Текст книги "Француженки не терпят конкурентов"

* * *

– Ваша улица? – сухо уточнил Сильван часом позже.

Лаборатория сегодня уже закрылась, но Филипп задержался.

Филипп резко погрузил венчик в яичные белки и принялся энергично взбивать их вручную. У него имелись отличные миксеры для этой цели, но иногда такое усердное манипулирование помогало забыть о душевных муках.

– Да, моя. Я имею на нее определенные притязания.

Сильван опять открыл было рот, намереваясь осадить коллегу по кондитерскому цеху, но передумал и промолчал. Немного погодя, следя за тем, как растет белковая гора под скоростным венчиком, он поинтересовался – таким тоном, будто заранее знал, каков будет ответ:

– Полагаю, вы не ищете легких путей?

Подсыпав в белки сахарной пудры, Филипп еще быстрее заработал взбивалкой.

– Нет.

Сильван неодобрительно покачал головой, начал что-то говорить и вновь оборвал начатое. Когда белки застыли пиками, он наконец сказал:

– Вам ведь известно, Филипп, почему я попросил вас приготовить десерты для моей свадьбы?

Филипп взглянул на него с изумлением.

– Потому что я лучший.

– Вот именно. – Сильван, казалось, счел его слова вполне справедливыми.

Приятно хоть иногда поговорить с человеком, который понимает разницу между самонадеянной заносчивостью и справедливой самооценкой.

– В конце концов, в той сфере, что использует пудру, яичные белки и подобные кулинарные ингредиенты. – И Сильван сделал жест рукой, явно освобождая шоколадную продукцию Филиппа от претензии на превосходство. – А посему вы не нуждаетесь в моем вкладе в ваши piиces montйes.

– Разумеется, не нуждаюсь, – раздраженно буркнул Филипп.

Можно не сомневаться в язвительности Сильвана, способного заставить его признаться в том притянутом за уши предлоге появления в кафе. Он вытащил венчик с классически прилипшей к нему воздушной белой пеной.

– Вы пили ее шоколад? – вдруг само собой вырвалось у него.

– Да. – Сильван, поглядывая на него, изогнул губы в утонченной злорадной усмешке.

Филиппу отчаянно захотелось продолжить взбивание, но при этом он мог лишь испортить сделанное, и перевзбитые белки просто придется выбросить.

– И как? – спросил он шоколатье, считавшегося лучшим в мире в своей области.

Усмешка Сильвана стала еще более, если такое возможно, злорадной.

– Вам стоит попробовать при случае, – уклончиво бросил он.

Филипп в сердцах швырнул венчик обратно в миску, и все вокруг него усеяли пушистые белые хлопья. Сильван смахнул белую каплю со своих черных бровей и потрясенно поднял их.

– Я не стану пробовать ее шоколад, пока она не попробует что-нибудь мое! – разъяренно почти прорычал Филипп. – Хоть что-нибудь. Пусть даже сахарную песчинку с моего пальца. Хоть что-нибудь… мое.

Брови Сильвана изумленно задвигались.

– Она ни разу не пробовала вашей выпечки?

Putain de merde![61]61
  Вот проклятое дерьмо! (фр.)


[Закрыть] Какого дьявола он проболтался об этом человеку, чья невеста готова была сесть в тюрьму только ради того, чтобы раздобыть побольше его шоколада?

– Ни единого раза? Почему? Может быть, у нее диабет? Нет, вряд ли. Я видел, как она ела шоколад.

А вот сам Филипп не настолько близко знаком с Магали, чтобы видеть, как она ела эти треклятые сладости. И у него опять вырвался лишь раздраженный возглас.

Сильван так долго взирал на него со скептической жалостью, что Филипп уже едва сдерживал желание опрокинуть ему на голову миску со взбитыми белками.

– Eh, bien, tu n’es pas dans la merde[62]62
  Ах да, ладно, у тебя пока не такое уж дерьмовое положение (фр.).


[Закрыть], – наконец дружелюбно произнес Сильван.

С каких это пор Сильван стал с ним на «ты»? Они оба знали, что обращение на «вы» являлось основным правилом выживания для профессионалов, иногда конкурирующих в смежных областях. Неужели Филипп оказался в настолько плачевном положении, что было невозможно удержаться на нейтральном «вы»?

– Мерси, Сильван, я и сам знаю, как глубоко увяз в дерьме.

Сильван непринужденно сделал широкий шаг назад, вероятно, чтобы избежать близости угрозы от перевернутой миски с белками. Сунув руки в карманы куртки, он стоял там, спокойно глядя, как Филипп начал подсыпать толченый миндаль во взбитые белки, еще не оставляя надежды, что эти самые будущие макаруны получатся у него превосходно.

– А давно ли ты задумался о сахарной песчинке на твоем пальце? – притворно ухмыльнувшись, спросил Сильван.

– Убирайся отсюда к черту, Маркиз.

Глава 13

Магали закончила подвешивать лунный серп и в тот же момент услышала, как какой-то нетерпеливый дикарь загрохотал дверной ручкой. Пожалуй, их ждет хлопотливый денек!

Она любит такие…

Прошла неделя с тех пор, как тетушка Женевьева на глазах Сильвана Маркиза выдворила Филиппа Лионне из кафе, и Магали уже начала подумывать, что он решил отказаться от любых дальнейших столкновений. К тому же она вдруг начала ловить себя на том, что подмешивает странные пожелания в шоколад его сотрудников, когда те забредали к ней. Она должна была признаться себе, что, видимо, ее не оставляла надежда, что именно они могут помочь ей нащупать брешь в его обороне.

Но когда она задержалась – на тайной предрассветной прогулке – в то утро перед его витринами, идя на пробежку, на самом видном месте она увидела новейшее творение Лионне: на бледной ванильной поверхности миндального печенья пламенели два скрещенных сахарных клинка, очерченные кроваво-алыми каплями костянок малины.

Значит, противостояние продолжается! В то утро пробежка доставила ей особое удовольствие.

Начальная пятикилометровая дистанция уже увеличилась на три километра. И даже переход на спортивную ходьбу вызывал меньше неловкости, словно свобода бега передавалась ее непринужденной размашистой походке, сводя до минимума любые суждения встречных прохожих.

Пять лет она прожила на острове Сен-Луи, воспринимая его как огороженный каменной стеной сад, и всякий раз, выходя за его пределы, ощущала себя воительницей на поле битвы в чуждом ей царстве. Но длинные извилистые набережные Парижа с арками городских мостов, с гуляющими по ним холодными ветрами – их она уже тоже начала причислять к своему миру.

В пять или шесть утра ей не грозило затеряться в толпе, когда людская сутолока сводит любого до полного ничтожества; в такую рань редко встретишь и одного человека, и вообще она чувствовала себя настолько свободной, что это ее не волновало.

Дверная ручка снова загрохотала. Нетерпеливый дикарь стоял перед входом без шляпы, несмотря на обещанный снег, и его золотистые волосы пышной волнистой гривой спускались к шее. Голубых глаз некоторых людей можно просто не замечать, бывает, даже после долгих лет знакомства вы не можете вспомнить наверняка их цвет. Но только не цвет глаз этого посетителя. Они и сквозь оконное стекло пронзали ее, безошибочно отыскав среди угрожающих колючих зарослей и мрачных, припорошенных снежком елей из темного шоколада. За елями в глубине «леса» маячила шоколадная башня, из верхнего оконца которой изящно спускалась длинная коса, искусно сплетенная из узких полосок лимонных цукатов.

Дикарь возле кафе стоял слегка скособочившись – за его руку держалась девчушка с такими же, как у него, голубыми глазами.

Ну, он в своем репертуаре! Решил использовать ребенка, чтобы проникнуть в «Волшебную избушку». Понимая, что самому ему вход заказан.

Она спустилась со стремянки, стараясь не показать, как болят ее ноги после пробежки. Следя, чтобы ее движения были изящными, она едва не забыла отклонить в сторону только что подвешенную луну из темного, почти черного шоколада. Луна покачивалась возле самого ее лба. Посетитель ростом повыше мог бы уткнуться в нее лицом, просто подойдя слишком близко к выставочному стенду, но тетушкам как раз нравилось устраивать в кафе такие рискованные экспозиции.

Отодвинув засов, Магали открыла дверь, пропустив в нее посетителей, следом за ними в кафе ворвался вихрь холодного ветра. Воздух с улицы освежил прекрасный густой настой шоколада в маленьком помещении, и лишь на секунду к нему примешался запах роз и солнечного тепла в дуновении ветра. Светский лев в облаке запаха роз? Над чем же он сейчас трудится?

Она насмешливо ему улыбнулась.

Он в ответ резко оскалился, показав клыки.

– Это оружие или щит? – указав взглядом на девочку, спросила его Магали.

– Отмычка, – ответил Филипп и закрыл за собой дверь, утвердив таким образом свой приход.

Обдумывая ворожбу к его любовному шоколадному зелью, она намеревалась пожелать ему влюбиться в какую-нибудь отвратительную лягушку – в то время как он пребывал бы, однако, в полной уверенности, что перед ним подлинная принцесса.

– А вы колдунья? – с затаенным восхищением спросила девчушка, оглядываясь кругом.

Магали в свою очередь разглядывала ее. Такие же, как у Филиппа, рыжеватые волосы рассыпались по плечам крупными пружинистыми завитками, выбившимися из-под лавандовой пажеской шапочки – буйная природа давала о себе знать и здесь.

– Это… неблагоразумный вопрос.

Девочка вздохнула и на мгновение застыла с открытым ртом, разглядывая шляпы с остроконечными колпаками и остальную утварь и украшения – подарки мастеров и художников: мозаики, вышивки и рисунки, странные, разных форм, чайники и часы с кукушкой из леденцов – и надо же, как раз в этот момент из часов вдруг вылетела ведьмочка и зловеще расхохоталась.

Эти часы вечно опаздывали на пять минут.

– А мой дядюшка – король! – доверительно сообщила девочка.

Она картинно взмахнула ручкой, явно подражая телеведущим глупых телешоу, и добавила:

– Le Prince des Pattiscirers![63]63
  Король кондитеров! (фр.)


[Закрыть]

Магали, полуотвернувшись, чтобы малышка не видела ее лица, презрительно усмехнулась, адресуя усмешку упомянутой королевской особе среди кондитеров.

«Король» ответил ей такой же усмешкой, недвусмысленно говорившей, что он был бы не прочь вонзить хищные зубы в уязвимо тонкую, как у хрупкой газели, шейку. Да еще с медлительным наслаждением слизывать языком ее кровь со своих клыков. Его маскулинность против ее женственности наводила на мысли о поединке в джунглях, где побеждает сильнейший, вот только в кондитерском мире внешняя оболочка бывает обманчивой. Очень обманчивой!

– Ну конечно! Разве кто-нибудь станет спорить? Король среди королей! – издала легкий смешок Магали.

Филипп слегка повел широким плечом, всем своим видом показывая, что, мол, он решительно не виноват, что все как один признают его кондитерское превосходство.

– Вот видишь! – радостно запрыгала девочка. – Теперь ты понял, тонтон? Я же говорила тебе, что ты настоящий король!

Магали постучала по полу носком сапожка.

– О да, и ведет он себя исключительно по-королевски. – И тихонько добавила, тоже не для детских ушей: – Сатана, кстати, тоже царствует. В мире падших.

– Я полагаю, этого ангела низвергли туда, превратив в зверя, – негромко ответил Филипп Лионне. – И дело не обошлось без колдуньи…

Племянница услышала его слова и оживилась еще больше:

– Если вы умеете колдовать, то не могли бы вы по волшебству найти для него прекрасную принцессу? – озабоченно спросила девочка у Магали.

Магали и Филипп переглянулись.

– Да, конечно, милая крошка! Если я встречу принцессу, то непременно отправлю ее к твоему дядюшке.

Дядюшка отреагировал на то, что услышал, неожиданно очень усталым взглядом.

– Не беспокойся, – успокоила Магали девочку. – Сюда к нам частенько забредают принцессы…

Шоколадный лес в их витрине с припорошенными сахарной пудрой елками и летающими между ними ведьмочками привлекал внимание самых разных принцесс, надеющихся найти волшебное снадобье, способное осчастливить их в этом мире.

Впрочем, их тянуло и к кондитеру Лионне. Не случайно он выставляет в своих витринах соблазнительные драгоценности, сладкие лакомства, сулящие райское наслаждение. А принцессам подавай все, но главный приз, который они хотели бы заполучить, – это активно преуспевающий принц.

– Послушай, а сама-то ты, случайно, не принцесса? – спросила вдруг Магали, наклонившись к своей неожиданной собеседнице.

– Я пока еще не решила. Думаю, мне хочется стать феей. Или, может быть, укротительницей слонов…

Разумно. Филипп мог бы долго торчать столбом, мог даже окаменеть, не дождавшись приглашения к столу, но ради будущей феи Магали пригласила их за один из угловых столиков.

– Bonjour! – усевшись напротив племянницы, Филипп многозначительно пожелал Магали доброго дня своим самым смиренным, бархатисто-загадочным голосом.

О нет, он что-то задумал, а не просто так решил преподать ей урок хороших манер! Причем на ее территории, куда ему не удалось бы зайти, не захвати он с собой четырехлетнюю «отмычку» с кудрявой шевелюрой. Опустив руки, Магали до боли вонзила пальцы в ладони, чувствуя, что не в состоянии заставить себя пожелать ему того же «доброго дня».

Вместо этого она вручила дядюшке и племяннице по экземпляру меню в ярко-кремового цвета обложке, с неразборчивыми эзотерическими названиями напитков на одной стороне и пояснительными детскими рисунками на другой. Иногда, когда позволяли дела, Магали разглядывала эти рисунки. Ей было интересно знать, что дети изображают чаще всего, и пыталась понять их фантазии. Дети часто рисовали ведьм и волшебниц, но большинство набросков остались для нее загадочными и непонятными.

Девочка долго разглядывала рисунки.

– Мне хочется вот таких фиалок и мяты, – с опаской прошептала она, оглянувшись вокруг, словно опасалась, что ее тайное желание могут подслушать.

Магали одобрительно улыбнулась. Ей нравились люди с оригинальным мышлением.

– Да, безусловно. Три лепестка, три листика и шоколадную ведьмочку… Устраивает?

Глаза девочки просияли.

– А для месье? – Лицо ее, когда она спрашивала, было самое невозмутимое, хотя она затаила дыхание в ожидании того, что месье ей ответит.

Поймав ее взгляд, тот обворожительно улыбнулся:

– Я бы выпил минеральной воды. Перье, если можно.

Магали незаметно прикусила губу, напомнив себе о присутствии за столом четырехлетнего ребенка.

– Кажется, перье нам сегодня пока что не завезли. Поэтому, что, если…

Его широкая ладонь лежала поверх таинственно притягательных названий меню, словно заранее их все отвергая.

– Тогда, пожалуйста, эвиан…

Она втянула в себя воздух.

– …или, если у вас нет и этой минеральной воды, – добавил он вежливо, опередив ее возможный отказ, – меня устроит просто водопроводная. Я не привередлив.

Да ты просто мерзавец, вот ты кто! «Не привередлив!..» Нет, вы слышали?..

– А можно мне тоже нарисовать картинку? – спросила тем временем девочка. – Я хорошо рисую, правда!

– Конечно. – Тетушки будут глубоко тронуты. – Ты окажешь нам этим большую честь. Мы дорожим каждым детским рисунком. – Магали была рада переключиться на девочку, а то, чего доброго, могла бы сорваться – и уж тогда прощай ее репутация!

– Кстати, в витринах Сильвана появилась новая чудесная экспозиция, – с напускным равнодушием «вспомнил» Филипп. – Особенно мне понравилось, как одна ведьмочка ищет, где она похоронила свое сердце. И ее сердце оказывается одной из шоколадных конфет. Так мило… Просто очаровательно! Рождество миновало, но скоро уже Валентинов день… – Филипп Лионне заливался и заливался, не думая останавливаться, нахваливая «находки» Сильвана Маркиза.

Судя по его голосу, отметила про себя Магали, задумка Сильвана отнюдь не казалась ему очаровательной. А в интонации, с какой он витийствовал о коллеге, она уловила насмешку. Злую насмешку, которую он не хотел выпускать наружу – и в присутствии девочки, и получая явное удовольствие от их игры самолюбий.

– И сколько же времени вы провели тут вместе, трудясь над эскизами к этой витрине? – продолжил Филипп. – Что, и Кэйд ничего не имела против?..

Против чего Кэйд могла возражать?

– По-моему, это как раз была ее идея.

К тому же у Кэйд сейчас хватало своих забот; ее сестра недавно попала в больницу, и она проводила там много времени, возвращаясь к Сильвану только по вечерам. Магали уже выяснила, кто такая эта Кэйд Кори. Наследница миллиардов шоколадной империи и похитительница шоколада – последние месяцы весь Интернет и разные печатные средства массовой информации бурно обсуждали ее жизнь, но Магали не обращала на эти обсуждения никакого внимания, пока не познакомилась с ней сама. Хотя, когда она отыскала соответствующие статьи и вникла в их содержание, парижские эскапады Кэйд показались ей просто захватывающими. Будучи наследницей одной из крупнейших в мире фирм, производящих дешевые шоколадные плитки, Кэйд вела себя по-донкихотски, очевидно, поглощенная защитой и поддержкой мелких кустарных производителей, однако досадно, что ей, видимо, взбрело в голову, что и «Волшебная избушка» нуждается в ее покровительстве, зато Сильван Маркиз не вел себя как благотворитель. Ему попросту понравился стиль их кафе. Он откровенно сообщил всем, что они участвовали в разработке и оформлении его витрины, и держал теперь стопку их визиток возле кассового аппарата.

– В основном над экспозицией Сильвана Маркиза трудилась тетушка Женевьева.

Филипп беспокойно поерзал на стуле, нога его дернулась, будто ему хотелось пнуть что-нибудь, чтобы дать выход неудовольствию.

Магали пожала плечами.

– Как бы то ни было, это не настоящее сердце колдуньи…

Сюжет с ведьминым сердцем – таков был ее вклад в экспозицию Сильвана Маркиза. Разумеется, его посетители могли думать, что оно настоящее, и счесть это si romantique[64]64
  …таким романтичным (фр.).


[Закрыть], но ни одна ведьма, достойная ее шоколада, не доверит своего сердца какому-то колдуну.

– А настоящее спрятано в вашей витрине? – внезапно спросила девочка. – Настоящее ведьмино сердце. Я увидела его там. Оно выглядывает из корзинки.

Да, но оттуда выглядывал совсем крошечный, едва заметный краешек засахаренного розового лепестка! Какая восприимчивая и проницательная девчушка… Жаль, что ей приходится щеголять своей особенной восприимчивостью перед невосприимчивым к тонким душевным движениям дядюшкой. Что уж тут говорить о неуловимых вибрациях… Овладев собой, Магали подарила девочке самоуверенную одобрительную улыбку, постаравшись отбросить мысль, что Филипп Лионне завладел только что опасной тайной.

– Верно. Она забрала его обратно под свою защиту, догадавшись, что кто-то пытается его украсть.

Она скорее почувствовала, чем увидела оцепенение Филиппа, поскольку упорно не удостаивала его взглядом. Несмотря на то что он нагло вытянул свои длинные ноги в проход, и это мешало передвижению возле стола.

Прозвенел серебряный дверной колокольчик, и две женщины, закутанные в теплые куртки и шарфы, войдя в кафе, начали изумленно оглядываться.

– Мы искали новое заведение Лионне, – сообщила одна, – но здесь у вас так изумительно!

Пальцы Филиппа выбили барабанную дробь на листке меню, но он не проронил ни слова.

Магали улыбнулась потенциальным клиенткам.

– Мы известны нашим горячим шоколадом, если у вас есть желание попробовать что-то вкусное.

Она усадила женщин прямо перед носом у короля кондитеров и таинственно удалилась вместе со своим сердцем.

В кухонной каморке Магали выбрала два старинных украшенных эмалью подноса из их разномастной коллекции – тетушки никогда не покупали новых вещей, не обремененных жизненной историей. Сначала она приготовила поднос для Филиппа. Налила воды из-под крана и подогрела ее, сделав противно тепловатой, после чего наполнила графин. Рядом поставила ликерную рюмку размером с наперсток, одну из двух старинных ликерных рюмочек с блошиного рынка – купив их, тетушка Женевьева заявила, будто сразу почувствовала ту огромную joie de vivre[65]65
  Радость бытия, наслаждение жизнью (фр.).


[Закрыть], что изведали многочисленные поколения их бывших владельцев. Для девочки Магали выбрала премиленькую полупрозрачную фарфоровую тарелочку, окаймленную причудливым золотым узором, и аккуратно выложила на нее три фиалковых лепестка и три листика мяты, а в серединку посадила одну ведьмочку из темного шоколада. Ведьмочки Женевьевы выглядели весьма натурально, с ними уж точно никому не захотелось бы столкнуться на темной улице.

На второй поднос она поставила голубой кувшинчик в стиле ар-деко. Трижды слегка промешав томящийся на плите напиток, она окунула в глубину деревянную ложку, и из кастрюльки немедленно вырвалось обволакивающее ароматное облачко. Магали всегда особенно нравились завершающие моменты доведения до готовности горячего шоколада, когда она представляла, что ее напиток изменит кому-то целый день, целую неделю, возможно даже целый год. «Приятного дня грез, – пожелала она тем женщинам в ходе последних манипуляций. – И пусть вечер у них будет более счастливым, чем утро».

Она зачерпнула шоколадный напиток – такой густой, что она просто физически чувствовала, как он медленно стекает по стенкам ее черпачка – и аккуратными порциями принялась наливать в кувшинчик, остановившись лишь на два пальца ниже верхнего края посуды. На дамский поднос также добавились две синие фарфоровые пиалки другого стиля. И около каждой она положила по белой салфеточке.

Тетушкам нравилось слегка осложнять удовольствие своих клиентов: к такому невероятно густому, греховно роскошному горячему шоколаду полагалось подавать лишь одну маленькую салфеточку для вытирания губ. Обычно было забавно следить, кто перепачкался в шоколаде, а кто умудрился сохранить чистоту.

Сначала она принесла поднос на столик Филиппа, молча поставив его поближе к нему, чтобы не мешать девочке рисовать. Ребенок воодушевленно раскрашивал выданный Магали кремовый лист бумаги – это было множество треугольничков. Шляпки, догадалась Магали. Она дождалась, когда Филипп попробует тепловатую воду, а потом, на минуточку удалившись, вынесла следующий поднос. Запах от него струился за ней по салону, дразня обоняние всех, кто находился поблизости, а учитывая маленькие размеры кафе, Филипп просто не мог не почувствовать всей соблазнительности одуряющего аромата.

Поставив поднос на столик, где сидели две гостьи, ошибившиеся с кондитерской, Магали удалилась за стойку с кассовым аппаратом. Оставаясь под сводами стенных ниш, она по-прежнему находилась вблизи клиенток и видела все, что там происходит.

Взгляд темных глаз Филиппа устремился на этот вероломный поднос. С вкрадчивой хищной грацией, как у неожиданно потревоженной кошки, его пальцы сжались в кулак. Девочка в этот момент ухватила пальчиками фиалковый лепесток и отправила его в рот, ее глаза блаженно зажмурились.

Дамы за столиком начали потягивать шоколад, обмениваясь одобрительными кивками. Глаза Филиппа неотрывно следили за их реакцией.

– Si, si bon, – с томным вздохом проворковала одна. – C’est dйlicieux[66]66
  Да, да согласна… Восхитительно (фр.).


[Закрыть].

– Вкус – просто райский! – поддержала ее визави. – Вот что значит счастливый случай! Я так рада, что мы ошиблись…

– Сомневаюсь, что у Лионне можно попробовать что-то более восхитительное, – вторила ей приятельница. – Чего стоит один только запах этого шоколада!

Филипп посмотрел в глаза Магали, и его ресницы с золотистыми кончиками одним взмахом будто смели все богатство попавшихся на пути его взгляда фигурок, масок и стареньких экзотических сувениров, привезенных сюда для тетушки Женевьевы одной любительницей шоколада, вернувшейся из Папуа – Новой Гвинеи. Магали ответила ему вызывающим взглядом.

Достаточно выразительным и долгим, чтобы он понял, от чего оказался. Ей хотелось, чтобы он страдал, сознавая свое упрямство.

– Пожалуйста, не стоит благодарности, – тихо, едва слышно произнес он, когда она опять прошла мимо их с девочкой столика, – пользуйтесь моими клиентками. – Она чуть не захлебнулась от гнева, в то время как он наслаждался своей педантичной сдержанностью и не скрывал этого.

Она не могла поверить в такое бесстыдство этого наглеца! Он с легкостью захватил их прекрасный, благословенно сокровенный островок в центре Парижа, украл всех их завсегдатаев и теперь еще полагает, что ей следует быть благодарной за парочку отбившихся от его стада овечек, забредших сюда по ошибке в поисках модного бренда?! Ну уж нет, это как раз все их посетители стали заблудившимися овечками, по ошибке забредшими к Филиппу Лионне! Она и ее тетушки принципиально избегали рекламы своего кафе. И что? Неужели, по его мнению, она должна теперь благодарно ему поскулить, как скулят собачонки, которым бросили косточку со стола?

– Осиана, дорогуша, может быть, уже пора отдать мадемуазель Шодрон твой подарок?

Эти слова заставили Магали напряженно застыть.

Да этот Филипп Лионне еще и мошенник! Каков?! Девочка порылась в снятом со спины рюкзачке. Невинном красном рюкзачке со множеством вышитых на нем бабочек и цветком, успевшим потерять один лепесток. Но сейчас рюкзачок оказался троянским конем, поскольку там скрывалась коробка – бледно-розовая, с золотой росписью, поздравлением ко Дню святого Валентина. И Осиана ее достала – с помощью, разумеется, проныры-дядюшки.

Магали сжала губы. «Кtre chocolat»[67]67
  Здесь: не получишь желаемого, останешься с носом (фр.).


[Закрыть], – мысленно поклялась она.

У нее и без того текли слюнки от запаха свежеприготовленного шоколада – и ей безразлично, какими деликатесами задумал ее искушать Филипп Лионне!

– Как вы… любезны.

К сожалению, почти наверняка, представляя ее в качестве жертвы, Филипп изрядно попотел, скрупулезно обдумывая соблазнительные ингредиенты очередного своего блистательного творения. Магали сделала движение проворно забрать коробку, чтобы поскорее унести ее с глаз долой, но…

Ах… Слишком поздно. Заблудшие овечки за соседним столиком уже пожирали глазами коробочку и того, кто ее передал Магали. Разумеется, они могли видеть время от времени его фотографии в каких-то изданиях среди тех пяти миллионов журнальных статей – или его самого в телевизионных показах, где он пользовался бешеной популярностью.

Они начали смутно догадываться, кем он мог быть… неужели тот самый…

– Нет-нет, сначала откройте! – воскликнула Осиана, не выпуская из рук свой край коробки. Филипп, которому определенно следовало бы строже следить за поведением девочки, предпочел ни во что не вмешиваться. Его губы лишь слегка изогнулись, свидетельствуя о том, какое садистское удовольствие он испытывает.

Взволнованное личико девочки не позволило Магали отказаться открыть подарок.

– С удовольствием, – ровно сказала она.

Осиана не виновата, что ее коварный родственник решил использовать четырехлетнюю крошку для доставки взрывоопасного подношения.

Но она не сделала никаких попыток открыть крышку.

Осиана не вытерпела.

– Regarde![68]68
  Посмотри же! (фр.)


[Закрыть] – нетерпеливо поторопила она Магали.

Как и большинство детей ее возраста, она еще не освоила вежливого «вы» по отношению к малознакомым или взрослым людям, и поэтому ее обращение прозвучало значительно дружелюбнее по сравнению с отчужденным «вы», установившимся между Магали и Филиппом после краткого эпизода с упавшими шляпами. Осиана подталкивала пальчиками края кремово-розовой крышки.

Но тут сверху легла большая мужская рука – чтобы предотвратить случайное повреждение несомненно хрупкого содержимого коробки. Магали почувствовала, что бешено заколотившееся сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Почему он продолжает мучить ее?

Что ж, она понимала, почему он продолжает мучить ее. Потому что ему хотелось победить ее в их поединке. Ему хотелось в итоге с удовлетворением подтвердить собственную неотразимость.

Он снял крышку и застыл в ожидании, приготовившись насладиться эффектом, точно влюбленный, делающий предложение своей девушке и отрывший шкатулочку с обручальным кольцом. Из-за соседнего углового столика донесся восторженный шепот.

Волнообразные утонченные формы лепестков розы из белого шоколада, казалось, трепетали, исполненные живой жизни… Как ему удалось сотворить подобное чудо? Пристально разглядывая маленькую сердцевину, она увидела изящный золотисто-кремовый куполок, сделанный из какого-то совершенно непонятного ей продукта. И она так и не поймет, из чего это сделано, если не попробует. Два завитка темного и светлого шоколада перекрещивались посередке или любовно сплелись. Из-под них еле заметно проглядывали золотистые крошечные кусочки засахаренных… грейпфрутов, – предположила она, – погруженных в мягкое углубление золотисто-белого крема. Словно в глубине этих сливок таились драгоценные самоцветы.

Интересно, сделал ли он это чудо до или после того, как увидел ажурную башню в их новой витрине? Неужели он читает ее мысли – или способен так быстро откликаться на них?

И над таким деликатным подарком трудились вот эти грубые руки? Большие, на вид очень неловкие…

– Боже! – восторженно воскликнула за ее спиной дама. – Какая бесподобная красота!

А ее соседка прошептала с легким сомнением:

– Так это что… и есть Филипп Лионне?

Она выдохнула его имя с таким благоговением, словно думала, что узрела за соседним столиком самого принца Уэльского, наследника английского престола.

– Mon dieu! Qu’est-ce que c’est romantique![69]69
  Боже мой! Как же это потрясающе романтично! (фр.)


[Закрыть]

«Пожалуй, он только что опять украл этих двух заблудших овечек», – вдруг пронзило сознание Магали. Протащив в рюкзачке племянницы это сражающее наповал оружие в их доверчивое кафе, он, подобно злонравному фавну с его свирелью, сыграл на струнах женской души свою лучшую из мелодий, завлекая язычниц-гурманок к роскошным витринам своей кондитерской.

– Ну как, тебе понравилась розочка? Понравилась? – Звонкий голосок Осианы пробился сквозь туман замешательства Магали.

Магали медленно перевела взгляд с подарка на лицо Осианы.

– Она прекрасна, – поборов себя, признала она.

От такой красоты у Магали защемило сердце. Кажется, именно таким и было предназначение этой розы.

Прозвенел серебряный колокольчик, впустив в кафе еще трех посетителей – пожилую пару с уже достигшим совершеннолетия ребенком, специально отыскавшим «кафе, которое так полюбилось Сильвану Маркизу». Поначалу отвлеченные причудливым интерьером кафе, они тоже заахали, едва в поле их зрения попал цветок Лионне.

– О-о… – протянула дама, издав страстный вздох. – Можем мы заказать такое же?

– О нет, это для нашей колдуньи! – громко и доверительно заявила ей Осиана. – Только… – она вдруг умолкла, а потом прошептала: – Ой, мне же сказали… не говорить такое… при ней… – Но через мгновение опять громко и гордо она объявила: – Зато розочку сделал мой дядя!

– Oh, c’est si, si romantique![70]70
  О да, какой романтичный! (фр.)


[Закрыть] – страстно прошептала первая из двух посетительниц за соседним столиком. – Сам Филипп Лионне, – тем же шепотом сообщила она вновь пришедшим, не в силах противостоять желанию поделиться с кем-то такой сногосшибательной новостью.

Филипп по-прежнему не сводил глаз с Магали. Его сильные руки все так же спокойно предлагали ей коробку с пагубным подарком. Все это казалось коварной ловушкой, и он выглядел таким изголодавшимся, словно готов был проглотить собственное произведение искусства вместе с ее пальцами, когда она коснется лепестков розы.

Магали протянула руку, но совершенно осознанно не стала касаться цветка, а просто приняла из его рук коробку. Когда Магали накрыла коробку крышкой, их руки на мгновение соприкоснулись, нежные женские пальцы и мозолистая мужская рука. Она скорее почувствовала, чем услышала тяжелый вздох Филиппа. Он не издал ни звука. Но, подняв на него взгляд, она увидела, что его глаза полыхают огнем.