Электронная библиотека » Кадзуо Исигуро » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Безутешные"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 18:02


Автор книги: Кадзуо Исигуро


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Кадзуо Исигуро
Безутешные

Лорне и Наоми


I

1

Водитель такси, видимо, был озадачен тем, что никто меня не встретил: пустовала даже конторка портье. Он пересек безлюдный вестибюль, вероятно надеясь обнаружить служащего за растениями или за большими креслами. В конце концов он опустил мои чемоданы на пол возле лифта и, пробормотав извинения, удалился. В вестибюле было довольно просторно: несколько расставленных столиков ничуть не загромождали пространства. Однако низкий потолок заметно нависал над головой, вызывая легкое ощущение клаустрофобии, – и внутри, несмотря на ясный день, царил сумрак. Только на стене у конторки лежала яркая полоса солнца, освещавшая обшивку из темного дерева и полку с журналами на немецком, французском и английском языках. На конторке я заметил серебряный колокольчик и уже собирался позвонить, как дверь позади меня отворилась и вошел молодой человек в униформе.

– Добрый день, сэр, – вяло произнес он и, подойдя к конторке, принялся за регистрацию. Невнятно извинившись за свое отсутствие, он все же явно со мной не церемонился, – и только заслышав мое имя, встрепенулся и выпрямился:

– Мистер Райдер, простите, я вас не узнал. Мистер Хоффман, управляющий, очень желал приветствовать вас лично. Но как раз сейчас, к сожалению, он должен был отправиться на важное совещание.

– Ничего страшного. Надеюсь увидеться с ним позже.

Служащий поспешно обратился к заполнению бланков, продолжая бормотать, как расстроен будет управляющий тем, что упустил момент моего прибытия. Он дважды сослался на подготовку «вечера в четверг», потребовавшую от управляющего особого напряжения, что вынудило того к частым отлучкам. Я молча кивнул, не собравшись с силами пуститься в расспросы относительно назначенного на четверг вечера.

– О, мистер Бродский сегодня просто великолепен, – просияв, сообщил мне служащий. – Просто великолепен. Утром он репетировал с оркестром четыре часа без перерыва. Прислушайтесь-ка! Он все еще продолжает работать, теперь в одиночку.

Служащий указал мне на дальнюю часть вестибюля. Только сейчас до меня сквозь приглушенный шум уличного транспорта донеслось звучание рояля, на котором играли где-то за стеной. Я поднял голову и вслушался внимательней. Повторяли одну-единственную короткую фразу – из второй части «Вертикальности» Маллери – повторяли снова и снова, медленно и сосредоточенно.

– Конечно, если бы управляющий не отлучился, – продолжал служащий, – он мог бы привести мистера Бродского сюда познакомиться с вами. Но я не уверен… – Он усмехнулся. – Я не уверен, вправе ли я его беспокоить. Как видно, он поглощен игрой…

– Разумеется, не следует. В другой раз.

– Если бы управляющий был здесь… – Служащий умолк и усмехнулся снова. Подавшись вперед, он тихо спросил: – А знаете, сэр, некоторые из постояльцев осмелились жаловаться? Насчет того, что мы закрываем гостиную всякий раз, когда мистеру Бродскому требуется рояль. Просто удивительно, чего только они о себе не воображают. Вчера мистеру Хоффману предъявили претензии два постояльца. Их мигом одернули, можете быть уверены.

– Не сомневаюсь. Вы сказали – Бродский? – Я попытался вспомнить, кто это такой, но имя ничего мне не говорило. Поймав на себе недоуменный взгляд служащего, я торопливо кивнул: – Да, да. Надеюсь познакомиться с мистером Бродским в более подходящее время.

– Если бы только управляющий был здесь, сэр…

– Прошу вас, не беспокойтесь. А теперь, если это все, я бы охотно…

– Конечно, сэр. Вы наверняка утомлены долгим путешествием. Вот ваш ключ. Густав проводит вас в номер.

Я оглянулся и увидел пожилого носильщика, ожидавшего меня в вестибюле. Он стоял перед открытым лифтом, сосредоточенно вглядываясь внутрь. Когда я подошел к нему, он встрепенулся, схватил мои чемоданы и заторопился в кабину вслед за мной.

Во время подъема пожилой носильщик продолжал держать оба чемодана на весу – и я заметил, как лицо его покраснело от усилия. Чемоданы весили немало; обеспокоенный тем, что он надорвется, я посоветовал ему выпустить их из рук.

– Я рад, что вы об этом заговорили, сэр, – отозвался носильщик. Удивительно, но голос его почти не выдавал испытываемого им физического напряжения. – Давным-давно, когда я только занялся этой профессией, я обычно опускал груз на пол. Поднимал его лишь при крайней необходимости. Так сказать, для перемещения. В сущности, должен сознаться, что практиковал такой метод в течение первых пятнадцати лет работы здесь. Многие из носильщиков помоложе в нашем городе пользуются им и сейчас. Но вы меня больше за этим делом не увидите. Кроме того, сэр, нам совсем недалеко.

Мы продолжали подниматься в молчании.

– Итак, вы работаете в этой гостинице уже не первый год, – проговорил я.

– Тому двадцать семь лет, сэр. За этот срок много чего пришлось повидать. Но отель существовал, конечно, задолго до моего появления. Говорят, в восемнадцатом веке Фридрих Великий провел здесь ночь, а судя по всем рассказам, уже тогда эта гостиница слыла старинной. О да, здесь произошло не одно любопытное историческое событие. Как-нибудь, когда вы отдохнете, сэр, я с удовольствием кое о чем вам расскажу.

– Но вы начали объяснять, почему считаете неприемлемым ставить багаж на пол.

– Да-да, – продолжал носильщик. – Это интересный вопрос. Как нетрудно представить, в городе, подобном нашему, отелей без счета. Это значит, что многие жители когда-нибудь да пробовали переносить тяжести. Иные полагают, будто им достаточно просто надеть униформу – и готово: они в состоянии служить носильщиками. Это заблуждение у нас в городе особенно распространено. Назовите это местным мифом, если угодно. Готов признать, что было время, когда я и сам бездумно ему подчинялся. Но вот однажды – о, это было очень давно – мы с женой взяли короткий отпуск и поехали в Швейцарию, в Люцерн. Моя жена умерла, сэр, но, вспоминая ее, я всегда вспоминаю наш отпуск. У озера очень красиво, сэр. Вам, не сомневаюсь, это известно. После завтрака мы катались на лодке. Итак, возвращаясь к нашему разговору, во время отпуска я обратил внимание, что жители того городка иначе – по сравнению с нашим – относятся к носильщикам. Как бы это поточнее выразить, сэр? Там носильщиков уважают гораздо больше. Лучшие из них пользуются известностью – и главные отели борются между собой за их услуги. Должен сказать, это открыло мне глаза. Но в нашем городе на многие годы укрепилась вот эта самая идея. Порой я даже сомневаюсь, можно ли ее будет когда-нибудь искоренить. Нет, я вовсе не хочу упрекнуть наших горожан в грубости по отношению к нам. Напротив, со мной всегда обращаются вежливо и предупредительно. Но, видите ли, сэр, представление о том, что с этой работой справился бы всякий, стоит ему только захотеть, если ему вдруг заблагорассудится, сохраняется. Думаю, причина в том, что каждому из жителей так или иначе приходилось переносить багаж с местана место. Имея подобный опыт, они полагают, что носильщик отеля просто трудится больше. Многие в этом самом лифте говаривали мне: «Когда-нибудь брошу все и пойду в носильщики». Да-да. Как-то раз – это было вскоре после нашего короткого отпуска в Люцерне – один из наших ведущих муниципальных советников сказал мне чуть ли не эти самые слова. «Когда-нибудь я охотно этим займусь, – сказал он, показывая на груз. – Вот настоящая жизнь. Никаких забот». Не думаю, что он хотел меня обидеть, сэр. Наоборот – имел в виду, что мне надо завидовать. Так вот, когда я был моложе, сэр, я тогда не держал багаж на весу, а ставил его на пол, в этом самом лифте, – и, возможно, мог со стороны показаться беззаботной пташкой, на что и намекал мой клиент. Что ж, скажу вам, сэр, это была последняя капля. Не то чтобы слова клиента рассердили меня сами по себе. Но как только я их услышал, все как бы встало на свое место. Все то, о чем я какое-то время раздумывал. И я уже объяснял вам, сэр, что тогда только что вернулся из короткого отпуска, который провел в Люцерне, где мне открылось новое. И я сказал себе: итак, пора носильщикам нашего города попытаться изменить преобладающее к ним в обществе отношение. Знаете, сэр, в Люцерне я увидел нечто совсем иное – и почувствовал, что происходящее здесь, у нас, просто никуда не годится. Я много над этим думал и остановился на некоторых мерах, которые должен лично предпринять. Конечно, даже тогда я, вероятно, подозревал, с какими трудностями столкнусь. Это было давно, но я понимал, что мое поколение, видимо, уже опоздало. Дело зашло слишком далеко. Однако я подумал: если я сыграю свою роль и положение хоть немного изменится, по крайней мере станет легче тем, кто придет после меня. И вот я принял свои меры, сэр, и неукоснительно их придерживаюсь – с того самого дня, когда услышал слова муниципального советника. С гордостью могу сказать, что иные из носильщиков нашего города последовали моему примеру. Это не значит, что они точно подражают мне во всем. Но их шаги, скажем так, вполне уместны.

– Понимаю. И один из ваших приемов – не опускать чемоданы на пол, но продолжать держать их на весу.

– Именно, сэр, вы хорошо уловили самую суть. Конечно, нужно признать, что, когда я выработал для себя это правило, я был гораздо моложе и крепче – и, видимо, не учитывал, что с возрастом силы убавятся. Забавно, сэр, но об этом как-то не думаешь. Другие носильщики говорили то же самое. Тем не менее все мы стараемся придерживаться наших старых решений. За годы мы довольно крепко сплотились: нас двенадцать человек – это все, кто остался от тех, что попытались тогда изменить ход вещей. Если бы я вздумал вернуться к прошлому, сэр, я бы почувствовал, что подвожу остальных. А если бы кто-то из них вернулся к прежней практике, мне тоже было бы не по себе. Сомнений в этом нет, и потому в городе наметились кое-какие сдвиги. Еще многое предстоит сделать, это верно, но мы часто собираемся на обсуждения – встречаемся каждое воскресенье в Венгерском кафе в Старом Городе; вы могли бы нас навестить – будете самым желанным гостем, сэр; да, мы часто обсуждаем этот вопрос, и все соглашаются без колебаний, что отношение к нам в городе значительно улучшилось. Молодые, пришедшие после нас, принимают все как должное. Но мы – из тех, кто встречается в Венгерском кафе, – мы-то знаем, что причиной перемен стали мы, пускай перемены эти и небольшие. Добро пожаловать к нам, сэр. Я буду счастлив представить вас собранию. Теперь мы соблюдаем меньше формальностей: с некоторых пор допускается, что в особых случаях к нашему столу могут приглашаться и гости. В это время года, после полудня, там очень приятно. Наш стол расположен в тени навеса, с видом на Старую площадь. Очень уютно, сэр, – уверен, вам понравится. Так вот, я говорил, что в Венгерском кафе мы подробно обсуждаем этот вопрос. Я имею в виду наши решения, принятые за все последние годы. Видите ли, никто из нас не задумывался над тем, что произойдет, когда мы станем старше. Мы были так поглощены работой, что думали только о насущных задачах. Возможно также, что мы недооценили, как долго придется искоренять глубоко засевшие мнения. Но что есть, то есть, сэр, сами видите. Теперь я уже в возрасте – и с каждым годом мне приходится все тяжелее.

Носильщик умолк – и, несмотря на физическое напряжение, казалось, погрузился в свои мысли.

– Буду откровенен с вами, сэр. Так честнее. В молодости, едва предписав себе эти правила, я всегда брал по три чемодана, независимо от их веса и величины. Если у посетителя был и четвертый, я ставил его на пол. Но с тремя управлялся всегда. Сказать правду, четыре года назад меня подкосило, и мне стало довольно трудновато. Мы обсудили этот вопрос в Венгерском кафе. В итоге все мои коллеги сошлись на том, что в подобной строгости к себе необходимости нет. В конце концов, убеждали меня, все, что требуется, – это внушить посетителям представление об истинной сущности нашей работы. Два места или три – результат примерно одинаков. Мне следует довести свой минимум до двух чемоданов – и ничего страшного не произойдет. Я согласился со сказанным, сэр, но знаю, что это не совсем так. Мне ясно, что, когда на меня смотрят, эффект получается далеко не тот. Между носильщиком с двумя чемоданами и носильщиком с тремя есть существенная разница, сэр, заметная даже самому неискушенному взгляду. Я все понимаю, сэр, и готов напрямик сознаться, что это причиняет мне боль. Но вернемся к делу. Я надеюсь, вам теперь ясно, почему мне не хочется опускать ваши чемоданы на пол. Их только два. На протяжении еще нескольких лет два чемодана будут мне по силам.

– Что ж, все это очень похвально, – откликнулся я. – Вы, несомненно, помогли мне вникнуть в суть дела.

– Я хотел, чтобы вы знали, сэр: я не единственный, кто столкнулся с необходимостью перемен. Мы постоянно обсуждаем этот вопрос в Венгерском кафе: по правде говоря, каждый из нас вынужден прибегать к каким-то новшествам. Только не подумайте, будто мы не следим за выработкой стандартов. Если такое допустить, то все наши многолетние усилия пойдут прахом. Мы тут же станем всеобщим посмешищем. Завидев нас за столом в кафе, прохожие не удержатся от издевательских реплик. О нет, сэр, мы продолжаем оставаться крайне строгими к себе, и общество – мисс Хильде, уверен, это подтвердит – приучилось уважать наши воскресные собрания. Как я уже сказал, сэр, вы будете у нас самым желанным гостем. Когда солнце клонится к западу, и в кафе, и на площади удивительно приятно. Иногда владелец кафе устраивает на площади концерт цыганских скрипачей. Сам владелец, сэр, питает к нам глубочайшее уважение. Кафе небольшое, но он всегда обеспечивает нам достаточно места, чтобы мы могли поудобней рассесться вокруг стола. Даже если в кафе людно, он всегда заботится, чтобы нас не стеснили и не потревожили. Даже в самое горячее время, если мы разом вздумаем размахивать руками, никто никого не заденет. Вот насколько владелец чтит нас, сэр. Не сомневаюсь, что мисс Хильде подтвердит мои слова.

– Простите, – вмешался я, – но кто такая мисс Хильде, на которую вы ссылаетесь?

Не успел я это произнести, как понял, что носильщик глядит поверх моего плеча. Обернувшись, я с удивлением обнаружил, что в лифте мы не одни. Прижатая в угол, позади меня стояла невысокая молодая женщина в опрятном деловом костюме. Увидев, что я наконец-то ее заметил, она улыбнулась и сделала шаг вперед.

– Прошу прощения, – обратилась она ко мне. – Надеюсь, вы не заподозрили, будто я подслушиваю, но я невольно стала свидетелем вашего разговора. Я слышала рассказ Густава и должна сказать, что он не вполне справедлив по отношению к жителям нашего города. В том смысле, что мы недостаточно ценим носильщиков при отелях. Конечно же, это не так – и мы ценим Густава больше всех. Все его любят. Нетрудно заметить, что он противоречит сам себе. Если мы такие черствые, то чему он припишет те глубочайшие знаки уважения, какие оказывают носильщикам в Венгерском кафе? Право же, Густав, нехорошо с вашей стороны изображать нас перед мистером Райдером в неверном свете.

Слова эти были произнесены неподдельно ласковым тоном, однако носильщик выглядел явно пристыженным. Он слегка отстранился от нас, причем тяжелые чемоданы ударились о его ноги, и сконфуженно отвел глаза в сторону.

– Вот, убедитесь сами, – с улыбкой продолжала женщина. – Но он лучший из лучших. Мы все очень его любим. Он необычайно скромен – и сам никогда в этом не признается, однако все его сотоварищи смотрят на него снизу вверх. Не будет преувеличением сказать, что они перед ним благоговеют. Порой они сидят по воскресеньям вокруг своего стола – и до прихода Густава не проронят и слова. Они чувствуют, что было бы непочтительно начинать без него. Нередко видишь, как десять-одиннадцать человек молча сидят за чашками кофе в ожидании. Самое большее, тихонько перешепнутся, словно они в церкви. И только с появлением Густава языки развязываются. Стоит подойти к Венгерскому кафе, чтобы понаблюдать за его приходом. Должна вам сказать, перемена разительная. Сначала вы видите хмурые лица пожилых людей, безмолвно сидящих вокруг стола. Но вот Густав переступает порог – и его встречают шумными возгласами и смехом. Шутливые тычки, хлопанье по спинам…. Бывает, что и пляшут – да-да, прямо на столах! У них есть свой «Танец носильщиков» – не правда ли, Густав? Да-да, воцаряется настоящее веселье. Однако только с появлением Густава. Разумеется, сам он вам ничего подобного не расскажет из-за скромности. Он – наш городской любимец.

Пока женщина говорила, Густав потихоньку от нас отворачивался – и когда я взглянул на него снова, он уже стоял к нам спиной. Под тяжестью чемоданов колени его подогнулись, плечи вздрагивали. Голову он наклонил так низко, что ее совсем не было видно, но что служило тому причиной – замешательство или просто физическая нагрузка – определить было непросто.

– Простите, мистер Райдер, – услышал я голос молодой женщины. – Я вам еще не представилась. Меня зовут Хильде Штратман. Мне поручено обеспечить вам здесь благополучное пребывание. Я так рада, что вы наконец у нас. Мы уже начинали слегка беспокоиться. Ждали все утро, сколько было можно, но у многих были назначены важные встречи – и понемногу разошлись, один за другим. Поэтому мне, скромной сотруднице Института гражданских искусств, выпало на долю выразить вам, какую огромную честь вы оказали нам вашим визитом.

– Я очень рад побывать в вашем городе. Но что касается сегодняшнего утра… Вы только что сказали…

– О, прошу вас, ни о чем не беспокойтесь, мистер Райдер. Все хорошо. Главное, что вы здесь. Знаете, мистер Райдер, в чем я согласна с Густавом, так это в том, что он говорил о Старом Городе. Место, действительно, очень привлекательное – и я всегда советую приезжим туда заглянуть. Там изумительная обстановка, множество уличных кафе, лавочек, ресторанов. Отсюда рукой подать, так что вы должны воспользоваться возможностью, как только позволит расписание.

– Воспользуюсь непременно. Кстати, мисс Штратман, что касается моего расписания… – Я намеренно сделал паузу, ожидая, что собеседница начнет сокрушаться о своей забывчивости, и, возможно, извлечет из кейса какую-нибудь папку. Вместо этого она торопливо заговорила:

– Да, расписание у вас очень плотное, очень. Но, я надеюсь, составлено оно разумно. Мы старались включить только самое главное. Неизбежен наплыв представителей различных обществ, местной прессы, просто желающих. У вас масса поклонников в нашем городе, мистер Райдер. Многие считают вас не только лучшим пианистом из ныне живущих, но, возможно, величайшим во всем столетии. Думаю, правда, в итоге нам удалось оставить лишь самое существенное. Полагаю, вы не почувствуете себя слишком обремененным. Между тем двери лифта раскрылись – и пожилой носильщик ступил в коридор. Чемоданы затрудняли его продвижение – и мне, идущему позади с мисс Штратман, пришлось умерить шаг, чтобы его не обогнать.

– Надеюсь, никто не остался в обиде, – заметил я на ходу. – Те, для кого в моем расписании не хватило места.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Всем нам известно, зачем вы здесь, и ни единому человеку не захочется выслушивать упреки в том, что он вас отвлек. На деле, мистер Райдер, помимо двух довольно важных общественных обязательств, все прочие пункты в вашей программе так или иначе относятся к вечеру в четверг. Вы, разумеется, уже имели возможность ознакомиться со своим расписанием.

Какая-то нотка в ее голосе помешала мне ответить с полной откровенностью – и я попросту пробормотал:

– Да-да, конечно.

– Расписание, действительно, очень плотное. Но мы руководствовались главным образом вашим желанием повидать как можно больше собственными глазами. Очень похвальное стремление, если вы позволите мне так выразиться.

Пожилой носильщик остановился перед дверью. Наконец-то он опустил мои чемоданы на пол и начал возиться с замком. Когда мы приблизились, Густав снова взялся за багаж и, пошатываясь, внес его в номер со словами: «Прошу вас за мной, сэр». Я уже собирался войти, но мисс Штратман положила руку мне на плечо:

– Я вас не задержу. Мне просто хотелось бы удостовериться именно сейчас, все ли пункты программы вас устраивают.

Дверь захлопнулась, оставив нас в коридоре наедине.

– Что ж, мисс Штратман, – ответил я, – в целом… В целом программа представляется мне хорошо сбалансированной.

– Помня о вашей просьбе, мы организуем встречу с группой взаимной поддержки граждан. В группу входят простые, обыкновенные люди самых разных занятий; их объединило сознание того, что они пострадали от нынешнего кризиса. Вы сможете узнать из первых рук, что именно им пришлось претерпеть.

– О да, это будет в высшей степени полезно.

– Далее: как вы уже заметили, мы пошли навстречу вашему желанию лично познакомиться с мистером Кристоффом. Учитывая обстоятельства, мы в полной мере отдаем должное двигавшим вами мотивам. Мистер Кристофф, со своей стороны, в восторге, как вы легко можете себе представить. Естественно, у него есть свои причины для встречи с вами. Я имею в виду, что он и его друзья приложат все усилия, чтобы навязать вам свою собственную точку зрения. Разумеется, все окажется сплошной чепухой, но я уверена, что это поможет вам составить общую картину происходящего. Мистер Райдер, вы выглядите очень утомленным. Я больше вас не задерживаю. Вот моя визитная карточка. Если у вас возникнут какие-либо вопросы или сомнения – обращайтесь ко мне без колебаний.

Поблагодарив мисс Штратман, я проследил взглядом, как она удаляется по коридору. Меня все еще продолжали занимать подробности нашего разговора – и когда я переступил порог номера, то не сразу различил фигуру Густава, стоявшего возле кровати.

– А, вот и вы, сэр.

Внутри отеля всюду преобладала обшивка из темного дерева – и меня приятно удивил современный вид комнаты, залитой светом. Стена напротив меня почти целиком от пола до потолка была из стекла: солнце проникало внутрь сквозь вертикальные планки жалюзи. Мои чемоданы стояли рядышком у гардероба.

– Если вы готовы уделить мне еще немного вашего времени, сэр, я покажу вам, где тут что. Чтобы вы устроились с полным комфортом.

Я покорно следовал за Густавом, пока он знакомил меня с выключателями и всеми прочими аксессуарами. Потом он повел меня в ванную, где продолжил объяснения. Я чуть было не прервал его по привычке, выработанной общением с носильщиками при отелях, но что-то в той старательности, с которой он исполнял свою задачу, в его усилиях внести нечто личное в обряд, совершаемый им ежедневно по многу раз, меня остановило и даже растрогало. Пока он, указывая рукой то на один, то на другой угол комнаты, не упускал и мелочи, мне вдруг пришло в голову, что, несмотря на весь свой профессионализм и неподдельное желание устроить меня как нельзя лучше, Густав особенно озабочен чем-то другим, мучившим его на протяжении всего дня. Иными словами, его вновь охватила тревога за дочь и за ее маленького ребенка.

Когда несколько месяцев тому назад Густав получил это предложение, он и не подозревал, что будет испытывать какие-либо другие чувства, помимо ничем не омраченного удовольствия. Раз в неделю, после полудня, он должен был проводить час или два, гуляя с внуком по Старому Городу, с тем чтобы Софи могла развеяться и уделить немного времени себе. Договоренность сразу же оказалась очень удачной – и через неделю-две дедушка с внуком выработали распорядок, устраивавший обоих как нельзя более. В сухую погоду они отправлялись в парк с аттракционами, где Борис мог продемонстрировать свои последние достижения по части отважных гимнастических курбетов. Если шел дождь, они посещали лодочный музей. Частенько они просто прогуливались по крохотным улочкам Старого Города, заглядывая в магазины сувениров или наблюдая на Старой площади пантомиму или акробатическое представление. Пожилого носильщика здесь хорошо знали: их приветствовали на каждом шагу – и на Густава со всех сторон сыпались похвалы его внуку. Они подолгу простаивали на старинном мосту и следили за проплывающими внизу лодками. Экскурсия завершалась обычно в излюбленном ими кафе, где они заказывали пирожные или мороженое и поджидали возвращения Софи.

Поначалу эти прогулки доставляли Густаву огромное наслаждение. Однако участившиеся встречи с дочерью и внуком вынудили его заметить многое из того, что ранее он без раздумий отмел бы в сторону, но очень скоро он уже не в силах был делать вид, что все обстоит благополучно. Прежде всего, вопрос касался настроения Софи. В первые разы она прощалась с ними весело, спеша в центр города за покупками или к подруге. Позднее она стала уходить понурившись, как если бы ей нечем было занять себя. Далее обнаружилось, что эта хандра, чем бы она ни была вызвана, начала сказываться на Борисе. По правде говоря, его внук почти постоянно пребывал веселым и бодрым. Но носильщик подметил, как то и дело, в особенности при упоминании о домашних событиях, по лицу мальчика пробегала тень. А две недели назад случилось происшествие, которое пожилой носильщик никак не мог выкинуть из головы.

Густав проходил с Борисом мимо одного из многочисленных кафе Старого Города, как вдруг заметил за окном свою дочь. Навес затенял стекло, позволяя хорошо разглядеть помещение: Софи сидела там одна за чашкой кофе с безутешным видом. То, что она не нашла в себе сил покинуть Старый Город, не говоря уж о выражении ее лица, потрясло Густава: он даже не сразу вспомнил о Борисе и необходимости отвлечь его внимание. Было уже поздно: Борис, проследив за взглядом деда, отчетливо увидел сидевшую в кафе мать. Мальчик тотчас же отвернулся – и оба продолжали прогулку, ни словом не обмолвившись об увиденном. К Борису скоро вернулось хорошее настроение, но эпизод чрезвычайно встревожил Густава и с тех пор не выходил у него из головы. В сущности, именно воспоминание об этом инциденте и придавало ему ту озабоченность, с какой он встретил меня в вестибюле и которая вновь охватила его, когда он показывал мне мой номер.

Густав пришелся мне по душе – и я проникся к нему сочувствием. Очевидно, он давно уже был погружен в свои мысли, и теперь, в любую секунду, мог потерять контроль над собой. Я подумывал, не поговорить ли с ним по душам, но, едва Густав завершил свой обход, на меня вновь навалилась непреодолимая усталость, которую я испытывал с тех пор, как сошел с трапа самолета. Я решил отложить разговор и отпустил Густава, не поскупившись на чаевые.


Не успела за Густавом закрыться дверь, как я, не раздеваясь, рухнул в постель и невидящим взглядом уставился в потолок. Сначала мои мысли продолжал занимать Густав и его разнообразные заботы. Затем мысли мои перескочили на разговор, который состоялся у меня с мисс Штратман. Было очевидно, что в городе от меня ожидали чего-то большего, нежели просто концерта. Однако восстановить основные детали визита мне не удавалось. Глупо было не побеседовать с мисс Штратман более откровенно. Копию расписания я не получил не по своей, а по ее вине, и моя пассивность оправдания не имела.

В памяти у меня всплыла фамилия «Бродский» – и на этот раз я отчетливо уяснил, что не столь давно что-то о нем не то слышал, не то читал. Потом мне вдруг припомнился один момент из моего сегодняшнего длительного перелета. Огни в салоне были притушены, соседние пассажиры спали, а я при слабом свете лампочки для чтения изучал программу визита. Мой сосед, очнувшись от дремоты, перегнулся ко мне и беспечным тоном задал какой-то вопрос касательно футболистов – участников розыгрыша Мирового Кубка. Не желая отвлекаться от своего занятия, я сухо бросил что-то в ответ и вновь углубился в расписание. Все это представилось мне теперь совершенно ясно. Мне воочию виделись толстая серая бумага, на которой была отпечатана программа, тусклое пятно света, отбрасываемое лампочкой для чтения, припомнилось и ровное гудение моторов, но – сколько я ни старался – содержания документа вспомнить никак не мог.

Усталость вновь накатила на меня волной – и я решил не ломать себе голову, а лучше немного вздремнуть. Я хорошо знал по опыту, насколько все проясняется после отдыха. Можно будет пойти поискать мисс Штратман, объяснить ей недоразумение, заполучить копию и попросить растолковать все, что потребуется.

Я уже начинал дремать, но внутренний толчок вдруг заставил меня открыть глаза и устремить их в потолок. Некоторое время я пристально его рассматривал, потом сел в постели и огляделся вокруг с нарастающим чувством узнавания. Я вдруг понял: комната, где я нахожусь, служила мне спальней в те два года, когда я жил с родителями в доме тетушки на границе Англии и Уэльса. Я огляделся по сторонам, потом снова улегся на спину и направил взгляд на потолок. Его недавно отштукатурили и перекрасили, он казался просторней, карнизы были убраны, а лепные розетки люстр полностью переделаны. Тем не менее это был, несомненно, тот самый потолок, на который я так часто смотрел, лежа в давние дни на узкой скрипучей кровати.

Я перевернулся на бок и вгляделся в пол. Под ноги мне был подостлан темный коврик. Мне вспомнилось, что некогда именно здесь лежал потертый зеленый половик, на котором несколько раз в неделю я аккуратно выстраивал ряды пластмассовых солдатиков: их было больше сотни, и я хранил их в двух жестяных коробках из-под печенья. Я протянул руку и провел кончиками пальцев по коврику – и тут передо мной всплыло воспоминание: однажды в полдень, когда я с головой ушел в мир моих солдатиков, снизу послышалась яростная перебранка. Голоса звучали так свирепо, что даже я – ребенок лет шести-семи – я понял: ссора далека от заурядной. Я все же успокоил себя, что ничего необычного не происходит, и, прижавшись щекой к половику, продолжал военные действия. В середине половика зияла прореха, всегда доставлявшая мне массу неприятностей. Но на этот раз, на фоне доносившихся снизу криков, меня впервые осенило, что прореха может служить зарослями – преградой, которую мои солдаты должны преодолеть. Это открытие меня по-настоящему взволновало: еще бы, оказалось, что помеха, угрожавшая подорвать мой воображаемый мир, на самом деле легко превращается в его составную часть. «Заросли» стали впоследствии ключевым фактором во многих битвах, которые я разыгрывал.

Все это припомнилось мне, пока я продолжал упорно глазеть на потолок. Конечно же, я хорошо понимал, что все окружающее меня в комнате основательно переделано. Тем не менее мысль, что после стольких лет я вновь оказался у себя, в моем детском святилище, приносила мне чувство глубокого удовлетворения. Я закрыл глаза – и на миг мне почудилось, будто вокруг меня по-прежнему расставлена та самая старая мебель. В дальнем углу направо – высокий белый гардероб со сломанной ручкой. На стене у меня над головой – рисунок собора в Солсбери, выполненный моей тетушкой. Прикроватная тумбочка с двумя ящичками наполнена моими тайными сокровищами. Напряжение дня – долгий полет, путаница с расписанием, проблемы Густава – отступили в сторону, и я ощутил, как медленно соскальзываю в глубокое обессиленное забытье.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации