Текст книги "Не повторяй ошибок"

– Итак, мы хватаем Марша и притворяемся, что заглот-нули наживку, – подвел итог Бишоп.

Миранда опять невольно потянулась рукой к голове и потерла пронзенный стреляющей болью затылок.

– Вопрос только в том, как нам лучше это сделать – прежде чем на нас вновь обрушится пурга, засадить невиновного в камеру на бог знает сколько часов или вернуться в офис и, сославшись на непогоду, не высовывать оттуда носа и выжидать, как все само обернется?

– Если ты ставишь вопрос на голосование, то я за второй вариант.

Миранда вымученно улыбнулась в ответ:

– Пожалуй, я тоже. А как здесь? Работа близится к завершению?

– Думаю, что да. Шарон и Питер собираются переправить тело в больницу и приступить к вскрытию. Тони забрал кошку и, наверное, уже отвез ее к кому-то из ваших местных ветеринаров.

– Правильно.

На крыльце появилась Шарон Эдвардс.

– Мы готовы забрать тело. Предварительное обследование показало, что она умерла от потери крови. Причина – колотая рана в брюшной полости. Наибольшее количество крови вытекло еще при транспортировке тела сюда на заднем сиденье машины.

– Это подтверждает то, что убийца напал на Лиз возле ее кофейни.

– Да, и преспокойно доставил труп по домашнему адресу… на автомобиле клиента.

– И он не откачал хоть немного крови для себя?

– По-видимому, нет. Если только, может быть, ничтожное количество. Никаких следов пыток, никаких увечий, кроме тех, конечно; что причинила кошка.

– Кошка… – повторила Миранда, и это прозвучало, словно тихое эхо. – Вы собрали что-нибудь, что может послужить в качестве улик?

– Ничего стоящего. Библия, должно быть, та самая, которую Джастин таскал с собой на протяжении многих лет. Это так очевидно, как если бы на ней было начертано его имя. Мы не обнаружили орудие убийства, никаких предметов, оставленных преступником.

– В какое время произошло убийство?

Бишоп внезапно ощутил почти непреодолимое желание, чтобы на этот вопрос не последовало ответа. Но он, разумеется, не мог заставить Шарон молчать.

– Я бы так сказала… – Шарон задумалась. – Примерно между девятью вечера и полуночью.

– От девяти до полуночи. Вот как…

«Если Лиз была мертва… Если она умерла прошедшей ночью до того, как ты пришел ко мне, значит, все происходило именно так, как я предвидела. И произошло это, несмотря на мои старания изменить ход событий».

Опять с небес повалил густой снег.

Миранда тряхнула головой, возвращаясь к реальности из мира своих мыслей.

– Кажется, нам пора покидать это место. Все может кончиться тем, что мы засядем в участке на пару суток, но от вас с Питером срочно требуется доклад о результатах вскрытия.

Шарон кивнула:

– Мы дадим вам знать, как только закончим.

– Спасибо. Бишоп, ты не позаботишься о том, чтобы дом был надежно заперт? И проверь все, пожалуйста.

– Обязательно.

– Потом встретимся в офисе.

– Хорошо.

Провожая взглядом Миранду, идущую к своему джипу, Бишоп полностью сконцентрировал свои мысли на Алексе, на тех неясных ощущениях, которые вдруг проснулись у него где-то глубоко в подсознании. Было ли изначально заложено в человеческую натуру слепое, упрямое нежелание взглянуть правде в глаза до того, как будет уже поздно? А может, еще не поздно?

– Как-то странно получается, – глубокомысленно отметила Шарон. – Она до сих пор обращается к тебе по фамилии – Бишоп.

– Она никогда не называла меня иначе, – произнес он с налетом грусти.

Глава 17

Повторная атака снежной бури, накрывшей Гладстоун вскоре после полудня, была еще более свирепой, чем первая. Ветер выл протяжно, словно живое существо, подвергаемое чудовищным пыткам, а снег, смешанный с ледяной крупой, стучался в оконные стекла, которые, казалось, вот-вот треснут под его напором, и все толще становилась укрывшая землю пелена. Видимость была почти нулевая. Все цвета исчезли. Мир стал абсолютно белым.

Миранда, стоя у окна в своем кабинете, вглядывалась в эту слепящую белизну, когда из транса ее резко выхватил осторожный стук в дверь.

– Входи, – произнесла она и едва ли не впервые в жизни не назвала того, кто сейчас к ней постучался, по имени, а не по фамилии, как обычно.

Бишоп принес ей пластиковый стаканчик с горячим кофе. Свободной рукой он аккуратно притворил за собой дверь.

– Спасибо. Ты пришел как раз в нужный момент. Я много слышала и читала о снежных бурях, но воочию наблюдаю такое явление природы впервые.

– Ну и как?

– У меня тягостно на душе.

– Бюро прогнозов предупреждает, что следующий час будет самым суровым. Буря достигнет своего пика, потом, возможно, пойдет на спад. Но очистку улиц все равно придется отложить на завтра.

– Об этом сейчас и речи быть не может. Патрульные машины я выпущу, как только снег прекратится, а также отправлю ремонтные бригады. Полгорода лишено энергии.

– А как долго продержатся наши генераторы? – поинтересовался Бишоп.

– Мы обеспечены топливом на несколько суток, у нас проблем не будет. Школы, конечно, не откроются завтра, да и большинство бизнесменов не рискнет заняться своими делами.

Она стояла к нему вполоборота, и Бишоп рассматривал ее профиль, изученный им до последней детали, и понимал, что дальше, в глубь ее внутреннего мира, ему уже не проникнуть. Подъемный мост поднят, забрало опущено, дверь на ее конце коридора захлопнута. Вероятно, благодаря такой защите Миранда вела себя на удивление спокойно.

– Я только что перекинулся парой слов с Алексом Знаешь, он даже не отвинтил крышечку с бутылки виски, что стояла перед ним на столе.

– Он не из тех, кто заливает свое горе спиртным, – кивнула Миранда. – Что он делает?

– Он все еще там, в подвале, копается в старых папках. Сказал мне, что очень занят. – Бишоп сделал паузу. – Он так переживает, что на него страшно смотреть. Уж лучше бы он напился.

– Такое с ним уже было, когда от рака скончалась его жена. Она болела долго, много месяцев. Очень мучилась… И вроде бы Алекс должен был подготовиться к расставанию с ней, но все равно ее смерть оказалась для него ударом.

На какой-то момент Бишоп поддался соблазну изменить свое решение и почти убедил себя, что выдержать паузу, потерпеть еще некоторое время было бы лучше для всех, но, вспомнив, какое было у Алекса белое, отрешенное лицо, как странно шевелились его пальцы, он все-таки заговорил:

– Видимо, я обречен советовать другим мужчинам позволять уходить из жизни женщинам, которых они любят. Мне приходилось делать это не раз.

Миранда не хотела развивать эту тему, но, раз уж они начали этот разговор, решила кое-что прояснить:

– Раз уж ты начал… Говори. Перед тобой аудитория, внимательно тебе внимающая. Мне все равно сейчас некуда деться. Я не могу схватить свою сестренку, спрятать в сумку и пуститься в бега.

– Не можешь, – согласился Бишоп. – А ты бы хотела?

– Убежать? Не знаю. Это средство мало чем помогает. Проблемы не решаются, а лишь откладываются на время.

– Это не ответ.

– А какого ответа ты ждешь?

– Миранда, ты же знаешь, что я люблю тебя.

– Знаю. А ты, в свою очередь, знаешь, что не в этом проблема.

– В доверии, – произнес сокрушенно Бишоп.

Миранда согласно кивнула. После паузы она сказала:

– Ты хотел вернуть то, что мы имели в прошлом, – совместную эйфорию, радость полного слияния, но затем наша общность стала вносить в твой разум беспокойство. Тебя раздражало, что ты болезненно связан со мной ниточкой, тонкой, однако крепкой. Тебе не хотелось открывать себя до конца. Что-то ты желал скрыть даже от меня. И тогда ты первым захлопнул свою дверь.

– Но не навсегда, не навечно.

– Мы все не вечны. Будь честным, Бишоп. Ты посылал по той ниточке, соединяющей нас, неверные сигналы, обманывал меня и играл со мной. Ты взламывал мою защиту, пользуясь моим естественным женским желанием иметь мужчину.

Ему хотелось закричать, но он заговорил тихо:

– Не считай меня тем же человеком, которого ты справедливо обвиняешь в прошлых грехах. Я другой! Я многократно ошибался и выбирал неверные пути к достижению цели Но я не настолько туп и самоуверен, чтобы отвергнуть последний свой шанс. Дверь не закрыта с моей стороны.

– А с моей – заперта, – предупредила Бишопа Миранда. – Тебе это вряд ли понравится – тыкаться в наглухо запертую дверь, да еще в темноте.

Сет держал Бонни в поле зрения постоянно на протяжении всего дня, как они и договорились. Он помогал ей развлекать двух скучающих пациенток, что оказалось нелегкой работой, и, только утомив девочек играми и рассказами, они смогли уединиться, отправившись в кладовую на поиски новых игрушек.

– Тяжелый выдался денек. – сказал Сет.

– Да. Но, по крайней мере, мы чем-то заняты. Поддерживаем хорошее настроение у младшего поколения. – Бонни кокетливо взглянула на Сета. – А тебя не заботит, кто придет к нам на смену?

– Слишком неожиданный вопрос, – растерялся Сет. – Впрочем, я не против заиметь дочку… и вообще, не против девочек.

– С тобой мне легко, не так, как с другими. Может быть, из-за того, что ты такой разумный?

– Ты смеешься надо мной или это действительно так?

Бонни рассмеялась в ответ, и он заразился ее веселым настроением, однако оба сразу же помрачнели, увидев на одной из полок кладовой спиритическую доску с планшеткой.

– Зачем она здесь? Я не знал, что эта забава так популярна. – Сет, насторожившись, глянул на Бонни с подозрением.

– Мало ли кто оставил ее, уходя из больницы. Для многих людей это просто забава. – Бонни словно бы оправдывалась.

– Но не для тебя?

– Да, не для меня. Мы с тобой не говорили об этих вещах. Не было времени.

– Теперь у нас время есть. Давай поговорим начистоту. Если моя девушка общается с мертвецами, то я должен быть хотя бы в курсе дела.

– А ты веришь в это?

Сет колебался, медля с ответом.

– Я не знаю, что сказать тебе, Бонни… Я скорее поверю в то, что ты как-то настроилась на мысли убийцы и этим помогла найти труп Стива, чем в то, что через вот такую проклятую доску можно разговаривать с потусторонним миром.

– Что же! – Бонни попробовала беспечно улыбнуться. – Ты сам сказал, у нас есть время… Оно и покажет, что истина, а что просто болтовня.

Чувствуя, что вид спиритической доски как-то возбуждает Бонни, Сет закинул игрушку обратно на полку, причем в самую ее глубину.

– Мне, честно говоря, не по душе все эти разговоры о привидениях или о чтении чужих мыслей. Помнишь, я еще давно тебе признался, что меня воспитали реалистически мыслящим человеком, и когда ты заводишь речь о чем-то сверхъестественном, то как бы отталкиваешь меня от себя.

– Прости, я не хотела бы, но оно есть. И сверхъестественным оно кажется только тебе, но не мне. Я с этим живу-к несчастью своему, наверное, но что поделать? Мне жаль, что между нами возникла стена.

Губы Бонни скривились Сету показалось, что девушка вот-вот заплачет.

– Нет никакой стены. И строить ее я никому не позволю, никакой силе, – уточнил он на всякий случай. – Если ты подобрала игрушки, то вернемся в палату. Девочки нас уже заждались.

Сет загрузил в протянутые руки Бонни ворох какой-то детской пушистой и пластмассовой ерунды, затем, пропустив девушку вперед, постарался плотнее затворить за собой дверь кладовой, не имеющей замка.

Пройдя по коридору несколько шагов, они оба встрепенулись. Там внутри за дверью раздался какой-то непонятный звук.

Сет возвратился, заглянул в кладовую, обшарил полки взглядом.

– Какая-то игрушка свалилась. Мы тут все перевернули, поозорничали и смылись, – произнес он с деланым смешком.

– Что упало? Доска с планшеткой? – Бонни нахмурилась.

– Ну да. – Сет зашвырнул доску еще подальше за кучу зайчиков и лисичек.

Бонни стало многое ясно, но она не решилась сказать об этом Сету. Она лишь постаралась сосредоточиться и облачиться как можно скорее в защитные доспехи. Однако почему-то ей было трудно это сделать, словно кто-то не менее сильный, чем она, препятствовал ей.

Слова, произносимые или передаваемые мысленно Мирандой, вонзались в сознание Бишопа глубоко, вплоть до кости, как наносит раны телу своей жертвы ножом маньяк-убийца. Боли физической Бишоп не ощущал, но страдал невыносимо. В основном из-за того, что он не мог разгадать до конца, почему его подвергают такой пытке.

– Это месть, Миранда?

– Называй это как хочешь.

– Но по натуре ты не мстительна.

– Не полагайся на свои прежние выводы.

– Они верны. Я составил твой психологический портрет и неоднократно ею проверял.

– Ты не имел права…

– О каких правах идет речь? У нас, как некоторые считают, «избранников судьбы», одинаковые права, вернее, их отсутствие. Мы как мухи, затянутые в одну паутину. Позволь рассказать тебе то, что я думаю о некоторой персоне, когда-го нареченной при рождении Мирандой Элайн Долтри. Ты, по моему мнению, очень прямолинейная особа, что для женщины редкость. Ты высказываешь в большинстве случаев именно то, что думаешь, а когда есть выбор, избираешь наиболее короткий и прямой путь к решению проблемы, даже если он не самый простой. Ты не откладываешь неприятное дело до лучших времен, а предпочитаешь разобраться в нем сразу, перескочить через препятствие, оставить его у себя за спиной, не поняв даже его сути.

– Почему ты считаешь, что мне неприятно мстить? – произнесла Миранда с вызовом. – Общеизвестно, что месть сладостна.

– Только для тех, кто жесток по натуре, – уточнил Бишоп. – А в тебе нет ни капли жестокости. И если ты насильно вынуждаешь себя поступать жестоко, твой разум, да и весь твой организм до последней клеточки протестует. Ты хранила в себе ненависть очень долго, помня о том, как я обошелся с тобой восемь лет назад, но ненависть твоя выпала в безвредный осадок ровно через десять минут после нашей новой встречи.

– Может быть, она обратилась на преступника, которого мы совместно ловим?

На ее словесные выпады Бишоп не торопился отвечать. Он имел дело с уникальной личностью и пытался найти точные слова, чтобы объяснить Миранде, насколько она неординарна по складу ума и по характеру.

– Может быть, хотя вряд ли. Ты не способна ненавидеть даже маньяка. Тобой движет лишь одно желание – вырваться из порочного, жуткого кольца и начать жизнь с чистого листа вместе с Бонни.

Она молчала, но, заметив, как искорка сверкнула и погасла в ее взгляде, Бишоп понял, что попал в самое больное место.

– Ты не в силах причинить кому-либо страдание, как бы тебе этого ни хотелось. Ведь так? Это великое твое достоинство… и великая твоя слабость.

Миранда печально кивнула.

– Я часто попадала в ловушки, но ускользала, а сейчас я в прочных сетях. Оставаться там или резать их – мне трудно найти решение.

– Тогда взвали решение на мои плечи, – предложил Бишоп. – В твоем мире все зыбко, кроме одного. О чем я, ты знаешь, но боишься признать это. Как бы ты ни желала отомстить мне, как бы ни отгораживалась от меня, ни забрасывала меня мысленно камнями и грязью, ты все равно по-прежнему влюблена в меня.

Тони смотрел на выползающую из факса ленту и говорил в трубку:

– Ну, ребята, вы просто молодцы. Побили все рекорды!

Шарон Эдвардс отозвалась сухо:

– Вскрытие трупа – не то занятие, чтобы его смаковать.

– Догадываюсь. И также уверен в том, что ты склонна переждать в морге очередную атаку пурги. Ведь там есть кто-то живой, чтобы составить тебе компанию.

– Есть места и похуже, где можно отсиживаться в непогоду.

– Ну да – в берлоге или в могиле. Я уже соскучился по моей односпальной кроватке в гостинице.

– Какая разница, если ты все равно спишь один? – резонно заметила Шарон. – Или тебе требуется пространство для воображаемой партнерши?

– Отчасти да.

– Миранда хотела получить наш рапорт срочно. Отыщи ее.

– Искать не придется, она здесь. Но, может, лучше ее не тревожить, если ничего сногсшибательного не обнаружено? – спросил Тони.

– Не тебе судить, а ей. Я обязана доложить. Она что, очень занята?

– Она закрылась в кабинете с Бишопом. Все защитные доспехи убраны. Передатчики и приемники работают на полную мощность.

– Ну и?..

– Атмосфера наэлектризована.

– Черт побери! Он околачивался здесь, в морге, почти час и вдруг сорвался с места.

– Что-то в связи с убийством Лиз Хэллоуэл заставило Миранду опять заблокировать нас всех, и шеф поспешил сюда, чтобы решить эту проблему.

– Ты уже сказал, что это ему почти удалось. Так, может, нам не нужно муссировать лишний раз то, чем они занимаются? Или тебе нечего больше делать, Тони, или ты заразился от аборигенов склонностью сплетничать. – Отповедь Шарон подействовала на Тони, как холодный душ. Он не нашел подходящего ответа и повесил трубку.

– Ты негодяй, – спокойно произнесла Миранда.

– Возможно. Но я прав, по крайней мере, в том, что касается последних событий – В его тоне не было ни малейшей нотки торжества, только печаль. – Но ты никогда уже не допустишь меня к себе так близко, не откроешься мне, как было раньше?

– Ты хватаешь все на лету. Я и тогда это тебе говорила. Зачем же ты сейчас тешишь себя иллюзиями?

– Значит, разомкнутое звено нельзя сплавить? Но почему? Кого ты пытаешься уберечь из нас двоих? Себя или меня?

– Ты же ясновидец. Вот и разгляди, что там, в потемках. – Миранда закрыла глаза и, казалось, погрузилась в транс.

– Что ты видишь? Скажи мне!

– Сперва скажи мне, Бишоп, покончить с Льюисом Харрисоном тебе помогло наше совместное видение?

– В деталях, мелких и незначительных, оно разнилось, но в основном было сходным.

– Вот и я думаю также. Как бы мы ни пытались развести наши дороги, какие бы разные сети ни закидывали, это все равно не сработает И повлиять на будущее мы не способны.

– Что ты имеешь в виду?

– Выслушай меня до конца. Ты только вообразил будущее, как бы заглянув за его грань. Ты представил себе, как ты убираешь из мира живых мерзость в лице Харрисона, и ты это сделал. Ты заставил меня заняться с тобой любовью и решил, что здесь преобладало физическое влечение, что это все материально. А на самом деле – нет. Я питала твой мозг этими мыслями, и, поверь, мне это трудно давалось Я преодолела свою ненависть к тебе за мучительную смерть Кары и родителей и за восемь лет постоянного страха за Бонни. Но ты… ты всегда закрывался от меня, когда мне было особенно больно.

Бишоп мог бы сказать, что он сожалеет, извиняется, и мог бы еще произнести другие никчемные слова, но передать ей мысленно всю горечь своего сожаления он не посмел – слишком горько было это лекарство.

– А каково наше будущее, Миранда? Ты его видишь?

– Какой смысл в предвидении? Ни я, ни ты все равно его не изменим.

– Но все-таки скажи. Черт побери! Что ты там делаешь у окна?

Его раздражало то, что Миранда, вцепившись пальцами в подоконник, ударялась лбом о стекло, которое и так едва выдерживало напоры ветра с другой стороны.

Он оттащил ее от окна, сжал ее промерзшее, несмотря на тепло в комнате, тело в своих объятиях. Она безвольно опустилась на колени, и тут же дверь кабинета распахнулась, будто бы от сквозняка, впуская ледяную волну, невидимую, но ощутимую.

– Следующей и последней жертвой нашего маньяка буду я, – произнесла Миранда тусклым безжизненным голосом.

Бешеные атаки ветра на окна палаты пугали девочек, и никакие игрушки не избавляли их от желания спрятаться с головой под одеяло и там тихонько поскуливать от страха. Поэтому Бонни и Сет совершили быстрый налет на больничную видеотеку за мультиками, прихватили в буфете остатки сладостей, запустили в палате телевизор и заткнули девочкам рты шоколадными батончиками.

Фильм, который выбрали девочки, был таким жестоким, что Сет не выдержал:

– Я не могу спокойно сидеть и смотреть, как охотники расправляются с матерью Бэмби, особенно под вой настоящего ветра. Никогда не думал, что дети так жестоки. Наверное, потому, что любопытны…

Он встретился взглядом с Бонни и увидел в них понимание и сочувствие, именно то, что ему требовалось.

– Нам необязательно смотреть кино с ними. Девочки отвлеклись, ну и слава богу. – Она улыбнулась мягко, светло, обволакивающе. – А чем заняться нам, взрослым людям?

– Я приволок кучу игр. Хочешь маджонг?

– Что угодно.

Сет порылся в сваленной им в углу груде картонных коробок, но первой ему под руку попала спиритическая доска.

Он оторопел.

– Наверное, я прихватил ее по ошибке, – невнятно оправдывался он. Его вмиг побелевшие губы едва шевелились.

Бонни устремила на него прямой, ясный взгляд и попросила, нет, скорее приказала:

– Ты не мог бы, Сет, закинуть ее обратно на полку, где ей и место?

– Конечно. Я не понимаю, почему она здесь. Я не могу… с ней справиться.

– Это дверь, Сет. Я не хочу ни по собственной воле, ни повинуясь чужому давлению открывать ее. Хотя меня и тянет сделать это.

– Безумие!

– Заткнись! – Бонни не на шутку рассердилась. – Остерегайся произносить это слово. Тебе до сих пор кажется случайным, что эта игрушка следует за мной по пятам?

– Я уже готов в это поверить. Но кто и зачем ею управляет?

– Не знаю… Пока не знаю. – Бонни пронизало таким ледяным холодом, что она скорчилась, словно в судорогах. Это длилось лишь мгновение, и Сет ничего не заметил. – Может быть, Линет готова сказать мне, кто ее убил? Ради этого стоит открыть дверь… Если бы я только была уверена, что смогу совладать с той силой, которая захочет ворваться следом! А я не уверена, у меня слишком мало опыта.

– Но ты уже открывала дверь в тот мир. – Сет сам дивился, что почти соглашается с безумными рассуждениями своей любимой девушки, противоречащими реальности.

– Да, но Рэнди напомнила мне, как это опасно, и я обещала ей больше так не поступать.

Сет изумленно разинул рот, потом закрыл его и на какой-то момент стал похож на рыбу, внезапно вытащенную из воды.

Бонни даже засмеялась, но тотчас посерьезнела.

– Прости, что я пичкаю тебя, с твоей точки зрения, полной чепухой. Но ты мне сейчас напомнил простака из какого-то мультика, который проглотил мушку, и она у него внутри жужжит. Давай выберем себе какую-нибудь нормальную игру и отвлечемся. Только найди для нас что-то уж не совсем детское.

– Согласен на сто процентов.

Сет выскочил в холл, зажав под мышкой спиритическую доску. Он выбрал для опасной игрушки место на самой верхней полке в кладовой и закидал ее всякой ерундой, так чтобы даже краешек доски не высовывался и не мог соблазнить кого-либо вытянуть игрушку из-под наваленной груды. Покинув кладовую, он стал крутить дверную ручку, в надежде защелкнуть замок, и тут он услышал опять…

Опять этот шепот.

Сет прижался к двери ухом. Он различил голос или голоса, что-то быстро шепчущие, и в этом невнятном шепоте присутствовал определенный ритм.

Он бы никогда не поверил, что от страха волосы могут встать дыбом на голове, как пишут в книжках про всякие ужасы.

Сет несколько секунд пребывал в параличе, потом смог пошевелить рукой, повернуть ручку в обратном направлении и приоткрыть дверь. Молчание, тишина…

Что за чудеса происходят в кладовой детских игрушек, куда каким-то образом попала игрушечная спиритическая доска? Он выждал некоторое время, насколько хватило ему терпения, и рывком распахнул дверь настежь.

В комнатушке с полками, забитыми игрушками, никто не шептался, никто не шевелился. Безжалостно яркий свет лампочки под потолком высвечивал ее всю – никаких потаенных углов. Здесь было тихо, даже завывание ветра снаружи сюда не доносилось.

– Ты, дружище, уже почти свихнулся, – обратился Сет к самому себе.

И все же обратный путь к ожидающей его Бонни он проделал почти бегом.