Текст книги "Когда жизнь истинствует… Культура благотворения Великой княгини Елисаветы Феодоровны"

5.2. Жизнь в Ильинском в дни коронования Николая II

Особой вехой в жизни Их Императорских Высочеств стало коронование на престол Николая II в мае 1896 г. По случаю коронования к подмосковным имениям русской знати стекалось множество гостей. Ф. Ф. Юсупов вспоминает, что в эти дни особенно многолюдно было в его имении Архангельское и в Ильинском, имении Великого князя Сергея Александровича и Елисаветы Феодоровны, которые с утра до вечера принимали у себя гостей и родных. Поскольку Ильинское находилось всего в пяти верстах от Архангельского, Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна часто появлялись в Архангельском у Юсуповых, где всегда звучала музыка, радовал глаз прекрасный архитектурно-ландшафтный ансамбль имения.

Здание дворянского собрания на Дмитровке в дни коронации в мае 1896 г. Фотография

Появлялись здесь и Государь с Государыней – на балах, по блеску не уступавших дворцовым.

На торжество коронования прибыла в Москву и единственная дочь Александра II Мария Александровна, родная сестра Сергея Александровича, которая вышла замуж за Альфреда, принца Эдинбургского и переехала жить в Англию. Многие считали этот переезд огромным счастьем. Но Великая княгиня Мария Александровна очень любила Россию, была глубоко православным человеком, безмерно любила свою мать, Императрицу Марию Александровну и никогда не чувствовала себя вполне счастливой в Англии. Поэтому она была бесконечно рада каждому посещению Москвы. В 1896 г. она привезла в Москву на коронацию детей.

Ее дочь, в будущем королева Румынии Мария, оставила весьма интересные воспоминания о пребывании в этот год (и другие годы) в Ильинском и Архангельском[256]256
  Marie, Queen of Roumania. The story of My Life. V. I. Ld, 1934. P. 76.


[Закрыть].

В книге «История моей жизни» она вспоминает, что Великий князь Сергей Александрович летом 1896 г., в дни коронационных торжеств, пригласил их в течение нескольких недель пожить в Ильинском. Но поскольку там невозможно было разместить всех, часть гостей пригласили Юсуповы в Архангельское.

Дети были поражены множеством скульптур в парке Архангельского, радовались возможности покататься верхом и на лодках по реке, обилию танцев, пикникам и ужину под луной, посещениям соседних княжеских имений.

Хозяйкой была необыкновенно привлекательная женщина З. Н. Юсупова, с дивными серыми глазами, очаровательными волосами и невероятно добрая. Она распространяла радость вокруг себя.

Дядя Сергей в Ильинском, как вспоминает королева Мария, был исключительным хозяином. Он хотел, чтобы все хорошо провели это время.

Вместе с тем, «он был строг и критичен, подобно Мама, в то время как дядя Павел (Великий князь Павел Александрович. – И.К.) был нашим настоящим защитником, когда Мама обвиняла нас во фривольности»[257]257
  Там же. С. 79.


[Закрыть]. За эту защиту малыши благодарили дядю Павла и целовали его.

«Дорогой дядя Павел, – пишет королева Мария, – у него был такой приятный голос. Он всегда был добр ко всем. А как он был строен, оба брата Сергей и Павел были преданы друг другу, но являлись контрастом: один строгий, почти до неистовства, другой – мягкий, добродушно-веселый и легко прощающий. Я искренне любила их обоих»[258]258
  Там же.


[Закрыть].

Из всех дядьев (сыновей Александра II), как подчеркивает королева, дети более всего боялись дядю Сергея, но, несмотря на это, он был их фаворитом. Он был строг, держал детей в благоговейном страхе, но он любил их… Он никогда не проходил мимо плохого детского поступка[259]259
  Там же. С. 93.


[Закрыть]. Если имел возможность, приходил, чтобы проследить за купанием детей, укрыть одеялом и поцеловать на ночь.

Королева Мария вспоминает удивительно эффектную внешность Сергея Александровича: он носил коротко стриженную красивую бороду. В темно-зеленом кителе, галифе, высоких сапогах и маленькой белой фуражке он имел внушительный неприступный вид: резкие движения, краткая речь, стальные глаза.

Государь Император Николай Александрович

«Но, о, как красив он был, с такой необыкновенной выправкой, с такой внушительной фигурой, хотя не было сомненья в том, что в его лице было нечто фанатичное, как и в его сердце. Но когда я смотрела на него доверчивыми, обожающими глазами маленькой девочки, которая пренебрегала тяжелыми, жестокими, недобрыми явлениями этого мира, его стальной взор на минуту смягчался…»[260]260
  Там же. С. 93–94.


[Закрыть]. Все видели, что он не был похож на своих братьев. Это был совсем иной тип личности. Но, несмотря на это, «мы любили его, ощущая непреодолимую тягу к нему»[261]261
  Там же. С. 94.


[Закрыть].

А вот тетя Элла обладала, как вспоминает королева, «ангельской красотой». Дядя Сергей часто был резок с ней, как и со всеми другими, но поклонялся ее красоте. Он часто относился к ней, как школьный учитель. «Я видела восхитительную краску стыда, которая заливала ее лицо, когда он бранил ее… "Но, Серж…" – восклицала тогда она, и выражение ее лица было подобно лицу ученицы, уличенной в какой-либо ошибке. Как только я вспоминаю это ее смирение, мое сердце тает»[262]262
  Там же.


[Закрыть].

В течение нескольких недель 1896 г. и в иные времена, наблюдая жизнь великокняжеской семьи, королева Мария заметила, что у тети Эллы были удивительные драгоценности. И дядя Сергей, который обожал ее, хотя и был строг к ней, рад был придумывать разные причины и поводы, чтобы дарить ей необыкновенные подарки.

Сергей Александрович был счастлив, что может дать отдохновение своему Государю, в дневнике которого можно прочесть слова восторга об этом тихом, хорошем месте.

Здесь занимались спортом, катались верхом, играли в теннис, разгадывали шарады, ставили сценки. Николай Александрович признавался, что для этой цели в Ильинское из Москвы привезли целый театральный гардероб.

5.3. Детские воспоминания Великой княжны Марии Павловны о бытии Елисаветы Феодоровны в Ильинском

В «Воспоминаниях» читатель ясно видит те достоинства и недостатки, которые присутствовали в системе обучения племянников Сергея Александровича и Елисаветы Феодоровны. Вполне ощутим характер рефлексии детей по поводу той суммы знаний, которую они получали в Ильинском и Петербурге. Наряду с резким неприятием этой системы очевидно признание ее единственности: «…даже если бы у меня были живы мать и отец, совместно ведущие свое хозяйство, это бы ничего не изменило: меня воспитывали в строгом соответствии со стандартами и правилами, которые существовали почти во всех дворах европейских монархов в конце девятнадцатого столетия.

Воспитанию как таковому придавалось мало значения: главным, по мысли моих наставников, было обучение началам православной веры и внушение норм нравственности»[263]263
  Мария Павловна. Мемуары. М, 2003. С. 7.


[Закрыть].

Однако ощущение разочарования в подготовке к практической жизни не отменяет главной ценности этого обучения – евангельского обоснования познавательного процесса. Всецелое вхождение великокняжеских детей в православие, участие с ранних лет в делах милосердия, воспитание культуры и благочестия формировали исполненную горнего зова жизнь.

Не понимая в те далекие годы уникальной значимости такого воспитания, великая княжна пишет: «О моем образовании не заботились и давали мне весьма поверхностные знания… К тому времени, когда меня вытолкнули во взрослую жизнь, я скорее была подготовлена для монастыря, чем для плавания по житейскому морю»[264]264
  Там же. С. 8–9.


[Закрыть].

Необходимо отдать должное прямоте и безапелляционности, с какой Мария Павловна высказывала свои суждения. Тем не менее справедливости ради следует заметить, что Великая княгиня Елисавета Феодоровна не выталкивала во взрослую жизнь свою воспитанницу, но стремилась устроить ее бытие наилучшим образом. Однако она и предположить не могла, что Марии Павловне придется строить свою жизнь после развода с мужем, после революции совсем по иным законам и вдали от родины. Это воспитание не готовило человека к практической жизни в Америке. Здесь Марии Павловне пришлось учиться законам бизнеса и выживания, получая великий урок через множество испытаний и бед.

«Но, – признается Мария Павловна, – несмотря на все отрицательные стороны моего воспитания и обучения, обстановка, в которой я росла, была удивительной и чарующей. Она была далека от условий современной жизни, старомодна… но во всех своих частностях пронизана патриархальным духом, что располагало к себе и глубоко волновало»[265]265
  Там же. С. 9.


[Закрыть].

Когда Мария Павловна после развода с мужем приехала в Петербург, Великая княгиня все поняла, горько пожалела о поспешности, с которой она выдала племянницу замуж. Для восстановления здоровья Мария Павловна отправилась отдыхать в Италию и Грецию, на о. Корфу, где родилась ее покойная матушка. Это место она с радостью увидела как «сказочное».

Встретив Великую княгиню после разлуки, Мария Павловна ощутила, что вокруг Елисаветы Феодоровны в эти годы «образовалась тонкая дивная аура». Она расширила круг своей благотворительной деятельности, но в глубине души всегда лелеяла мысль о полном отдалении от мирской суеты, даже от управления своим любимым монастырем. Она хотела вести жизнь отшельницы и втайне надеялась, что я займу ее место»[266]266
  Там же. С. 172.


[Закрыть].

И в Петербурге, и в Москве, и в Швеции, куда Елисавета Феодоровна уже в монастырском одеянии приезжала навестить племянницу, в ней чувствовалась спокойная уверенность, полная удовлетворенность от того, чем она занималась. Мария Павловна даже позавидовала тогда своей тете и попросила взять с собой, принять в обитель. Но Елисавета Феодоровна «лишь печально улыбнулась на мою горячность и ничего не ответила»[267]267
  Там же. С. 134.


[Закрыть]. Ей была очевидна неготовность Марии Павловны к безответному служению. Дальнейшая судьба племянницы подтвердила эту мысль. Великая княгиня внимательно наблюдала за духовным развитием Марии Павловны, но никогда не пыталась открыто повлиять на ее решение.

Несмотря на печальные события семейной жизни, в Швеции Мария Павловна приобрела для себя ряд полезных знаний и навыков – в школе верховой езды, в художественной школе, на уроках пения и фортепиано. Однажды по дороге в художественную школу она познакомилась со старым кондуктором, который пленил ее тем, что из своего заработка регулярно переводил деньги небольшому дому для незаконнорожденных детей, брошенных родителями. Мария Павловна восхищалась тем, с каким достоинством держался в ее доме этот старый человек[268]268
  Там же. С. 123.


[Закрыть]. Многое в духовном мире открывалось Марии Павловне впервые, многое сближало ее с Елисаветой Феодоровной. Не случайно, видимо, Мария Павловна, находясь в эмиграции, писала: «Если бы не революция, сейчас я могла бы быть настоятельницей Марфо-Мариинской обители»[269]269
  Там же. С. 173.


[Закрыть].

Домашнее воспитание сформировало широкий взгляд Марии Павловны на то большое дело благотворения, которое стало содержанием части ее жизни. Это воспитание защитило ее как от нерешительности в действиях, так и от безбрежной фантазии, вредной и губительной. Досада на просчеты в образовательной практике, которые не позволяли Марии Павловне достаточно быстро адаптироваться в окружающей среде, вместе с тем никогда не заслоняли главного. «Есть нечто, – признавалась она, – что сохранилось во мне из прошлого и что я ценю превыше всего на свете. Это любовь к Родине. Это глубокое чувство привила мне моя семья. В своих великих деяниях и даже в своих ошибках все поколения Романовых ставили интересы и славу России выше каких бы то ни было личных выгод. Ради нее они всегда были готовы всем пожертвовать, и они доказали это своей жизнью. Я молюсь, чтобы их сила духа поддерживала меня до конца моих дней»[270]270
  Там же. С. 10.


[Закрыть].

Это признание Марии Павловны прозвучало в эпоху апокалиптического разрушения жизненной среды людей, в пору огромного упадка моральных устоев общества, в годы смертельной опасности для всего живого.

Первый период детства Мари и Дмитрия, даже после того как трагически умерла их горячо любимая мать, был озарен теплом, добротой их отца Великого князя Павла Александровича. Из окон дворца, с третьего этажа, где располагались их комнаты, открывался прекрасный вид на Неву. Это был особенный, собственный маленький мир, где правила английская няня Нэнни Фрай и ее помощница Лиззи Гроув. До шести лет Мари не говорила по-русски. Дети обожали отца, высокого, доброго, широкоплечего, красивого, который дважды в день навещал их. Все знакомые с Великим князем Павлом Александровичем говорили о его необыкновенном обаянии. Каждое слово, каждый жест Великого князя нес на себе отпечаток индивидуальности. На веки вечные запомнили Мари и Дмитрий праздник Рождества Христова во дворце Павла Александровича, необыкновенные елки и подарки, которые заранее тщательно подбирались каждому.

Лето подрастающих Великих князей было связано с подмосковным селом Ильинским. Юную Мари подкупало отношение дяди Сергея к памяти ее покойной матери, которая всегда вызывала благоговейные чувства девочки. Мари была глубоко благодарна дяде Сергею за то, что он приказал оставить нетронутыми комнаты, в которых ее мать провела свои последние часы. Он запер их и сам хранил от них ключи, не позволяя никому туда входить. Мари отмечает, что многие считали Великого князя Сергея Александровича холодным, жестким человеком, но «по отношению ко мне и Дмитрию, – пишет Мария Павловна, – он проявлял почти женскую нежность»[271]271
  Там же. С. 19.


[Закрыть]. Великий князь очень любил проводить время с племянниками, но всегда ревновал их даже к отцу, своему родному брату.

Каждая новая встреча Мари и Дмитрия с Ильинским была отмечена неповторимым своеобразием первого чувства. Весна. Вот уже вновь знакомый усадебный дом. «В полумраке вестибюля, – вспоминала Мария Павловна, – где было прохладно и приятно пахло цветами, дядя нежно заключал нас в свои объятья»[272]272
  Там же. С. 25.


[Закрыть].

Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Дореволюционная фотография

До завтрака по традиции дети вместе с дядей Сергеем совершали обход хозяйства, пили парное молоко, заглядывали на птичник. Великий князь Сергий единственный в России занимался разведением арденской породы лошадей. Он непременно что-нибудь строил: то новую школу, то расширял теплицы. У него было великолепное стадо коров голштейнской породы и современно оборудованные птичники. А еще оранжереи, огороды и целые поля цветов, выращиваемых для дома.

После обхода хозяйства Сергей Александрович и племянники пили чай на балконе. К ним присоединялась тетя Элла после часовой прогулки в одиночестве. Дядя смотрел газеты, тетя – английские или французские иллюстрированные журналы мод. Дети занимались уроками. Тетя иногда рисовала в тени крытой террасы. Кто-нибудь читал вслух, придворные дамы вышивали. Французская литература не вызывала у тети восхищения. Она читала только книги английских авторов и была весьма осторожна в их выборе.

Трезвый и проницательный взгляд ребенка сумел отыскать в Ильинском ключ к пониманию России, увидеть отдельные пленительные черты ее облика, ее деревень, неприметных тропинок и густых рощ. Откликаясь на красоты природы Ильинского, Мария Павловна особо выделяет парк. «Парк был необычайно хорош, – пишет она. – Он выходил к реке, его пересекали красивейшие аллеи»[273]273
  Там же. С. 23.


[Закрыть]. Вспоминалось посещение соседей, праздников Ильи Пророка, Сергия Радонежского. После обедни Великий князь открывал в селе ярмарку. Тетя и дядя что-нибудь непременно покупали у торговцев – льняное полотно, набивные ситцы, шали, гончарные изделия, ленты, тесьму, сладости. Среди обычных вещей можно было найти и неожиданные. Например, графин с выдутой внутри цветной птицей или огромный лимон, законсервированный в спирте. Часто ходили в лес и приносили целые мешки орехов и белых грибов.

Среди всех посетителей Ильинского Мари выделяла Великого князя Михаила Николаевича. Этот человек, вспоминала она, «восхищал нас изысканностью манер, приветливостью и всем видом знатного вельможи уже ушедшей эпохи»[274]274
  Там же. С. 47.


[Закрыть].

Эта колоритная, но пока еще недостаточно изученная фигура старой России являла собой образец человеческой порядочности, отличалась незлобивым нравом при всей последовательности исповедуемых взглядов. Великий князь Михаил твердо держал любой удар, оказывал мгновенную достойную реакцию на взрыв агрессивной энергии. Неприметные на первый взгляд детали в его поведении говорили людям о нем как о ценнейшем даре Божьем. Дети под влиянием таких личностей воспитывались в духе традиции, в рамках созвучия задачам своего духовного роста.

Воспитанница Великой княгини Мария Павловна младшая, которая имела возможность ежедневного общения с Елисаветой Феодоровной, отмечала, что Елисавета Феодоровна была одной из самых красивых женщин, каких Мари когда-либо видела. Она была высокой и хрупкой блондинкой с очень правильными и тонкими чертами лица. Даже живя в Ильинском, пишет Мария Павловна, тетя Элла много внимания уделяла своему внешнему виду. Она разрабатывала фасоны своих нарядов, делая эскизы и раскрашивая их акварельными красками. Наряды эти замечательно смотрелись на Елисавете Феодоровне, подчеркивая ее индивидуальность. Переодевание к обеду или ужину обращалось в настоящую церемонию, которая занимала много времени. На помощь приходили камеристки, горничные и гофмейстерина. Батистовое белье с кружевами уже лежало наготове в корзине с розовой атласной подкладкой. Ванна была наполнена горячей водой, пахнущей вербеной, где плавали лепестки роз. Приняв ванну, Елисавета Феодоровна с помощью горничных надевала выбранный ею наряд, внимательно осматривая себя в трехстворчатом зеркале, и собственноручно делала необходимые поправки. Одна из горничных делала ей прическу, а затем сама Великая княгиня приступала к маникюру. Ногти у нее были очень плоские, тонкие и удлиненные. Когда маникюр был завершен, вечернее платье надето, наступала очередь Мари участвовать в ритуале. Тетя говорила, какие драгоценности она собирается надеть, и Мари шла к застекленным шкафчикам, похожим на витрины ювелирного магазина, и приносила то украшение, что выбрано. По заведенной традиции дядя стучал в дверь и сообщал, что обед готов. Оба они целовали Мари и Дмитрия перед ужином и уходили[275]275
  Мария Павловна. Мемуары. М., 2003. С. 19–20.


[Закрыть].

Мария Павловна обращает внимание читателя и на такой факт, как отношение Елисаветы Феодоровны к косметике: она, по наблюдениям Мари, никогда не пользовалась румянами и пудрой. Единственно, что она делала в этом отношении – самостоятельное изготовление лосьона из огуречного сока и сметаны. Летом, стремясь предохранить кожу от солнечных лучей, она выходила на улицу, как правило, в шляпе с вуалью и шелковым зонтиком с зеленой подкладкой.

Следуя строгим правилам английского этикета, Великая княгиня решительно запрещала детям восторгаться ее нарядами, ее обликом. «Помню как-то раз, когда я еще была маленькой, – пишет Мария Павловна, – я увидела тетю в парадном платье – величественную, с длинным парчовым шлейфом, сверкающую драгоценностями и ослепительно красивую. Онемев от восторга, я подошла на цыпочках и поцеловала ее сзади в шею, ниже изумительного сапфирового ожерелья. Она ничего не сказала, но я видела ее глаза, и от этого холодного, строгого взгляда мне стало не по себе»[276]276
  Там же. С. 21.


[Закрыть].

Однако все вышесказанное вовсе не означает природной жесткости Елисаветы Феодоровны и находит свое объяснение в стиле и назначении ее жизни той поры. С одной стороны, она в воспитании детей следовала строгим принципам королевской семьи Великобритании; с другой – опиралась на кодекс воспитания, который был выработан и успешно применялся в великогерцогском доме Дармштадта. И, наконец, небольшой, но печальный опыт своей жизни побуждал Елисавету Феодоровну воспитывать детей сдержанными, умерять их чрезмерные эмоциональные порывы. Еще более важно отметить, что Елисавета Феодоровна понимала, какую уникальную роль предстояло в будущем выполнять детям императорского круга, а потому умение властвовать собой необходимо было развивать в них с детства.

Мы увидим далее, как легко отказалась Великая княгиня от всех нарядов, драгоценностей и аксессуаров после убийства мужа и особенно после создания Марфо-Мариинской обители милосердия, но сейчас, когда ее муж занимал столь видное место в обществе, Елисавета Феодоровна знала, что должна не просто соответствовать светскому этикету, но занимать на столичном Олимпе самое достойное положение. Не забудем и то, что она была молода, любила и была любима. А потому так понятно ее стремление к эстетическому совершенству. Об этом совершенстве писали все. Ни одна алая роза, по мнению будущей королевы Румынии, не могла состязаться с ее красотой.

«Она была подобна лилии, ее чистота была абсолютна, – утверждала королева Румынии Мария, – от нее невозможно было оторвать взгляд. И проведя с ней вечер, каждый страстно ожидал часа, когда сможет увидеть ее на следующий день»[277]277
  Там же. С. 95.


[Закрыть].

Королева Румынии вспоминает тетю Эллу в русском наряде, с кокошником на голове во время торжественных вечеров. Красоту ее на этих вечерах невозможно передать словами. «Если бы можно было, – восклицает королева, – хоть на одно мгновение воскресить ее…

Вот она идет! С этой дивной улыбкой, играющей на устах, с румянцем на лице, сравнимым лишь с цветущим миндалем и почти робким взглядом ее удлиненных ярко-голубых глаз. Она держит в руке несколько веточек майского ландыша – ее любимого цветка»[278]278
  Там же.


[Закрыть].

Внутреннее благородство Великой княгини находило отражение в ее внешнем облике. Поэтому многие страницы книги королевы Марии пронизаны ощущением гармонии от пребывания в Ильинском, «у прекрасной тети Эллы», доброй детской памятью о необыкновенном уголке на берегу большой реки, окруженной густыми лесами и перелесками. А рядом Архангельское, именье Юсуповых, – настоящее поле культуры.

Великий князь Дмитрий Павлович в детстве. Дореволюционная фотография. РГИА

Великая княжна Мария Павловна в детстве. Дореволюционная фотография. РГИА

Здесь будет уместно сказать несколько слов о королеве Румынии Марии, двоюродной сестре Марии Павловны. Ее очень любил и во всем доверял муж, король Румынии. Именно эта королевская чета протянула дружескую руку Романовым, когда они оказались в беде. По воспоминаниям Марии Павловны, которая жила некоторое время в Румынии, от королевы Марии исходил свет, искренность, задор. Она умело выполняла функции государственного дипломата, добивалась многого для Румынии. Королева, как и Елисавета Феодоровна, была большой благотворительницей, создавала организации в помощь инвалидам, вдовам, сиротам. Ее дочь Елизавета в свое время стала королевой Греции, другая дочь Мария – королевой Югославии.