Текст книги "Не повторяй ошибок"

Глава 18

– Нет, – сказал Бишоп. – Не надо… я не хочу.

Но его заставили насильно, против его желания просматривать повторно этот фильм, фильм, запечатленный не на реальной пленке, а в подсознании Миранды, – калейдоскоп кадров, передаваемый ему по телепатическому каналу и сопровождаемый не шумами и не голосом комментатора, а беззвучными, но раздирающими душу взрывами ее эмоций. Миранда демонстрировала ему то, что ей пришлось пережить за последние месяцы.

Он видел мертвые тела – как их обнаружили и где, одно за другим. Он вместе с Мирандой поначалу задавался вопросом, кто этот мертвец, и чего недостает в той или иной жуткой находке, и как это укладывается в головоломку, мучительно неразрешимую?

Он теперь догадывался, как до него догадалась Миранда, что должно быть пять жертв, причем пятая – отличная от четырех прежних, но только после пятого убийства они с Мирандой сольются воедино и как любовники, и как психически неразделимое могущественное существо, как когда-то уже было, давным-давно, прежде, в прошлом, упущенном и забытом. Но второй вариант страшного фильма имел другую концовку, где будущее предстало воочию, таким, как его предсказывала Миранда.

Сначала что-то смутное, зыбкое… потом Бонни.

Бонни в опасности, и рука… рука с пистолетом, направленная на Миранду. А когда Миранда потянулась в ответ за своим оружием, раздался выстрел, затем болезненный стон, звуки предсмертной агонии какого-то существа, и наконец смерть, молчание.

После просмотра всей этой дважды прокрученной в сознании киноленты Бишоп сделал определенный, четкий вывод. Он обязан спасти и обязательно спасет Бонни. Без его вмешательства она обречена на смерть. Миранда предугадывала это, вот почему она обратилась в ФБР, зная, что именно его пришлют ей на помощь.

– Нет! – глухо повторил Бишоп. До него с опозданием дошло, что он произносит это как бы во сне, что ею глаза закрыты, а когда веки, налитые тяжестью, с трудом разлепились, он увидел Миранду, мрачно всматривающуюся в его лицо.

Впервые в жизни им овладело яростное желание воздвигнуть стену, подобную крепостной, чтобы уберечь себя от тех видений, которые мучают ее.

– Ты однажды сказал, что позаботишься о Бонни, если что-то случится со мной, – сказала Миранда без всякого выражения. – Я полагаюсь на тебя.

Все это, как неоднократно прежде, происходило неосознанно. Его руки сомкнулись в кольцо вокруг ее вздрагивающего тела. Он все теснее сжимал Миранду в объятиях, ощущая близкую опасность потерять ее.

– С тобой ничего не случится. Ты не умрешь. Тебе ничто не грозит, Миранда. Ты будешь жить долго-долго.

Она словно бы не слышала его увещеваний.

– Бонни слишком молода, чтобы оставаться одной на свете. Ей нужна опора. Пообещай мне, Бишоп, что ты поддержишь ее, если…

– Клянусь, – заявил Бишоп. – Но почему тебе взбрело в голову, что мерзавец собирается прикончить тебя, Миранда? Если это всплески твоего мнимого дара пророчества, то лучше оставь их при себе.

Он приблизил свои губы к ее губам, стараясь через поцелуй передать ей свое тепло, но ему навстречу пахнуло потусторонним холодом. Однако это, как ни странно, возбудило в нем плотское желание обладать ею немедленно, здесь же, сейчас. Так бывало и раньше, в дни их первых любовных свиданий, когда все только начиналось и видение трагического будущего напрочь отметалось ими обоими.

Он с трудом сдерживал себя.

– О, Бишоп, Бишоп… – шептала она с укоризной и печалью, вызванной, может быть, тем, что не в силах была ответить ему таким же страстным порывом.

– Я тебя об одном прошу – перестань называть меня Бишопом.

– Я всегда звала тебя так.

– Я знаю.

– Когда мы встретились впервые, ты сказал, что все зовут тебя Бишопом, по фамилии, и ни одна живая душа на свете со школьных времен не обращалась к тебе по имени – Ной.

Он попытался придать голосу беспечность:

– Возможно, я так поставил себя в кругу друзей и коллег и сделал это нарочно. Бишоп – епископ. Такая фамилия как-то возвышает ее обладателя над другими, укрепляет авторитет.

– И отдаляет от других. Позволяет держать других на расстоянии, даже влюбленных в тебя женщин. Ведь я права?

– Вспомни, какую цену приходится платить за близость. Если бы я не имел дара ясновидения…

– У меня тот же дар. И про высокую цену я узнала на собственном опыте. Но тем не менее…

– Что, Миранда? – мгновенно откликнулся Бишоп, предугадывая вывод, который она сделала и собиралась произнести вслух.

– Как бы нам ни было мучительно соединяться мыслями и желаниями и противостоять им до какого-то срока, я предлагаю открыться, отказаться от блокировки…

– еще недавно инициатива исходила от тебя, – напомнил Бишоп.

– Забудем об этом. Нам обоим было страшно и больно… и хорошо вместе. Но давай ограничим себя лишь тем, что необходимо, – вычислим совместно того, кто мешает и нам, и всем вокруг нас нормально жить.

– Тони удивится, но будет рад заключенному нами союзу, – отшутился Бишоп.

– Ну и прекрасно. Он хороший парень.

Эми Фоулер открыла глаза и уставилась взглядом в потолок. Потолок был тот же, больничный, белый, с маленькими сероватыми трещинками, надоевший ей до смерти.

Слава богу, что хоть ветер перестал выть за стенами, как стая голодных волков, и вьюга не бьется больше во вздрагивающие под ее напором оконные стекла.

Успокоительные лекарства, которыми напичкали Эми, привели к печальному результату – она утеряла ощущение времени. Сколько дней прошло с тех пор, как полицейские нашли мертвого Стива? Два, три или больше?

Слезы покатились по ее щекам. Стива нет! Ее рука проникла под одеяло и погладила пока еще плоский девичий живот. Его ребенок там, и скоро все обнаружится.

Эми хотелось вновь вернуться в царство снов, где нет места ни воспоминаниям о прошлом, ни мыслям о будущем ребенке, зачатом от Стива, но доктор Дэниэлс с мрачным выражением лица объявил ей недавно – вчера или позавчера, не важно, – что запретил давать ей снотворное. Близок момент, когда ей придется столкнуться с реальными проблемами, а не с теми грезами, которые так ласкали ее воображение. Взглянуть в лица матери и отца после ее признаний, вытерпеть длительную церемонию похорон Стива, класть на его гроб цветы и выслушивать соболезнования с гнусным подтекстом от школьных подруг и приятелей! А потом каждое воскресенье приходить с цветочками к могиле Стива.

– Эми!

Бонни стремительно ворвапась в комнату, полная энергии, но опять с тем же жалостливым выражением на лице, которое доводило Эми до истерики.

– Доктор Дэниэлс настаивает, чтобы ты поела. Сейчас сестра принесет тебе горячий завтрак.

– Пусть съест его сама, – равнодушно произнесла Эми, однако нажала на кнопку, чтобы спинка кровати помогла ей принять сидячее положение.

Бонни уселась на больничный стульчик рядом с кроватью.

– Буря утихла, если тебя это интересует, а твоя мама позвонила и предложила забрать тебя домой.

– В школе занятия не возобновились?

– Нет. Но, возможно, завтра…

– Лучше бы никогда, – заявила Эми. – Все уже знают?

– Наверное. Но вряд ли кому-либо в голову придет злорадствовать. Скрывать твою беременность бесполезно. – Бонни рассуждала и говорила по-взрослому. – Сделать выбор придется тебе самой. Но знай, что ты не одинока, что многие хотят и могут тебе помочь.

– Папа просто убьет меня, и дело с концом.

– Не говори глупости.

– Все равно, как мне дальше жить? Я знаю только одно – Стив умер, смотался на тот свет и оставил меня со своим ребенком в животе.

Бонни не стала настаивать на продолжении дискуссии и напоминать Эми, что и женщина тоже играет не последнюю роль в акте зачатия.

– Он, сволочь, мог хотя бы оставить перед смертью завещание, где признал бы свое отцовство, – обозлилась уже вполне пробудившаяся от сна Эми.

– Ты не должна винить Стива за то, что он сейчас не здесь, не с нами, не рядом с тобой.

– А ты готова поставить доллар против моего, что это не так? – Эми зло засмеялась. – Ему не нужно было никакое общество и ничья любовь и дружба. Он всегда был одиночкой и в любой игре хотел хоть на полдюйма, но опередить партнера. Такова его подлая, мерзкая натура. Это его и погубило.

– О чем ты говоришь? Ты же его любила! – Бонни смотрела на подругу с изумлением и тревогой.

– Живого, но не мертвого гаденыша, который позволил убить себя из-за мелочного эгоизма, из-за своих нелепых планов.

– Каких?

– Планов быстро разбогатеть и поплевать свысока на макушки своих товарищей, ну и мне показать, чего стою я, а чего стоит он. Думаешь, он хотел всю жизнь потеть на бумажной фабрике и зарабатывать гроши? Нет! Стив Пенман был не такой. Ему требовалось много, очень много деньжищ, и он собирался заграбастать их сразу.

– Ты, Эми, говоришь о каком-то конкретном плане? Может ли это иметь отношение к тому, из-за чего его убили?

– Не знаю. Может быть, он просто трепался, но у него была идея выжать деньги из той сволочи, которая прикончила Адама Рамсея. И Стив знал, почему Рамсей был убит.

– Что? И как давно тебе все это стало известно?

Эми ничуть не разделяла волнения подруги. Она равнодушно пожала плечами:

– Не помню. Может, сто лет назад… Когда косточки Рамсея откопала твоя сестренка, я так полагаю. В тот день Стив как раз и намекнул, что знает, кто расправился с Адамом. Сперва он не желал делиться этим со мной. Ему нравилось выставляться, трепать языком, заявлять, что я по сравнению с ним – полный нуль, что ему ведома тайна, которая обогатит его, все равно как Аладдина его волшебная лампа. Ну а потом… он все же проболтался.

– Что же он тебе сказал?

– Что у Адама был нюх ищейки, что тот совал свой нос везде, чаще туда, куда не надо, и на этом погорел. Что он, Стив, побьется об заклад, что Адам вынюхал приличное дерьмо, стоящее больших денег, но для него это кончилось хуже некуда. Стив был уверен, что ему повезет больше, что он не такой дурак, как Адам.

Бонни едва удержалась, чтобы не закричать.

– Но почему, почему ты до сих пор молчала, Эми?

– Не знаю… Сначала я держала слово, данное Стиву, никому не говорить об этом. Потом, когда Стив умер, я надеялась на его благодарность за то, что я сохранила его тайну. Может быть, он на том свете все-таки будет обо мне помнить.

Бонни не знала, что ответить подруге.

– Когда лихие ребятки нашей Миранды доставят сюда Марша? – поинтересовался Тони.

– Возможно, через полчаса местный пророк будет уже здесь. Все зависит от высоты снежного покрова. – Бишоп сверился с часами. – Бюро погоды на удивление попало в точку. Буря прекратилась минута в минуту, соответственно прогнозу.

– Чем займемся, шеф? – Тони был назойлив, как не впавшая вовремя в спячку осенняя муха.

– Тем же, чем всегда.

– Составлением психологического портрета убийцы? Это как раз то, за что мы получаем жалованье, а заодно и наше хобби.

– Разве это плохо?

– Нет возражений. Согласен. Из какого пункта под условным названием «А» мы отправимся в странствование?

– Зачем он давал Линет Грейнджер наркотики? С другими он так не поступал. Возьми, к примеру, Керри Ингрэм. Она подвергалась истязаниям, оставаясь в сознании. Над ней он экспериментировал – и эмоционально, и физически. Ему были важны видимые результаты его действий.

Миранда, войдя в зал совещаний, услышала конец монолога Бишопа. Она тотчас подхватила его мысль:

– Линет не ощущала физических мучений. Она была усыплена.

Бишоп согласно кивнул:

– Да, но почему убийца пощадил ее? Возникает вопрос: если он захватил ее по ошибке и уже был не в состоянии исправить эту ошибку, как только убив девушку…

– Он маньяк, – вставил невпопад Тони, но тут же осекся под суровым взглядом босса.

– Он был рассержен, – продолжил методично Бишоп. – Не на нее, а на себя. Возможно, он понял, что пересек границы отведенного ему пространства и времени, что похищение Линет означает конец его свободной охоты на подростков.

– И в результате он загубил ее! – возмутился Тони.

– Это был акт отчаяния и прощания с прошлым.

– О боже! Наш босс, кажется, готов отпустить мерзавцу все его грехи.

– Ты не уловил сути, Тони. То, как он поступал со своими жертвами, говорит о многом. Я даже могу сказать, что наводит нас, как ракету, на цель.

– Что же?

Бишоп заставил Тони заткнуться, ударив по столу кулаком. Затем он встал и подошел к доске с составленным Тони вернисажем из жутких фотографий.

– Вглядитесь, – обратился он к Тони и Миранде. – Он не палач, он – исследователь. Пройдитесь взглядом, мыслью, ощущениями по всему этому набору снимков.

Первым отреагировал Тони:

– Он что, сбежавший из фашистского Аушвица врач, омолодившийся и снова взявшийся за прежнее?

Остроумие Тони не было оценено Бишопом.

– Тяга к познанию есть причина сумасшествия многих великих умов. Вспомни хотя бы Фауста. – Бишоп сейчас говорил, как лектор, озаренный вдохновением.

– Но пусть он ставит опыты на крысах, – пытался возразить Тони, подавляемый энергией, излучаемой дотоле спящим вулканом.

– Ему нужны люди. Он не тот человек, который хочет стоять в очереди себе подобных особей. Скучных профессоров, лаборантов, медленно делающих карьеру, он презирает. Он уже сделал себе карьеру в другой области и… задумал прыжок в неизвестное.

Тут вдохновение Бишопа как бы иссякло, перестав питаться энергией, излучаемой мозгом убийцы.

– Он стал совершать ошибки, непродуманные действия, потом впал в панику, защищая себя от надуманной угрозы. Ему сейчас плохо.

– Но он, надеюсь, не конструирует, как Франкенштейн, из похищенных органов нового монстра? – иронически осведомился Тони.

– Может быть, он и мечтал об этом, но у него нет для этого сил и средств, – серьезно откликнулся на явную подначку коллеги Бишоп.

Увидев спиритическую доску, вновь водруженную на прикроватный столик возле койки Бонни, Сет встревожился. После заверений его любимой девушки о том, что она больше никогда не займется столь опасной игрой, он не мог не прийти к выводу о чьем-то враждебном замысле все время подсовывать ей эту доску.

Но ведь Бонни не выходила из палаты. Она читала девочкам что-то очень веселое, а те громко смеялись. Сам он отсутствовал не больше пяти минут. Какая же сила управляла этой вещью, перемещая ее в пространстве?

Сет застыл в неподвижности у двери со стаканами сока в руках, за которыми был отправлен по просьбе девочек. Ни Бонни, ни девчонки не заметили, что он уже вернулся. Сет разглядывал доску, и уже знакомый ему холодок пробежал у него по спине. Кто-то вынул ее из коробки, поместил планшетку в центр доски, все было подготовлено к сеансу спиритизма.

Странно, но игрушка подманивала его заняться ею! Сету захотелось опустить пальцы на планшетку, увидеть, как она шевельнется, сдвинется с места, проверить, действительно ли мертвые способны общаться с живыми, составляя слова из букв, начертанных на доске.

Сет с трудом стряхнул с себя наваждение.

Ему бы хотелось убедить себя, что это лишь галлюцинации, вызванные нервным напряжением и бессонницей, что он на самом деле спит и видит сон, но до такого наивного самообмана унизиться он не мог. Он не спал, а бодрствовал, он лишь на пять минут покидал комнату, где оставались бодрствующие девочки вместе с Бонни, и вот… игрушка здесь, готовая к сеансу и такая манящая. И к тому же, заглушая певучий голосок Бонни, читающей вслух, в уши ему настойчиво пробивается чей-то зловещий шепот, и звук этот, исходящий из какого-то неведомого, потустороннего источника, овладевает вниманием Сета, выключая его из реально сти.

– Сет!

Он вздрогнул и очнулся.

Бонни вопросительно смотрела на него:

– Что с тобой?

– Я не хотел прерывать тебя, – объяснил он, удивившись, насколько спокойно звучит его голос.

– Очень хорошая сказка, – поддержала его Кристи.

– И Бонни хорошо читает, – сказала Джорди.

Он подошел и протянул им стаканы:

– Вот ваш заказ, юные леди.

– Спасибо.

– Мы еще не добрались до середины, – сказала Бонни с улыбкой.

– Уверен, что дальше будет еще интереснее, – улыбнулся в ответ Сет и взглянул на часы. – Отец ждет меня в холле. Пойду переговорю с ним, узнаю, как идут дела.

– О'кей, – сказала Бонни. – Мы будем все время здесь.

Поворачиваясь, чтобы уходить, Сет обратил внимание на то, что со своего места Бонни не могла видеть столик с доской. Слегка изменив направление, он на ходу схватил со стола игрушку и спрятал ее обратно в коробку. Бонни не заметила его маневра, хотя он задержался из-за него на мгновение дольше, чем следовало бы, так как руки его дрожали. Он ничуть бы не удивился, если бы эта чертова вещица или укусила его за палец, или сотворила еще что-либо похуже, например, начала скакать по комнате. Но ничего такого не произошло. Уложенная в коробку, игрушка выглядела вполне невинно и не билась там под крышкой, пока он нес ее обратно в кладовую.

– Я не стану пугать Бонни, – твердил Сет себе под нос, помещая коробку с игрушкой на полку и придавливая ее тяжелыми деревянными кубиками. – Ей достаточно выпало переживаний, чтобы еще вдобавок какая-то дурацкая доска таскалась за ней по пятам, как привидение.

Хватало уже и того, что это привидение упорно цеплялось за него. Он покинул кладовую, плотно прикрыв за собой дверь и притворившись, что не слышит ни шороха, ни шепота, который тут же возобновился за дверью.

Сэнди Линч обхватила руками чашку с горячим кофе, согревая озябшие пальцы.

– Почему меня всегда кидают на самые мерзкие задания? – обратилась она к присутствующим в дежурке коллегам без всякой надежды на сочувствие.

Карл Тирни, ожидающий, когда шериф наконец соизволит отпустить его домой, откликнулся, зевнув:

– Потому что у тебя еще молоко на губах не обсохло.

– Спасибо, ты меня утешил, – рассердилась Сэнди.

– Мы все прошли через это, малышка. – Карл снисходительно улыбнулся. – К тому же ничего уж такого мерзкого в этом задании не было. По-моему, мы справились с ним неплохо, а главное, быстро.

– Ты был за рулем, а мне пришлось сидеть рядом с Маршем и слушать всю мерзость, что он извергал, не закрывая рта.

Алекс, погруженный в изучение пожелтевших документов, стопками громоздящихся на его столе, рассеянно произнес:

– Лить помои на кого попало – этим он занимается всю жизнь.

Но Сэнди, затеявшая разговор, не пожелала выпускать его нить из своих рук. Ей хотелось оставаться в центре внимания, и она этого добилась, заявив:

– Вообще-то мне показалось, что у него в голове какой-то специальный радар по улавливанию слухов и сплетен. Вот скажите мне, к примеру, как он мог услышать в своей конуре, на окраине, черт знает за сколько миль отсюда, что сестричка шерифа подсказала нам, где искать труп Пенма-на? Я согласна с тем, что слухи, особенно сейчас, разлетаются, как искры при пожаре, но не с такой же быстротой и не в такую чертову даль. А еще вдобавок эта жуткая история про духов, в которую он уверовал.

– Обычная байка, – равнодушно отозвался Карл. – Лично я услышал ее от парня, женатого на медсестре, работающей в нашей больнице. Каждый волен болтать, что ему взбредет на ум, и в это верить. Почему бы нет?

– Почему бы нет! – возмущенно передразнила его Сэнди. – Я скажу, почему нет. Как могла эта милая девочка, сидя дома взаперти, вообще узнать про убийство?

– Говорили про гадальные карты. Еще я слышал про спиритическую игрушку.

Алекс оторвал взгляд от бумаг и наморщил лоб. Что-то ему нужно было вспомнить, что-то сказать, но мысль ускользнула, и он не смог ее перехватить.

Он так устал, что почти перестал что-либо соображать, его глаза слезились. Он натрудил их, разбирая подчас корявый почерк в полицейских протоколах. В горле першило от пыли, которой он вдоволь наглотался.

Конечно, ему так плохо от пыли.

Алекс почти не спал уже двое суток, выпил невероятное количество кофе и ничего не ел. Кофе переливалось у него в желудке, громко булькая, что заставляло коллег невольно поворачиваться к нему, а потом смущенно отводить глаза в сторону.

Лиз сказала бы ему, что он, трудясь на износ, напрашивается на то, чтобы его уложили в скором времени на больничную койку.

Нет. Нельзя вспоминать о Лиз. Надо запретить себе даже думать о ней.

Усилием воли он принудил себя вслушаться в разговор между ветераном полицейской службы и молоденькой сотрудницей.

Они уже перешли на другую тему.

– И какой смысл учиться стрелять, если я никогда не вытащу свой пистолет? – Сэнди агрессивно наскакивала на собеседника. – Я разношу и перекладываю с места на место бумажки. Я отвечаю на звонки. Я подсвечиваю фонариком докторше из ФБР, я выслушиваю злобные сплетни из уст религиозного фанатика, я даже без конца завариваю этот чертов кофе для всей компании. И после всего этого можно ли считать, что я коп? Скажи!

– Каждому надо пройти определенную школу, – миролюбиво ответил Карл. – На это требуется время. Даже шерифу вначале пришлось заниматься тем же, что и ты, когда она только поступила на службу в полицию.

– И она это делала?

– Уверен, что да. И все мы с этого начинали. Хотя я не припомню, чтобы ее выворачивало наизнанку при виде мертвого тела, как было с тобой.

– Не тела, а костей, – поправила его Сэнди обиженно. – Жутких костей с остатками кожи и… какими-то волосами, к ним налипшими. Вот что я видела. Не мертвеца, а кости. И не тебе меня упрекать. Все знают, что, когда ты их нашел, тебе тоже стало плохо.

– Это клевета.

– А если правда?

– Ни крупицы правды. Сплошной треп.

Алекс опять отключился, удивляясь, что могло привлечь его внимание в подобной перепалке. Может, что-то сказанное в начале разговора? Углубившись в старые, почти древние протоколы, он попытался заставить себя вникать в их смысл. Окружающее вновь перестало для него существовать – и люди, входящие в комнату и выходящие из нее, и их реплики, и телефонные звонки.

Как долго он сможет прожить в этом убаюкивающем тумане?

И нужно ли ему продолжать жить, если Лиз уже нет рядом?

– Это позор! Возмутительное надругательство над личностью! Унижение человеческого достоинства! – выступал Джастин Марш.

– Это лишь просто беседа, – старалась внушить ему Миранда. – Таков заведенный порядок, Джастин. Мы должны побеседовать.

– Порядок? – вскинулся Марш. – Вы послали за мной патрульную машину, шериф! Вы приказали вооруженным до зубов головорезам учинить надо мной насилие и забрать меня из дома на глазах у потрясенного этим беззаконием семейства.

Миранда подумала, что Сэнди Линч и Карл Тирни вряд ли вели себя как головорезы, а семейство в лице одной Селены скорее недоумевало, чем было потрясено происходящим.

Но вслух Миранда лишь произнесла:

– Тебя не забирали, Джастин. Тебя вежливо попросили проехать с ними сюда, в департамент полиции, чтобы мы смогли кое-что вместе обсудить.

– А я хотел бы кое-что обсудить со своим адвокатом, – заявил Марш.

– Давай вызывай его. Пожалуйста. – Миранда прекрасно знала, что Билл Деннисон тут же по телефону даст Маршу совет не валять дурака и отвечать на вопросы.

Джастин тоже это знал, судя по злобному, но несколько растерянному взгляду, которым он одарил Миранду.

– Я подам в суд на тебя и на весь твой департамент. Допрашивать меня, как обыкновенного преступника! Да еще агент ФБР будет угрожающе дышать мне в затылок!

Так как Бишоп в этот момент действительно пересекал приемную за спиной у Марша, Миранда невольно улыбнулась.

«Может, мне стоит выхватить пистолет и наставить на него? Получится забавно, не правда ли?» – предложение Бишопа было передано ей телепатически.

«Не искушай меня. А то я и вправду соглашусь», – отправила она мысленно ответ и вновь занялась Маршем.

– Пойми, Джастин, последние две недели выдались хуже некуда, да еще к ним добавилась снежная буря. Суший кошмар. У меня голова идет кругом. Зверски убиты четверо подростков и женщина, которую все, и я в том числе, уважали и любили. Мой долг – докопаться до сути дела, как бы это ни было тяжело, и ничто меня не остановит.

– Зло поселилось в городе. Я предупреждал…

– Так вот и объясни тогда, каким образом твоя Библия очутилась на ночном столике убитой Лиз Хэллоуэл.

Джастин побледнел, затем налился багровой краской.

– Возле ее кровати? Шериф, неужели вы намекаете на то, что мои отношения с Элизабет носили недозволенный характер?

Миранда подавила в себе желание обреченно вздохнуть. Тупость Марша могла привести в бешенство самого кроткого и терпеливого собеседника.

– Я только хочу знать, почему она приняла свой мученический конец с твоей Библией под рукой.

– Понятия не имею, – упрямо набычился он.

– В таком случае скажи: когда и где ты ее посеял?

– Я ее не терял.

Миранда иронически вскинула бровь. Снова покраснев, Джастин признался:

– Буран доставил мне много хлопот. Как и всем, разумеется. На несколько часов мы лишились электричества, а следовательно, и света, и тепла. Я был занят разведением огня, поиском дров… ну и прочими вещами. Я не вспоминал о Библии, пока ты не показала мне ее здесь.

– Но все-таки припомни, когда и где ты в последний раз держал ее у себя под мышкой или в руках?

Джастин хмуро посмотрел на Миранду, по-прежнему настроенный враждебно, но уже проявляя некоторую заинтересованность в затронутой теме.

– Возможно… я так думаю… в кофейне у Элизабет. Но это было еще до бурана. Должно быть, я оставил Библию там.

– В субботу вечером?

– Да.

– Как долго ты там пробыл?

– Не так долго. С полчаса, может быть, чуть дольше. Где-то около четверти десятого я оттуда ушел.

– А после?

– Я отправился домой, разумеется. Снег уже повалил.

– А когда ты появился дома?

– Наверное, в десять. Я нигде не задерживался по дороге. Я знал, что Селена будет волноваться.

Можно было не сомневаться, что Селена подтвердит все сказанное Джастином. Миранда толкнула через стол в направлении Джастина блокнот и карандаш.

– Не сочти за труд вспомнить и записать всех, кого ты видел и с кем говорил в кофейне в тот вечер.

Он повертел в руках карандаш, по-прежнему хмурясь.

– Вы не подозреваете меня в убийстве Элизабет?

– А ты не убивал ее? – вежливо осведомилась Миранда.

– Конечно, нет!

– Тогда почему мы будем подозревать тебя?

– Вы доставили меня сюда, чтобы…

– Я попросила доставить тебя сюда, чтобы расспросить про твою Библию. Мы должны проверить все детали, вплоть до мелочей. Не мне объяснять тебе, образованному человеку, специфику нашей работы. Твоя Библия найдена на месте преступления, как она там оказалась – непонятно, и мы хотим найти этому разумное объяснение. Список всех тех, кто был рядом в тот вечер в кофейне и мог прихватить забытую тобой Библию, несомненно, очень поможет нам в расследовании. Заранее благодарю тебя, Джастин, за сотрудничество.

Некоторое время он изумленно смотрел на нее, беззвучно шевеля губами, потом пробормотал:

– Конечно, конечно. Рад содействовать…

Джастин склонился над блокнотом.

«Тебе следует уйти в политики, – получила она телепатическое послание от Бишопа. – Вразумить такого осла и так быстро – для этого нужен особый талант».

«Как видишь, он у меня есть. А в политике я уже давно», – без всякой иронии восприняла его одобрение Миранда.

«О, да! Каждый шериф жарится на политической сковородке, таков его удел».

Бишоп явно был настроен бодро. Возможно, лицезрение укрощенного праведника натолкнуло его на какую-то догадку.

Он кашлянул за спиной вздрогнувшего от неожиданности Марша и громко произнес:

– Не возражаете, многоуважаемый мистер Марш, если я задам вам один вопрос?

– Я не в силах помешать вам, – мрачно откликнулся Джастин.

Миранда вспомнила, как Бишоп на днях лихо разделал проповедника цитатами из Библии, и опасалась, что Марш, с его уязвленным самолюбием, ввяжется в конфликт с Бишопом и из-за этого все ее старания пойдут насмарку.

Между тем Бишоп сделал серьезное лицо и обратился к Маршу предельно уважительно:

– Вы неоднократно предупреждали нас, что зло нашло себе убежище в Гладстоуне. Следует ли это понимать как ваше общее ощущение или вы можете указать на что-то конкретное?

– Вам мало того, что погибают люди? – огрызнулся Марш.

– Это понятно, Джастин, – вмешалась Миранда осторожно. – Но есть ли еще какие-то проявления зла, кроме убийств, чьи-то нехорошие деяния или таинственные происшествия, в которых замешана чья-то злая воля? Ведь зло многолико и, как ты говоришь, рассеяно повсюду. Мы пытаемся остановить, уничтожить его. Твоя помощь в этом деле была бы для нас неоценима. Если бы ты дал нам толчок, направил нас на путь, который, как тебе самому кажется, может привести к цели! Пускай дорога эта будет окольной, долгой и трудной, но надо же сделать хоть первый шаг.

Марш, казалось, не слушал ее. Он старательно выписывал на странице блокнота столбец из фамилий, вкладывая в это занятие всю накипевшую в нем злобу. Однако он, как бы между прочим, бросил небрежно:

– Почему бы вам не поинтересоваться, кто прибрал к рукам машину Адама Рамсея?