Текст книги "HHhH"

По случаю смерти Хильберга газета «Монд» помещает сегодня отрывки из его интервью 1994 года, где изложены основные направления выработанной им теории:

«На мой взгляд, немцы сначала не представляли себе, что будут делать. Все получилось примерно так, как если бы они вели поезд по пути постоянно возрастающего насилия в отношении евреев, не представляя при этом точно, куда этот их поезд в конце концов должен прийти. Не стоит забывать, что нацизм – больше чем партия, это было движение всегда только вперед, вперед и вперед – не останавливаясь. Столкнувшись с беспрецедентной в истории задачей, немецкая бюрократия не знала, как поступить, и вот тут-то и начинается роль Гитлера.

Надо было, чтобы кто-то наверху открыл зеленую улицу консервативным по природе бюрократам».

Один из главных аргументов интенционалистов – фраза из речи Гитлера, произнесенной 30 января 1939 года на праздновании шестой годовщины его прихода к власти. Вот эта: «Если международные еврейские финансисты, внутри и за пределами Европы, еще раз преуспеют во втягивании европейских наций в мировую войну, то ее результатом будет не большевизация всего мира и победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе». Для функционалистов же, напротив, самым очевидным признаком того, что только лишь непредвиденные обстоятельства вынудили нацистов изменить во время войны свой первоначальный проект, были долгие поиски ими, нацистами, места, куда депортировать евреев: на Мадагаскар, в Арктику, в Сибирь, в Палестину… Эйхман, мол, даже не раз встречался с воинствующими сионистами. Переброска евреев на Мадагаскар, скажем, была невозможна до тех пор, пока не было достигнуто господство на море, то есть пока продолжалась война с Великобританией. И то, как обернулись дела на Восточном фронте, ускорило, как они считают, поиски радикального решения. Пусть даже нацисты в этом не признавались, они знали, что их успехи на Востоке ненадежны, победы непрочны, и упорное сопротивление Советов могло вызвать у них опасения – нет, не худшего, потому что в 1942 году никто не мог предположить, что Красная армия войдет в Германию и дойдет до Берлина, но, по меньшей мере, утраты оккупированных территорий. А значит, надо было действовать быстро. И мало-помалу решение еврейского вопроса приобрело промышленный размах.

162

Товарный состав со страшным скрежетом останавливается. Длинная платформа вдоль рельсов, идущих до самых ворот. В небе каркают вороны. На больших воротах – наверху – надпись по-немецки. За воротами – темный кирпичный дом. Ворота открываются. Мы входим в Освенцим.

163

Утром Гейдрих получает письмо от Гиммлера, возмущенного событиями в Гамбурге: около пятисот молодых немцев отплясывали под музыку негров свинг – этот вырожденческий иностранный танец; их задержали, но…

«Я против каких-либо половинчатых решений. Все молодежные лидеры, независимо от пола, и те из педагогов, кто настроен оппозиционно и поощряет свинговую молодежь, должны быть направлены в концентрационный лагерь. Прежде всего эта молодежь получит хорошую взбучку. Пребывание в лагере будет достаточно долгим: два-три года. Должно быть ясно, что они теряют право на учебу. Лишь применив жестокие меры, мы сможем покончить с этой опасной англофильской экспансией в дни, когда Германия борется за свое существование».

Гейдрих действительно отправит за решетку человек пятьдесят. Конечно, фюрер доверил ему историческую задачу – уничтожить всех европейских евреев до последнего, но это не означает, что надо пренебрегать мелкими делами.

164

Дневник Геббельса, запись от 21 января 1942 года: «Гейдриха в конце концов назначили новым губернатором Протектората. Гаха выполнил его требование и заявил о солидарности с рейхом. Политику Гейдриха в Протекторате действительно можно считать образцовой. Он легко справился с кризисом в стране, вследствие этого состояние Протектората резко улучшилось, чего не скажешь об оккупированных территориях и странах-сателлитах».

165

Как и каждый день, Гитлер произносит нескончаемый монолог и мечет громы и молнии, информируя угодливо-молчаливую аудиторию о проделанном им политическом анализе. К концу неудержимого словесного потока дело доходит до ситуации в Протекторате:

«Нейрат позволил чехам обвести себя вокруг пальца. Еще полгода такого режима – и производительность упала бы на двадцать пять процентов. Из всех славян чех – самый опасный, потому что это рабочий. Он дисциплинированный, он методичный, он знает, как скрывать свои намерения. Теперь они станут работать по-настоящему, ибо наконец сообразили, что мы жестоки и беспощадны».

Таким образом фюрер дает понять, что он очень доволен работой Гейдриха.

166

Немного позже Гитлер принимает Гейдриха в Берлине. То есть – вот он, Гейдрих, с фюрером, или наоборот: вот он, фюрер, с Гейдрихом. Гитлер разглагольствует:

«Если наша политика в отношении чехов будет последовательной, мы сможем исправить то, что там наворотили. У многих чехов германские корни, и нет ничего нереального в том, чтобы их к этим корням вернуть, заново германизировав». Цель речи фюрера еще и в том, чтобы лишний раз поощрить сотрудника, работа которого внушает ему самое большое уважение. Наравне со Шпеером, это да, но тут все совсем по-другому.

Со Шпеером ему необязательно говорить только о политике, о войне, о евреях, с ним можно – о музыке, живописи, литературе; и потом, благодаря Шпееру может стать реальной Germania, будущий Берлин, планы которого они рисуют вместе и проектирование которого уже поручено гениальному личному архитектору нацистского вождя[243]243
  Гитлер мечтал переименовать обновленный Берлин, чтобы город уже к середине ХХ века стал центром великогерманского всемирного рейха. Germania по-немецки – латинизированное имя женского образа Германии, аллегория германской нации, сама же страна называется Deutschland. Чтобы соответствовать своему статусу, город должен был приобрести новый облик согласно утвержденному фюрером «Общему плану застройки имперской столицы».


[Закрыть]. Шпеер для Гитлера – как глоток свежего воздуха, Шпеер отвлекает, развлекает его, Шпеер – окно во внешний мир из национал-социалистского лабиринта, который он создал и где он заперт. Разумеется, Шпеер – член партии и всей душой предан общему делу. Когда он стал не только личным архитектором фюрера, но и рейхсминистром вооружений и боеприпасов, он весь свой талант и весь свой интеллект направил на реорганизацию промышленности. Его верность, как и его деловые качества, вне подозрений. Но Гитлер предпочитает его всем остальным не за это. По части верности, скажем, никому не сравниться с Гиммлером (не зря же Гитлер прозвал того своим «верным Генрихом»), да, впрочем, и по деловым качествам… Но Шпеер такой элегантный, в нем есть шик, он в этих своих костюмах самого лучшего покроя куда импозантнее других, он держится куда более свободно и чувствует себя как рыба в воде при любых обстоятельствах… Казалось бы, Шпеер как раз из тех интеллектуалов, которых неудавшийся художник и бывший мюнхенский бродяга Гитлер должен ненавидеть, но Шпеер – и это очевидно – дарит своему фюреру то, чего никто больше не дает: дружбу и восхищение выдающегося человека, наделенного способностью общаться с разными людьми и потому признанного таковым в любой среде.

Естественно, причины, по которым Гитлер любит Гейдриха, совсем иные, может, даже и противоположные. Шпеер воплощает собой элиту «нормального» мира, к которому Гитлер никогда бы не мог принадлежать, тогда как Гейдрих – образец идеального нациста: высокий, светловолосый, жестокий, послушный во всем и невероятно деятельный. Гиммлер считает, что в Рейнхарде есть еврейская кровь, – вот уж ирония судьбы! Но ведь ярость, которую тот проявляет, сражаясь с этим своим изъяном и побеждая его, доказывает, по мнению Гитлера, превосходство арийской сущности Гейдриха над еврейской. А если Гитлер верит, что там и на самом деле есть еврейские корни, тем сильнее он наслаждается, назначая Гейдриха ответственным за «окончательное решение», то есть делая того ангелом смерти для народа Израиля.

167

Я хорошо знал эти кадры: Гиммлер и Гейдрих, оба в штатском, разговаривают о чем-то с Гитлером на открытой террасе его резиденции под названием Бергхоф – большого роскошного дома в Баварских Альпах, – но понятия не имел, что это домашнее кино и снимала его самолично любовница фюрера Ева Браун. Узнал, когда по одному из каналов кабельного телевидения показали как-то вечером передачу, посвященную Еве Браун. Для меня это стало маленьким праздником: я люблю, насколько возможно, проникать в частную жизнь моих персонажей и тут с удовольствием наблюдал за Гейдрихом в гостях у Гитлера, за высоким горбоносым блондином на голову выше любого из собеседников, улыбающимся, расслабленным, в бежевом костюме с коротковатыми рукавами. Вот только кино было немое, и я из-за этого, разумеется, сильно огорчался. Но – лишь до момента, когда кончился ролик! Авторы передачи о Еве Браун постарались на славу: они пригласили специалистов, которые умеют читать по губам, и вот что, оказывается, сообщил Гиммлер Гейдриху, стоя у каменного парапета террасы с видом на залитую солнцем долину: «Ничто не должно уводить нас от решения нашей задачи!» Ладно. Они, значит, по-своему последовательны и упорны.

А я доволен, пусть даже и немножко разочарован, хотя, конечно, и это лучше чем ничего. Ну а потом, на что я надеялся? На то, что он скажет: «Знаете, Гейдрих, мне кажется, пресловутого Ли Харви Освальда[244]244
  Ли Харви Освальд (1939–1963) – единственный официальный подозреваемый в убийстве американского президента Джона Кеннеди.


[Закрыть] очень стоит завербовать»?

168

Несмотря на огромную и все возрастающую ответственность за «окончательное решение», Гейдрих не пренебрегает и внутренними делами Протектората. В январе сорок второго он находит время на реорганизацию чешского правительства, сократив количество министерств и ограничив полномочия министров. Накануне Ванзейской конференции, то есть 19-го, он назначает нового премьер-министра, но назначение это чисто формальное, потому что на деле никакими функциями тот не наделен[245]245
  Имеется в виду чехословацкий юрист и политик Ярослав Крейчи (1892–1956), принадлежавший к ближнему кругу президента Гахи. После освобождения страны от оккупации суд приговорил его за государственную измену к лишению свободы сроком на 25 лет, и умер он в тюрьме.


[Закрыть]. Один из двух ключевых постов в этом марионеточном правительстве – министра экономики – протектор доверяет немцу, имя которого в нашей истории незачем упоминать, второй – министра школ и просвещения – Эммануэлю Моравцу. Назначая министром экономики немца, Гейдрих делает немецкий рабочим языком правительства, а поручая Моравцу заниматься просвещением, обеспечивает себе услуги человека, который, как известно протектору, очень хочет сотрудничать. У обоих министерств задача одна: сохранять и развивать промышленность, отвечающую нуждам рейха, и для выполнения этой задачи министр экономики должен подчинить все чешские предприятия интересам ведущей войну Германии, а Моравец – сделать единственной целью системы народного образования в стране подготовку рабочих. Вследствие этого чешских детей станут теперь обучать только тому, что необходимо для будущей профессии: им привьют навыки ручного труда, дополнив эти навыки минимальными техническими познаниями.

4 февраля 1942 года Гейдрих произносит речь, очень меня интересующую, потому что в ней затрагиваются проблемы почтенной корпорации, к которой я и сам принадлежу.

«Прежде всего надо расправиться с чешскими преподавателями, потому что именно преподавательский корпус – рассадник оппозиционных сил. Его надо разрушить, все чешские лицеи – закрыть. Естественно, о чешской молодежи следует позаботиться, вырвав ее из этой пагубной атмосферы и создав место, где юношество можно было бы воспитывать вне школьных стен. На мой взгляд, лучшее место для этого – спортивная площадка. С помощью физкультуры и спорта мы обеспечим молодежи одновременно и развитие, и перевоспитание, и образование».

Кстати, это уже целая программа.

Разумеется, вопрос о том, чтобы вернуть стране университеты, закрытые по приказу Гитлера три года назад, в ноябре тридцать девятого, даже не поднимался[246]246
  Когда нацисты оккупировали Прагу, студенты организовали большую демонстрацию. После этого оккупанты арестовали и расстреляли девять руководителей Союза студентов Чехии, отправили в концлагерь больше тысячи вузовских учащихся и педагогов. 17 ноября 1939 года по приказу Гитлера закрылись все чешские университеты и институты, их имущество было конфисковано, и запрет на их деятельность не отменялся до самого конца оккупации.


[Закрыть]. Моравцу следовало найти предлог, для того чтобы не открывать высшие учебные заведения и дальше.

Читая эту речь, я сделал три пометки:

1. В Чехии, как и в других местах, никто и никогда так плохо не отстаивал честь и достоинство национального Просвещения, как министр просвещения. Воинствующий патриот-антифашист вначале, Эммануэль Моравец стал после Мюнхена самым активным коллаборационистом в назначенном Гейдрихом правительстве и любимым собеседником немцев – те явно предпочитали его старому, впавшему в маразм президенту Гахе. В книгах о чешской истории Моравца обычно именуют чешским Квислингом: фамилия знаменитого норвежского коллаборациониста Видкуна Квислинга стала после войны в большинстве европейских языков синонимом слова «коллаборационист»[247]247
  Видкун Квислинг (1887–1945) – лидер норвежских фашистов. Организовал в мае 1933-го фашистскую партию «Национальное объединение», содействовал захвату Норвегии Германией (апрель 1940). Назначенный 1 февраля 1942 года премьер-министром марионеточного правительства, жестоко расправлялся с норвежскими патриотами. После освобождения страны был приговорен к расстрелу. Имя Квислинга навсегда стало символом предательства.


[Закрыть].

2. Честь и достоинство национального Просвещения по-настоящему отстаивают только учителя, которые – что бы кто о них ни думал – призваны быть подрывными элементами и потому заслуживают того, чтобы воздать им должное.

3. И все-таки спорт – это фашистская подлянка.

169

Нам снова приходится говорить о жанровых ограничениях. Ни один нормальный романист, если, конечно, за этим не стоит какая-то специальная задача, не станет обременять себя тремя персонажами-однофамильцами. А мне приходится. У меня в книге фамилию Моравец носят совсем разные люди: полковник, доблестный глава чехословацкой разведслужбы в Лондоне; семья героических участников чешского Сопротивления; бесчестный министр-коллаборационист. И ведь есть еще штабс-капитан Вацлав Моравек, руководитель организации, объединившей несколько отрядов Сопротивления. Такое досадное обилие однофамильцев должно запутывать читателя. Писал бы я настоящее художественное произведение, легко было бы навести во всем этом порядок, назвав, скажем, полковника Моравца полковником Новаком, дав семье Моравцовых фамилию Швигар – почему бы и нет… или, наконец, наградив предателя вполне фантастическим именем типа Нутелла, Кодак, Прада, да мало ли каким. Естественно, мне все это ни к чему. Единственная уступка, которую я делаю для удобства читателя, заключается в том, что я не изменяю имена собственные по родам: если по-чешски фамилия Моравец в женском роде вполне логично принимает форму Моравцова, я сохраняю основную форму, в том числе и описывая тетушку Моравцову, то есть пишу «тетушка Моравец», чтобы не прибавлять к одной сложности (большое количество реальных однофамильцев) другую (изменение фамилии в зависимости от пола ее носителя, свойственное некоторым славянским языкам). В конце концов, я же не пишу русский роман! Впрочем, во французских переводах «Войны и мира» Наташа Ростова становится – или остается – Наташей Ростов[248]248
  Эта ремарка Лорана Бине адресована французскому читателю, но в русском переводе все фамилии даны в традиционном для нас написании.


[Закрыть].

170

Дневник Геббельса, запись от 6 февраля 1942 года: «Грегори доложил мне о ситуации в Протекторате. Обстановка там очень хорошая. Гейдрих поработал на славу, просто блестяще поработал. Он проявил столько политической мудрости и осторожности, что теперь уже нет речи о кризисе. Но вместе с тем Гейдриху хотелось бы заменить Грегори кем-то из эсэсовских командиров, а я не согласен. Грегори превосходно знает Протекторат и чешское население, кадровая же политика, которую проводит Гейдрих, не всегда разумна, а главное – ей не хватает авторитарного стиля. Именно по этой причине я и дорожу Грегори».

Кто он такой, этот самый Грегори, ей-богу, не имею ни малейшего понятия. Только не попадайтесь на мой деланно развязный тон: я искал![249]249
  Карл фон Грегори (1899–1955) – немецкий дипломат и журналист; штандартенфюрер СС с 1943 года, член НСДАП с 1931 года. С апреля 1939-го – референт прессы Протектората Богемия и Моравия, затем начальник отдела прессы и культуры, с конца 1941 года – советник отдела «Заграница» Имперского министерства народного просвещения и пропаганды. 10 июня 1948 года арестован советскими органами безопасности и заключен в тюрьму сроком на 25 лет. Наказание отбывал во Владимирской тюрьме, скончался в местах лишения свободы. По заключению ГВП от 11 апреля 2002 года в пересмотре дела в отношении К. фон Грегори отказано.


[Закрыть]

171

Дневник Геббельса, запись от 15 февраля 1942 года: «Долго говорили с Гейдрихом о положении в Протекторате. Обстановка там заметно улучшилась. Меры, принятые Гейдрихом, дают хороший результат. В любом случае опасность, которую представляли собой для Германии определенные группы чешского населения, полностью ликвидирована. Гейдрих успешно маневрирует, он играет с чехами в кошки-мышки, и они верят всему, что бы он ни сказал. Протектор осуществил целую серию особенно популярных мероприятий, и главное, что он делал, – активно подавлял черный рынок. Кстати говоря, просто удивительно, сколько продуктовых запасов у населения выявилось в процессе борьбы с черным рынком[250]250
  Сначала германские оккупационные власти пытались бороться с черным рынком, потому что это канал, по которому местные продукты уходили из германских рук. Когда подобные попытки провалились, было организовано немецкое агентство по закупкам для рейха на черном рынке и таким образом проведено в жизнь заверение Геринга: «Необходимо, чтобы все знали, что если где-нибудь будет голод, то только не в Германии». Из приговора Международного военного трибунала в Нюрнберге.


[Закрыть]. Протектору успешно удается проводить политику принудительной германизации большей части чехов. Он продвигается вперед в этой области с предельной осторожностью, но нет ни малейших сомнений в том, что получит прекрасные результаты. Славян, подчеркивает он, нельзя воспитывать так же, как воспитывают немцев. Славян нужно либо ломать, сокрушать, либо непрерывно подчинять, ставить на колени. Он выбрал второй путь и моментально (sic!) добился успеха. Наша задача в Протекторате совершенно ясна. Нейрат, будучи весь во власти заблуждений, сбился с пути, этим и объясняется кризис в Праге.

Вместе с тем Гейдрих формирует сейчас Службу безопасности для всех оккупированных территорий. Вермахт создал для него в этом плане множество проблем, но теперь есть надежда, что трудности подобного рода будут постепенно устранены. Между тем вермахт чем дальше, тем меньше проявляет способность сам решить эти проблемы.

Надо еще упомянуть осведомленность Гейдриха о том, что являют собой некоторые подразделения вермахта: они не пригодны ни к политике, ни к национал-социалистской борьбе, а что касается управления народом, то в этом они просто ничего не понимают».

172

16 февраля лейтенант Бартош, командир диверсионной группы «Сильвер А», сброшенной на территорию Протектората в ту же ночь, что Габчик и Кубиш[251]251
  Подпольная кличка надпоручика Альфреда Бартоша была Эмиль Седлак, в его группу входили ротмистр Йозеф Вальчик (он же Зденек Тоушек) и радист сержант Иржи Потучек (он же Алоис Толар).


[Закрыть], передал в Лондон с помощью имевшейся у этой группы радиостанции «Либуше» рекомендации, позволяющие нам достаточно четко представить себе трудности, с которыми сталкивались парашютисты в подпольной своей жизни.

«…Группы, которые будут направлены сюда, снабжайте приличной одеждой и давайте людям побольше денег. Полезными могут оказаться небольшой пистолет (такой, чтобы влез в карман) и портфель, который здесь купить трудно. Яд необходимо помещать в более удобную (меньших размеров) ампулу. Группы по возможности сбрасывайте не в том районе, где им предстоит действовать, – так немецкие органы безопасности их сразу не обнаружат… Наибольшие сложности здесь возникают с получением работы. Никто не хочет брать людей без трудовой книжки, а владельцев такой книжки направляет на работу Биржа труда. Особенно опасна трудовая повинность в весенние месяцы, и, обеспечивая работой и трудовыми книжками большое число подпольщиков, мы рискуем провалить всю систему. Вот почему я считаю целесообразным использовать как можно больше тех, кто живет здесь, и сократить до минимума появление новых людей. ИЦЕ[252]252
  Подпись ИЦЕ – сокращенное название города Пардубице, где в это время находился Бартош.


[Закрыть]».

173

Дневник Геббельса, запись от 26 февраля 1942 года: «Гейдрих передал мне чрезвычайно подробный доклад о положении в Протекторате. Обстановка в общем-то не переменилась, но что совершенно явственно следует из этого доклада – тактика, избранная Гейдрихом, очень хороша. Он ведет себя с чешскими министрами так, будто они его подданные. Гаха целиком поставил себя на службу новой политике Гейдриха. А что касается Протектората в целом, то в данный момент за него нечего переживать».

174

Гейдрих и о культуре не забывает. В марте он организует выставку «Советский рай»[253]253
  Передвижная выставка Das Sowjet-Paradiese («Советский рай») была организована по инициативе Геббельса нацистским Управлением пропаганды в конце 1941 года. Первым городом, где она демонстрировалась, стала Вена (декабрь 1941 – февраль 1942): на 9000 кв. м были сооружены палаточные павильоны с фотографиями, картинами, трофейными предметами и оружием из СССР. Целью выставки было показать нищету, упадок и разложение в Советском Союзе. Некоторые фотографии советского быта представляли собой инсценировку с использованием узников концлагеря Заксенхаузен. Затем эта экспозиция переехала в Прагу (февраль – март 1942), где в качестве экзотического дополнения к выставке по городу ездил захваченный на поле боя советский танк КВ-2. Из Праги выставка переместилась в Берлин (май – июнь 1942), а оттуда в другие города Германии. Аналогичные выставки проходили и на оккупированных территориях, в частности – в Киеве.


[Закрыть], которая становится самым крупным событием его «царствования». Открывает экспозицию – и, надо сказать, с большой помпой – омерзительный Франк, присутствуют старичок-президент Гаха и его гнусный министр-коллаборационист Эммануэль Моравец.

Не знаю точно, что там сделали за экспозицию, но смысл ее был в том, чтобы показать: СССР – страна варваров, слаборазвитая, с убогими условиями жизни, и, естественно, подчеркнуть тем самым извращенный по сути характер большевизма. Кроме того, грех было не воспользоваться случаем прославить победы немецких войск на Восточном фронте, предъявляя в качестве трофеев советские танки и оружие.

Выставка была открыта в течение четырех недель, ее посетили полмиллиона человек, в том числе и Габчик с Кубишем. Наверное, тогда они в первый и последний раз увидели русский танк.

175

Поначалу мне казалось, что рассказать эту историю очень просто. Два человека должны убить третьего. Им это либо удается, либо нет, вот и все дела. Или почти. Остальные персонажи, думал я, всего лишь призраки, которые не без изящества проскользнут по канве Истории. Призраками, конечно, тоже надо заниматься, и тут потребуются большие усилия, но я это понимал. Зато не знал – и даже не подозревал, хотя и следовало бы заподозрить, – что любой призрак жаждет лишь одного: возродиться. А я… а по мне, лучшего и пожелать нельзя, вот только у автора есть обязанности перед своей историей, и я не могу предоставить столько места, сколько хочется, этой армии теней, без конца растущей и неотступно меня преследующей в стремлении отомстить за недостаточное внимание.

И это еще не все.

Пардубице – город в Восточной Богемии на слиянии рек Эльбы (Лабы) и Хрудимки. Население – около 90 000 человек, красивая главная площадь, прекрасные здания в стиле Ренессанса. Отсюда родом Доминик Гашек, знаменитый вратарь, один из самых великих хоккеистов всех времен и народов[254]254
  Доминик Гашек (р. 1965) – чешский хоккеист, двукратный обладатель Кубка Стэнли, олимпийский чемпион.


[Закрыть].

Здесь есть неплохой ресторан под названием «Веселка». Сегодня он, как всегда по вечерам, заполнен немцами. Гестаповцы заняли все столики, они шумят, они уже наелись и напились. Они подзывают к себе официанта. Тот приближается – отлично вышколенный, готовый угодить. По-моему, немцам хочется бренди. Официант записывает заказ. Один из гестаповцев подносит к губам сигарету, официант мгновенно вытаскивает из кармана зажигалку и с легким, но почтительным поклоном дает посетителю прикурить.

Этот официант очень красив. Его взяли на работу в «Веселку» совсем недавно. Он молод, улыбчив, светлые глаза смотрят честно, черты лица правильные, тонкие. Здесь, в Пардубице, он откликается на имя Мирек Шольц. На первый взгляд в нем нет ничего, чем кто-то мог бы заинтересоваться. А вот гестапо заинтересовалось.

Заинтересовалось – и однажды утром Коштяла, хозяина гостиницы и ресторана, вызывают в гестапо, где хотят узнать о Мирославе Шольце все: кто таков, откуда приехал, с кем встречается, где бывает вне работы. Хозяин отвечает, что Мирек родом из Остравы, там у его отца свой отель. Как только он уходит, гестаповцы звонят в Остраву, но в Остраве, естественно, никому не известен владелец отеля по фамилии Шольц, и приходится снова вызвать хозяина «Веселки», теперь уже вместе с его официантом. Но Коштял приходит один. И объясняет, что Шольца пришлось уволить: чересчур уж много посуды побил. Коштяла отпускают и с этой минуты за ним следят. Тщетно – пропавшего Мирека Шольца так и не удается найти.

176

Парашютисты, сброшенные на территорию Протектората, пользовались неисчислимым количеством фальшивых удостоверений личности. Одно из них было выписано на имя Мирослава Шольца. И вот теперь надо будет сосредоточить все внимание на том, кому оно досталось, потому что его роль в продолжении нашей истории этого заслуживает. По-настоящему этого молодого человека звали Йозефом Вальчиком, и – в отличие от словосочетания «Мирек Шольц» – это имя стоит запомнить. Так вот, именно Йозеф Вальчик и был тем самым красавчиком двадцати семи лет, который служил официантом в ресторане «Веселка». Теперь он в бегах и пытается добраться до Моравии, чтобы отсидеться у родителей, потому что Вальчик, как и Кубиш, из Моравии, но, по правде сказать, это не самое главное, что их объединяет. Сержант Вальчик был в том самом «галифаксе», из которого сбросили на парашютах Габчика и Кубиша в ночь на 29 декабря, но он входил в другую группу, «Сильвер А». И задание у этой группы было другим: вместе с парашютистами был сброшен радиопередатчик с кодовым названием «Либуше», который я уже упоминал, и им предстояло возобновить с помощью последнего из трех «королей», вождя тех, кто уцелел от организации, то есть Моравека (у которого фамилия кончается на «к»!) с оторванным пальцем, связь между Лондоном и немецким супершпионом А54, поставлявшим совершенно бесценную информацию.

Разумеется, все пошло по непредвиденному сценарию. Вальчик при десантировании оказался далеко от других членов своей группы, он с огромным трудом нашел передатчик, и не меньших усилий стоило довезти «Либуше» до места: после неудачной попытки добраться на санях парашютист в конце концов взял такси и приехал на машине в Пардубице, где местные агенты и устроили его на работу официантом. Прикрытие было отличное, а то, что в ресторане постоянно бывали немцы, подпитывало врожденную ироничность Вальчика: он мог про себя посмеиваться над ними.

Теперь он остался без прикрытия, как жаль… Хотя, с другой стороны, именно это и заставило Йозефа отправиться в Прагу, где его ожидали другие парашютисты, а еще – его собственная судьба.

Если бы моя история была настоящим романом, мне бы, конечно, не понадобился этот персонаж. Наоборот, он бы мне скорее мешал, потому как дублировал бы двух главных героев, тем более что проявит он себя ничуть не менее веселым, оптимистичным, храбрым, мужественным и обаятельным, чем Габчик или Кубиш. Но не мне решать, в ком и в чем нуждается операция «Антропоид». А операции «Антропоид» вот-вот понадобится часовой.

177

Им не пришлось знакомиться: они подружились еще в Англии, где вместе проходили в британском УСО[255]255
  УСО – Управление специальных операций (Special Operations Executive, SOE), британская разведывательно-диверсионная служба, созданная Черчиллем 22 июля 1940 года и действовавшая во время Второй мировой войны.


[Закрыть] подготовку к десантированию, а может быть, даже и во Франции, в Иностранном легионе или в одном из чехословацких воинских подразделений, сражаясь там бок о бок с французами[256]256
  В составе английской и французской армий были созданы такие подразделения, получившие общее наименование «Защита нации» (Obrána naroda, сокращенно – ON).


[Закрыть]. Они были тезками, а сейчас, когда они с нескрываемой радостью крепко пожали друг другу руки и представились, оказалось…

– Привет, я Зденек.

– Привет, я тоже Зденек!

Как тут было не улыбнуться совпадению: Йозефа Габчика и Йозефа Вальчика наградили в Лондоне еще и одинаковыми псевдонимами. Был бы я параноиком и эгоцентриком, непременно подумал бы: вот! В Лондоне это сделали нарочно, с намерением еще больше запутать мой рассказ! Но как бы на самом деле там ни было, это значения не имеет, ведь у обоих в запасе имелось много имен – по новому имени для каждого собеседника. Меня уже и раньше немножко удивляла легкость, с которой Габчек и Кубиш говорили иногда о своей миссии в открытую, но они умели быть сдержанными, когда это требовалось. И они должны были быть великими профессионалами, чтобы не ошибиться, чтобы точно помнить, каким из своих имен пользоваться при каком собеседнике.

Но среди своих – другое дело, конечно, и если Вальчик с Габчиком решили представиться друг другу, словно видятся впервые, так только затем, чтобы каждый из них знал, как называть другого, вернее – поскольку имена менялись, – какое имя используется в фальшивых документах другого именно сейчас.

– Живешь у тетушки?

– Да, но скоро перееду. Где я тебя найду?

– Передай записку с привратником, ему можно доверять. Попроси его показать коллекцию ключей – он сразу же поймет, что ты из своих. Пароль «Ян».

– Да, тетушка мне это сказала… «Ян» – как Кубиша зовут?

– Нет, здесь его зовут Ота, так случайно получилось.

– Ладно, договорились.

Этот эпизод не слишком-то много дает, к тому же он практически целиком придуман, так что, наверное, не оставлю его в окончательном тексте.

178

Вальчик приехал в Прагу – и по городу теперь слоняются с десяток парашютистов. Теоретически каждый выполняет задание, с которым прислана именно его группа, и, по законам подполья, им желательно как можно меньше общаться друг с другом, ведь в таком случае, если поймают одного, остальные не последуют за ним. Вот только на практике это почти неосуществимо: адресов, где парашютистов могут приютить, совсем немного, а из предосторожности они должны перемещаться как можно чаще. Поэтому в реальности стоит одному парашютисту покинуть какую-то квартиру, туда немедленно вселяется другой, и все члены всех групп более или менее регулярно пересекаются.

К примеру, через дом Моравцовых прошли почти все, кто десантировался в Чехии и прибыл в Прагу. Глава семейства никому не задавал никаких вопросов, мать, которую постояльцы ласково звали «тетушкой», пекла им пироги, сын, Ата, от всего сердца восхищался таинственными парнями, прячущими пистолет в рукаве.

В результате всей этой суеты с переездами Вальчик, изначально включенный в группу «Сильвер А», довольно быстро сближается с ребятами из группы «Антропоид», и вот он уже помогает Габчику и Кубишу с ориентировками.

Так и получилось, что Карел Чурда из десантной группы «Аут дистанс» встречается почти со всеми: как с парашютистами, так и с теми, чьи дома служат им убежищем. Стало быть, может при надобности не только назвать имена, но и указать адреса…

179

«Я обожаю Кундеру, однако мне куда меньше других нравится единственный его роман, действие которого происходит в Париже. Потому что там он все-таки не в своей стихии – ну, как будто надел очень красивый пиджак, но на полразмера меньше своего или на полразмера больше… (Смех.) А вот когда Милош и Павел идут по Праге, я во все верю».

Я процитировал интервью Маржан Сатрапи[257]257
  Маржан Сатрапи (р. 1969) – иранская писательница и художник, автор комиксов и книг для детей, кинорежиссер. Живет во Франции, пишет на французском языке. В 2000 году опубликовала автобиографический комикс об иранской революции «Персеполис», имевший огромный успех. Экранизация «Персеполиса» (реж. Маржан Сатрапи и Венсан Паронно), вышедшая на экраны в 2011 году, получила огромное количество премий на международных кинофестивалях и конкурсах, но вызвала преследования со стороны религиозных фундаменталистов Ливана и Сирии.


[Закрыть], данное ею журналу Les Inrocks[258]258
  Les Inrocks (полное название Les inRocKuptibles) – один из самых влиятельных и популярных французских журналов в области искусства, выходит еженедельно тиражом около 60 000 экземпляров.


[Закрыть] по случаю выхода на экраны ее очень хорошего фильма «Персеполис». Читая это интервью, я ощущаю смутное беспокойство. Делюсь им с молодой женщиной, в чьем доме листаю журнал, но она меня успокаивает: «Да, но ты-то бывал в Праге, ты жил там, ты любишь этот город!» Конечно, только ведь у Кундеры с Парижем ровно то же самое! Впрочем, Маржан Сатрапи сразу же добавляет вот что: «Даже если я проживу во Франции еще двадцать лет, выросла я не здесь. И в моих произведениях всегда будет чувствоваться Иран. Конечно, я люблю Рембо, но имя Омар Хайям говорит мне куда больше». Странно, я никогда о таком не задумывался, тем более – в этом ключе. Разве Деснос мне ближе Незвала? Не уверен… И не думаю, что Флобер, Камю или Арагон мне ближе Кафки, Гашека или Голана[259]259
  Владимир Голан (1905–1980) – чешский поэт-антифашист, близкий к сюрреализму, автор книг «Триумф смерти», «Ночь с Гамлетом», «Петух Асклепия» и др. Переводчик Бодлера, Рильке, русских поэтов. Лауреат международных поэтических премий, номинировался на Нобелевскую премию (1969).


[Закрыть]. Как, впрочем, и Маркеса, Хемингуэя или Анатолия Рыбакова. Неужели Маржан Сатрапи почувствует, что я не рос в Праге? Неужели она мне не поверит, когда «мерседес» выедет к повороту? Еще она говорит: «Хотя Любич[260]260
  Эрнст Любич (1892–1947) – немецкий и американский киносценарист, режиссер, актер и продюсер, один из основателей так называемой джазовой тематики в кинематографе.


[Закрыть] и стал голливудским режиссером, он всегда, раз за разом, заново сочинял, заново придумывал Европу – Европу восточноевропейского еврея. Даже когда действие его фильмов происходило в Соединенных Штатах, для меня это были Вена или Будапешт. Ну и пусть, так даже лучше». Но ведь раз так, у Маржан будет впечатление, что действие моей книги разворачивается в Париже, где я родился, а не в Праге, куда я всегда стремлюсь всем своим существом? Неужели, когда я поведу «мерседес» по пражским предместьям, по Голешовице к повороту на Тройский мост, Маржан станут мерещиться парижские пригороды?

Нет, моя история начинается в одном из городов на севере Германии, продолжается в Киле, Мюнхене, Берлине, потом действие перемещается в Восточную Словакию, ненадолго задерживается во Франции, затем в Лондоне, в Киеве, возвращается в Берлин и заканчивается в Праге, Праге, Праге! Прага – город ста башен, сердце мира, око циклона[261]261
  Око (атмосферный глаз) циклона – самый его центр, где образуется безоблачное окно, диаметр которого может достигать 150–300 км. Движение этого «глаза» наблюдается с искусственных спутников Земли, по нему прогнозируют погоду.


[Закрыть] моей фантазии, Прага с пальцами дождя, барочная мечта императора, каменный очаг Средневековья, музыка души, протекающая под мостами, император Карл IV, Ян Неруда, Моцарт и Вацлав, Ян Гус, Ян Жижка, Йозеф К.[262]262
  Йозеф К. – герой романа Ф. Кафки «Процесс» (1925).


[Закрыть], Praha s prsty deště[263]263
  Praha s prsty deště – сборник стихотворений Незвала, а также музыкальная пьеса, написанная и исполняемая цимбалистом Иво Йиражеком.


[Закрыть], «шем» на лбу Голема[264]264
  Когда Голем был вылеплен из глины, его создатель рабби Лев прочитал цитату из книги Бытия, где говорится о сотворении человека, и налепил ему на лоб (по другим версиям – вложил в рот или в специальное отверстие во лбу) табличку (камешек) с так называемым шемом, или shem-ha-m-forash (Имя Неназываемого, или Тетраграмматон), то есть тайным именем Бога, которое нигде в священных книгах не названо и которое можно только вычислить, обладая высокой мудростью. Шем, как считалось, был способен вдохнуть жизнь в мертвую материю.


[Закрыть], Лилиова улица с ее всадником без головы[265]265
  Согласно легенде, раньше на улицу Лилиова выезжал между полуночью и часом ночи безголовый всадник на белой лошади. В чем была вина этого человека, неизвестно, но его обезглавили, и он умер без покаяния. Было известно, что рыцарь найдет покой только тогда, когда кто-нибудь проткнет его лошадь мечом, но он тщетно просил об этом встречных. Когда монастырь, где рыцаря казнили, был закрыт, ему стало некуда деваться между прогулками по Лилиовой, и он, воскликнув: «Если нация больше не ценит своих привидений, то и с меня довольно!» – исчез.


[Закрыть], Железный человек, который ждет невинную девушку: лишь она может его спасти, да и то раз в сто лет, меч, замурованный в кладке моста[266]266
  В чешском предании рассказывается о принадлежавшем князю Брунцвику чудесном мече, способном срубить столько вражеских голов, сколько ему прикажут. Меч этот будто бы замурован в кладку Карлова моста, никто не знает, где именно, но когда чехам станет тяжелее всего, на помощь им выедут рыцари из горы Бланик во главе со святым Вацлавом, конь святого Вацлава запнется на мосту о камень, вывернет его, а под камнем окажется меч. Святой Вацлав трижды взмахнет мечом, воскликнет: «Всем врагам – головы с плеч!» – и сразу все враги земли Чешской станут на голову ниже, а чехи будут отныне жить в мире на веки веков.


[Закрыть], и этот слышный мне сегодня, сейчас топот сапог… сколько еще он будет слышен? Год. Может быть, два. На самом деле – три. Я в Праге, не в Париже, а в Праге. В сорок втором году. Только начинается весна, а у меня нет куртки. «Экзотика – то, что я ненавижу», – говорит дальше Маржан. А в Праге нет никакой экзотики, потому что это сердце мира, гиперцентр Европы, потому что именно в Праге той весной 1942 года разыграется один из самых великих эпизодов великой трагедии вселенной.