Текст книги "По моему хотению. Сборник детективов"

Скорее всего, направленное внушение. «Потерпевший» либо сильный гипнотизер, либо… черт его знает кто…

Предпринимаю все возможное для установления его личности и, по возможности, личной встречи.

Все остальные события за прошедший период не вписываются в круг интересующей темы и не представляют для вас интереса…»

* * *

Тель-Авив.

Конец рабочего дня.

– Это может быть интересным… А может и очередной уткой. Что вы думаете по этому поводу, Моше?

– Видите ли, господин Директор, информация пришла от Хуана. Ну, я вам о нем говорил – наш человек. Супер в одном из тех домов, которые нас интересуют. Так вот, этот случай, о котором написал Саша Грантов, таки да произошел недалеко от того самого места, где все и произошло…

– Моше, вы что, разучились говорить нормально? Что это значит – «произошло недалеко от того, где произошло»?! Вы не с женой на кухне, потрудитесь изъясняться четко и по существу!

– Виноват, господин Директор! Описанный в заметке инцидент произошел в радиусе двух кварталов от места исчезновения сумки с интересующим нас предметом. Следовательно….

– Следовательно, вылезьте из собственной шкуры, но мне нужно знать, кто такой этот «супермен»! От момента его зачатия и по сегодняшний день!

– Так точно, господин Директор! Разрешите вопрос?

– Валяйте, Моше, спрашивайте.

– Господин Директор, даже если мы его вычислим, что очень сомнительно… Если это тот, кто нам нужен, то значит эта штуковина находится у него и он умеет ею пользоваться. КТО и КАК будет на него выходить?!

– Слишком много «если», Моше… Сначала уточните, кто это… А уж потом… Ладно, идите, Моше, идите…

* * *

Дома меня ожидал приятный сюрприз…

* * *

Из нигде не опубликованных записок «хлебника» Грутова А.В.

Прошло более трех суток с момента ареста, когда Грутова вызвали вновь. С трудом поднявшись, ополоснул лицо и вышел из камеры. Идти было трудно, ломило все тело, поэтому и шел по коридору медленно, чуть сутулясь. Небритый, грязный и оборванный, он предстал перед незнакомым ему человеком.

– Я – ваш адвокат, – приветливо протянул ему руку незнакомец, – Александр Петрович Крутиков. – И сразу спросил: – Вас что, били?

– Да, и думаю, что будет продолжение!

– Нет, – возразил Александр Петрович. – У вас теперь есть я – ваш адвокат, и все виды бесед будут отныне проходить только в моем присутствии.

Кстати, сколько вам лет?

– Адвокат – это хорошо, – усмехнулся Грутов, – А лет мне – 58. Вы откуда? Кто вас пригласил ко мне?

– Меня направила к вам Лидия Ивановна, и я в полном вашем распоряжении… Да, видок у вас еще тот. На все семьдесят, – Крутиков достал из кармана «мобильник», набрал номер и, дождавшись ответа, передал трубку Грутову.

– Слушаю! Это ты, Семен? – Грутов узнал голос Лиды. Они вместе учились еще в школе и на протяжении более 40 лет поддерживали теплые, дружеские отношения.

Он знал, что Лида – адвокат. Часто и довольно успешно занималась очень сложными, тяжелостатейными делами. Именно поэтому он и дал ее телефон следователю при первом допросе.

– Да, Лида, это – я! Вот пришлось на старости лет обратиться к тебе по твоей, так сказать, профессиональной принадлежности.

– Слушай внимательно, Семен! Все, что ты сообщишь Александру Петровичу, я буду знать. Расскажи ему все, что сочтешь нужным и возможным. Сделаем все, чтобы тебя отпустили под подписку о невыезде. У меня, как ты знаешь, своя контора, целый штат опытных юристов. Думаю, что нам удастся кое-чего добиться. Надеюсь, что как мужик с мужиком, вы быстрее найдете общий язык. Не вешай носа, все будет хорошо! На днях приеду сама, поговорим более детально.

– Спасибо, Александр Петрович, – Грутов передал трубку, внимательно посмотрел на адвоката и продолжил, – насколько мне известно – с адвокатом, как с врачом, или все, или ничего…

– А вы мне симпатичны, – улыбнулся Крутиков, – я – полковник МВД, теперь в отставке, работаю вот у Лидии Ивановны. Насколько меня просветил Пак – это ваш следователь – на вас вешают целых два трупа. Это так?

– Любезнейший Александр Петрович! Если даже те трупы, о которых идет речь, действительно существуют, то, поверьте, в этом нет моей «заслуги», – мрачно пошутил Грутов.

– Везет мне на полковников, – добавил он, – то юстиция, то МВД. Я ведь тоже полковник, правда, военный.

– А какие войска? – поинтересовался Крутиков.

– ГРУ Генштаба Вооруженных сил…

У Крутикова отвисла челюсть:

– Главное разведывательное управление? – справившись с волнением, переспросил он. – И награды есть?

– Есть немного, – отвечал Грутов и начал перечислять все, что помнил.

– Однако, – пробормотал Крутиков, – немногих я знаю генералов с таким «иконостасом».

Обязательно понадобятся орденские книжки. А теперь – к делу! Рассказывайте, что, в сущности, произошло.

– В сущности, – повторил Грутов, – и рассказывать-то не о чем. Мне сообщили, что имеются какие-то два трупа, которые почему-то решили приписать мне. Где, кто, за что, когда – не знаю. Предполагаю, что за всем этим стоит некое заинтересованное лицо, для которого важно временно меня изолировать. Именно изолировать, а не элементарно убрать. Кто и почему – еще не знаю. Но узнаю! Подумаю, просчитаю кое-что и вычислю. По крайней мере, надеюсь, что вычислю.

– Чем вы занимались после выхода на пенсию?

– Да ничем особенным. Состоял в ДПА. Видимо, в этом направлении нужно искать причину. Сомневаюсь, что моя загородная дачно-огородная деятельность могла бы кого-то заинтересовать.

Проговорив так минут 40, они расстались, решив, что на очередном допросе по самой постановке вопросов поймут, что конкретно интересует следователя. А уже потом возьмут тайм-аут, чтобы все обсудить, обдумать и выработать общую линию защиты.

Уже под вечер Грутову передали из дому первую в его жизни передачу: вещи, продукты, курево, туалетные принадлежности и, главное, записку! Доча-цветоча! Она первой прилетела, узнав, в каком отделении милиции он находится. Привезла все, что необходимо, написала, чтобы особенно не переживал, что все уладится, что все это, скорее, недоразумение, что дома все нормально, и они ни на секунду не верят тому, в чем его обвиняют, чтобы держался и берег здоровье. Конечно, будут приезжать, привозить все необходимое.

Грутов ответил короткой лаконичной запиской, хотя, читая записку дочери, с трудом проглотил комок в горле. Он мог бы и прослезиться, если бы давно не забыл, как это делается.

* * *

Как я уже говорил, дома меня ожидал приятный сюрприз – пришел очередной перевод из Москвы. На этот раз аж на 25 тысяч баксов! Мой дружок правильно все понял и сопроводил перевод припиской: «Аванс за следующий аналитический обзор и премия за предыдущий». Таким образом, я уже легализовал 40 тысяч.

Я обрадовался, как пацан, которому незнакомый дядя купил мороженое. Правда, моя эйфория очень быстро улетучилась. Мне пришла в голову мысль, что, по сути, я сегодня изнасиловал незнакомую женщину.

Но ведь все произошло и по ее желанию тоже, успокаивал я сам себя. Дальнейшие рассуждения и самокопания на эту тему можно изложить в виде диалога двух моих «Я». Или, как говорят психологи, двух моих «суперэго».

– Насилие – это когда нечто происходит помимо воли того человека, в отношении которого насилие совершено. В данном конкретном случае ничего «помимо воли» совершено не было. Она испытывала точно такое же желание, как и я сам.

– Не лукавь и не пытайся обмануть самого себя! Ты изнасиловал не только тело, но и самое главное – душу, сознание человека! Ее «желание» не было ее собственным желанием! Это ты заставил ее захотеть тебя. Ты лишил ее собственной воли и собственного сознания! Все равно как если бы изнасиловал человека в бессознательном состоянии. Даже в Уголовном кодексе есть статья о насилии в состоянии беспомощности… Или что-то в этом духе.

– Неправда! Когда мы смотрим фильм или спектакль в театре, когда читаем, – сопереживаем героям. Плачем или смеемся, ненавидим или стараемся подражать. Наши эмоции в каждый конкретный момент искренни! Но вызваны эти эмоции искусственно – талантом автора, который заставляет нас испытывать то, что он, автор, хочет, чтобы мы испытали! Придуманной ситуацией, коллизией, сюжетом. Того, что не происходило в реальной жизни.

– Словоблудие и демагогия! В книгах и в кино мы ассоциируем героя с собой. И в зависимости от собственных внутренних установок и собственных моральных и этических ценностей сопереживаем ему в положительном или отрицательном смысле. Вор по жизни будет сопереживать вору, мент – менту, насильник – насильнику. Садист никогда не расплачется, сочувствуя жертве. Ты прекрасно это понимаешь.

– Но когда политики стараются в чем-то убедить своих избирателей…

С Т О П!

Политика! Вот единственно стоящее применение этих уникальных способностей, этого дара, свалившегося на меня невесть откуда. Если я смог передать людям на пляже ощущение холода… Людям, которые даже не смотрели в мою сторону, которые были поглощены морем, детьми – чем угодно, но только не мной, то если эти же люди будут меня слушать и верить тому, что я говорю.

Это же самый реальный путь к власти! Это то невидимое оружие, от которого нет защиты. Боже мой, я могу убедить людей не только верить, но и любить. Политик, которому не только верят, но и любят, – всесилен!

Только бы не сойти с ума от всего этого.

* * *

Из нигде не опубликованных записок «хлебника» Грутова А. В.

Начальник ЭТЛ-1 (электронно-техническая лаборатория № 1, особо секретная – доступ к информации о разработках только для шести лиц высшего руководства ГРУ) позвонил Грутову домой рано утром и после непродолжительного разговора о доме, здоровье попросил заскочить на пару минут. Слишком долго и слишком хорошо Грутов знал Серова, чтобы поверить, что тот позвонил из простого любопытства о его делах.

Придумав убедительный предлог (люди даже ранга Грутова не забегали просто так в ЭТЛ), он через пару часов уже входил к Серову.

– Слушай, Саша, – после приветствия проговорил Серов, – вот эти два дипломата возьми и спрячь так, чтобы никто, слышишь, никто не знал, где они находятся.

– Даже ты? – улыбнулся Грутов.

– Я – в первую очередь! Открой их.

Грутов щелкнул замками. Оба дипломата были абсолютно пусты. Обычные, не слишком новые, но и не очень потертые дипломаты советского производства. Любимый стандарт чиновника класса «управдом». В аналогичном Грутов хранил в своем гараже всякие мелочи: гайки, болты. Он привычно пробежал пальцами по периметру, прощупал замок, проверил толщину стенок. Никакого второго дна, тайников и всего того, что могло бы оправдать нахождение этого хлама в ЭТЛ, не было. Пожалуй, только ручка не совсем обычная. Да и то, если внимательно присмотреться.

– Ну и что же это такое? – Грутов посмотрел на Серова.

Тот, внимательно глядя на собеседника, негромко произнес:

– Аппарат подчинения. Воздействие на психику. Так сказать, психотронное оружие ограниченного радиуса действия. Дальность – 20–25 метров. Управляется ручкой. От силы сжатия зависит мощность. Питание – практически вечное. Подзарядка идет постоянно от любого источника света. Хоть от спички. И еще – тепловая энергия руки переходит в электрическую.

– А дальше…

– Дальше тебе не нужно. Все равно не поймешь.

* * *

Лаборатории ведущих стран мира занимались разработкой психотронного оружия уже давно. Но приблизиться к решению проблемы – создать действующий прибор или хотя бы его модель – не удавалось еще никому. ВПК и разведки всего мира привлекли к работе над этой проблемой ведущих специалистов в области психологии, биохимии, радиологии – всех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к мозгу, к механизму внушения и т. п. «Нетрадиционалы» – ясновидцы, экстрасенсы и прочие адепты и «прикладники» парапсихологии – всегда были в поле зрения спецслужб всего мира.

Естественно было и желание разведок быть в курсе аналогичных разработок своих конкурентов. Но никто и никогда не слышал о каких-то более-менее обнадеживающих результатах.

Именно поэтому Серов поначалу не принял всерьез докладную записку одного из молодых специалистов своего подразделения. Но когда этот «молодой да ранний «буквально заставил Серова (как он говорил – «достал его!«) принять личное участие в практических испытаниях действующей модели, Серов не поверил собственным глазам. Результаты ошеломляли. Работая не один год в системе, и предвидя реакцию руководства, он подготовил весьма сдержанную служебную записку и получил «добро» на продолжение работ, новое дополнительное финансирование и полное, абсолютное засекречивание объекта исследования. Объект получил нежное имя «Магнолия». «Он» превратился в «Она». Название было выбрано не случайно. Цветы магнолии могут усыпить человека за одну ночь. Безболезненно и навсегда.

Серов отдавал себе отчет в том, что как только будет изготовлен первый рабочий прибор, он и его сотрудники – коллеги по этой «цветочной теме» Киров и Махов (тот самый «молодой да ранний») – в лучшем случае будут полностью и надолго изолированы, а в худшем… Когда были изготовлены первые три действующие «Магнолии», Серов, не вводя руководство в курс дела, позвонил Грутову.

– Учти, – произнес Серов, – их всего три. Но один не пошел и уже не пойдет. Он для отчета и списания средств.

Грутов понимающе кивнул.

– При любой попытке разборки все узлы самоуничтожаются. Восстановить, собрать – невозможно. Детали рассыпаются буквально в пыль… Оставшиеся две «Магнолии» тебе на сохранение. При необходимости уничтожить аппарат проделаешь следующее.

Серов показал Грутову, в каких точках и в какой последовательности необходимо нажать.

– Тогда «Магнолия» действительно превратится в обычный кейс. Как оружие она выйдет из строя навсегда. Случайно это произойти не может, как сам теперь видишь.

– Как он или она действуют? – спросил Грутов. – Как и чем эта штуковина «стреляет»?..

– Вот эти микроскопические отверстия не ищи – не увидишь, – произнес Серов. – Направляешь в сторону объекта. А вот здесь – он показал на рифленую внутреннюю сторону ручки – чуть прижимаешь двумя пальцами одновременно. Вот и все. Результат практически мгновенный. Можешь попробовать хоть на мне. Это тебя убедит. Но на мне лучше не надо. Внутрь положи все, что хочешь – от газет до носков и рубашек. Типичный дипломатик для командировочного инженера средней руки. Вопросы есть?

– Сразу два, – ответил Грутов. – Первый: кто знает об этом «цветочке» еще? И второй: кто знает обо мне и почему именно я?

– О том, что «Магнолия» уже «расцвела», что их только три «цветка», кроме меня, знают только Киров и Махов. О тебе и о том, что ты теперь в курсе, о том, что ты теперь и «цветовод, и садовник», знаю только я один. Почему именно ты – да потому, что я хорошо знаю тебя больше пятнадцати лет. Еще вопросы есть? Даже если и есть, придержи – у нас еще будет время поговорить. Сейчас главное – убрать отсюда эти «цветочки». И как можно быстрее.

* * *

Итак, политика! По идее это может перевернуть всю мою жизнь. И не только мою. Мне ведь действительно есть что сказать и что предложить Америке. Когда бруклинцы в шутку говорят, что «мы в Америку не ходим», они подразумевают не только Манхэттен, но и всю американскую жизнь в целом. Наши русскоязычные как бы в стороне от Америки. Доброжелательны, лояльны, законопослушны, но, тем не менее, в стороне. А со стороны всегда все виднее. Я бы мог не только на многое открыть глаза, но и принести реальную пользу стране, которая стала домом не только мне, но и миллионам таких же, как я.

Это, так сказать, морально-этическая, нравственная сторона проблемы. Есть еще много доводов за политику.

Ну что меня ожидает в будущем? Да, по большому счету, ни-че-го! А политик… Это совсем другой коленкор! Речи в газетах, выступления на ведущих телеканалах. Каждая твоя фраза, каждое слово имеет вес. Ты живешь полной жизнью!

С другой стороны – «на хрена козе баян?» Признайся честно, что славы захотелось, чтобы на улицах узнавали и автографы просили. Самоутвердиться и «оставить след в истории». Наследить, так сказать.

Чего тебе сейчас не хватает? Деньги есть. Если с умом распорядиться, а не просрать все по мелочам – на развлекуху и ширпотреб, то старость, считай, обеспечена. К тому же с твоими нынешними, невесть откуда взявшимися возможностями думать о благосостоянии – полнейший абсурд! Если ты можешь «убедить», в смысле заставить любого плясать под свою дудку, то любой олигарх – от Ваксельберга до Гейтса – будет «спонсировать» тебя всю жизнь!

Вот такой приблизительно «диалог» состоялся у меня с самим собой. Но это так, для очистки совести. В душе я твердо решил попробовать себя в политике. А для этого не мешает сменить имидж. Вместо удобных кроссовок – туфли. Вместо привычных джинсов, свитеров – приличный костюм. А самое главное, – бриться! Не через день, а ежедневно.

Кстати, о бритье. Я потер рукой двухдневную щетину и отправился в ванну. Никогда не откладывай на завтра то, что все равно придется сделать.

Короче, через пару часов я уже был в магазине. Пара часов, пара тысяч баксов, и я вышел из магазина «элегантный, как рояль». Твидовый пиджак подчеркивал кипенную белизну сорочки, а туфли мягко облегали ступню не хуже моих разношенных кроссовок.

Все старые вещи были аккуратно сложены продавцами в фирменный пакет, который я бросил в багажник своей машины. Я переложил в карманы нового пиджака только бумажник с деньгами и документами, сигареты и зажигалку.

Кстати, не мешало бы сменить свою Хонду на нечто более приличное. Например, на последнюю модель Лексуса…

Около дома, загораживая въезд на паркинг, стоял какой-то потрепанный Бьюик, а сидевшая в нем дородная матрона трепалась с кем-то по телефону.

Я пару раз просигналил – никакой реакции.

«Ты хочешь отъехать отсюда немедленно!» – я мысленно передал ей команду.

Никакой реакции!

Не может быть.

«Ты хочешь уехать, ты жутко опаздываешь!»

Никакой реакции…

Все. Вот и пришел конец всем мечтам, политике и твоим уникальным способностям…

Что же теперь?..

* * *

Из нигде не опубликованных записок «хлебника» Грутова А. В.

Взяв первый дипломат, Грутов не спеша покинул здание. Часа через полтора забрал и второй.

Так сложилось, что после этого разговора Грутов должен был срочно отбыть в очередную командировку, потом отлеживался в госпитале. Встреча и обещанный Серовым «более подробный разговор», так и не состоялись.

А в ноябре 1994 года в лаборатории Серова произошла утечка то ли газа, то ли какой-то жидкости. В результате похоронили всех троих – генерал-майора Серова, полковника, доктора наук Кирова и того самого «молодого да раннего», но уже майора и кандидата наук – Махова. Хоронили всех троих на Троекуровском кладбище. Первоначально Грутову даже в голову не пришло связать гибель товарищей с теми дипломатами, которые хранились у него. Да и не было его в Москве на момент этой катастрофы….

Проведенное тщательное служебное расследование результатов не дало. Полностью подтвердилась первоначальная версия о несчастном случае. Гибель сотрудников лаборатории произошла по их собственной небрежности из-за утечки токсичного газа мгновенного действия. Кроме троих погибших в лаборатории никого не было, никто до этой аварии не заходил. А значит, и нет злого умысла или, упаси бог, диверсии. Элементарная халатность. Расслабились. Последнее время работали очень напряженно, практически без выходных. Конкретно, кто из троих виновен в злополучной утечке, установить не удалось, да и особенно не искали. Люди погибли при исполнении своего служебного долга, на рабочих местах. Как герои. Героями и похоронили.

Но кое-что все-таки обнаружить удалось. Личные записи Серова. Обрывочные, тезисные. Кое-какие формулы. Записи не раскрывали ни причин аварии, ни хода той работы, при которой эта авария произошла, но наводили на кое-какие размышления.

Комиссия в своем отчете (Строго секретно! В одном экземпляре!) отметила, что записи не носят личного характера, а относятся, скорее всего, к служебным и свидетельствуют о работе над каким-то прибором, который не был до конца разработан. И, несмотря на то, что тема была давно закрыта и признана бесперспективной, Серов и его погибшие коллеги продолжали определенную работу по этому проекту. Хотя до результатов и испытаний дело так и не дошло. На том дело об аварии в лаборатории и о трагической гибели сотрудников РГУ и ушло в архив.

* * *

Прошел июль – месяц гибели Рохлина. А уже в августе, на внеочередном съезде ДПА, был избран новый председатель. Грутов не мог даже предположить, что им станет Вьюгин. Да и не для одного Грутова избрание Вьюгина, бывшего прокурора Генпрокуратуры, человека, бывшего далеко не на первых ролях в руководстве ДПА, стало неожиданностью. Сам Вьюгин в своем выступлении просил поддержать другую кандидатуру. Но выбрали именно его. Видимо, кому-то очень не хотелось видеть достойную личность в руководстве ДПА – движении, набравшем накануне смерти Рохлина достаточно большую силу. И ставка на Вьюгина оказалась достаточно верной. Новоиспеченный председатель делал все от себя зависящее, чтобы ДПА топталось на месте. Но и это стало понятным несколько позже. Вместе с тем…

На этом месте записки оборвались…

Было заметно, что все остальные страницы, вплоть до обложки потрепанной толстой тетрадки, были вырваны.

Седой мужчина в штатском отодвинул тетрадь и нажал кнопку звонка. В кабинет, отделанный потемневшим от времени деревом, вошел полковник.

– На завтра вызовите ко мне всех, кто имел к этому отношение. К десяти утра.

– Весь отдел?

– Не «весь отдел», а ВСЕХ! Вплоть до этого **удака, начальника рязанской зоны. И его зама по оперативной работе. Всех!

Полковник сделал пометку в блокноте.

– Разрешите исполнять?

Исполняйте.

* * *

Москва.

За несколько лет до описываемых в Нью-Йорке событий.

Начальника ГУИН (Главного управления исполнения наказаний), генерала ****, начальника Главного следственного управления МВД РФ, генерала ****, начальника рязанской зоны, полковника **** и начальника оперативной части этой же зоны, подполковника **** привезли на Лубянку одновременно. Их не «пригласили» и не «вызвали». Их привезли!

Всего в кабинете Председателя ФСБ собралось человек двадцать. Включая и «вызванных на ковер» сотрудников Службы внешней разведки.

Председатель еле сдерживал себя.

– Итак, о нашем грандиозном провале, по счастью, никому, кроме меня, не известно. Но для всех присутствующих, – Председатель обвел собравшихся тяжелым взглядом, – этого более чем достаточно. Начну со своих, с тех, в ком просто не имел права сомневаться. Кто отвечал за расследование гибели генерала Серова и еще двух, кажется Кирова, и этого, как его.

– Махова, – подсказал со своего места один из СВР-шников.

– Да. Махова, – продолжил Председатель. – Я читал материалы и отчет по проведенному расследованию. Полный бред! На уровне идиота-участкового. Выдающиеся люди, ученые, специалисты, гордость Службы работали больше года и никаких результатов, никаких следов того, чем они занимались?! Я слишком хорошо знал Серова, чтобы поверить в то, что он потратит столько времени впустую. Последним из тех, с кем серьезно и плотно контактировал Серов, был полковник Грутов. И что же? «Умер» в зоне? Инфаркт? А где были ваши врачи, черт их подери?! Да его при первом же недомогании нужно было бы к лучшим врачам, в Кремлевку, а не в вашу вонючую санчасть. Ладно. Что сейчас, после драки… Вы, – Председатель подошел вплотную к вскочившему и замершему по стойке смирно начальнику зоны и уперся ему в грудь пальцем, – вы знали, кто у вас сидит?

– Так точно, бывший полковник Грутов, Александр Васильевич. Осужден по статьям.

– Заткните эти статьи себе в ж##у! – прошипел Председатель. А вы, – он обратился к начальнику ГУИН, – вы предупредили своих вертухаев, что за жизнь и здоровье Грутова они отвечают головой?

– Но он отбывал наказание согласно общим правилам содержания. Хотя я, разумеется, предупредил о неприменении к нему…

– Вы что, уважаемый, – Председатель перешел почти на шепот, – идиотом меня считаете? Какие «общие правила», какие «неприменения»?! Да вы сами лично, в своих генеральских погонах, должны были его шнырем стать и оберегать все 24 часа в сутки! Вы понимаете, что он был единственным, кто знал о… Впрочем, неважно, что он знал, важно, что ваши дуболомы его не уберегли.

У начальника ГУИНа, видимо, наступило временное помутнение сознания. Иначе просто невозможно объяснить, как он осмелился возражать всесильному Председателю ФСБ.

– Для начала хочу отметить, что не «мы не уберегли», а вы не уберегли. Вы же допустили, чтобы его судили и осудили. Он же, что ни говори, был правой рукой Рохлина и, насколько мне известно, участвовал в подготовке военного переворота силами этого ДПА, – уверенно начал тюремный генерал.

Председатель вернулся к своему столу, помолчал, медленно повернулся лицом к присутствующим и медленно чеканя слова произнес:

– Никакой «подготовки к перевороту» никогда не было! За провокационные заявления, основанные на бабских сплетнях, высказанные старшему по званию в присутствии подчиненных, я буду вынужден ставить перед президентом вопрос о несоответствии вами занимаемой должности. Что касается дисциплинарных мер, то сегодня же о нашей беседе будет доложено министру внутренних дел.

– Я могу удалиться? – дрожащим от напряжения голосом спросил начальник ГУИНа.

– Нет! «Удалю» я вас сам, когда сочту это нужным. Прежде чем покинуть этот кабинет, вы подготовите приказ об увольнении полковника ***, – председатель назвал фамилию начальника зоны, – и о назначении на его место подполковника *** – начальника оперативной части. Звоните прямо отсюда, с моего телефона, к себе в кадры, и чтобы через полчаса подписанный вами приказ лежал у меня на столе. Исполняйте!

Начальник ГУИНа молча подошел к столику, на котором стояла батарея телефонов правительственной связи, и набрал нужный номер.

– А теперь вернемся к «своим», – многообещающе произнес Председатель и поманил пальцем седого, но еще не старого человека в штатском. Согласно вашему же отчету, «Магнолия» в ее первоначальном, так сказать, «чемодано-дипломатном» исполнении бесследно исчезла. Так?

– Так точно!

– Согласно этому же отчету, никаких проясняющих ситуацию документов, свидетельств и прочего вами не обнаружено?

– Так точно!

– Согласно этому же проклятому отчету, жена Грутова скончалась от «острой сердечной недостаточности» во время первого же допроса, так?

– Так точно!

– Кто проводил это дознание?

– Майор ***, специалист с большим опытом подобной работы.

– Насколько мне известно, сейчас этот «опытный» кретин служит заместителем начальника районного отделения ФСБ в Ямало-Ненецком округе, так?

– Так точно!

– Там он и сгниет. И молитесь Господу, чтобы вы не стали начальником этого же отделения в том же округе. Ясно?

– Так точно!

– А теперь, прежде чем мы останемся в узком кругу «своих», – с нескрываемой издевкой произнес Председатель, – прошу всех присутствующих, включая и вас, генерал, – Председатель кивнул в сторону начальника ГУИНа, – скрупулезно и безоговорочно исполнить следующие указания: Подполковника ***, – Председатель подошел к вытянувшемуся перед ним начальнику оперативной части рязанской зоны, – представить к очередному званию и сегодня же утвердить в должности начальника зоны. Вам, – Председатель вновь ткнул пальцем в сторону теперь уже бывшего начальника, – сдать все дела в течение ближайших 72 часов. Вы, – Председатель обернулся к одному из своих сотрудников, – вместе с нашими экспертами все эти 72 часа будете не просматривать, а вынюхивать все документы по зоне. С вами, – Председатель обратил наконец внимание на начальника следственного управления, генерала***, – будет разговор особый. Сами понимаете, что в нашей работе ошибок не прощают. Но я дам вам шанс… Вы с нашими ребятами и с вашими лучшими специалистами сегодня же отправитесь в зону. Сидите там, не вылезая, но к концу недели я должен знать о жизни Грутова в зоне все. Все, понимаете? С кем дружил, с кем враждовал, с кем пил, ел, кто был его хлебником, где этот хлебник сейчас – все, вплоть до того, сколько раз в день ходил в туалет. Сумейте расположить к себе всех, кого можно и кого нельзя, и обещайте что угодно – жрачку от пуза, выпивку, УДО… (условно-досрочное освобождение). Хоть организацию побега. Но я должен знать все!

Ну и последнее. – Председатель вздохнул, и обратился к подполковнику, начальнику оперативной части зоны. – Расскажите мне еще разок, как к вам попала эта бесценная тетрадка. Своими словами и без официальщины. Как если бы другу, за бутылкой пива. Не торопясь и с деталями.

– Как-то во время очередного обхода бараков, заметил валяющуюся в умывалке книжку. Открыл, вижу – из нашей библиотечки. Штамп наш, внутренний, зоновский. А часть страниц выдрана. Видимо, на самокрутки. Сигареты сейчас, сами знаете, ценой кусаются, так вот зекам стали чаще из дома в передачах передавать табак. Так вот, табак передают, а с бумагой для самокруток – дефицит. Я уже даже сам потребовал у заведующего зоновским ларьком завезти с базы, чтобы можно было купить, кому нужно. А она все забывает. Так вот, зеки газеты рвут на самокрутки. Зона выписывает по две газеты на отряд. А в отряде – триста человек. В зоне – 10 отрядов. Понятно, что не хватает. Вот и вырывают страницы из книжек. Непорядок, да и тем, кто читает, неинтересно, если страниц не хватает. Я и дал команду провести инвентаризацию библиотеки, изъять все испорченные книги и списать. А тех, кто будет возвращать с вырванными листами, наказывать – свиданки лишать или еще как-то. Ну, провели инвентаризацию, собрали все книги к списанию. Мы их не сжигаем, а отправляем в макулатуру. Экология, знаете ли. Но перед сдачей все необходимо тщательно проверить, может, кто-то записку на волю намылился отправить. Всякое бывает, знаете ли. А у меня дежурство как раз, ночное. Все равно, думаю, ночь не спать, так я сам и просмотрю, прошмонаю. Ой, виноват, в смысле проверю все книжки. Ну и напоролся на эту тетрадку. Как она в библиотеку попала – ума не приложу. А, с другой стороны, Грутов-то постоянно туда захаживал. А где лучше всего листок спрятать? – На дереве! А тетрадку? Понятно, что среди других книжек – кому они в зоне нужны? Из трех тысяч спецконтингента библиотекой от силы полторы сотни пользуются. Ну, начал я читать, и понял, что не моего ума это дело. Мне по рангу о таком не только знать, но и догадываться не положено. Вот я ее и сдал в ваше рязанское отделение. Оттуда она к вам… Как положено, видите ли…

– Еще раз благодарю вас, полковник! Крутите на погонах дырочку. У меня слова с делом не расходятся. – Председатель подошел к столу и нажал кнопку. Вошел секретарь.