Текст книги "PRO суверенную демократию"

В. Матвиенко
РОССИЯ БУДУЩЕГО: инновации, демократия, суверенитет

Становление новой российской государственности и поиск «новой российской идентичности» проходят на фоне усиления мировых интеграционных процессов. В этих двух тенденциях содержатся противоречия и внутренний конфликт. Эти объективные противоречия отражает и термин «суверенная демократия», вокруг которого развернулась столь острая дискуссия.

Применительно к современному миру, по факту, все более сплоченному инновационной экономикой и глобальными общечеловеческими угрозами, возникает вопрос: как найти разумный баланс между суверенными общенациональными интересами и мировым интеграционным процессом? Как сохранить национальный суверенитет, уникальность и независимость, не превращаясь в закрытую страну, где сдерживается развитие демократических институтов? На одной чаше весов – необходимость унификации правил, по которым будет жить глобальное мировое сообщество. На другой – угроза потери собственной идентичности для каждого из участников интеграционного процесса.

В этой связи возникает вопрос: каковы ресурсы разрешения конфликта «суверенности» и включения в процесс глобализации у России?

Если посмотреть на российскую специфику в реалиях современного мира, то мы увидим страну огромной географической протяженности, с различными климатическими условиями, крайне неравномерным экономическим развитием регионов, разнообразием демографической ситуации, имущественным расслоением населения. Россия многонациональна, поликонфессиональна, она объединяет на своем пространстве сотни языков, этносов, культур и традиционных жизненных укладов.

В нашей истории и современности отнюдь не только острые и трагические противоречия и конфликты. У нас есть и бесценный исторический опыт их конструктивного решения, успешного поиска путей сбалансированности интересов

Но в нашей истории и современности отнюдь не только острые и трагические противоречия и конфликты. У нас есть и бесценный исторический опыт их конструктивного решения, успешного поиска путей сбалансированности интересов. Даже опыт последних 15 лет дает примеры разрешения и сглаживания межнациональных и межконфессиональных конфликтов. И он может быть востребован для решения не только внутренних проблем, но и проблем всего интегрирующегося мирового сообщества.

Центробежные тенденции внутри российских регионов, остро проявившиеся в 1990-х годах, преодолены. Об угрозе распада страны сегодня не говорят даже политические кликуши. Причем в разных регионах и автономиях центральная и местная власть находили различные формы баланса национального суверенитета и государственной целостности. И что принципиально: этот баланс достигался без отказа от базовых демократических ценностей.

Россия сама по себе уже является продуктом интеграции. И ее исторический опыт может послужить для мирового сообщества моделью для решения проблем интеграции при сохранении суверенитета. То, что на протяжении нескольких веков служило барьером для включения России в общеисторические процессы и осмысливалось как «особый российский путь», сегодня можно оценить принципиально иначе. В современной ситуации «российский путь» совпал с магистральной тенденцией исторического процесса.

Если же говорить о сохранении суверенных прав России как независимого и демократического государства в условиях глобальной интеграции, то очевидно: Россия должна использовать новые пути для усиления общегражданской солидарности и новые стратегии экономического развития.

Уже во второй половине XX века большинство стран, переживших резкий экономический скачок, отказывались от конкуренции с более развитыми странами в традиционных секторах экономики и ставили на развитие инновационных, быстро развивающихся отраслей. Такая стратегия часто создавала стимул для развития национальной экономики страны в целом и в исторически короткой перспективе выводила страну в экономические лидеры (вспомним, для примера, послевоенное «японское экономическое чудо»). Наше время предоставляет новые инструменты и технологии для использования процесса глобализации в интересах суверенного государства, национальной экономики.

Очевидно, что для России фундаментальной стратегией экономического развития должен стать постепенный переход от доминирования сырьевого экспорта к высокотехнологичным производствам. Важнейшим ресурсом для такого развития является интеллектуальный и профессиональный потенциал страны и таких субъектов Федерации, как Санкт-Петербург. Конкурентоспособность наукоемких и высокотехнологичных отраслей – самый мощный импульс модернизации как региональной, так и национальной экономики. И как следствие – укрепление суверенитета на базе развития рыночных институтов, конкурентной среды, поддержки национального бизнеса и ускоренной интеграции в мировую экономику.

В этом контексте Россия, в конце XX века остро пережившая проблему «утечки мозгов», может осуществить, пользуясь реалиями современной экономики, «интеллектуальный реэкспорт» специалистов. Речь идет о многомиллионной русскоговорящей диаспоре, проживающей не только в странах СНГ, но и в развитых странах, сохраняющей культурную связь с Россией. Нам необходимо найти возможность привлечения человеческого и профессионального капитала «высоких кондиций». Такой ресурсный потенциал, как включение в экономику национальных диаспор, расселенных по всему миру, уже показал свою эффективность, стал одним из составляющих «китайского экономического чуда», «индийского экономического чуда».

Инновационное развитие требует открытой политической системы, предусматривающей дальнейшее совершенствование демократических институтов и расширение международных связей

Подобная тенденция все более заметно распространяется и в развитых странах; наряду с «дистанционным» обучением все шире используется «дистанционный» труд (то есть использование в науке и высокотехнологичных производствах специалистов, проживающих в разных странах). Нам не грех воспользоваться этим опытом. Это стратегический ресурс не только для развития экономики, стремящейся переориентироваться на инновационные производства, но и для расширения базы общенациональной российской солидарности.

Инновационное развитие требует открытой политической системы, предусматривающей дальнейшее совершенствование демократических институтов и расширение международных связей. В свое время похожий путь прошли Германия и Япония, молодые «дальневосточные тигры» вроде Сингапура и Южной Кореи.

Для мощного рывка в постиндустриальное будущее Россия должна состояться как суверенная демократия, сочетающая свободу каждого гражданина внутри государства и свободу самого государства проводить независимую политику в ряду других мировых держав. Только так мы сможем гарантированно обеспечить свое будущее и занять достойное место в формирующемся новом мировом порядке.

С. Авакьян
ТОЧКА ОТСЧЕТА – НАРОД

ПОНЯТИЯ «СУВЕРЕНИТЕТ» И «ДЕМОКРАТИЯ» СОЕДИНИТ ВОЕДИНО ТОЛЬКО ПОДЛИННОЕ НАРОДОВЛАСТИЕ

Проблема суверенитета и демократии в их переплетении не может не быть политической. А обращение к ней деятелей разных партий и политологов делает эту проблему еще более политизированной.

Причина, вероятно, кроется в том, что начинается незамедлительный поиск общественных сил, которые «единственно» есть защитники как суверенитета, так и демократии, способные соединить эти понятия в построении демократического общества и управлении государством.

Профессиональному конституционалисту все представляется несколько проще. Любой разговор о суверенитете и демократии он начнет с понятий, а они нам давно известны – «народный суверенитет», «национальный суверенитет», «государственный суверенитет».

И основой любого разговора о суверенитете является категория «народный суверенитет». Что это? Если говорить иными, более ясными читателю словами, народный суверенитет – это народовластие, принадлежность народу всей власти в обществе и государстве. Именно полновластие народа должно соединить такие понятия, как «суверенитет» и «демократия». В конце концов изначально демократия и означает власть народа, а суверенитет позволяет придать этой власти такое качество, как верховенство – ничего нет и не может быть выше власти народа.

Господи, о чем он! – скажут некоторые читатели. О какой власти народа вообще, и тем более о полновластии народа, можно вести речь? Неужели не очевидно, что как раз-то народ пока отчужден, реально отодвинут от власти в нашей стране? Хорошо хоть есть суверенитет государства как свойство его самостоятельности во внутренних делах и независимости в международном общении.

Если мы хотим соединить две исторические ценности, суверенитет и демократию, следует говорить о великом достижении человечества – идее суверенитета народа

Не будем отрицать очевидное – до реальной власти народа нам еще далеко, а о своем – государственном – суверенитете обязано заботиться любое государство. Все так. Однако если мы хотим соединить две исторические ценности, суверенитет и демократию, следует говорить о великом достижении человечества – идее суверенитета народа, тем более когда она нашла конституционное воплощение в России. Есть ведь статья 3 Конституции, и она гласит: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». И далее: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления». И еще: «Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы».

К идее власти народа и ее конституционной формулировке наша страна шла нелегким путем.

В царской России идеологизмом, говоря современным языком, была триада «самодержавие, православие, народность». Вроде бы уже тогда уповали на народ? Нет, на деле народом считалось население страны, да и то как совокупность подданных императора. Власти народа как его права участвовать в решении государственных дел, тем более решать их, не было.

В советское время возвысили принцип классового расслоения. Официально объявляли о принадлежности власти то рабочим, то рабочим и крестьянам, то трудовому народу, то трудящимся. Формально говорили о народе. Но конституционно власть закреплялась все-таки не за народом, а за государственными органами. Конституция РСФСР 1918 года начиналась «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ее первой статье Россия объявлялась республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. «Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам». По Конституции 1936 года СССР провозглашался социалистическим государством рабочих и крестьян, в котором вся власть принадлежала трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся.

В разрабатывавшейся более 15 лет и принятой в 1977 году Конституции СССР как Основном Законе развитого социализма записали, что «вся власть в СССР принадлежит народу» (статья 2), а «социальную основу СССР составляет нерушимый союз рабочих, крестьян и интеллигенции» (статья 19). Но характерно: даже сказав о принадлежности власти народу, творцы Конституции все равно записали, что «народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР». В процессе всенародного обсуждения проекта Конституции многие граждане предлагали записать, что народ осуществляет свою власть «непосредственно и через Советы». Однако не прошло. Народ народом, а органы лучше.

С удовлетворением можно констатировать, что одной из демократических реалий России, переходившей от советского к постсоциалистическому обществу, стало наконец-таки отражение в Конституции того, что народ не только обладает у нас властью, но и сам ее осуществляет. 15 декабря 1990 года в Конституцию РСФСР включили два важных положения: что вся власть в РСФСР принадлежит «многонациональному народу России» и что он осуществляет государственную власть «через Советы народных депутатов и непосредственно» (именно в такой последовательности). Действующая Конституция РФ 1993 года сохранила эти принципиальные ценности. Ее преамбула начинается со слов: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации». А в статье 3 Конституции, как уже видел читатель, возможность прямого народовластия поставлена на первое место – «народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы…» Таким образом, наконец-то народный суверенитет нашел свое истинное конституционное воплощение. Конечно, это совсем не означает, что народу надо изо дня в день самому принимать государственные и политические решения. Но важен сам принцип: народ вправе непосредственно осуществлять свою власть и может это делать – например, если надо принимать важнейшие документы, в частности Конституцию государства, решать вопрос о создании союзного государства вместе с другими народами, сказать свое слово по принципиальным вопросам и т. д. А уж выборы с возможностью для граждан оценивать множество кандидатов и политических партий, отдавать кому-то предпочтение, стали реальностью, несмотря на то, что проблем хватает.

К сожалению, говоря о суверенитете и демократии, мы отнюдь не думаем о том, что основой России, костяком ее власти и демократических институтов должен быть народ как единая общность. Конструктивная роль категории народного суверенитета может проявляться, да и проявляется, в разных весьма важных направлениях.

Главное видится прежде всего в том, что именно восприятие себя всеми людьми (как населения страны) единым народом с общими менталитетом, психологией, взглядами на свою жизнь и окружающий мир, достижениями и, увы, бедами способствует созданию и сохранению социального и политического мира. Не секрет, что вместе с постсоциалистической демократией мы получили социальное расслоение, достаточно очевидное и во многом неизбежное в новое российское время. Но это, к счастью, не становится определяющим фактором общественно-политического развития. В немалой степени потому, что есть осознание: эти люди – бедные, со средним достатком и богатые – обречены жить на данной территории и управлять своими делами. Они есть единый народ.

Сейчас хотят создать общество сознательных и небезразличных людей; именно такое единение граждан в состоянии самоуправляться, выбирать достойных правителей и исполнять законы

Что может быть взамен? А то, что уже было: или правит кучка богатеев и поставленных ими чиновников, а простой народ наливается злобой, или вчерашние бедняки приходят к власти и либо долго учатся ею пользоваться, причиняя при этом страдания своим же согражданам, либо быстро сами приобретают вкус к богатству. Но есть категория «власть народа», которая подходит всем. Нельзя вечно экспроприировать, отнимать, перераспределять и т. д. Соответственно нельзя и власть узурпировать. Управлять не думающей и равнодушной массой, как это ни парадоксально, труднее; народ не подобен стаду животных, а властвующий – погоняле. И совсем не случайно сейчас хотят создать общество сознательных и небезразличных людей; именно такое единение граждан(!) в состоянии самоуправляться, выбирать достойных правителей и исполнять законы.

Конечно, совсем не отвлеченным является и вопрос о том, как формируется народ, как масса людей превращается в духовную и политическую общность. Есть разные пути. Каждый путь, будучи пригодным для какой-то части земли, рождая там свои представления о том, кого считать частью народа, какие демократические формы развивать и кого допускать к власти, может не прижиться в другом регионе.

В какой-то мере было проще так называемым мононациональным территориям. Например, постепенно все слои, проживающие на исторической территории Франции, говорящие на одном языке, имеющие общий менталитет, образовали единый народ. Здесь, таким образом, «нация» и была «народом», и наоборот. Соответствующая идеология остается и в наши дни. Не случайно и конституция Франции говорит о нации, подразумевая народ. И прижившиеся в этом государстве выходцы из Африки и Азии юридически являются французами, принадлежат к данной нации-народу.

Другой путь формирования народа можно увидеть в США: приехали люди сначала из Англии и Ирландии, затем со всех концов мира, стали вместе жить, работать, искать счастья, постепенно притерлись друг к другу. При этом прежние обычаи и языки оттирались, основой общения стал английский, со временем так модифицированный, что его называют теперь англоамериканским. Появились общая психология, образ жизни, ценности, основанные на уважении чужого достатка, невмешательстве в частную жизнь, религиозной терпимости.

Кстати, религиозный фактор сам по себе тоже может играть важную роль в формировании единого народа – люди относятся к различным этническим группам, но исповедуют одну религию, и это постепенно трансформирует их в общность, которую называют единым народом.

В истории можно найти и примеры стремления сформировать народ посредством переселения на территорию с одним, преимущественно мононациональным составом населения, лиц иного национального происхождения и попытки создать некое ассимилированное братство с общими интересами и способами их выражения.

Что лучше? На этот вопрос никто не даст однозначного ответа. У любого варианта есть свои проблемы.

По теории «одна нация – один народ» жизнь легче до той поры, когда нет массового наплыва мигрантов. Трудности начинаются тогда, когда «инородцам» из благородных побуждений дают возможность инкорпорироваться в местное сообщество, а получается со временем совсем неожиданный результат.

Религия также не становится панацеей. Например, Турция «укрепляла» свой народ в 1915 году путем геноцида армян – граждан другой религии, физически уничтожив более полутора миллионов человек за несколько недель, и мир этого никогда не забудет. Но ведь живущие в Турции курды тоже исповедуют ислам, тем не менее никакого единого народа не получается; неясно также, что означает отраженное в конституции Турции понятие «турецкая нация».

Как показывает опыт ряда районов мира, при «разбавлении» местного населения лицами иной национальной принадлежности и тем более веры возникают серьезные проблемы. К примеру, во времена Советского Союза тысячи русских и русскоязычных граждан приглашались в Латвию, где в значительной мере их усилиями развивалась индустрия. Сегодняшняя ситуация в этой республике наглядно показывает, что единая для граждан и «неграждан» демократия, и тем более их духовная общность, возникнет еще очень не скоро.

Впрочем, хватит о других. А каким путем шло и идет сейчас формирование народа в России? Прежде всего давайте не забывать о том, что при всех сложностях организации советской власти в то время в нашей стране была во многих отношениях продуманная государственная политика. Если оставить в стороне охоту за «врагами» и классовый подход, в принципе советская власть достаточно умело формировала новое общество. Не будем касаться территориальных перекраиваний – здесь волюнтаризма хватало, и все сказалось в постсоветский период.

Однако ясно то, что Советскому Союзу осталось в наследство от прежней России хотя и сложное, но готовое к общей жизни и взаимопониманию общество. Да, оно было многоязычным, многоконфессиональным. Но это не мешало. У страны были единая экономика, свободное перемещение товаров, капиталов и людей, их реальное равноправие. В Государственную Думу царского периода избирались представители многих национальностей, причем в национальных районах депутатами становились как «националы», так и русские. Государство не мешало народам жить по своим обычаям, говорить на местных языках, развивать свою культуру.

И все это было продолжено. С одной стороны, конечно, искали пути единства, в общем-то, уже существовавшего народа на новом идеологическом, политическом, экономическом и психологическом фундаментах, создавали новую общность со своим, новым и всех связывающим менталитетом. С другой стороны, в условиях многонационального государства еще сильнее, чем ранее, и теперь уже официально провозглашались и реально обеспечивались учет национальной специфики в развитии национальных языков и литературы (нередко даже с созданием своей письменности), театра и кинематографии, формирование национальных кадров и т. д.

Почему-то некоторые сторонники национального суверенитета видят лишь один путь его реализации – создание государства или так называемой государствоподобной единицы

Все эти достижения, к счастью, перешли и к новой России. У нас действительно единый народ. Более того, это и многонациональный народ.

Сочетаемо ли это? Может быть, правы те, кто предлагает отодвинуть на второй план национальную составляющую российского народа?

К нашей теме суверенитета и демократии данный вопрос имеет прямое отношение. Не следует жить иллюзиями и в многонациональном государстве строить единое общество, не обращая внимания на национальный фактор.

Просто следует отделять одни категории от других. И не важно, является ли государство федеративным или унитарным (т. е. сложным или простым по внутреннему устройству) – это только влияет на государственные способы учета национальных интересов, их взаимодействие с общегосударственными и просто территориальными, иного не дано.

Если видеть национальный суверенитет в праве самостоятельного решения нацией вопросов своего бытия, а иное и невозможно, очевидно, что он всегда будет существовать – до тех пор, пока есть нации. Не надо закрывать на это глаза. Однако почему-то некоторые сторонники национального суверенитета видят лишь один путь его реализации – создание государства или так называемой государствоподобной единицы. Возможно, свои исторические параллели не дают почвы для других мыслей. В самом деле, в царской России существовал единый Туркестан, а при советской власти, начиная с 1924 года, его раскроили на ряд союзных республик. В 1922 году была образована единая Закавказская федеративная республика, состоявшая из Азербайджана, Армении и Грузии, но по Конституции СССР 1936 года они вошли в Советский Союз в качестве самостоятельных республик. Да и в наши дни можно найти примеры.

Была единая Чечено-Ингушская Республика, теперь вместо нее две самостоятельные республики. В других регионах тоже нет покоя некоторым националам – есть сторонники «развода» Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии на самостоятельные республики. Да и зарубежный опыт дает примеры той же тенденции, взять хотя бы Югославию.

На самом деле национальный суверенитет прежде всего означает право соответствующей нации самостоятельно думать о своей судьбе. Для этого совсем не обязательно создавать свое государство. Порой достаточно автономии в большом государстве. А можно вообще не иметь своей единицы – живут же сообща аварцы, кумыки и другие народы Дагестана в рамках единой республики!

Интернационализация ни в коей мере не должна вести к отказу от национального фактора. От того, что в российском паспорте вычеркнули графу о национальности, ничего не изменилось. Говорят, сделано это для того, чтобы печально известный «пятый пункт» – национальная принадлежность не имела значения при зачислении в вуз, приеме на работу, привлечении к ответственности и т. д.

На деле мы получили учет национального фактора, как говорится, с точностью до наоборот. Известное выражение из анекдота «бьют не по паспорту, а по физиономии», если его чуть подкорректировать, блестяще подтверждают милиционеры на улицах Москвы – им абсолютно не трудно вычислить по внешнему виду, кого задерживать или чьи документы проверять.

Национальный фактор должен учитываться во всех наших демократических институтах, если надо – придавать им соответствующую окраску. Речь, конечно, идет не о возвеличивании национального момента с дискриминацией других национальностей. В некоторых республиках при отборе на государственные должности приоритет отдают лицам из коренных национальностей, растет число депутатов в местных парламентах за счет уменьшения русских. Это издержки. Президент России, Государственная Дума и Совет Федерации должны в этом вопросе занять жесткую позицию, помочь республикам, особенно в защите интересов русскоязычного населения.

Хотелось бы коснуться и несколько щекотливого вопроса о положении собственно русского народа в нашей Федерации. Если об этом говорят русские авторы, они боятся упрека в великодержавных амбициях. Возможно, будет проще, если об этом скажет профессор Московского университета, тем более с иной национальной принадлежностью. Мне всегда казалось, что положение русской нации как костяка государства и государственности, то есть как так называемой государствообразующей нации, можно отразить конституционно. Во всяком случае это не помешало бы понять и положение данной нации, и признание, уважение этого положения со стороны других наций. В августе 1977 года, в разгар работы над проектом Конституции СССР, автор этих строк был включен в рабочую группу по созданию проекта Конституции РСФСР, которую приняли в 1978 году. При обсуждении вопроса о том, что есть РСФСР, я настаивал на включении в проект такой формулировки: РСФСР олицетворяет государственное единство русского народа и других народов РСФСР. Три вечера наша рабочая группа, состоявшая из известных ученых (я тогда еще был сравнительно молодым доцентом), ожесточенно обсуждала не только саму формулировку, но и то, можно ли ее включать в проект. Удалось убедить коллег, она вошла в проект. И никогда не забуду, как после этого прекрасный ученый, участник войны, профессор Иван Акимович Азовкин из Института государства и права АН СССР, гордившийся тем, что он настоящий русский мужик из Сасовского района Рязанской области, с горечью сказал: «Да, до чего мы, русские, дожили, что уже армяне нас защищают…» Однако в ЦК КПСС это предложение не прошло – может, из уважения ко всем нациям и народностям страны, может, по нерешительности. А ведь насколько легче было бы решать многие проблемы, если бы к идее прислушались. В значительной мере это положило бы конец регулярно возникающим вопросам: а где она, русская государственность, какое место русские занимают в данном сообществе? Не было бы и почвы для претензий на создание Русской республики в составе Российской Федерации для воплощения национального суверенитета русских.

В последнее время благодаря как некоторым позитивным сдвигам в экономике, так и, хотя это и удивительно, определенной усталости людей стало больше единства в нашем обществе

Итак, в национальном факторе нет угрозы народному суверенитету. А вообще-то есть ли что-то, чего надо бояться? В последнее время благодаря как некоторым позитивным сдвигам в экономике, так и, хотя это и удивительно, определенной усталости людей (от политических баталий и плюрализма мнений) стало больше единства в нашем обществе. Как на корабле в открытом море: сначала не выносят друг друга на дух, а потом понимают, что выплывать-то надо вместе, и постепенно становятся общностью.

В обычном обществе происходит нечто сходное. И таким образом, вопрос о том, что угрожает народу и его суверенитету, существует. Не все так безоблачно.

Есть разные внутренние угрозы. Одной является власть органов, а если быть точнее, то власть бюрократии, которой совсем не хочется всерьез воспринимать право народа на власть, а видеть в нем демократическую ширму для своего реального полновластия.

Другой аспект той же угрозы связан с тем, что различные общественные силы могут возомнить себя единственными носителями суверенитета народа, выразителями его интересов. Через это наша страна уже проходила: была одна партия, видевшая в себе олицетворение народного суверенитета. Но почему-то ее печальный опыт не очень-то учитывается новыми политическими образованиями. Хотя записано в Конституции (статья 13), что «в Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность», некоторым силам непременно хочется быть ведущими за счет обескровливания политических партнеров. Ничего хорошего в этом нет. Нам не нравилось, когда на выборы шли более 40 партий и движений, но мы настороженно воспринимаем и наличие так называемой правящей партии, особенно когда ее членами становятся губернаторы и прочий правящий «класс», административный ресурс активно используется на выборах, оппозиция призрачна и состоит из партий-сателлитов.

Есть и внешний фактор, который кое-кем толкуется как ведущий к разобщению народа. Речь идет о миграции – внешней и внутренней. Многие западные страны, допустив к себе иностранную рабочую силу, однозначно поставили преграду на ее интеграции со своим населением. Четыре с лишним миллиона иностранных рабочих в Германии стали частью ее населения, но не народа. Опорой государства здесь считается германская нация.

Что ждет в этом плане Россию? Прежде всего за границей нашего государства проживает более 20 миллионов граждан, относящихся к числу русских или других коренных национальностей России. Их возвращение на историческую родину и приобретение гражданства РФ сделает их частью народа России. Особых проблем здесь, наверное, не будет.

Более серьезный вопрос – как быть с иностранными рабочими из Таджикистана, Молдовы, Китая, Армении, Азербайджана и т. д.? Если произойдет их официальная легализация, минимум 15 миллионов получат право на беспрепятственное проживание в России. Сначала они не будут претендовать на российское гражданство, но это лишь вопрос времени. Но в состоянии ли они стать частью российского общества? Это трудный вопрос. Будет ли российский народ «разжижен» такими добавлениями и насколько? Тем более что перспектива клановых национальных диаспор уже очевидна.

Сюда надо добавить и то, что у нас есть проблема, которой практически нет у западных стран, – внутренняя национальная миграция. Из некоторых южных национальных районов страны вытесняется русскоязычное население. В свою очередь приезжающие в среднюю полосу и северные районы выходы из национальных районов, с одной стороны, сталкиваются с проблемой их дискриминации как «лиц кавказской национальности», с другой стороны, сами тоже не могут себя вести и проявлять уважение к обычаям местного населения.

Никакой особой связи государственного суверенитета и демократии не существует (в отличие от народного или национального суверенитетов)

На фоне всех тех трудностей, о которых мы вели речь, вопрос о государственном суверенитете представляется более простым и понятным. Никакой особой связи государственного суверенитета и демократии не существует (в отличие от народного или национального суверенитетов). Государства демократические, авторитарные и даже деспотические, состоящие в союзах или чурающиеся их, официально независимы, они обладают государственным суверенитетом. Мировым сообществам могут не нравиться какие-то режимы, однако очень большой вопрос, вправе ли они вмешиваться во внутренние дела.