Электронная библиотека » Кэтрин Куксон » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:48


Автор книги: Кэтрин Куксон


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Кэтрин Куксон
Платье из черного бархата

Часть I
Путешествие

Глава 1

Если бы жилища горняков объединял общий двор, в нем непременно оказался бы и вход в саму шахту. В действительности же в поселке было три узкие, идущие одна за другой улочки, с выстроившимися вдоль них невзрачными домиками, которые отделяли друг от друга кучи золы да деревянные будки туалетов – недавно появившееся новшество.

Пыльные и грязные улицы имели неожиданно красивые названия: улица Примул, Первоцвета, Маргариток. Первые две насчитывали по двадцать пять домов, а на третьей их было целых тридцать три!

Население поселка напоминало большое семейство, состоящее из отдельно живущих семей. Жители каждой улицы старались держаться вместе, имели общие интересы. Но когда в поселок приходила большая беда, территориальные распри тут же забывались. Горе сближало и объединяло людей.

Даже самые маленькие обитатели поселка знали, откуда ждать несчастья. Источником постоянной опасности всегда оставалась шахта – эта огромная черная дыра в земле; гибель в ней сулили и огонь, и вода. Погребенных в шахте горняков невозможно было достойно похоронить. Они не имели даже могильного холма, которого мог коснуться луч солнца. Надгробием им служила многометровая толща земли.

Однако новая беда, свалившаяся на поселок, к шахте отношения не имела. Эта напасть напоминала лихорадку, но была куда страшнее. Из-за нее желудок отказывался принимать пищу, а то немногое, что в него попадало, выходило не задерживаясь. Тело человека, пораженного этой хворью, покрывалось потом, выступавшим из пор, словно слезы из глаз. Называлась эта ужасная болезнь незнакомым словом – холера.

Как вихрь пронеслась она по поселку, унеся с собой жизни четверых мужчин, двух женщин и троих детей.

Первой жертвой стал Сэт Милликан. В поселке поговаривали, что именно он и принес заразу из Гейтсхеда, куда ездил обучаться грамоте.

После его смерти все сошлись во мнении, что гордыня до добра не доводит. А уж гордым и самонадеянным Сэта считали все. И он действительно гордился. Милликан был далеко не лучшим забойщиком, однако он умел расписываться, знал буквы и мог читать Библию, чем был безмерно горд. Но, по мнению соседей, в своей гордыне он зашел слишком уж далеко, даже не пустил своего старшего десятилетнего сына и девятилетнюю дочь в шахту. Видите ли, он решил, что его дети должны работать под голубым небом и видеть свет божий, а не зарываться, как кроты, в землю. Сэт не изменил своего решения и после того, как Рейнтон, приходской священник, попытался внушить ему, что Господь дает всем людям время наслаждаться и солнцем, и светом. А заниматься каждый человек должен тем, что написано ему на роду. Ответ Сэта Милликана стал известен всей округе. «К чертям эти разговоры», – вот что сказал этот нахал. И хотя священник сдержался и промолчал, взгляд его был достаточно красноречив и невысказанные проклятия обрели силу. Поговаривали также о том, что Сэт, скорее всего, попал в ад за свои грешные слова.

К жене, а теперь уже вдове Сэта, Марии, или Рии, как ее чаще называли, в поселке относились по-разному. Большинство считали ее чужой. Дочь рыбачки, Рия приехала в деревушку из Шильдса. А всем известно, что от такого брака не жди ничего хорошего. Ибо пути того, кто плавает по просторам морей, и ползающего, как червь в земляных глубинах, пересекаться не должны.

Но вопреки этому устоявшемуся мнению, Сэт Милликан и Мария Ристон встретились и поженились. Ему в то время было двадцать шесть лет, а ей всего шестнадцать. За десять лет их супружеской жизни они вырастили четверых из восьми рожденных Марией детей. Вот сколько оказалось в ней жизненных сил.

В отличие от окружавших ее женщин, Рия по-прежнему держалась прямо, а фигура ее осталась подтянутой. Все так же красивы были золотисто-каштановые волосы, и молодо блестели глаза, а о ее языке справедливо говорили, что режет он ничуть не хуже бритвы. После смерти мужа он стал еще острее, особенно когда ей приходилось обсуждать Билла Норскотта.

Многие мужчины в поселке заглядывались на Рию, но Биллу Норскотту труднее всего было оторвать от нее взгляд. Именно об этом человеке и шел разговор в доме Милликанов (если, конечно, можно так назвать убогое жилище, состоящее из двух комнат с земляным полом).

Опершись о край стола и подбоченясь, Рия вздернула подбородок и с вызовом взглянула на своего деверя.

– Я тебе уже сказала, Тэд, – склонив голову на бок запальчиво произнесла женщина, – даже если бы Норскотт оказался последним мужчиной на земле, то и тогда я бы не позволила ему прикоснуться даже к грязному подолу своей юбки. Ты советуешь мне ради крыши над головой идти к нему и посадить себе на шею его девятерых ребят. – Она брезгливо поморщилась. – Да в их доме, этом хлеву, и для них самих места мало, а тут еще я с четырьмя детьми. Представить только, пятнадцать человек в такой лачуге! Фу! – Она медленно покачала головой и добавила с осуждением: – Я думала, ты меня хоть немного уважаешь, Тэд Милликан, а ты предлагаешь мне подобное.

Тэд во многом уступал своему умершему брату. Он был не таким крепким и рослым, как Сэт, да и к тому же не отличался большим умом.

– Рия, у тебя нет выбора. Нужно смириться, иначе вы все окажетесь на улице, – с грустью промолвил он. – Если бы Сэт погиб в шахте, начальство, быть может, и подыскало бы вам что-нибудь. Но народ прибывает, а с жильем туго, сама знаешь. Так что вряд ли тебе разрешат здесь остаться. В любое время может явиться Брэнниган и объявить, что вам пора освобождать дом. Я потому и затеял разговор о Билле. – Немного помявшись, Тэд продолжил: – Мы с ним поговорили и он… согласился взять к себе тебя и…

– Так, значит, он согласен! – не давая ему договорить, взорвалась Рия. – Этот надутый грязный выпивоха готов взять меня в свой дом. Кончим на этом наш разговор, Тэд. И знаешь что, лучше тебе уйти отсюда, да побыстрее, пока я по-настоящему не рассердилась… Хотя нет, подожди. Послушай, что я скажу тебе. Мы не будем дожидаться, пока нас отсюда выставят, мы сами уйдем. Я собираюсь вернуться к своей родне. Пусть меня там встретят без особой радости, но я буду дышать чистым воздухом. А это уже ох как много. Теперь я могу тебе признаться, что каждый день, проведенный здесь, был для меня ненавистен. Это ужасное место: горы шлака подступают все ближе, везде кучи золы и мусора, а уж люди чего стоят. Многие косились на моего мужа, потому что он желал для себя и своей семьи другой жизни. И если бы я не уважала Сэта и не ценила его стараний, то бежала бы отсюда без оглядки в первые же месяцы после свадьбы, уж можешь мне поверить. И вот еще что, Тэд. Ни ты, ни Мэри Эллен так и не позвали нас к себе. А ведь кроме вас с ней в доме только два парня, к тому же один скоро женится и заживет своей семьей отдельно.

– Рия, не подумай, что я этого не хочу, – понурился Тэд, – но ты же знаешь Мэри Эллен. Вы никогда с ней не ладили, а под одной крышей вам тем более не ужиться.

Лицо Рии смягчилось.

– Да, я понимаю, Тэд, – со вздохом произнесла она. – Будь твоя воля, все было бы иначе. Ты не беспокойся о нас. Могла и раньше, смогу и сейчас позаботиться о себе.

Тэд остановился на пороге, задумчиво глядя на улицу – всю в лужах от недавно прошедшего щедрого майского ливня.

Детвора самозабвенно шлепала по лужам, беззаботно радуясь жизни, даже не предполагая, какие безрадостные дни ждут их впереди.

– Когда ты уезжаешь? – наконец спросил он.

– Завтра, рано утром.

– А что будешь делать с вашими пожитками? Мэри Эллен… – он запнулся и тут же поправился: – Я могу пока подержать у себя твою кровать и другие вещи.

– Да, ты бы не отказался, что уж говорить о Мэри Эллен, – насмешливо подтвердила Рия. – Я как раз думала об этом на днях. Все эти вещи стоят денег. Слишком много пота пришлось пролить, чтобы купить их. Мне не хочется расставаться с ними навсегда, поэтому я решила отдать их пока Артуру Медлу и Кейт. У них комната наверху полупустая, вот мои вещи и пригодятся. Пусть пока пользуются. К тому же Кейт женщина аккуратная и бережливая.

– А ты не сидела сложа руки, – заметил Тэд, глядя на невестку.

– Ты прав, Тэд, никогда в жизни я не сидела сложа руки. И трудиться привыкли не только мои руки, но и голова.

– Ты удивительная женщина, Рия. Я не встречал другого человека такого же смелого, решительного и рассудительного. В два часа я спускаюсь в шахту, а завтра к полудню, когда поднимусь из забоя, ты, наверное, уже уедешь. Так что мы больше не увидимся. Удачи тебе. Поверь, мне бы очень хотелось, чтобы все в твоей жизни сложилось хорошо, Рия.

– Спасибо, Тэд.

Подождав, пока он отойдет подальше, женщина закрыла дверь. Прислонившись к ней спиной и прижав ладони к ее грубо обтесанной поверхности, она едва слышно охнула. Это был отголосок глубоко затаившегося в душе стона. Тэд назвал ее смелой и рассудительной. Она ответила, что может вернуться к своим родственникам, а еще сказала, что они смогут наконец-то дышать чистым воздухом, и будут этим довольны, даже если им и не очень обрадуются. Но Рия не могла не признать, что несмотря на всю свою смелость и решительность, ее не покидало чувство тревоги. Ведь она знала, какой прием ждет их после возвращения из этого горняцкого поселка. Да и насчет чистоты воздуха она сильно преувеличивала. Насколько она помнила, воздух ее родных мест был насквозь пропитан рыбой, вызывая отвращение.

Оторвавшись от двери, женщина подошла к огню. На каменной плите у очага стояло ведро с мелким углем. Рия подняла его и с размаху высыпала уголь на решетку. Сажа тучей взметнулась вверх и полетела в дымоход, но какая-то часть осела на ее лице. Рия фыркнула, пытаясь ее сдуть. Поняв, что это напрасное занятие, она сдернула полотенце с медного прута, протянутого над деревянной полкой, висевшей над очагом, и отошла к столу, вытирая липкую сажу.

Устало опустившись на табурет, она опустила голову на стол. Рия хотела помолиться, но не нашла слов. Кроме того, Сэт не уставал повторять, что Бог помогает лишь тем, кто заботится о себе сам. При этом он всегда смеялся, потому что находил в этом противоречие. По его мнению, если не помогать себе, то ничего само не сделается и хорошего не дождаться, вот тогда и начинают винить Бога. Рию всегда удивляло и интересовало, о чем мог Сэт говорить с тем методистом[1]1
  Методист, приверженец методизма – одного из направлений в протестантизме, возникшего в Англии в XVIII веке. – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть]
из Гейтсхеда. В душе Сэта было не так уж много места для Бога и его деяний. И даже о Библии он говорил, что все истории в ней придумали сами люди.

Рия многим была обязана мужу. Благодаря ему, она и дети умели читать и писать, а еще Сэт научил ее думать, шевелить мозгами. Женщине доставляло огромную радость сознавать, что она единственная в поселке мать грамотных детей. И это отличало их семью от соседей. Сэт мог бы научить читать и писать многих в поселке, но рабочие боялись, что бригадир донесет об этом управляющему и тогда им не поздоровится. А все оттого, что грамота была не в чести. По мнению умудренных жизнью рабочих-старожилов, проку от грамоты было мало – одни неприятности да гнев хозяев, дающих работу и кров. А с этим не считаться нельзя: только глупец станет кусать руку кормящего.

Лишь двое горняков – Артур Меддл и Джек Траутон, – не побоявшись гнева начальства, водили дружбу с Сэтом и учились у него. И за это им приходилось расплачиваться. Их, как и Сэта, ставили в штреки с бедными пластами, где за двенадцатичасовую смену редко удавалось добыть угля больше чем на три шиллинга.

Да, образование давалось недешево, но одними знаниями сыт не будешь. Сэт прекрасно это понимал, потому и делал запасы на черный день. На протяжении всех десяти лет он старательно копил деньги. Случались недели, когда ему удавалось откладывать одну мелочь, но бывало, что он умудрялся отправить в свою копилку целый шиллинг. Сэт посвятил Рию в свои планы в первый же месяц их совместной жизни. Он рассказал, что решил копить деньги, так как не намерен до конца жизни оставаться горняком. Сэт планировал в будущем купить небольшой домик и участок земли. Рия знала, что за первый год муж накопил фунт и пятнадцать шиллингов. Однако в дальнейшем он не заговаривал с ней о том, сколько удается выкраивать каждую неделю. Жалованье ему выдавали раз в две недели и бывали времени, когда Сэт приносил ей только один соверен. С годами муж менялся, становился строже, суше, скупился на эмоции. Последние два года он уже не говорил о своих чувствах. Однако Рия знала: несмотря на то, что Сэт стал скуп на ласку, а нежность проявлял лишь когда ждал от нее удовлетворения плотских желаний, он по-прежнему любит ее.

Сэт увидел Рию в первый раз, когда ей было пятнадцать. В тот субботний день он прогуливался по пристани в Шильдсе, а она, простоволосая, стояла среди жен рыбаков. Вместо обычной пышной фланелевой юбки с белым передником и шали, повязанной крест-накрест, она надела в этот день платье с втачным поясом, юбка которого была присобрана сзади и сколота под ягодицами. Желтый с узорами платок охватывал плечи девушки. Подол платья закрывал лодыжки, оставляя открытыми только башмаки на деревянной подошве. Сэт потом рассказал ей, что его сразу привлекли ее глаза. Поймав ее взгляд, юноша не смог не обратить внимания на светившийся в них живой ум.

С того дня Сэт стал появляться на причале каждые субботу и воскресенье, если был свободен. Придя на причал в шестой раз, он наконец решился с ней заговорить.

– Здравствуй, – поздоровался юноша.

– Здравствуй, – ответила Рия.

– Ты дочь рыбака? – уточнил он.

– Да, – подтвердила девушка.

– Что-то не похоже…

– А как ты думал, на что я должна быть похожа: на треску, лосося, а быть может, на копченую селедку?

– Ты поняла, что я хотел сказать, – без тени улыбки ответил Сэт, и ей сразу расхотелось шутить.

– Что это за тип с тобой разговаривал, сразу видно, что он из горняков, – в тот же день поинтересовалась ее мать.

– А как ты догадалась, что он работает в шахте? – удивилась проницательности матери Рия.

– А что тут гадать, все сразу ясно, – ответила мать. – В их кожу навсегда въелась угольная пыль. А еще синева над бровями. Держись от него подальше, дочка, – предупредила она напоследок. – Посмотри, сколько вокруг рыбаков, есть из кого выбрать. Если ты чувствуешь, что стала достаточно взрослой, то приглядывай себе парня среди них, и чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше.

Как ни странно, Рия не любила мать, ее куда больше тянуло к отцу. Когда девочке было три года, отец и двое ее братьев в очередной раз отправились в море, да так и не вернулись. В тот день пропали три лодки с рыбаками: две с северной окраины Шильдса и одна – с южной.

А еще ее буквально воротило от запаха рыбы, несмотря на тот факт, что на ней она выросла. Рии приходилось есть столько рыбы, что желудок не выдерживал и начинал бунтовать. Особенно мутило ее от трески. И всякий раз, когда подобное случалось, мать говорила, что дочь пошла в деда, этого тупоголового шведа, который был никудышним моряком, да к тому же страшным привередой, а еще дед Рии имел на редкость светлые волосы, которые и среди белокурых скандинавов встречались не часто.

Первенец Рии, Дэвид, унаследовал цвет волос своего прадеда-шведа, чем заметно выделялся среди соседских детей. Дэвид работал на открытом воздухе, и его шевелюра выгорела на солнце почти до полной белизны. По сравнению с детьми, работавшими в шахте, волосы Дэвида не покрывала угольная пыль, и в них не было и намека на вшей.

Сэтом было установлено еще одно правило: мыться всей семьей по пятницам, независимо от времени года. Сам он мылся до пояса каждое утро, и вода после этого не должна была никем использоваться. Но по пятницам он строго следил, чтобы в корыте побывали все дети по очереди, после них мылась Рия, а последним в корыто забирался Сэт и мылся с головы до ног.

Рия привыкла к этой еженедельной процедуре, и ей она нравилась, особенно приятно было думать, что этот ритуал выделяет их семью среди других обитателей поселка. Всего лишь раз заведенный порядок был нарушен. Утром той пятницы умер Сэт. Его тело в ожидании катафалка лежало на постели в углу. Ее покойный супруг удостоился чести отправиться в последний путь на катафалке. Беднякам редко оказывалась подобная честь, разве что находился богач, который соглашался взять на себя расходы. Но когда в поселке похозяйничала холера, начальство распорядилось, чтобы тела всех умерших от этой болезни отвозили на кладбище на катафалке.

Вздохнув, Рия встала. Часы показывали почти половину седьмого. Скоро с работы должны были вернуться дети. Семилетний Джонни и пятилетняя Мэгги последние две недели собирали камни на полях хозяйства Бейтмена. Такие маленькие, они работали с восьми утра до шести вечера! После чего их еще ждал неблизкий путь домой. И так каждый день: утром миля, вечером миля. Но шесть пенсов в неделю на дороге не валялись, так что приходилось терпеть. Дэвид приносил в неделю три шиллинга. Он подносил кирпичи на стройке недалеко от Гейтсхед Фелла. На год моложе брата, Бидди работала на кухне у миссис Бейтмен за полтора шиллинга плюс еда. Все четверо зарабатывали пять шиллингов и шесть пенсов – во много раз меньше, чем они могли получить, работая в шахте. Но Рия, как и Сэт, не хотела пускать детей под землю и дала себе слово, что постарается сделать все, чтобы им не пришлось идти в забой.

Но теперь все они теряли работу, потому что на милю вокруг не сдавалось ни одного дома, а кто из фермеров согласился бы дать ей приют с четырьмя детьми. Рия попробовала намекнуть об этом миссис Бейтмен, но та в ответ лишь рассмеялась:

– Миссис, будь у меня свободный свинарник, я бы еще могла его сдать. И кроме того, мне некуда пристроить всех четверых. Сами знаете, дела идут неважно. Порой нам еле удается распродать свой товар. А все из-за таких, как вы! Ваши забастовки только воду мутят! Будь моя воля, я бы знала, как совладать с бунтовщиками. Вешать и стрелять, и делу конец.

Рия промолчала. Что она могла ответить женщине, готовой только «вешать и стрелять»?

Относительно аренды дома Рия лучше других знала, что могла себе это позволить, а все благодаря Сэту и его маленькой кубышке… По правде говоря, кубышка оказалась не такой уж маленькой, грех жаловаться. Целых восемнадцать фунтов и пятнадцать шиллингов, – да это же целое состояние. Когда Рия думала об этом, ей казалось странным, что Сэт, чувствуя, что умирает, не говорил с ней о своей копилке и о том, где она хранится. Рия давно знала, что тайник мужа находится за одним из кирпичей очага. Но она никогда не пыталась искать заветный кирпич. Проницательный и наблюдательный Сэт тотчас бы заметил неладное, и могла вспыхнуть ссора, чего Рия, естественно, не хотела.

За последние годы теплые чувства, испытываемые ею к мужу, заменило уважение. Тем не менее они жили в мире и согласии и по-своему счастливо, по крайней мере в этом она старалась себя убедить, особенно в те минуты, когда ей приходилось подавлять беспокойство и смутную тревогу, просыпавшиеся время от времени в глубине ее души. В такие моменты в груди ее что-то болезненно сжималось, а все тело жаждало ласки. Ей требовалось совсем немного – легкого поглаживания по голове, касания щеки или нежного объятия ночью, и непонятная боль в душе утихла бы, тревога прошла. Но муж, увы, был скуп на нежности. Что поделать, такая уж натура. Так, день за днем, размеренно и чинно протекала их жизнь.

Первой из детей вернулась Бриджит. Домашние и соседи звали ее Бидди. Как и у матери, волосы ее имели золотисто-каштановый цвет, но более светлый оттенок. А глаза у обеих были одинаково карие. Ростом Бидди превосходила своих девятилетних сверстников, и следовало ожидать, что, когда вырастет, она станет выше матери. Каждый жест, каждое движение девочки передавали ее жизнерадостность: будь то манера ходить или то, как она поворачивала голову. Бидди росла смышленой девочкой, любила посмеяться и за словом в карман не лезла.

– Привет, ма, – выпалила она с порога.

– Здравствуй, моя хорошая, – ответила мать.

– Она позволила мне взять тапочки. Ноги в них уж точно не вспотеют, верно? – Бидди просунула пальцы в дырки на носках шлепанцев. – Хотела я сказать ей: «Благодарю, миссис, но приберегите их для кого-нибудь другого», но потом решила промолчать.

– И правильно сделала, грубить нехорошо.

– Устала я, ма. – Лицо Бидди на мгновение погрустнело.

– Садись, отдохни, скоро будем ужинать. Бидди подсела к огню.

– Мам, миссис Бейтмен говорила ну совсем как пророк из Библии, – повернувшись к матери, начала рассказывать девочка. – Она сказала, что нас ждет погибель, потому что мы уезжаем. На самом деле, думаю, ей жаль, что я больше не буду у нее работать.

– Еще бы не жаль! Такую проворную работницу, как ты, днем с огнем не найдешь. Конечно, ей не хотелось, чтобы ты уходила.

– Мам, ты знаешь, что она сказала?

– Что же? – поинтересовалась Рия, расставляя на столе деревянные миски.

– Она сказала, что мы слишком уж о себе возомнили, и ты скоро убедишься в своей ошибке. Задаваться нам не стоит, книжками сыт не будешь… Ма, представляешь, она совсем читать не умеет и считать тоже. И никто в их семействе не может, даже сам хозяин. Когда она пересчитывает фляги с молоком, то ставит в кувшин соломинки. – Бидди наклонилась вперед и, широко улыбнувшись, спросила: – Знаешь, что я сегодня сделала?

– Ну, что, озорница, ты еще придумала?

– Когда хозяйка отправила меня за молоком, я подсунула в кувшин шесть лишних соломинок.

Давно Рия так не смеялась. Прислонившись к столу, она, как и дочь, обхватила себя за талию и принялась хохотать, пока слезы не потекли из глаз, так что под конец она не могла точно сказать, смеется она или плачет. Успокоившись, Рия подошла к очагу и села на скамейку рядом с дочерью.

– Все у нас будет хорошо, – горячо заговорила она, стискивая руки Бидди. – Все наладится. Пока мы не разучились смеяться, мы справимся со всеми невзгодами. Господи, то-то шуму будет, когда она примется искать те шесть фляг с молоком.

– Я уже подумала об этом, мама. – Бидди вытерла выступившие от смеха слезы. – Миссис Бейтмен, наверное, обыскалась пропавшие фляги. Вот уж она ругалась, решив, что кто-то выпил ее молоко. А потом, скорее всего, сообразила, что за один день столько коровы прибавить не могут. Тогда-то она, наверное, и призадумалась.

– И она догадалась, кто напроказничал? – Рия покусывала губу, чтобы спрятать улыбку, но сдержаться ей не удалось.

Они дружно и весело рассмеялись, в этот момент дверь открылась и вошел Дэвид. Подождав, пока сын положит на стол шапку и коробку, в которой брал с собой еду, Рия коротко спросила, вставая:

– Ну как?

– Он не стал ругаться, – спокойно пояснил Дэвид, – только обозвал меня дураком, потому что на мое место найдется двадцать таких, как я.

– Но они не будут работать так старательно, как ты.

– Еще как будут, – закивал головой Дэвид. – Есть захочешь, постараешься, а большинство из них как раз голодные.

Рия отвернулась из-за неловкости от осознания того, что лишает сына работы. Но она быстро справилась с собой.

– Нам приходится отсюда уезжать, – глядя на сына, торопливо заговорила Рия. – У нас нет выхода. Ты ведь сам как-то говорил, что работа очень тяжелая и ты бы с радостью оставил ее.

– Помню, помню, – согласно закивал головой Дэвид, тон его смягчился. – Боюсь только, что мне не найти работы, а рыбачить я не смогу. Меня даже на пароме укачивает, где уж мне в море выходить.

– Никто не заставляет тебя становиться рыбаком. В Шильдсе найдется много другой работы. Там химические заводы, стекольные заводы Куксона, а еще фабрики, на которых делают ваксу, гвозди и все такое. В Шильдсе было полно разных заводов и фабрик и мастерских, когда я там жила, а теперь их наверняка прибавилось. А верфи? Нет, тебе будет из чего выбрать, не то что здесь. Это место – настоящая дыра.

– Но где мы будем жить? Рия помолчала.

– Сначала немного поживем у бабушки, – полуобернувшись к сыну, проговорила она. – А потом подыщем себе жилье.

– Бабушка нас не любит.

Рия взглянула на дочь, глубоко вздохнула и затараторила, стараясь убедить детей, да и себя заодно.

– Может быть, это и верно, но когда кто-то в беде, с этим все в порядке, то есть я хочу сказать, что она готова помочь. Кроме того, мы не станем у нее задерживаться, поживем день-два, пока я осмотрюсь. Помните, ваш отец говорил, что образование начинается в городах. Люди там понимают, что к чему, и смотрят вперед. В городе есть воскресные школы.

– Мы всех в этих воскресных школах за пояс заткнем, правда, Дэйви, им с нами нечего тягаться.

Дэвид промолчал.

– Мама, а нам есть на что жить? – глядя на Рию, серьезно спросил сын.

– Да, – кивнула она. – У нас есть немного денег, хватит на первое время.

Рия не стала рассказывать детям, что скрывалось за расшатавшимися кирпичами очага. Удача ждала ее за четырнадцатым кирпичом. Она специально не посвятила детей в свой секрет, ибо они могли не удержаться и проболтаться. Как бы строго-настрого им ни говорили держать язык за зубами, ребят наверняка потянуло бы похвастаться, как они богаты, а восемнадцать фунтов и пятнадцать шиллингов были для них сейчас настоящей роскошью.

Сын молчал, прищурившись, словно ждал, что она продолжит разговор, но Рия, отвернувшись к огню, открыла дверцу духовки и достала глиняную посудину. Она отнесла ее на стол и налила суп в две миски. Разлив суп, она кивнула на ведро в конце комнаты:

– Мойте руки и садитесь к столу, а когда поедите, наносите из ручья воды, будем мыться.

– Но сегодня не пятница, – проговорила Бидди, не донеся ложку до рта.

– Да, не пятница, но мне кажется, что о мытье по пятницам придется на время забыть. Ничего, что-нибудь придумаем.

– Значит, мы будем мыться в реке? – Глаза Бидди озорно блеснули, и мать ласково хлопнула ее по щеке.

– Тебе, девочка, очень скоро придется привыкнуть к вещам и похуже. Что-то остальные задерживаются, – бросив взгляд в узкое окно, добавила она.

– Наверное, поджидают Пэдди и его повозку, – усаживаясь за стол, предположил Дэвид. – Иногда он их подвозит.

– Ребята очень устают, – задумчиво произнесла Бидди, словно говорила сама с собой. – Особенно туго приходится Мэгги. У нее болит спина. Это несправедливо… несправедливо…

– Не стоит заводить со мной этот разговор, мне ли не знать, что это несправедливо. Но что ты предлагаешь? Было бы легче, если бы она пошла в шахту?

– Ну, мама.

– Вот тебе и «ну, мама»! Ешь да помалкивай. Слишком ты остра на язык, как я посмотрю.

Стоило ей договорить, как в дом вошли двое ее младших детей. Джонни был копией отца: темноволосый, темноглазый, тонкий в кости. А вот Мэгги не походила ни на одного из членов семьи. Она выделялась своими темно-каштановыми волосами и зелеными глазами, и хотя личико девочки почти полностью скрывалось под слоем пыли и грязи, нельзя было не заметить, что кожа у нее нежная, сливочного оттенка. Мальчик заговорил первым, голос его звучал так же весело и задорно, как у старшей сестры Бидди.

– Мама, я сказал хозяину, что мы уходим. Ему это не понравилось, но он говорит, что на наше место найдется много желающих.

Рия оставила сообщение сына без ответа и, прежде чем снова достать из духовки судок, заметила:

– Идите умываться.

Она села только после того, как усадила за стол всех детей. Хотя Дэвид с Бидди быстро управились со своими порциями, добавки они не попросили, а терпеливо ждали, пока все не закончат трапезу. Они видели, как медленно двигается ложка в руках матери, и не могли не заметить, что временами ей стоило труда сделать глоток. К супу хлеб не полагался, его ели потом, как второе блюдо, намазывая свиным или говяжьим жиром.

Рия знала, что дети ждут ее. Младшие тоже не долго возились с едой: их ложки уже стучали по дну мисок. Женщина понимала, что ей следует поговорить с детьми, но не могла найти слов. Ей хотелось сказать, что жизнь не будет для них такой тяжелой, как раньше. Но этот завуалированный упрек их прежней жизни бросил бы тень на их отца, который сделал для них все, что было в его силах. Он усердно работал, чтобы одеть их, накормить, даже копил деньги. Их ребята были одеты намного лучше, чем большинство соседских детей. Но хорошую жизнь Рия представляла совсем по-другому. Ей хотелось жить в чистоте, чтобы на душе всегда было светло и радостно. Женщину не пугала тяжелая жизнь. Она и дальше была готова работать изо дня в день, не покладая рук, к этому она привыкла с детства, начав работать с четырех лет – об этом не переставала заботиться ее мать, но Рии хотелось, чтобы труд ее и детей приносил им нечто большее, чем они имели теперь. Особенно она желала другой жизни детям, и в этот момент ей хотелось сказать: «Я постараюсь, чтобы вам было хорошо». Но она сознавала, что чувства переполняют ее, более того, к своему ужасу, она поняла, что вот-вот заплачет. Никто из детей никогда не видел ее слез. Те слезы, что она пролила в своей жизни, Рия доверяла подушке, ибо позволяла себе всплакнуть лишь глубокой ночью, когда все вокруг крепко спали, уставшие после трудового дня или одурманенные элем или джином, но подобное ей приходилось наблюдать до шестнадцати лет, пока не вышла замуж. Сэт в рот не брал крепких напитков, если бы он заглядывал в рюмку, едва ли ему было что прятать в кирпичной стене над очагом. И все же, за прошедшие несколько лет она нередко плакала посреди ночи. Иногда Рия спрашивала себя, почему ее тянуло поплакать: жалела ли она о какой-то потере, или ей чего-то не хватало? Она не могла найти этому объяснения, а чувствовала только, что слезы приносили облегчение. Но плакать на глазах у детей – такого она не позволяла себе никогда. Для них она всегда оставалась сильной и мужественной.

Рия поспешно поднялась и почти бегом направилась к крутой лестнице, ведущей на второй этаж.

– Возьмите себе по куску хлеба, – распорядилась она, махнув рукой в сторону буфета. Уже наверху Рия крепко зажала рот рукой, мысленно внушая себе: «Держись, сейчас не время плакать, Господи, только бы не зарыдать». И чтобы хоть как-то отвлечься, она принялась с ожесточением хватать одежду из старенького комода и распихивать по узлам.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации