Текст книги "PRO суверенную демократию"

СПЕЦИФИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ

Говоря об особенностях российской демократии, представляется уместным прежде всего отметить сложносоставную структуру общества. Она наиболее точно отражает фундаментальные отличия современной Российской Федерации от большинства стран Европы.

Россия – целый континент, освоенный людьми за многие столетия. Страна имеет ярко выраженные евразийские истоки. Симбиоз Востока и Запада красной нитью проходит через всю ее историю. Византия и Золотая Орда сыграли решающую роль в становлении Киевской Руси и средневековой Московии, а европейская цивилизация определила основы политического устройства Российской империи начиная с петровских времен. СССР был построен на фундаменте западного идеологического течения – марксизма.

На территории современной России существовало большое количество древних государств. Государственность многих народов России имеет многовековые корни. Прирост территории в основном шел путем образования союза государств и народов.

Трудно представить сегодня другую страну, которая бы объединяла столь различные традиции. Даже после распада СССР Российская Федерация остается одним из самых многонациональных государств мира.

Понимание нации в нашей стране существенно отличается от западного. Большинство населения по-прежнему воспринимает нацию не как политическое или общегражданское понятие, а этнокультурное, историческое, традиционное.

Попытки утвердить концепцию российского народа как политико-гражданской нации встречают естественное недопонимание у части общественного мнения. К тому же в памяти еще жива и концепция советского народа как новой исторической общности людей.

Демократия – не просто машина для голосования, не выразитель воли «механического большинства», а система, учитывающая различные интересы населения, включая этнические меньшинства. Не важно, что какой-то народ составляет всего лишь доли процента, для истории он не менее важен, чем многочисленные нации.

Полиэтничность России дополняется и ее многоконфессиональностью. Особый интерес представляют отношения православия как религии большинства россиян и очень динамично развивающегося российского ислама. Будучи европейской страной, Россия содержит в себе мусульманский компонент. Это не искусственное соединение, а симбиоз, сформировавшийся в течение многих сотен лет.

На фоне острых политических конфликтов с исламо-христианским контекстом, поразивших многие страны мира на рубеже тысячелетий, опыт России может быть востребованным и актуальным. Особенно четко это осознается у нас, в Республике Татарстан, где число традиционных приверженцев обеих религий примерно равно. Исламо-православный диалог является важнейшей основой гражданского согласия и межэтнического мира на татарстанской земле, без чего демократические ценности практически теряют свой смысл.

Страна прошла большой путь от декларативного советского федерализма через децентрализацию и «парад суверенитетов» к современной федерации

Многонациональность и поликонфессиональность делают федерализм естественным государственным устройством России. И в этом отношении в постсоветский период страна прошла большой путь от декларативного советского федерализма через децентрализацию и «парад суверенитетов» к современной федерации. При этом важно отметить, что российский федерализм отнюдь не остановился в своем развитии. Многие его принципы нуждаются в защите и последовательной реализации. И опять-таки следует отметить, что вопреки сложившимся в большинстве стран развитой демократии традициям российский федерализм имеет существенный этнический компонент, что выражается в существовании национально-государственных формирований, где общегражданские принципы государственного строительства сочетаются с заботой о статусе и свободном развитии российских народов.

И если этого не происходит, а тем более если идет деформация общественных устоев, с чем мы, собственно говоря, и столкнулись в свое время в Чечне, да и в целом на Северном Кавказе, то опасность нарастает как снежный ком.

Строительство демократии в сложносоставном обществе, которым является Российская Федерация, если еще учесть ее многоукладность и территориальный фактор, имеет большую специфику и большие трудности.

В мире вообще трудно найти примеры эффективных демократий в таких сложносоставных сообществах. Возможно, что у специалистов возникнет пример Индии. Однако индийская демократия пока что не нашла надежных способов избежать системных кризисов. Новейшая история этой страны, к сожалению, насыщена многими этническими и религиозными конфликтами.

Известный политический деятель и далеко не друг России Бжезинский недавно выступил с интересными умозаключениями: «Поспешное насаждение демократии в отсутствие социально развитого и политически зрелого гражданского общества скорее всего послужит целям радикального популизма… Демократия для меньшинства без социальной справедливости для большинства была возможна в эпоху аристократизма, но в век массового политического пробуждения она уже нереальна. Сегодня одно без другого обречено на поражение».

У всякого политического устройства есть и человеческое измерение. При демократической системе его роль многократно возрастает, поскольку носителями прав и свобод являются конкретные люди.

Поэтому особенности менталитета и мироощущения каждой социальной и этнической группы неизбежно накладывают свой неповторимый отпечаток на становление и развитие политического устройства той или иной страны.

Заговорив об этом, вступил, пожалуй, на самую зыбкую почву. Социально-психологический облик народа нашей страны – это предмет давних дискуссий, в которых сколько участников, столько и мнений.

В рамках данной статьи вряд ли целесообразно вдаваться в философские рассуждения о «загадочности русской души», об исламской ментальности и т. п.

Однако на некоторых аспектах остановиться все же было бы уместно.

Прежде всего об особенностях понимания свободы. Так уж сложилось, что для нашего сознания формально-правовое или сугубо политическое восприятие демократических свобод не имеет такого первостепенного значения, как для западного человека.

Испокон веков для российского жителя существовало понятие «внутренней свободы», которое позволяло оставаться независимой личностью в самой несвободной среде.

До сих пор нам самим трудно понять такие феномены российской истории, как подъем отечественной литературы и общественной мысли в годы николаевской реакции XIX века, достижения науки и техники в период апогея режима личной власти Сталина. Если подходить чисто умозрительно – ничего подобного быть не должно.

Конечно, проявления свободомыслия в несвободном обществе приобретали суррогатные формы: политические анекдоты и слухи, творчество «в стол» и «на полки», переписывание запрещенного и самиздат. Но все это было и сыграло огромную роль в раскрепощении общественного сознания в России.

Сегодня личность в России гораздо более суверенна в своих отношениях с обществом и государством. Однако посредников в системе этих отношений остается много

Помимо «внутренней свободы» с советских времен осталось осознание самостоятельной значимости так называемых социально-экономических прав и свобод. Для многих наших соотечественников право на труд, жилище, отдых, пенсионное обеспечение, доступность образования и здравоохранения по-прежнему имеет гораздо большее значение, чем политикоюридические свободы. Однозначно сказать, хорошо это или плохо, по-видимому, нельзя, но такова реальность.

Вновь рискую вызвать на себя критику, но не могу не сказать и о следующем. Особая приверженность коллективизму, на мой взгляд, остается особенностью менталитета населения, по крайней мере его большинства. И коммунизм лишь старался эксплуатировать в своих политических интересах этот феномен. Во многом он имеет естественные корни, уходящие в глубь веков, когда выжить и хозяйствовать в условиях нашей страны можно было только сообща.

Несомненно, что сегодня личность в России гораздо более суверенна в своих отношениях с обществом и государством.

Однако, образно говоря, посредников в системе этих отношений остается много.

Ну и последнее, что хотелось сказать в этой части. В России эмоциональная составляющая в отношениях власти, общества и личности всегда играла огромную роль.

Трепет и преклонение перед властью легко переходят в отчуждение от власти, страх перед нею, в крайние формы протеста, ненависть к конкретным носителям и представителям власти. И это тоже реальность.

Не все из российских традиций может устраивать нас самих. С чем-то примириться достаточно трудно. Как представляется, всем нам явно не хватает в общественном развитии здоровых рациональных, прагматических начал. Будем надеяться, что по мере дальнейшего оздоровления экономической и политической жизни России все это придет.

БЛИЖАЙШИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

Сегодня Россия одновременно ищет свое место в быстро меняющемся мире и пытается определить идеологический фундамент внутриполитической консолидации.

Идея суверенной демократии – удачная, на мой взгляд, попытка дать содержательный, объективный и рассчитанный на перспективу ответ на эти фундаментальные вопросы.

Современные дискуссии о модели российской демократии, с одной стороны, подтверждают неизменность демократического выбора России, с другой – ее готовность к самостоятельному строительству демократии.

Они позволяют осмыслить нам самим и мировому сообществу опыт и специфические тенденции развития национальных моделей демократии.

Главное – реализм оценок, четкое определение российской демократии как развивающейся. При таком подходе нынешняя политическая реформа – это очередной этап продвижения к цивилизованной демократии с российской спецификой.

Очевидно, что в ближайшее время эта специфика будет проявляться в особой роли государства, особенно исполнительной вертикали власти, высоком уровне персонифицированности политического процесса, строгом ограничении на формирование этнических и религиозных политических объединений, постепенном повышении роли в политической деятельности женщин и молодежи, приоритете в общественном сознании и социальной практике социально-экономических свобод над формально-юридическими.

Суверенная демократия может стать основой программных документов партии. Уверен, что это будет адекватно воспринято большинством россиян

Сегодня чрезвычайно важно, чтобы у партии «Единая Россия», которую поддерживает значительная часть граждан, была четкая и ясная позиция по основным вопросам демократизации политической системы. Суверенная демократия в этой связи может стать основой программных документов партии. Уверен, что это будет адекватно воспринято большинством россиян, так как эта концепция предусматривает учет в политическом устройстве страны ее особенностей на базе сохранения и укрепления суверенитета России.

Время обозначит векторы дальнейших преобразований.

Россия в буквальном смысле слова выстрадала демократию. Это ее осознанный выбор, разумной альтернативы которому просто нет.

А. Крайчек
ОСОБЕННОСТИ СУВЕРЕННОЙ ФИЛОЛОГИИ

Спор вокруг различных ипостасей термина «суверенная демократия» продолжается. Нет сомнений, что с принятием «Единой Россией» своей новой, предвыборной партийной программы, в которой этот тезис обещает быть стержневым, дискуссия станет еще более ожесточенной. Политологам, а заодно и политикам, следовало бы поблагодарить инициаторов диспута за его своевременность. Ведь процесс общественного проектирования в последнее время переживал очевидный застой. Осмысление новых реальностей – глубокого вовлечения России в мировое экономическое и информационное пространство, трудных вопросов энергетического доминирования, неотвратимости (именно так, а не в редакции «социальный заказ») работы в рамках национальных проектов – шло в достаточной мере инерционно. Надо – так надо. Раз должны, значит должны. Казалось, что российская элита исчерпала отмеренный ей природой интеллектуальный запас, зациклившись на обмусоливании темы недопущения экономического роста за счет одного только экспорта энергоресурсов. Все политические, экономические и философские посиделки этим начинались и этим заканчивались.

В этом смысле сегодняшний спор – это спор о государственной идентификации новой России. И это обсуждение вовсе не пустопорожнее: по той же теме сегодня спорят и внутри Евросоюза, и в США, и в Латинской Америке. Как заметил известный американский исследователь Д. Хелд, «глобальные зависимости изменяют демократию». Оказалось, что мир меняется быстрее, чем практическая мысль в головах обществоведов. И на многие вызовы ответов нет, не только у нас. Россия всего лишь присоединяется ко всеобщей озабоченности проблемой, что есть национальное государство в условиях глобализации. Однако в отличие от большинства других стран в нашем Отечестве подобные обсуждения прежде не дозревали до состояния продукта, готового к употреблению. Мы до сих пор не можем уйти хотя бы на шаг вперед от извечного спора «западников» и «славянофилов», чтобы твердо стать на более приспособленную для нынешнего положения дел дискуссионную площадку.

«Суверенная демократия» не подразумевает немедленного администрирования. Это не призыв там урезать, здесь нарастить

Понятен соблазн усмотреть во всем сегодня происходящем технологию, «интуитивно» связывая ее с проблемой преемственности власти в 2008 году, борьбой кремлевских «башен» друг с другом, личным пиаром Суркова и так далее. Однако аргументированно объяснять все этим – совсем не просто. В отличие от пресловутой «вертикали власти» или «энергетической доктрины», тем более «национальных проектов», «суверенная демократия» не подразумевает немедленного администрирования. Это не призыв там урезать, здесь нарастить. Это не раздел полномочий и прерогатив, не перераспределение власти. Иными словами, объект исследования нельзя пощупать, потому что нет и не может быть министра по «суверенной демократии» или хотя бы ее уполномоченного. Речь идет о достаточно абстрактных и, увы, малопонятных для большинства из той же политической элиты материях. О том, что связано с общенациональным консенсусом прежде всего на ментальном уровне. Не о «правильном» описании устройства государства Российского, а о понятных правилах, в соответствии с которыми это описание еще только появится на свет. Не о самоидентификации политического класса, навязанной сверху, а об определениях его состоятельности в качестве такового.

Неудивительно, что коль скоро в процессе замешаны элиты, то без «Единой России» тут не обойтись. Начать обсуждение – это ведь призыв прежде всего к ней, «партии власти», внутри которой сегодня и происходит форматирование правящего класса. «Мне бы хотелось, чтобы речь шла о национальной идеологии, об идеологии национальной элиты. Я считаю, что те принципы, которые заложены в основу концепции „суверенной демократии“, созвучны вызовам времени, – излагает свой взгляд на вопрос замруководителя ЦИК партии Константин Костин. – Почему суверенная демократия подвергается такому количеству нападок? Да потому, что она четко отвечает на большое количество вопросов, относящихся и к высокой философии, и к ценностям, и к практической политике. Концепция суверенной демократии сегодня – наиболее законченная. Она уже прижилась, уже распознается. Для „Единой России“, которая берет эту программу как свою предвыборную, это очень важно. Это наше очень сильное конкурентное преимущество».

На скорый результат уповать, конечно, рано. По сути, Владислав Сурков призвал интеллектуальное сообщество хотя бы приступить к наработкам. Подобрать кирпичики будущей конструкции, которая еще не известно как станет называться. Не исключено, что и вовсе не «суверенной демократией». Однако началось сколько-нибудь осмысленное, и уж точно первое за последние лет 10 серьезное обсуждение национальной доктрины, в которую и призваны, в конечном счете, быть вписанными все сегодняшние вызовы.

В этом смысле «суверенная демократия» – во многом провокация к действию, призыв к политическому классу проявить свою потенцию и через это, наконец, состояться. Подвигнуть российский истеблишмент и обслуживающую его отечественную политологию, к сожалению, сегодня возможно только одним способом – через вовлечение в тему знаковых политических фигур. В этом смысле и Дмитрий Медведев, и Сергей Иванов – маяки, призванные своим участием в обсуждении придать ей самый широкий резонанс. Возможно, это и примитивная уловка. Однако с теми, кто должен «состояться», иначе не справиться. Расшевелить политическую элиту не смог даже президент, который во многом описал тему в своем послании Федеральному Собранию почти полтора года назад: Россия, сказал он тогда, «сама будет решать, каким образом – с учетом своей исторической, геополитической и иной специфики – можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути».

Тогда этим словам политики и экспертное сообщество серьезного значения не придали, видимо, посчитав их всего лишь изыском спичрайтерства. Хотя, казалось бы, когда, как не в тот момент, нужно было затевать общественный диспут, до хрипоты споря, опровергая или соглашаясь с Путиным. Но приглашение президента расслышано не было. Понадобились Сурков, Медведев, Иванов, тема «наследника», избирательная кампания и прочее, чтобы наконец-то возникло легкое оживление, граничащее с удивлением: «А что, это нам действительно нужно?»

Процесс разъяснения политической элите, зачем России нужен свой собственный понятийный аппарат, вполне может затянуться

Процесс разъяснения политической элите, зачем России нужен свой собственный понятийный аппарат, вполне может затянуться. Сказывается незрелость нашего политического класса. Незрелость столь же объективная, принимая во внимание его историю, сколь и нестерпимая ввиду неотложности стоящих перед страной задач. Попыток расширить свой кругозор, включить периферийное зрение, все еще мало. Есть желание уличить власть в незнании филологии, разложив на атомы фразеологизм «суверенная демократия». Есть намерение объявить ее другим именем «управляемой демократии». Есть желание сильно налечь на слово «суверенная», да так, чтобы слово «демократия» звучало уже на придыхании.

Кстати, в продвижении «суверенной демократии» мы не первопроходцы. Понятие sovereign democracy давно в ходу у западных политологов. Более специфический термин independent sovereign democracy употребляется намного реже. Он впервые был предложен в 1980 году для описания политического позиционирования Канады ее тогдашним генерал-губернатором Юджином Форси. Этот термин в разном контексте применялся в отношении Китая, Ирландии, ряда других стран. Джордж Буш пообещал построить в освобожденном от Саддама Хусейна Ираке именно ее – суверенную демократию.

Однако все это никакого отношения к подлинной сути не имеет. Собственно, Владислав Сурков уже целых два раза сказал, что за конкретную формулировку не цепляется. Иначе, но ту же мысль озвучил на встрече экспертного клуба «Валдай» Владимир Путин, если ознакомиться со стенограммой его прямой речи, а не с последующими ее интерпретациями.

«Суверенная демократия», или «суверенитет и демократия», или «демократический суверенитет» – всего лишь вводная. Приглашение стать нацией, обнаружить в себе инстинкт воспроизводства, не только биологического, но и мировоззренческого, идейного.

А. Кустарев
РАЗМЕННАЯ МОНЕТА

Содержание понятия «суверенитет» в эпоху глобализации быстро меняется.

В ставших вновь популярными рассуждениях о государственном суверенитете, как правило, упускается из виду, что суверенитет есть не более чем юридический статус конкретной общности в мировом сообществе. И гораздо рациональнее видеть в суверенитете не цель, а средство для достижения тех или иных целей.

Несмотря на неуклонное развитие общего правового пространства, нарастающую взаимозависимость государств и проницаемость их границ, государственный суверенитет отнюдь не теряет своей инструментальности. Государственный суверенитет как право есть свобода государства манипулировать своим суверенитетом (как «корзиной» прерогатив) в поисках формулы совместимости целей в нескольких сферах.

В сфере безопасности юридический суверенитет в результате изживания войны как «продолжения политики другими средствами» превратился из объекта защиты в гарант от угрозы извне. Впрочем, внешняя угроза безопасности ныне исходит скорее не от других государств, а от агентуры, не считающейся ни с какими конвенциями (терроризм, частные армии, торговцы оружием). Речь теперь больше идет о безопасности не государства, а его граждан. Международный терроризм не угрожает суверенитету. Но возрастает значение суверенитета как ресурса, которым можно и нужно манипулировать для обеспечения безопасности граждан.

Суверенное право допускает полную самодостаточность, то есть изоляцию от внешнего мира. Такой выбор не исключен, но должен опираться на очень сильные ценностно-моральные основания, требует высокой степени единства общества и колоссальной целеустремленности (политической воли). Во всех других случаях суверенитет инструментален, коль скоро дает право на участие в межгосударственных, надгосударственных институтах и практиках.