что этого не может быть? – в свою очередь удивилась Лилия Леонидовна. – В наше время это не такая уж редкость.

– Потому что я знаю свою девочку! Ей бы это и в голову не пришло! Она домашний ребенок!

– У меня вовсе не сложилось о ней такого впечатления, – покачала головой Лилия Леонидовна. – Родители часто думают о своих детях лучше, чем они есть. Это ни для кого не секрет.

– Да вы думаете, что говорите? – Пульсатилла пыталась не привлекать внимания посторонних, но ее шепот был похож на крик. – Вика – проститутка?! Это нонсенс! Это смешно! В это невозможно поверить! Вы на нее наговариваете!

– Уж если кто и наговаривает, то в первую очередь она сама на себя, – поджала губы Лилия Леонидовна. – Никто же не тянул ее за язык откровенничать при гостях. В институт, к вашему сведению, она уже год как не ходит! Она сама это сказала. Как она выразилась, там у нее не было никаких перспектив.

– Куда же она тогда ходит каждое утро? – обмякла на стуле Пульсатилла.

– Ну, вот вы и подумайте в таком случае, куда она ходит! – На лице Лилии Леонидовны уже не осталось и следа удивления. Ей все стало ясно: наивная мать полагала, что ее девочка – паинька, а девочка на самом деле оказалась стервой. Житейская история, ничего особенного. Теперь следовало перейти к главной цели встречи. Объяснить этой мамаше-недотепе, что у ее дочери не может быть ничего общего с мальчиком из хорошей семьи. Иначе у нее самой могут быть крупные неприятности.

Официантка принесла два фаянсовых чайничка и чашки, разлила чай. Пульсатилла сидела за столом совершенно разбитая. В груди у нее будто одновременно бурлил кипяток и застывала, превращаясь в лед, вода.

«А вдруг это правда? И Вика действительно бросила институт? Сколько раз она говорила при Кате, что не знает, зачем она туда ходит…» То, что Вика в самом деле могла стать проституткой (ее гордячка Вика!), Пульсатилла представить так и не смогла.

Лилия Леонидовна отпила глоток чаю, наклонилась к Татьяне через стол и стала втолковывать ей дальше:

– Честно говоря, глядя на развязное поведение вашей дочери и слушая ее речи, я подумала, что это у вас, должно быть, семейное – настолько естественно-непристойно она себя вела. Но теперь я отчетливо вижу, что ошибалась. – Далее Лилия Леонидовна сказала, как медаль Пульсатилле навесила: – Вы, без сомнения, порядочная женщина! Просто Вика сумела обвести вас вокруг пальца.

– Я вам не верю! Представьте доказательства! – Пульсатилла с негодованием отодвинула от себя чай.

– Какие же вам нужны доказательства? – удивилась ее собеседница. – Человек с гордостью объявляет всем о своем ремесле. И звучит это так убедительно, будто она рассказывает о том, что работает… ну, не знаю кем… преподавателем литературы!

– Вот это-то и непонятно! – воскликнула Пульсатилла. – Профессиональные проститутки не стремятся выставлять свою профессию напоказ! Наоборот, даже скрывают ее.

– Не имею удовольствия знать, как ведут себя профессиональные проститутки, – холодно заметила Лилия Леонидовна, – но должна вас предупредить, что с сегодняшнего дня я буду прикладывать все усилия к тому, чтобы ваша дочь больше не искала встреч с моим сыном. Собственно, Миша после этого вечера понял все сам. Кстати, оказалось, что Вика уже несколько дней назад сама ему рассказала, чем занимается. Конечно, он был шокирован, но, из естественного чувства неудобства, сначала скрыл этот разговор от меня. И только по его подавленному состоянию я поняла, что между ними произошло нечто особенное, большее, чем простая ссора. Я настояла на том, чтобы он обо всем мне рассказал. Я посоветовала ему держать все в секрете и потихоньку расстаться с Викой, не доставляя ей особенных огорчений. Не скрою, вначале он колебался. Не знаю, зачем уж понадобилось вашей дочери продолжать свои откровения, но после того как Вика решила эпатировать своими рассказами еще и всех наших гостей, Миша, будучи, к счастью, разумным человеком, сам решил, что у него не может быть ничего общего с вашей дочерью. Он не хочет быть посмешищем в глазах родных и знакомых. – Лилия Леонидовна весьма красноречиво подняла глаза к потолку.

– Я так поняла, что Вика совершила какую-то экстравагантную выходку? – У Пульсатиллы появилось немного странное предположение о причинах поведения дочери.

– Весьма экстравагантную для общества пожилых ученых с мировыми именами. – Лилия Леонидовна снова поджала губы. – Можете себе представить! Академик Твердохлебский, звезда отечественной археологии, был без очков и не обратил сразу внимания на весьма решительный вид вашей дочери, ее из ряда вон выходящий наряд и совершенно серьезно поинтересовался, над какой интересной проблемой она сейчас работает. Он по рассеянности причислил ее к кружку молодых ученых, собирающихся у нас дома, к числу которых, кстати, принадлежит и мой сын. Знаете, что она ответила академику?

– Не знаю.

– Мне это дословно не повторить, – потерла кончик носа Лилия Леонидовна. – Что-то насчет сохранения как можно более длительной эрекции у старых хрычей вроде академика Твердохлебского. Термины, разумеется, при этом были употреблены другие.

Пульсатилла не удержалась и фыркнула от смеха. Все рассказанное было действительно в Викином духе.

– Что же он ей ответил?

– А он не расслышал сразу или не понял и попросил повторить погромче. Она и повторила. Заорала на всю гостиную так, что те, кто еще не слышал ее высказываний, теперь не пропустили ни одного слова. Нужно сказать, что все тут же собрались в гостиной.

– Она пошутила, – уверенно произнесла Пульсатилла.

– Да. Если бы! – Лилия Леонидовна отставила в сторону пустую чашку из-под чая. – Но ведь дальше, собрав вокруг себя значительную аудиторию, Вика со всеми подробностями начала живописать трудности работы в публичных заведениях. Рассказывала, как тяжело приходится работать «девушкам» с представителями самых разных возрастных групп, темпераментов и национальных привычек. Как опасна и трудна эта работа, как она иссушает душу, как убивает тело и как вызывает потребность любить кого-нибудь по-настоящему!

Пульсатилла вздохнула:

– Это Куприн, «Яма». А что касается Миши… Она за что-то на него рассердилась и либо решила ему насолить, либо заключила пари. Другого объяснения я здесь не нахожу.

– А почему не предположить, что ваша дочь сказала правду? – Лилия Леонидовна внимательно посмотрела на Пульсатиллу.

– Я съезжу в институт и проверю, учится она или нет. После этого поговорим, – ответила Таня.

– Нет уж. Другого раза не будет! – В голосе Лилии Леонидовны почувствовалась твердость стали. – В любом случае эти отношения следует прекратить. Даже если Вика настолько хорошая актриса, что сумела всех обвести вокруг пальца, толку от их знакомства с Мишей все равно не будет. Мы с мужем очень серьезно относимся к его друзьям, избирательны в знакомствах, сами не хотим выглядеть посмешищем в глазах людей и тем более не желаем этого своему единственному сыну. Даже если это и была шутка, не совсем понятно, откуда такие глубокие познания о проституции могут быть у студентки. Сейчас много девушек, подрабатывающих таким образом, и, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы наш Миша продолжал находиться в этой среде. Я надеюсь, что нам с мужем, – тут Лилия Леонидовна сделала паузу и значительно посмотрела Пульсатилле в глаза, – не придется обращаться в какие-нибудь инстанции, где вашу Вику взяли бы на учет, а также проверили, чем занимается в учебное и свободное время ваша младшая дочь. Катя, если не ошибаюсь? Вы же не хотите, чтобы инспектора по делам несовершеннолетних пришли в школу, где она учится? И в том учебном заведении, где работаете вы сами, тоже могут поинтересоваться, не ведете ли вы работу по растлению малолетних или что-нибудь в таком роде…

Пульсатилла встала и, даже не подумав попрощаться, пошла к стойке, где висело ее пальто.

– Если бы я знала, что Мишкина мать такая гнида, – сказала она, – сама запретила бы Вике встречаться с ним.

– Ну вот, теперь вы и показали истинное лицо вашей семьи! – улыбнулась Лилия Леонидовна, обнажив ряд безукоризненных верхних зубов. – Всего вам хорошего. Пожалуйста, не забывайте мои слова о Кате.

Пульсатилла вышла из маленького кафе, грозно хлопнув дверью, и квартала два пробежала, не останавливаясь, не соображая, куда и зачем двигается. Потом она вспотела и запыхалась. Впереди была станция метро. Ничего не узнавая вокруг, женщина долго смотрела на красную букву «М», горевшую в вечерних сумерках, потом пару раз помотала растрепавшейся головой, восстанавливая таким образом способность соображать, и присела на гранитный парапет у входа в метро, расстегнув воротник пальто, чтобы отдышаться. Тане было что обдумать.

Даже если самое главное из того, что наговорила ей Лилия Леонидовна, и оказалось бы неправдой, все равно поведение дочери было странным. Неадекватность ее поведения была бы хоть как-то оправдана, если бы Вика была неуравновешенным четырнадцатилетним подростком, но в девятнадцать лет… Взрослая девушка! Должна бы уж научиться соображать, где и как уместно шутить! Нет, за всем этим что-то скрывалось…

Пульсатилла огляделась. Закончился рабочий день, вокруг нее сновали прохожие. Поток людей устремился в метро. Холодный ветер шевелил на углу возле урны прозрачную обертку от сигарет. Сознание внезапно прояснилось, и Пульсатилла узнала и улицу, по которой бежала несколько минут назад, и витрины магазинов, и станцию метро.

«Так можно и рехнуться, и в больницу попасть! – подумала она, вставая с парапета и застегивая пальто. Решительность тоже вернулась к ней. – Нечего гадать, первым делом нужно ехать в деканат. Самое главное – выяснить, учится девочка или нет. Все остальное – вторично!» Потом она вспомнила про Кирилла и посмотрела на часы. «Даже кстати, что он позвонил. Действительно, мне необходимо отвлечься, а то даже страшно подумать, что я могу сейчас сделать с Викой под горячую руку».

Поэтому Пульсатилла приняла абсолютно правильное решение: открыла сумку, достала зеркальце и тщательно подправила помаду на губах. После этого навертела на палец свою пушистую белокурую челку, чтобы придать ей необходимую форму, нащупала в кармане проездной и в общем потоке пассажиров спустилась в метро.

После ухода Лизы в маленькой комнатушке офиса воцарилось молчание: Юра опять повернулся к своему компьютеру, Нина склонилась над распечатанными таблицами.

– М-да! В принципе я доволен вашей работой! Даже очень доволен. – Артур Сергеевич еще немного постоял, будто ожидая реакции, но ни со стороны Нины, ни со стороны Юрия ее не последовало. – Результаты получились мало сказать неплохие – очень хорошие!

Нина склонила голову еще ниже.

– Ну, не буду вам мешать! – Артур прошел к себе в кабинет и тут же вышел оттуда с какой-то папкой. – Вот, папку забыл! – Непонятно, почему у него возникла потребность объяснить, зачем он вернулся в кабинет и невольно помешал важному производственному процессу. – А девушка очень симпатичная! Надо бы ей позвонить, как ты думаешь, Нина? – как бы в задумчивости произнес он и со значением повертел визитную карточку Лизы.

– Ты ведь женат, – грустно сказала Нина, подумав о том, какие все мужики бабники.

– Я же женат давно! – серьезно сказал Артур Сергеевич и ушел, на этот раз окончательно.

– Ну вот и скажи после этого, что Лиза со своей статьей не права! – Нина откинулась на спинку своего крутящегося стула и посмотрела на Юру.

– Что-то вяло сегодня идут вычисления… – не в тему ответил он.

– Это все из-за Лизы. – Нина включила свой компьютер. – Не девчонка, а ураган, чума, сплошное несчастье. Как только она появляется, моя жизнь идет наперекосяк… Вот пример с Артуром. Не думала я, что он такой ловелас. Женат он, видите ли, уже давно! – Она помолчала. – Знаю я, конечно, что большинство мужчин имеют любовниц, но утверждаться в этом знании каждый новый раз неприятно.

Юра тоже немного помолчал, потом спросил:

– Ты что, была с Лизой знакома раньше?

– Была знакома – это мягко сказано, – ответила Нина. – Несколько лет назад она отбила у меня мужа, с которым я худо ли, хорошо, но прожила тринадцать лет…

– Несчастливое число! – констатировал Юрий. – Я не знал, что ты была замужем. Ты что, до сих пор переживаешь свой развод?

– Я? – удивилась Нина. – Нет, по поводу мужа у меня больше нет никаких переживаний. Я уже привыкла жить без него. Мне одной даже гораздо больше нравится. Сама себе хозяйка.

– Тогда из-за чего волноваться? – Юра устремил взгляд на нее поверх очков. Она посидела еще немного, опять помолчала, даже и не пытаясь вникать в таблицы, не глядя на монитор, потом встала со своего места, обошла вокруг стола и подошла к Юрию.

– Вот из-за этого! – Нина протянула ему визитную карточку Лизы. – Я не хочу, чтобы ты ей звонил.

Юра не мог скрыть удивления.

– Я вообще-то и так не собирался.

– Кто вас, мужчин, разберет, – задумчиво произнесла Нина и спрятала карточку себе в сумку. – Сегодня не собираешься, а завтра позвонишь. Впрочем, при желании телефон всегда можно узнать.

– Не нужен он мне!

– Ну ладно! Я просто так сказала, на всякий случай. Имей в виду, мне будет неприятно, если ты закрутишь с Лизой роман.

– Не буду я крутить с ней роман!

– Хорошо!

Нина пожала плечами, прошла на свое место и снова углубилась в таблицы. Ей и самой уже хотелось заняться работой, настолько нелепым казался сегодняшний вечер. Она была недовольна собой. Зачем-то сказала Юре, чтобы не крутил роман с Лизой… Как дурочка молоденькая! Если мужчина захочет с кем-то начать отношения, разве его удержишь? Это еще женщину могут остановить вопросы этики, осторожность, да и то не всегда. А уж мужчину не остановит никто! Иметь любовниц – для многих вопрос престижа!

«Куда спокойнее, – подумала она, – отойти от всех любовных переживаний и мелких дрязг и молча заняться своим делом!»

Юра, казалось, тоже прочно прилип к своему монитору. Неизвестно, что думал он обо всем происшедшем, но Нине не хотелось больше ничего говорить. Однако что-то, видимо, не давало ему покоя. Он все время ерзал на стуле, то снимая, то снова надевая очки, то принимаясь средним пальцем потирать подбородок, то с задумчивым видом скребя затылок.

– А все-таки, – наконец не выдержал он, когда Нина уже почти совсем погрузилась в работу, – почему ты не хотела, чтобы я завел роман с этой девчонкой?

Нина с досадой подняла на него глаза. Вот они, мужчины! Казалось бы, умные, интеллигентные, независимые в суждениях, а на поверку обыкновенные себялюбцы! Больше всего их интересуют всегда они сами.

– Почему я не хотела? – На ее губах мелькнула ироническая улыбка. – Просто из принципа! Увести мужа от жены – это еще куда ни шло, но перебивать всех мужиков без исключения, в том числе и тех, которые просто нравятся, – это уже чересчур!

– Всех мужиков, которые нравятся… – С математикой у Юры дела обстояли хорошо. Во всем остальном мозги у него работали, видимо, с натяжкой. Нине показалось, она слышит, как они скрипят.

– А много их было?

– Кого?

– Которые нравились?

– Нет, за последние годы ты один, – спокойно ответила Нина, не поднимая головы. – И не беспокойся ни о чем, тебе ничего не грозит!

– Обидно! – Юра выпятил нижнюю губу, словно ребенок. – Неужели совсем ничего?

Нина оторвалась наконец от своих таблиц, посмотрела на него внимательно, потом опустила глаза и по-бабьи подперла рукой подбородок.

– Слушай, пойдем по домам! – сказала она. – Все равно сегодня не получается никакой работы.

– Нет, ты ответь! – настойчиво потребовал Юра. – Все-таки я мужчина или кто? Неужели ты не можешь в меня влюбиться?

Нина подумала.

– Может, я и влюбилась, но зачем? Я уже не в таком возрасте, чтобы все время бросаться в любовь. Мне уже полагается иметь взрослых детей-студентов, строить с мужем дачу на старость, разводить на участке цветник, раз в год ездить по путевкам – не к морю, нет, к морю в сорок лет уже слишком жарко. Мне пора на воды, пить минералку и промывать желчный пузырь. Лет через пять у меня могли бы появиться внуки, и жизнь покатилась бы дальше со своими спокойными радостями и переживаниями по поводу уже не собственных любовей и разводов, а разводов детей.

– Но ведь ничего этого у тебя нет?

– Нет.

– И у меня ничего такого нет. И это значит, Нина, – он внимательно посмотрел на нее, – мы с тобой еще молоды! Во всяком случае, гораздо моложе тех наших сверстников, у которых все это уже есть!

Нина пожала плечами:

– Ну, если измерять жизнь не годами, а приобретениями – значит, так.

– Тогда давай оставим всю эту твою меланхолию и отправимся домой. Мне что-то тоже сегодня в голову ничего умного не приходит. Ты довезешь меня до метро?

– С удовольствием.

И вот тут Юра встал, достал из шкафа Нинино пальто и галантно подал ей его.

«В нашем офисе я никогда не видела, чтобы кто-нибудь из молодых людей подавал девушкам пальто, – подумала Нина. – Интересно, почему этот простой акт вежливости в нашей стране приобретает смысл ухаживания? Если женщина мужчину не интересует, ему и в голову не придет приподнять задницу, чтобы помочь ей одеться».

– Я не подлизываюсь, мне просто приятно это делать, – сказал Юра, надев пальто ей на плечи и чуть задержав руки у воротника. Нина на секунду замерла и повернула к нему голову.

– Ну, так я и знала! – визгливый бабий голос в тот же момент достиг ее барабанных перепонок. – И я же еще сама устроила его на эту работу! А он тут б… нашел!

Молодая женщина в мокром плаще решительным шагом пересекла небольшое пространство комнаты и изо всей силы треснула Юру по голове мокрым зонтом. Брызги от зонта полетели во все стороны и коснулись лица Нины.

– Что это вы сегодня все меня бьете? С ума посходили? – Юра со стоном схватился двумя руками за темечко.

– Вы кто такая? Вы как сюда вошли? – Нина совершенно неожиданно для себя закричала во весь голос.

– Сейчас и тебе достанется, мерзавка! Погоди немного, вот только с этим гадом разберусь! – Молодая женщина многозначительно погрозила зонтиком в сторону Нины.

– Да что ж это такое?! Куда смотрит охрана?! Почему сюда спокойно могут войти всякие сумасшедшие?! – Нина подбежала к внутреннему телефону, но номер, как назло, выскочил у нее из головы.

«Господи! Какой же у них номер? Трехзначный… Число пи? Нет, не пи…» – Голова ее казалась пустой и звонкой, как чугунная бочка.

– Нина! Не надо охрану! Она сама сейчас уйдет! – Юрий перестал держаться за голову и начал бочком продвигаться к женщине. Вскоре он оказался на равном расстоянии от них обеих, но к Нине он повернулся спиной, а перед незнакомкой предстал лицом и, мало того, с весьма умильным выражением. – Настя! Что это тебе вздумалось применять силу? Успокойся, пожалуйста!

«Значит, он с ней знаком, – поняла Нина и почему-то очень расстроилась. – А! Это, наверное, его жена! И она меня приревновала!» Нине стало одновременно и страшно, и весело.

– Ты еще не знаешь, что такое сила! – громко заметила Настя. – В состоянии аффекта я запросто могу и убить! – Она сжала свободную от зонта руку в крепкий кулак. – Сам пойдешь домой или требуются дальнейшие действия с моей стороны?

Нина оставила телефон в покое и опустилась на первый попавшийся стул. В голове сам собой всплыл номер телефона охранника: семь в кубе – 343. На всякий случай она записала номер на бумажку, чтобы при ухудшении ситуации опять его не забыть.

«Первый раз в жизни меня приняли за чью-то любовницу! Как интересно! – подумала она и стала ждать дальнейшего развития событий. Но в то же время внутри у нее что-то напряглось. – Он сейчас уйдет вместе с этой женщиной, а я опять одна поеду домой. Как грустно!»

– Настя, успокойся! Может быть, хочешь чаю? – весьма миролюбиво спросил Юра.

– Я хочу, чтобы ты сейчас же оставил эту работу, и мы пошли вместе домой. К нам домой! А тебе нечего на нас глазеть! – В конце своей фразы Настя многозначительно погрозила в сторону Нины.

– Я бы с удовольствием сейчас ушла, но как материально ответственное лицо не могу покинуть помещение первой, – вежливо произнесла Нина. – Ваш муж здесь только совмещает, а у нас дорогие компьютеры и вообще…

– Вот за компьютеры можешь не беспокоиться! Они меня не интересуют! – Насте понравилось словосочетание «ваш муж», но на всякий случай она опять решила угрожающе поднять зонтик на неверного возлюбленного. – Долго я еще буду тебя ждать?

– Настя, ты же сама хотела, чтобы я наконец начал работать по-настоящему! – В голосе Юры появились оправдывающиеся нотки, и Нина поморщилась. – Где же логика, Настя? Мне сегодня первый раз в жизни перечислили приличные деньги, а ты настаиваешь, чтобы я бросил работу и шел домой? – Юра стал выворачивать карманы пиджака с видом преступника-недотепы, арестованного полицией. Из внутреннего кармана он достал внушительную пачку денег.