Текст книги "Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»"

Светлый День Победы

Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов завершили разгром будапештской группировки. Прорвав оборону противника между Секешфехерваром и Эстергомом, они развернули успешное наступление на венском направлении, а правое крыло 2-го Украинского двигалось на Брно.

Наш полк в этот сложный по характеру выполняемых задач период совместно с «илами» штурмует узлы сопротивления, сопровождает бомбардировщики в район Эстергом – Комарно, прикрывает войска от налетов вражеской авиации. Правда, ее активность на нашем участке заметно снизилась, и мы все чаще выходим на свободную охоту.

В задании на охоту указывался обширный район, в котором по своему усмотрению ведущий пары свободно выбирал цель для удара и сам путь следования. Маршруты строились, как правило, вдоль дорог, в местах предполагаемых самолетных трасс.

Однажды в паре с Мудрецовым мы атаковали пять грузовых машин с живой силой врага, которые двигались по дороге растянутой колонной с интервалами метров в сто одна от другой. Первый грузовик тащил на прицепе небольшую пушчонку.

Подходя к колонне на высоте метров 400–500, я говорю ведомому:

– Начнем. Твоя цель – вторая от головы.

Немцы, видимо, слишком поздно заметили нас. Открываем огонь. Проносимся над машинами, едва не задевая их винтами истребителей. Горка – и снова атака, но теперь уже навстречу движению противника. Головная машина задымила, став поперек дороги. Вторая свалилась набок в кювет. Остальные приткнулись друг к дружке. Гитлеровцы поспешно скрываются в поле.

С набором высоты мы отходим в сторону – в воздухе чисто, немецких самолетов нет.

Мудрецов предлагает:

– Врежем, командир, еще разок?! Я возражаю:

– Хватит! Оставь свой пыл для других…

В северном направлении замечаем большую колонну автомашин, следующих, как видно, к передовой.

– Мудрый, видишь? – спрашиваю напарника.

– Конечно, – уверенно отвечает он. – Около трех десятков.

– Вот тут и поработаем!

К цели мы идем со стороны солнца. Огонь открываем с таким расчетом, чтобы к концу атаки прочесать колонну от головы до хвоста. Пролетев над машинами на бреющем, резко уклоняемся в сторону от дороги и взмываем ввысь. Вновь атака…

Движение по дороге прекратилось. Хорошо видно, как в разные стороны бегут люди в военной форме. В момент вывода из пикирования немцы открыли по нам пулеметный огонь. Трассы впереди, справа, слева и сзади – мы словно среди новогодних елок с включенной иллюминацией.

Невольно вспомнился Харьковский аэродром, когда мы сопровождали «илы» на штурмовку, не хватает только «мессершмиттов»…

Резко развернувшись влево, уходим от цели вверх. Огненные шнуры трасс прошивают пространство между моей машиной и самолетом ведомого. Вдруг «лавочкин» Мудрецова задымил. Все, думаю, подбили, гады!

– Валя, вниз! – немедленно кричу ему. Свалив свой самолет на крыло, я устремляюсь к земле, увлекая за собой напарника. Проносимся почти над самой землей. Огонь противника уже не страшен – не достанет… Тревожно спрашиваю у Мудрецова:

– Что с тобой? Зацепили?..

– Нет, командир! Все в порядке.

– А почему закоптил?

– Не знаю… Видать, с перепугу резко дал газ. Они же шпарили, как черти! Так и убить могут! – невозмутимо резюмирует Валентин.

– Могут, но не нас. Давай посмотрим, откуда такой плотный огонь. Что-то не так. А что – не пойму! – Я решил все-таки разобраться в расположении огневых точек.

Набираем высоту – уже около двух тысяч. Достаточно. Летим к месту, где мой товарищ так резко дал газ. Автомашины стоят так же. Но сверху отчетливо видно: почти перпендикулярно к шоссе – несколько рядов траншей и отдельных окопов. Ясно: противник готовит линию обороны, которая уже частично занята его войсками. Пулеметный огонь возобновляется, но он не так интенсивен, как прежде, да и на большой высоте это не опасно.

Спрошу-ка у Мудрецова: разглядел ли он, что здесь затевается?

– Видишь, Валентин? – вопрос поставлен весьма лаконично.

– Чего тут мудрить? Новая линия обороны.

– На этот раз угадал, – не преминул я похвалить ведомого.

На командном пункте вместе с Ольховским находится командир дивизии. Докладываю, как обычно, о выполнении задания, но полковник не удовлетворен:

– Расскажите подробно и обстоятельно, где были, что видели. Почему оказались над промежуточным оборонительным рубежом врага? Как преодолевали огонь с земли во время атаки второй цели?

Выслушав мои ответы на все «почему» и «как», он отметил на полетной карте место, откуда нас с Мудрецовым так интенсивно обстреливали.

– Вы правы, – задумчиво говорит комдив. – Цель заманчива. Но истребителю она не по зубам. Нужны штурмовики. За выполнение задания хвалю. Учту при вылете. Вы свободны.

Я отправился на стоянку, куда вместе с летчиками пришел «начальник огня и дыма», как называли помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе, Иван Петрович Бахуленков.

Его перевели к нам из 177-го гвардейского полка. Летчик с опытом, бывалый, знающий, он участвовал в боях при защите Москвы, под Ленинградом. В нашей дивизии Иван Петрович – с начала ее формирования, отличился на Курской дуге, в боях за Днепр, Молдавию, Румынию. Бахуленков совершил 346 боевых вылетов, имел на личном счету одиннадцать вражеских машин.

Он восьмеркой только что вернулся из полета на прикрытие войск. Вскоре произвела посадку и группа Юдакова, но в ее составе не было Николая Артамонова.

…Полет выполнялся на высоте около 2000 метров. И вот на шоссейной дороге Врабле – Бекеньеш замечена движущаяся колонна автомашин – десятка три. Истребители снизились до 800 метров и атаковали ее. Штурмовка оказалась успешной – две машины загорелись, движение на дороге прекратилось, получился затор. «Лавочкины», замкнув круг, один за другим наносят удары по врагу.

Огонь с земли, вначале слабый, при втором заходе на цель усилился, как принято говорить, до ураганного. И в одной из очередных атак, на выходе из пикирования, самолет Артамонова достает пулеметная очередь. Пламя охватило взмывший вверх истребитель. Смертельно раненный, теряя последние силы, летчик разворачивает пылающую, как факел, машину на скопление живой силы и техники врага. «Лавочкин» взрывается. Дорого отдал свою жизнь Герой Советского Союза Николай Артамонов! Русский летчик погиб в полутора километрах северо-восточнее населенного пункта Тельдинце (Чехословакия).

Памятное 26 марта 1945 года стоит перед моими глазами, как будто прошло с той поры не тридцать шесть лет, а тридцать шесть минут. В тот же день я сбил последний по своему личному боевому счету пятьдесят шестой самолет врага.

А было это так. Все наши восемь истребителей загружены бомбами. Я веду боевых друзей на прикрытие войск на поле боя. Но сначала надо подыскать подходящую цель для нанесения бомбового удара.

Передовая позади, а по курсу нашего полета, чуть ниже «лавочкиных», к линии фронта идут самолеты противника. Решение возникает мгновенно: атаковать врага, не допустить его к нашим наземным войскам. Но бомбы?.. Куда их сбросить? И все-таки негоже в такой сложной обстановке заниматься поиском цели, когда фашисты совсем рядом.

Передаю летчикам своей группы приказ:

– Орлы! Сбросим груз на «фоккеров»! По моей команде…

Впереди – восемь немецких машин: силы примерно равны. А ситуация сложилась так. Мы с Алексеем Тернюком двумя парами идем на вторую четверку противника, а против первой четверки оказывается звено Евгения Карпова – оно правее нас.

Ведущая четверка врага уже на траверзе со мной, и в эфир летит моя команда:

– Бросай!

Энергично развернувшись влево, мы устремляемся за «фокке-вульфами». Бомбы конечно же не попали ни в один из гитлеровских самолетов, но летчикам не доставляет удовольствия видеть, как перед их носом сыплется смертоносный груз!

Главное, немцы поняли, зачем мы освобождаемся от бомб: чтобы схватиться с ними, не допустить к передовой. ФВ-190 также сбрасывают лишний груз и с набором высоты разворачиваются на сто восемьдесят градусов. Преимущество в высоте – верный успех схватки, и немцы это знают хорошо. Однако этого преимущества добиться им не удается. Наши «лавочкины» хотя уже и старенькие, а «фоккерам» не уступают.

Противник бросается в пикирование. Выйдя из него, устремляется вверх, чтобы нанести удар сзади: его машины следуют пара за парой. У нас та же цель. Самолеты обеих сторон то стремительно опускаются вниз, то взмывают в поднебесье, посылая очереди огня в направлении друг друга. Так продолжается минут пять-семь.

Бой проходит над войсками противника. Но свежие силы немцев так и не появляются, по-видимому, им нечем наращивать мощь в бою. Враг выдохся, но не ретируется, в его маневрах угадывается расчет на ошибку советских летчиков.

Когда мы с Мудрецовым пошли вверх, а Тернюк с Мокиным – в атаку на оказавшуюся внизу пару врага, на них сразу ринулись два «фоккера». Сваливая «лавочкина» на крыло, я тут же передаю напарнику команду:

– Атакуем одновременно: я – ведущего, ты – ведомого!

Бросаюсь на ведущего. Остальным преграждают путь Карпов с Чучаевым и Ревенко со Сковородченко. ФВ-190, преследующий Тернюка, пытается уйти из-под атаки, но мне удается достать его длинной очередью.

– Это вам, гады, за Николая, за тех, кого вы сгубили! – Я сам не узнаю свой охрипший от напряжения и ярости голос.

Характер схватки, после того как был сбит «фоккер», буквально сразу же на глазах меняется. Противник вскоре покидает поле боя, который длился около четверти часа.

Передаю по радио: «Сбор». Боевой порядок группы восстанавливается. Потерь у нас нет. При перестраивании, чтобы не выскочить впереди ведущего, Мокин приподнимает нос самолета и крутит бочку.

– Мокин, сядешь на губу! – предупреждаю подчиненного.

– Командир! Это я для погашения скорости… торможу.

– Вот-вот, там, на гауптвахте, на голом топчане и покрутишь бочки, пока прыть свою не погасишь. – В моем голосе неподдельная строгость.

Под крылом – линия фронта. По истечении срока покидаем зону барражирования и возвращаемся на свою точку.

9 апреля после полного освобождения Венгрии мы перелетаем на аэродром Сарваш. Машин в эскадрильях становится все меньше. «Безлошадных» летчиков набирается уже более десяти, и я с ними еду к новому месту дислокации нашей части на автомашинах. Здесь мы ожидаем новые самолеты «Ла-7», пока же летаем на своих старых, испытанных истребителях.

С освобождением Брно полк производит посадку на аэродроме Туржаны. Отсюда мы еще сопровождаем бомбардировщики на боевые задания, но почти без схваток в воздухе.

Наступал крах фашистской Германии. Красная Армия вышла на Эльбу. Берлога нацистского зверя – Берлин – была уже в руках советских войск.

И вот перед рассветом 9 мая 1945 года повсюду началась беспрестанная стрельба. Ночь озарилась фейерверками разноцветных ракет. Спросонья не понять – что к чему, что за пальба? Может, в расположение части ворвалась какая-нибудь бродячая группа немцев?

Наконец мы узнали, что это своеобразный салют в честь окончания войны, неизвестно кем начатый, и, разряжая обоймы личного оружия, побежали, как по тревоге, на аэродром, к командному пункту полка. Здесь состоялся никем не запланированный митинг – короткий, наполненный ликованием, счастьем, опьяняющей радостью наступившего мира.

Поздравления, рукопожатия, объятия… И у большинства на глазах – слезы великого торжества: мы победили! Никто их не стыдился, не смахивал украдкой, оглядываясь по сторонам. Сплошной праздничный гул, восторженные разговоры, веселые песни не смолкали ни на минуту. И так – целый день… Победа! Каждый из нас тогда еще раз мысленно прошел своей дорогой войны и еще раз пережил все былое, помня, что она уже пришла – без стука в дверь, без громких словопрений, но такая желанная и необходимая!

С 13 марта 1943 года по 9 мая 1945 года нами было совершено 5619 боевых вылетов, проведено несколько сот воздушных боев, сбито 369 вражеских самолетов. Это результат огромных усилий и высокого мастерства летчиков, техников, всего личного состава части, боевой опыт которой настолько возрос, что она вышла из войны способной успешно выполнять самые трудные задачи.

Партия и правительство высоко оценили заслуги полка, наградив его 17 мая еще одним орденом – Красного Знамени. После этого он уже именуется – 178-й гвардейский истребительный Краснознаменный, ордена Богдана Хмельницкого авиационный полк.

В ходе войны были награждены орденами и медалями многие наши летчики, техники, авиационные специалисты, работники штаба. Десяти летчикам полка присвоено высшее звание Родины – Героя Советского Союза: Н.И. Ольховскому, Ф.Г. Семенову, Б.В. Жигуленкову, А.С. Амелину, В.Ф. Мухину, И.Е. Середе, П.А. Брызгалову, В.Ф. Мудрецову. Автор этих строк звания Героя удостоен дважды, а Иван Никитович Кожедуб – трижды!

Наступала мирная жизнь. Сейчас, когда я прихожу в Музей боевой славы Н-ского полка, где хранится знамя 178-го гвардейского, у меня появляется необычайное чувство: словно и нет тех почти сорока лет, что прошумели после войны. Это кумачовое полотнище целовали перед боем мои друзья, ныне здравствующие, умершие от фронтовых ран уже после Победы и те, кто пал на полях сражений. Глядя на него, я, кажется, воочию вижу своих боевых товарищей.

Вот они, коленопреклоненные, перед святыней части… Амурчик – Амуров, Батя – Солдатенко. Вот братья Колесниковы, с их благородной местью фашизму. Рядом Федя Семенов, неудержимый, горячий в схватке с врагом и чуть флегматичный на земле. Дальше – скуластое смуглое лицо Мубаракшина, светлая улыбка Пантелеева, добродушный на земле и в воздухе Гомолко, сдержанный и полный печали встает Фраинт… Простые, открытые лица Гукалина, Артамонова; дорогое, по-братски неизгладимое Жигуленкова…

А дальше – тысячи и сотни тысяч пожилых и совсем юных, чистых и светлых, как утренняя роса, лиц, образов тех, кто не дожил, не долюбил, уйдя в вечность. Они погибли за Родину, за нас, ныне живущих под солнцем.

…Знамена в запас не уходят. Труд их вечен, как и дела людей.