Электронная библиотека » Леонид Поляков » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 19:59


Автор книги: Леонид Поляков


Жанр: Политика и политология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В. Иванов
ДЕМОКРАТИЯ – ЭТО ВАМ НЕ ЛОБИО КУШАТЬ

Так якобы любил говорить грузинский «вор в законе» и по совместительству политик Джаба Иоселиани, ныне покойный. Этот афоризм вспоминается всякий раз, когда начинаются вопли о «демократии, растоптанной чекистским сапогом».

1.

Сразу нужно сказать, что лично я в современную демократию, точнее, в возможность демократического устройства в современных условиях никогда не верил и не верю. Потому что помню, что именно под этим словом подразумевали античные мыслители и как именно было организовано правление в демократических полисах. Демократия в ее исходном смысле есть народовластие, «правление большинства», т. е. управление государством напрямую народным собранием и через широкое народное представительство. Опыт тех же Афин или Фив показывает, что такое возможно только в условиях: 1) ограниченной территории; 2) ограниченной численности населения; 3) незначительного социального неравенства; 4) минимальных – в допустимых для общества пределах – цензовых ограничений пассивного и активного избирательного права (в Афинах политическими правами обладали только примерно 50 тысяч местных мужчин); 5) наличия у свободных граждан времени для участия в политической деятельности (это обеспечивалось рабовладением). Демократия – это максимальная «симфония» народа и власти. Звучит очень красиво, но в жизни легко оборачивалось господством толпы, которая, по словам Плутарха, «того, кто ей потакает, влечет к гибели вместе с собой, а того, кто не хочет ей угождать, обрекает на гибель еще раньше».

При увеличении территории, численности населения, дифференциации социальной структуры прямое народное правление невозможно. Поэтому невозможна демократия. Институты народного представительства, дополнявшие народное правление при демократии, сами по себе в лучшем случае могут обеспечить только участие народа в принятии решений, да и то зачастую формальное.

Вызывает восхищение, как легко и непринужденно многие авторы использовали и используют слово «демократия» для описания заведомо недемократических конструкций

Поэтому вызывает восхищение, как легко и непринужденно многие авторы использовали и используют слово «демократия» для описания заведомо недемократических конструкций. Макс Вебер с концепцией «плебисцитарной демократии», теоретики «элитной демократии» (Йозеф Шумпетер, Роберт Даль, Сеймур Липсет, Джованни Сартори), Гильермо О'Доннел со своей «делегативной демократией» и пр. открыто утверждали, что «демократия» на самом деле означает не правление народа, а правление от имени народа, право на которое приобретается на выборах. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, сколь авторитетно в гуманитарных науках имя отдельно взятого Вебера, как велики его заслуги, но утверждаю, что он и многие другие подменяют понятия.

Нигде и никогда, кроме как в античной Греции, прецедентов демократии не было, по крайней мере в последовательно разработанном виде. Покажи какому-нибудь Аристотелю «современную демократию», он, скорее всего, плотно бы задумался на тему, как и почему с течением времени содержание понятия может измениться почти полностью.

2.

Однако от «современной демократии» никуда не деться. Попробуем разобраться, что имеется в виду.

А имеется в виду набор правовых и политических институтов, призванных обеспечивать гражданам определенный набор личных, политических, экономических и пр. прав и свобод, участие всех желающих граждан в управлении государством, учет их интересов и мнений при выработке, принятии и реализации государственных решений (дальше я буду говорить о демократии именно в этом значении). Принципиальное значение имеют выборы, а также референдум, это системообразующие институты («один человек – один голос»). Из истории и текущей практики известно, что форматы демократических институтов могут быть довольно различными. Так, выборы бывают прямыми и косвенными. Типический пример последних – избрание президента США коллегией выборщиков. На референдум выносятся инициативы не по любым вопросам, а лишь те, которые разрешены (не запрещены). И при условии соблюдения соответствующих процедур, по общему правилу призванных подтвердить, что предлагаемая инициатива действительно представляет интерес для большого числа людей и достойна вынесения на всенародное голосование и т. д.

Естественно, такой подход предполагает признание вполне себе демократическими не только стран Запада, но и, например, Ирана, в котором проводятся не просто выборы, а по-настоящему альтернативные выборы. Да, шиитское духовенство через специальные органы (конституционные, обратим внимание) обладает правом снимать с выборов кандидатов, которых посчитает недостойными. Но легальные основания для снятия с выборов предусмотрены в законодательстве многих стран. И если на то пошло, неизвестно, что еще хуже: снятие с выборов загодя или публичные истерики и «промывка мозгов» после успеха партии или политика, не отвечающих якобы общепризнанным представлениям о хорошем и правильном, каковые имели место, в частности, после победы Свободной партии Йорга Хайдера в Австрии в 1999 году или выхода Жан-Мари Ле Пена во второй тур президентских выборов во Франции в 2002 году. Да, в Иране не позволят проповедовать иные религии, кроме шиитского ислама и атеизма. Но и в западных странах тоже много чего проповедовать нельзя. Даже за одно слово «негр» кое-где нарвешься на серьезные неприятности. Можно спорить по поводу допустимости тех или иных ограничений и санкций, их адекватности, но это уже зачастую будет спор даже не об институтах, а о форматах институтов.

Естественно, спустившись на уровень практической политики, мы нигде не обнаружим народовластия. Почти везде правят олигархии всех возможных типов и видов. Спорить с этим бессмысленно. Как, однако, и с тем, что современным олигархиям – так уж сложилось в силу множества факторов, в первую очередь из-за роста населения и распространения образования, – нужно всячески камуфлировать себя демократическими институтами, задабривать массы, покупать их лояльность.

Есть западные стандарты демократии, есть незападные. Каждое государство в идеале должно само себе устанавливать стандарты. Но, естественно, вашингтонско-брюссельский «Майкрософт» пытается всучивать свои «лицензированные продукты» направо и налево, несмотря на то что они и «глючные», и далеко не всем нужны и подходят. Сколько еще раз должны на «свободных выборах» победить «хамасы», чтобы это прекратилось? Риторический вопрос.

3.

В случае российской демократии все еще сложнее. У нас сваливаются в одну кучу как западные стандарты, причем и европейские, и американские, и их предельно идеализированные интерпретации, и российские реалии 1990-х годов, и опять-таки пасторали об «эпохе свободы». В 2000—2005 годах все назначенные выборы проводились в срок, Госдума не распускалась, деятельность партий и СМИ не приостанавливалась, чрезвычайное положение не вводилось. Но всякий раз, когда власть инициирует какую-нибудь централизаторскую реформу или просто наводит порядок, в ее адрес летят филиппики по поводу «сворачивания», «удушения», «уничтожения» и прочих нехороших манипуляций с демократией.

У нас сваливаются в одну кучу как западные стандарты, причем и европейские, и американские, и их предельно идеализированные интерпретации, и российские реалии 1990-х годов, и опять-таки пасторали об «эпохе свободы»

Так, когда в 2001 году «зачищали» Гусинского и его гадюшник, самообозвавшийся «уникальным журналистским коллективом» (впрочем, последнему после НТВ позволили полностью показать себя на ТВ-б и ТВС), несколько месяцев полстраны насиловали рассказами про «свободу слова», которая «священна». «Священна» или нет – еще можно поспорить. Но в любом случае свобода слова теоретически предполагает, что любой человек, в том числе профессиональный журналист, может высказывать свое мнение по любым темам ради информирования общества и поддержания плюрализма. На практике же она означает всего лишь отсутствие открытой формальной цензуры (государственной, собственника СМИ, издательства). Скрытая есть всегда.

Гусинский был олигархом-медиакратом, причем очень высокого полета. Он также был «информационным пиратом», занимавшимся не только «мочиловом», но и, по многочисленным рассказам, самым натуральным шантажом. И еще он был дрянным бизнесменом, набравшим кредитов, которые не мог вернуть. В 1995—1999 годах «Гусь» и его люди творили что хотели, например, не стесняясь, симпатизировали чеченским боевикам (пока те от избытка благодарности не захватили съемочную группу НТВ и не потребовали выкуп). А потом он ввязался в войну с Кремлем на стороне Лужкова и Примакова. Те проиграли и признали поражение, Гусинский сдуру решил продолжить бороться один. Дальнейшее было предсказуемо. В конце концов, он действительно был должен деньги и рассчитаться не мог. Что по закону, что «по понятиям» – его бизнес следовало забрать. Так что дело здесь не в свободе слова и не в демократии. Сколько ими ни прикрывайся. Понятна грусть лузера Гусинского, понятна печаль его бывших холопов и клиентов, развращенных огромными зарплатами и статусом «телезвезд», но вещи надо называть своими именами.

Когда Кремль еще с 2000 года взялся за региональных глав, привыкших узурпировать федеральную компетенцию и ресурсы, любивших порассуждать о том, есть ли у субъекта Федерации суверенитет или нет, целый хор собрался оплакивать федерализм и заодно сестру его демократию. Причем солировать взялись те, кто накануне как раз возмущался беспределом «региональных баронов» и требовал их наказать. Реформы растянулись на пять лет. Плач тоже. А когда отменили прямые выборы президентов и губернаторов, он перешел в вой.

Вновь обратимся к теории. Связь демократии и федерализма, т. е. разделение государственной власти на два уровня – федеральный и субфедеральный, вовсе не доказана. Более того, во многих случаях федеративное устройство тормозило демократизацию (в США, во многих латиноамериканских федерациях в XIX-XX вв.) Прямые выборы глав регионов не составляют необходимый элемент ни федерализма, ни демократии. В Индии – одной из крупнейших федераций – губернаторов назначает президент. Большинство «эталонно демократических» стран вообще унитарные, глав территориальных образований там либо выбирают соответствующие представительные органы, либо они назначаются центральной властью. Кроме того, в российской Конституции нет ни слова о прямых выборах регионалов, этот вопрос отдан на усмотрение законодателя. Исторически в российских республиках главы стали избираться на прямых выборах с 1991 года. Все другие регионы возглавляли назначенцы. Ельцин назначил и снял не один десяток губернаторов и лишь с 1993 года стал разрешать в порядке особой милости или уступки индивидуально тому или иному регионалу пройти выборы. Только в 1995 году появился закон, требующий в обязательном порядке избирать глав.

В 1990-е годы в условиях слабости федеральной власти регионалы ни в чем себе не отказывали. Особенно после того как они стали «всенародно избираемыми», а затем наделенными иммунитетом членами Совета Федерации. Заставить их хоть немного уважать федеральное право и президентскую власть было совершенно необходимо. У нас единая страна или нет? Поэтому пришлось шаг за шагом понижать статус руководителей субъектов Федерации. Когда центральная власть слаба, регионы автоматически усиливаются за ее счет. И наоборот. Так было всегда и везде. Ничего ни специфически «путинского», ни специфически российского, ни тем более «антидемократического» в этом нет.

Когда пришел черед партийного рынка (его историю я описывал в прошлой колонке), а потом и смежного с ним рынка неправительственных организаций (НПО), тоже стон пошел. Не видать теперь России многопартийности, не видать гражданского общества. Сейчас особенно много блажат в связи с ужесточением контроля за финансовой стороной деятельности партий и НПО. Как же так, бизнесу и, что особенно страшно, добрым людям из-за рубежа не дают «нормально» инвестировать в политическую и общественную деятельность в России.

По поводу бизнеса все очевидно. Теоретически в развитом демократическом государстве он должен быть прозрачен. На практике частичная непрозрачность априорна, она компенсируется лояльностью к власти и установленному порядку. Нет лояльности – у бизнеса могут возникнуть проблемы. В конфликтах обычно побеждает власть и лояльный ей бизнес. Во многих странах инвестиции в оппозицию не считаются проявлением нелояльности. Но вложения в организации, призывающие свергнуть действующий режим, нигде не приветствуются.

В России, несмотря на постоянные жалобы на «давление Кремля», оппозиционные партии и бизнес друг друга находят. Не только «Родина» или «Яблоко» имеют приличные для межвыборного периода реальные (а не официальные) бюджеты, но и даже Республиканская партия. При этом добавить прозрачности в спонсорские отношения нужно. Это ж цивилизованно. И весьма демократично. Должны ж граждане знать, кто платит тем, за кого голосовать предлагается.

Зарубежные государственные и негосударственные структуры с конца 1980-х годов закачивают в российскую политику деньги, реализуя свои цели и задачи

Зарубежные государственные и негосударственные структуры с конца 1980-х годов закачивают в российскую политику деньги, реализуя свои цели и задачи. Это общее место. Странно, если бы они не пользовались нашим бардаком. Дают – бери. Общее место и то, что в том числе западными деньгами оплачивались «цветные революции». Как удачные, так и неудачные. А теперь представим себе, что какой-нибудь фонд, представляющий интересы правительства Уго Чавеса или китайских миллиардеров, связанных с КПК, не стесняясь и не прячась, попытался бы профинансировать избирательную кампанию американской Демпартии или британских консерваторов. Или проспонсировал бы НПО, которая мониторит ситуацию на ядерных объектах на территории ЕС и периодически устраивает акции протеста. Подчеркиваю: не просто попытался, а сделал это так, что все, кому надо и не надо, узнали. Представим, какой скандал бы поднялся. Представили? Нечего дискутировать ни с Кондолизой Райе, ни с ПАСЕ по поводу стандартов законодательства об НПО. Нет предмета для дискуссии.

Хотя еще неизвестно, обернутся ли новые порядки реальным ужесточением контроля и сокращением инвестиций (после принятия в 2002 году закона о партиях много говорили, что их останется чуть ли не 5-6, в итоге сейчас в Минюсте зарегистрировано аж 37 партий, и понадобилась еще целая серия специальных поправок, чтобы наконец запустить процесс «чистки»). Но точно известно, что хозяева партий и НПО возмущаются не только из-за идейного несогласия с властями, боязни закрытия или ради PR. Их беспокоят попытки заглянуть в их кубышки (по партиям это уже не первый заход). Там полно «черного нала», который, как, впрочем, и «белые деньги», не всегда пускают на те цели, которые заявлялись спонсорам. То есть разбазаривают и разворовывают. Сами спонсоры об этом знают или догадываются. Но в целом всех такой порядок вещей устраивает. Теперь есть от чего разволноваться – вдруг действительно отлаженный за многие годы бизнес все же уничтожат? Или просто сократятся потоки? Демократия тут точно ни при чем. Just business.

Бесспорно, в России действуют отечественные НПО с внешним финансированием и подразделения зарубежных НПО, чьи руководители – честные люди, которые не лезут в политику и которые реально помогают больным детям, инвалидам, борются за экологию и т. д. Но ставить вопрос таким образом, что-де из-за «оранжефобии» теперь пострадают дети, – откровенное лукавство. Они могут пострадать из-за деятелей, за 15 лет привыкших, что в России можно все, что нельзя дома. Когда-то ж надо отучать.

Можно долго еще перечислять, что конкретно мы якобы утратили, чего нас типа лишили. И везде будет одно и то же – передергивания, натяжки, истерики, попытки выдать удобные (для выдвигающих) интерпретации за универсальные, а собственные проблемы – за общие.

Я не хочу сказать, что в последние шесть лет в России стало больше демократии. Но и меньше ее точно не стало. Зато поменялись форматы многих институтов, да и вообще форматов как таковых стало больше. И, главное, теперь есть порядок. Те, кому не нравится жесткость части новых правил, должны понимать, что это есть объективная плата за «гуляй-поле» 1990-х. А также помнить про тех, кому нравится или кому все равно.

Их большинство. При демократии положено прислушиваться к меньшинствам. Но слушаться их, тем более во всем, недемократично.

Л. Радзиховский
ЕДИНАЯ РОССИЙСКАЯ ЭЛИТА

Выступление Владислава Суркова перед активистами ЕР (выступал 7 февраля, опубликовано на сайте ЕР 22 февраля) наделало шума – и немудрено. Как ни относись к Суркову, он – чуть ли не единственный (за исключением Путина, естественно), кто пытается формулировать идеологию власти, представить какую-то целостную картину мира, как она видится с Кремлевской стены (взгляд «наружу»). Почему эта привилегия (обязанность? «нагрузка»?) досталась именно Суркову – отдельная тема для кремленологов. Но, во всяком случае, это так.

ЕДИНАЯ РОССИЙСКАЯ ЭЛИТА

Проблема, к которой Сурков постоянно возвращается в ходе своего выступления (и далеко не только этого), – состояние российской элиты. Тема, очевидно, одна из самых важных – «кадры решают все»… особенно при слабой правовой системе. А вот ответ на то, КАК они все решают, получается одним из самых болезненных: «Это национальное позорище» (Д. Медведев о действиях подведомственных ему чиновников). Ну а уж что говорят о чиновниках подведомственные им граждане – повторить в печати не рискнет никто, но знают все.

Сурков – крестный отец ЕР, партии, которая считает одной из главных своих задач выработать наконец-то адекватную элиту России-XXI. «Напомню, что японская Либерально-демократическая партия около 40 лет доминировала и до сих пор является основной партией Японии. И шведские социал-демократы находились у власти непрерывно с 1932 по 1976-й. Ничего, нормально» (Сурков. Дальше все цитаты – если специально не оговаривается – из текста его доклада).

Такие аппетиты у ЕР. Но тут же сразу следует простое соображение – зачем нам поминать всуе Японию со Швецией, у нас свой опыт имеется. КПСС правила 70 лет! Не пойдет ли ЕР, которую ориентируют на «японскую модель», по пути КПСС? «У нас какую партию ни создаешь – КПСС получается» (Черномырдин).

Надо сказать, что эту опасность Сурков ясно видит. КПСС как инкубатор элиты его совершенно не устраивает – по хорошо известной причине: «Замкнутое общество, в котором результаты оценивались скорее с партийно-догматической точки зрения, а не с прагматической, воспроизводило неэффективную элиту… Это была „мина“, заложенная в самой системе: она не могла воспроизводить другую элиту». Больше того. Именно с провалами этой элиты Сурков связывает (хотя, конечно, только к ним не сводит) крах СССР.

Открытая страна, открытая элита, не прячущаяся от глобального мира ни за железным занавесом национализма, ни под пуховой подушкой обломовщины

Итак: общество а) замкнутое, отгороженное от мира, б) замкнутое в том смысле, что внутри него конкуренция ведется не по рыночным, «прагматическим», а по партийно-догматическим критериям – это общество обречено на воспроизводство неэффективной элиты. Следовательно, альтернатива – в формировании общества, открытого в обоих этих – кстати, взаимосвязанных – смыслах.

Во-первых, открытая страна, открытая элита, не прячущаяся от глобального мира ни за железным занавесом национализма, ни под пуховой подушкой обломовщины.

Во-вторых, конкуренция элит внутри страны по рыночным, прагматическим критериям. В целом это и называется – при всей банальности данного выражения – «построением демократии». Точнее – выработкой элиты демократического общества.

Собственно, весь доклад Суркова и состоит в его анализе трудностей данного пути и возможностей их преодоления.

Причем о второй проблеме – конкуренции элит внутри страны, в том числе конкуренции в рамках партийной борьбы, – Сур ков в докладе говорит довольно своеобразно. Он выделяет «два основных направления, две основные противостоящие нам политические силы („партия олигархов“ и „партия националистов“. – Л. Р.). Они могут оформляться в разные партии, коалиции и т. д. Но именно с ними нам (ЕР. – Л. Р.) придется иметь дело в 2007—2008 годах, и именно у них нам надо вырвать победу».

Что ж, возможно (и даже весьма вероятно), что к 2007—2008 годам эти силы укрепятся. Вполне естественно и то, что при любом раскладе ЕР (как всякая партия) стремится к победе. Но жаль, что при этом Сурков не затрагивает достаточно важную тему пирровой победы, грозящей ЕР.

В самом деле: ЕР может сформироваться в качестве эффективной демократической партии, «не впасть в КПСС» только в условиях конкуренции. ЕР должна конкурировать с сильными партиями. Их сегодня нет – скажем, на выборах в местные законодательные собрания в марте 2006 года о серьезных соперниках для ЕР речь не идет. Должна ли в этом случае ЕР конкурировать сама с собой – или искусственно выращивать для себя конкурентов?

Однако эту тему Сурков не обсуждает. Вернемся к тексту доклада.

Изменилась ли все-таки наша элита – не просто персонально, а качественно по сравнению с советскими временами? Перефразируя классика, «изменилась ли элита, решив свой квартирный вопрос?».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации