Текст книги "Ненависть в наследство"

Луис Ламур
Ненависть в наследство

Предисловие

Несколько из помещенных в книге рассказов повествуют о перегоне крупных партий скота, которым в те времена славился Запад. Долгий путь обычно начинался в Техасе и тянулся до стоявших вдоль железной дороги городов Канзаса, хотя часто скот гнали дальше к северу, на пастбища Вайоминга, Монтаны, обеих Дакот или Канады.

Самые большие гурты, с какими бригада ковбоев справлялась без особого перенапряжения – если вообще можно так говорить применительно к перегону скота, – достигали двух тысяч пятисот голов. Случались стада и покрупнее, но на такое трудное дело редко кто отваживался.

Обычно за день скот проходил двенадцать – пятнадцать миль, часто меньше, в зависимости от наличия травы и воды. Двигались не спеша, чтобы бычки по пути набирали вес.

В то время разводили лонгхорнов. Их рога в размахе составляют больше четырех футов, и почти в каждом стаде встречались рога в шесть футов. Конечно, попадались и больше, но это уже у исключительных экземпляров.

Сбивали в гурты практически одичавших животных, собирая их по лугам и зарослям кустарника восточного Техаса. Попадая на тропу вдали от родных пастбищ, они легко двигались вперед, но в темноте или при приближении плохой погоды легко пугались и бросались в паническое бегство. Для хозяина стада это являлось настоящим бичом: за одну ночь скот терял в весе столько, сколько нагулял за неделю. Этого бывало достаточно, чтобы свести на нет все труды перегонщиков, не говоря уж о гибели части бычков под копытами сородичей. Потом скот снова становился легко управляемым.

С гуртом упомянутых мной размеров могли справиться от двенадцати до восемнадцати опытных ковбоев, хотя их число менялось.

В течение нескольких дней, в отдельных случаях нескольких часов, в стаде на маршруте устанавливался свой порядок. Один из быков (а иногда и корова) принимал на себя лидерство и оказывался в голове и держался там до конца перегона. Таким вожаком долгое время был известный на всех пастбищах Техаса Старый Блю, водивший в Канзас много гуртов. Остальные тянулись за ведущим. Обычно группа с постоянным составом двигалась впереди, а другая замыкала движение.

В пути гурт растягивался на несколько миль, каждый бычок занимал в нем свое место. Даже после стихийного бегства он снова находил его и, как правило, рядом с прежним спутником.

Если на следующий день не предстоял долгий переход до воды, знающий свое дело гуртовщик не спешил поднимать стадо с ночевки, и если скот не кормился по дороге, обычно в полдень стадо останавливали и давали животным попастись и отдохнуть.

При возможности хозяин гурта поил стадо и, прежде чем остановиться на ночлег, прогонял его потом еще две-три мили. Тогда скот лучше устраивался на ночевку и лучше поднимался утром.

В старые времена стада переправляли вплавь через Миссисипи, а во время войны они пополняли рынки южных городов. Гурты шли в Чикаго и даже в Огайо и Пенсильванию. Такое, правда, случалось нечасто, больше всего скота направлялось на север. Считают, что за какие-то пятнадцать лет из Техаса перегнали десять миллионов голов.

Скот также путешествовал из Орегона в Монтану и Вайоминг. Но там стада состояли из других пород. Лонгхорны встречались редко. Преобладали даремские бычки, реже – герофорды, которые требовали сравнительно меньше хлопот, чем лонгхорны.

Скот перегоняют и по сию пору, но на более короткие расстояния и не такими большими гуртами. Всегда находятся любители сопровождать их. Это в основном люди других профессий, которым нравится это довольно тяжелое занятие, нравится дружеское общение в работе и у костра. Один из них – мой друг Чарли Даниэльс, руководитель оркестра, названного его именем.

Историческая справка
ТОНКОСТИ КРАЖИ СКОТА

Скот, несомненно, начали угонять на другой день после появления первой скотоводческой фермы, и с годами воры становились все искуснее. Многие ранние войны в Шотландии и Ирландии велись из-за похищенного скота, и большинство обычаев жителей американского Запада восходят к обычаям шотландских горцев.

Скот воровали по-разному. Разумеется, самое простое – отбить от стада и угнать несколько голов. Другой распространенный способ тоже не сложен: отгоняли скот на отдаленный край пастбища, а потом, при случае, перегоняли чуть дальше, часто в уединенный каньон с хорошей травой и водой, откуда бычки не хотели возвращаться на прежнее пастбище. В свое время искусно подделывали тавро, и скот перекочевывал в стадо угонщика.

Еще один хитрый прием. Назовем его «перетасовкой». Когда со всей округи сгоняют скот для клеймения, от каждого ранчо присутствуют представители, это иногда один из пастухов. Остальные работники официально в клеймении не участвуют. Весь скот в гурте проверяют и неклейменых животных сбивают в отдельное стадо, чтобы в последующие дни заклеймить. В ту же ночь скотокрады отбивают от этого стада какое-то количество голов и перегоняют в свой клейменый гурт. Позднее, когда клеймение заканчивается, гурт угоняют домой и там не торопясь клеймят похищенный скот своим тавром.

Поначалу, когда скотоводство только начало развиваться, говядина ничего не стоила, а по пастбищам разгуливало много дикого, неклейменого и «бездомного» скота. С приходом в Канзас железной дороги и возникновением спроса на говядину в восточных штатах ковбои стали разъезжать с железными прутьями и клеймить все, что попадалось под руку. Умелец с железным прутом мог выжечь любое тавро. По мере того как скотоводство становилось крупным бизнесом, прутья категорически запретили – дозволялось только готовое клеймо. Мастер одним движением выжигал на бычке тавро владельца. Любого, кого поймали с прутом, могли запросто повесить по одному подозрению в воровстве скота.

Угонщиков, разумеется, это не остановило. Многие артистически управлялись с помощью двух палок и нагретого на огне металлического кольца от застежки на седле. Некоторые с таким же успехом гнули из проволоки любые тавро.

Правда, после забоя бычка с изнанки содранной шкуры без труда определялось переделанное тавро. Если воры забивали скот на мясо, им приходилось шкуры прятать подальше. Чаще всего их закапывали, но если владелец порой находил такой могильник, то веревка была уже наготове и приговор следовал короткий – вздернуть преступника на ближайшем дереве.

Вблизи границы какое-то время стало обычным угонять скот из Мексики и перегонять на продажу в Штаты. На обратном пути бандиты угоняли скот у американцев и доставляли его на рынки в Мексике. Рассказывают, что гроза Увальде, зачинщик драк с пальбой из револьверов Кинг Фишер, успешно провернув такую операцию, встал потом на стезю закона и выполнял обязанности заместителя шерифа.

К несчастью, пытаясь выручить Бена Томпсона, он отправился в Сан-Антонио и пал рядом с ним под пулями, оставив безутешную вдову и осиротевших коров.

Историй об угоне скота множество, и по сию пору хитроумные скотокрады изобретают все новые и новые способы. Хотя скачущие верхом бандиты нынче не в моде, воровать бычков по-прежнему принято, только теперь с помощью грузовиков.

ЛОНИГАН

Зной, проклятие сатаны, обволакивал медленно бредущее в облаках пыли стадо. Глаза животных забила пыль, под ногами не прибавляющая сил, сколько ее ни жуй, бурая выжженная трава, над головой пылающее солнце, растворившееся в латунном небе.

Опустившись на колени, Калкинс пощупал ладонью землю – земля жгла руку. Он медленно поднялся. Покрытое толстым слоем пыли, заросшее щетиной лицо его выглядело страшно постаревшим.

– Ты хочешь правды? – необычно жестко произнес он, и Рут Гарни, сразу почувствовав его настроение, быстро взглянула на опытного ковбоя. Она с детства знала этого человека и любила его как родного. – Хорошо, получай правду. За этот гурт ты ничего не выручишь. Половина скота падет, не дойдя до Доджа. От зноя, от жажды. Что останется, не окупит затраченных трудов. Ты разорена, мэм.

По мере того как правда доходила до ее сознания, Рут, стиснув зубы, все больше впадала в отчаяние, испытывая желание по-женски разрыдаться. Она уже давно догадывалась, но все до одного из погонщиков уходили от разговора.

– Тогда в чем дело, Лон? Наше ранчо, «Сёркл Джи», давным-давно гоняет скот и всегда имело выручку. Те же самые люди, та же самая дорога…

– Нет, – отрезал он. – Совсем не те же самые. Тропа плохая. Год как никогда засушливый, а мы к тому же поздно тронулись в путь. Другие стада застали хорошую траву, а что осталось – вытоптали. Земля горячее, чем всегда. И еще, – мрачно добавил он, – люди у нас не те.

– Как же так, Лон? – запротестовала Рут.

– Не те, – упрямо повторил старый ковбой. – Один новый и лишний, а одного, кто так нужен, с нами нет.

Поджав губы, она вздернула подбородок.

– Это ты о Хоуи Айвсе. Не любишь его!

– Думай, что хочешь, – не люблю! Все остальные тоже. Он конченый негодяй, мэм, хочешь верь, хочешь не верь. Пробы негде ставить. Верно, грамотный, и язык подвешен, но Айвс остается Айвсом, негодяем, каких свет не видал.

– Думаешь, с этим… как его… Лониганом все пошло бы по-другому? Что может поделать один человек с этой жарой, пылью, такой длинной дорогой? Как он помешает ураганам и налетам грабителей?

– Я не знаю. Коли б знал, может, привел бы гурт в подходящей форме. А Лониган знает и довел бы коров до места. И не верил бы трепотне Хоуи Айвса. Скажу прямо, мэм, Хоуи здесь неспроста. Он как был бандитом, так им и остался, и если он нынче грамотный, его порода нисколько не изменилась.

– Хватит о мистере Айвсе, Лон. Довольно! Я ему целиком доверяю. Когда пригоним скот, я… я, может быть, выйду за него замуж.

Лон Калкинс изумленно уставился на нее.

– Да я его скорее пристрелю, или уж пускай меня убьют. Твой папаша был мне другом. И я не хочу стать свидетелем того, как его дочь породнится с этой компанией. – Потом чуть спокойнее добавил: – Если ты так решила, Рут, когда вернемся в Техас, ищи себе новых работников.

– Отлично, именно так я и поступлю, Лон, – ровным голосом ответила она, хотя внутренне испугалась собственных слов. – Именно это и сделаю. Я хозяйка «Сёркл Джи» и буду управлять им по-своему.

Долгую томительную минуту Калкинс молчал, потом задумчиво произнес:

– Бывает, я спрашиваю себя, а принадлежит ли вообще кому-нибудь это тавро. «Сёркл Джи», мэм, не просто тавро на чьих-то коровах. И не просто одно из техасских ранчо. Это больше… намного больше. Я не мастак рассуждать о таких вещах, но тебе известно, в какие времена мы с твоим папашей подались на Запад. Команчи на берегах Брасос убили О'Брайена и Малыша Лесли. Думаю, оба они тоже часть «Сёркл Джи», мэм. И итальяшка Тони, любитель пожрать, тот самый, которого переехало походной кухней. Он тоже его часть. Тавро – это не просто знак на скотине. Это жизнь, пот я кровь всех, кто вложил свой труд, мэм. И от этого тебе не уйти, никуда не уйти. «Сёркл Джи» – это твой папаша, стоящий у постели твоей матери, когда она умерла, давая тебе жизнь. Все это – «Сёркл Джи». Как я уже сказал, мэм, тавро не принадлежит никому. Никому! Это штука, которая выше ранчо, выше коров, выше нас всех. Знаешь, за что убили в Увальде того паренька, Уилкесона? Какой-то тип выругался по нашему адресу, и парень потянулся за револьвером. Он погиб за наше тавро, как до него погибали сотни хороших и плохих людей. И ты хочешь стереть все это из памяти только потому, что положила глаз на этого жалкого негодяя. Жаль, что нет Лонигана.

– Лониган! – взорвалась Рут. – Только и разговоров, что о Лонигане! Кто он такой? Что он из себя представляет? Что может измениться от одного человека?

– Скажем так, – мрачно продолжал Калкинс, – твой папаша все сделал бы по-другому. Будь он сейчас с нами, твоего любезного Хоуи Айвса уже и след бы простыл, пулей вылетел бы он отсюда, так что пыли поднялось бы больше, чем от стада! Или если бы появился Лониган. Нет ни одного ковбоя, – добавил он угрюмо, – который бы с чистой совестью хоть завтра не прикончил бы Айвса, имей он шанс. Хоуи отправил на тот свет десять парней, всем превосходивших его, за одним исключением – не так быстро стреляли.

– И все-таки ты считаешь, что Лониган взял бы верх? – сухо спросила она.

– Может быть. Кто знает? Но в одном уверен. Если бы Хоуи Айвс уложил Лонигана, то держу пари, что отправился бы на тот свет вместе с ним! Ты спрашиваешь, – продолжал он, – что может изменить один человек? Да очень и очень многое. Лониган не болтун, он честный работяга. И в нем есть что-то такое, чего нет у других. Он невелик телом, верно, невелик, но когда на него глядишь, кажется большим. А уж для ранчо он не жалел сил. Любил «Сёркл Джи», будто собственное.

– В таком случае где же он теперь, когда так нужен, – с горечью спросила Рут, – этот… этот твой супермен? Где он теперь? Ты говоришь, что он не пропускал ни одного перегона скота, что исчезал, но каким-то путем узнавал о дне и часе и, когда надо, оказывался на месте. Так где он теперь?

– Может, помер. – Калкинс еще больше помрачнел. – Где ни есть, он всегда остается с «Сёркл Джи», а мы с ним.

Оба оглянулись на стук копыт. Лон Калкинс нахмурился и, резко повернув лошадь, бросил:

– Я поехал.

– Ты серьезно насчет ухода? – спросила она.

– Если этот прохиндей остается, – упрямо повторил он, – я ухожу.

– Мне будет жаль потерять тебя, Лон. Без тебя «Сёркл Джи» будет не тем.

Старый ковбой встретил ее взгляд и, не отводя глаз, произнес:

– Можешь мне поверить, так и будет. Твоему отцу надо было сына родить.

Он ускакал, а она, чувствуя себя опустошенной, долго смотрела вслед. Стук копыт, замедляясь, приближался. Обернувшись на звук, она с облегчением увидела, что это Хоуи Айвс.

Это был рослый молодой человек с тяжелым взглядом черных глаз. Рут, к несчастью, не видела скрывавшейся в их глубине жестокости и расчетливости. Блестящий наездник и классный ковбой, он в течение всей поездки служил ей опорой, облегчал тяготы пути, развлекал разговорами, помогал советами и множеством других знаков внимания. Это он выбирал маршрут, выезжал навстречу угонщикам, чтобы отговорить их, предупредить неприятности.

– Что там со стариком? – спросил он. – Что не по нему на сей раз?

– А-а, вспоминал о старых временах на «Сёркл Джи», – ответила Рут, – и о Лонигане.

– О Лонигане? – Хоуи пристально поглядел на нее. Ей показалось, что в глазах его промелькнул страх. – Ничего о нем не слыхала?

– Никто не слыхал. Но скот всегда перегонял он.

– Его уже нет в живых, – сказал Айвс. – Скорее всего нет… Я знал, что всегда перегонял он, поэтому и ждал, прежде чем предложить свои услуги. Видишь ли, мы с ним никогда не ладили.

– Какой он из себя? – с любопытством спросила Рут.

– Лониган? – Айвс помолчал. Его гнедой беспокойно перебирал ногами. – Это убийца. Настоящий зверь.

– Но наши парни его любили, – возразила она.

– Еще бы! Он их краса и гордость, – с издевкой подтвердил Айвс. – В «Сёркл Джи» верховодил он. Никто, даже твой отец, не имел такого авторитета среди работников. А по сути – горлопан и хвастун, но пришелся им по душе, и они находили оправдания его убийствам.

– Но, должно быть, было в нем что-то?..

– Да, – неохотно кивнул Хоуи Айвс, – было. Что-то такое, чего пугались люди, даже не знавшие его.

Айвс вернулся к стаду. Рут Гарни не спеша ехала по гребням холмов, подальше от пыли, не спуская глаз со стада, потому что для нее оно очень много значило. Продав скот, она бы вылезла из долгов и спасла ранчо. Да и просто потому, что все это принадлежало ей, одной ей. В то же время она понимала, что сказанное Калкинсом – правда, горькая правда. До Доджа не дойдет и половина коров, и она будет разорена. Разорена вконец.

Повернув коня, девушка пустила его по склону на гребень тянувшегося вдоль тропы длинного низкого холма. Может быть, наверху протянет ветерком. Здесь действительно оказалось чуть прохладнее. Она оглядела низину с бурой вытоптанной травой. И тут уже прошли стада. Те, что отправились в путь раньше.

Задержка в значительной мере произошла из-за того, что пропал Лониган. Она с самого начала поняла, почему тянет время Калкинс, почему ковбои то и дело смотрят в сторону тропы, почему ищут предлог съездить в город, почему расспрашивают о нем каждого проезжающего мимо всадника. Впервые за все время он так и не появился.

Перевалив через гребень, она направилась прямо на запад. Солнце уже низко склонилось к горизонту, но жара по-прежнему держалась невыносимая. Над холмами дрожало марево. Придерживая коня, она в одиночестве продолжала путь. Стадо скрылось за холмом, его движение отмечали лишь вздымавшиеся клубы пыли.

Убаюканная жарой и мерным шагом коня, Рут задремала в седле. Конь встал, и лицо тронула прохлада. Она стояла на вершине другого холма. Далеко на западе разглядела узкую полоску зелени. Затем, опустив глаза, увидела следы конских копыт. Лошадь подкована, следы свежие.

Всадник прошел здесь не далее как час, самое большее два часа назад. Ее гурт находился не далее чем в трех милях, так что поднятую им пыль он не мог не заметить.

Незнакомец на вершине холма останавливался и, судя по следам, разглядывал облако пыли. Довольно странно, что, находясь так близко, он не подъехал к гурту. Если только – она нахмурилась и прикусила губу, – если только он не бандит.

Первое, что пришло ей в голову, – это немедленно вернуться назад и сообщить об увиденном Калкинсу. Нет, Хоуи Айвсу. Возможно, готовится еще один налет. Угонщики однажды уже отбили у них триста голов. Однако верх взяло любопытство, и Рут, повернув коня, двинулась по следу.

Время от времени она останавливалась и, приподнимаясь на стременах, оглядывала прерии, но не видела ни души. Следы исчезали вдали. Понимая, что надо поворачивать обратно, она все же продолжала ехать по следу. Местность постепенно менялась, появились обнаженные камни и выступавшие из земли остроконечные скалы. Преодолев очередной подъем, Рут, недовольно хмурясь, натянула поводья.

Перед ней на несколько миль раскинулась покрытая сочной травой длинная зеленая долина. Трава устилала и окружавшие холмы. Это и была та зеленая полоска, которую она видела издали. Подумать только, их скот плетется по выгоревшей пыльной равнине, а здесь пропадает такое богатство! Как жалко, что не знает Хоуи.

Забыв о следах, Рут спустилась в долину к источнику. У источника она увидела их снова. Всадник здесь спешивался. Судя по следам на песке, высокий мужчина в стоптанных сапогах с мексиканскими шпорами.

Лежа на животе, она принялась пить. Заметив внезапно упавшую на воду тень, подняла глаза и увидела поношенные сапоги с мексиканскими шпорами, темные кожаные ковбойские штаны, затем стройную мужскую фигуру в вылинявшей красной рубашке и повязанной на шее черной косынке. Пропыленная и потрепанная серая шляпа.

– Привет, – улыбаясь, произнес он. – Подбородок намочила.

Она сердито вскочила на ноги и быстрым движением провела рукой по губам и подбородку.

– Ну и что? Какое тебе дело?

Обветренное загорелое лицо, чуть заметно косящие глаза. Два револьвера за поясом. Он свернул сигарету, аккуратно сунул в уголок рта и левой рукой чиркнул спичку. Почему-то мелькнуло идиотское желание, чтобы спичка погасла. Не погасла.

Он перевел взгляд с нее на коня и на тавро.

– «Сёркл Джи», – задумчиво протянул он. – Насколько понимаю, из Техаса.

– Если бы сам был из Техаса, – ответила она с вызовом, – тогда бы знал. Никого так не уважают в Техасе, как Тома Гарни.

– Родня ему?

– Дочь. И мое стадо всего в нескольких милях отсюда.

– Да-а, – в голосе вдруг появились насмешливые нотки, – сразу видно, когда баба берется не за свое дело. Гонишь скот по сухой траве, когда здесь и укрытие, и корм, и сколько угодно воды.

– К твоему сведению, – холодно ответила Рут, – гурт гоню не я. Гонит старший гуртоправ. Наверно, он не знал об этой долине.

– И, наверно, не очень старался узнать. Хреновый у тебя старший гуртоправ, мэм.

– Тебя не спросила! Мистер Айвс… – Она с испугом заметила, как тот вздрогнул.

– Говоришь… Айвс? Уж не Хоуи ли Айвс?

– Он. Ты… ты его знаешь?

– Было бы смешно, если бы… Папаша, должно быть, помер… иначе он ни за что бы не доверил Айвсу гнать свой скот.

– Кто ты? – спросила она. – Говоришь так, будто знаком с моим отцом.

– Сама из этих мест, знаешь, как тут ковбойский «телеграф» работает, – пожал он плечами. – Передают от стоянки к стоянке. Чтобы разжиться новостями, не обязательно самому в тех краях побывать. Я сейчас из Вайоминга. – Он вдруг глянул вверх. – Тучи натягивает. До дождя обратно не успеешь. Садись на коня, поедем в хижину.

Рут холодно взглянула на него, потом опасливо поглядела на небо.

– До грозы успею! – самоуверенно заявила она. – Все равно спасибо.

– Никак не успеешь, – повторил он. – Я знаю, что такое гроза в прерии. А вдруг град выпадет? Градины такие, что вышибают мозги. Хижина ближе.

Он еще говорил, когда совсем близко раздался оглушительный раскат грома, и на землю упали первые крупные капли. Рут обеспокоенно посмотрела на быстро темнеющее небо. Она была так поглощена следами, а потом еще наткнулась на долину, что не заметила собиравшихся туч. Теперь видела, что действительно надвигается сильная гроза и, вспомнив о встречавшихся на пути размытых ливнями глубоких оврагах, поняла, что возвращаться опасно. Снова взглянув на незнакомца, она чуть-чуть посомневалась, а потом коротко ответила:

– Хорошо, поехали.

– Надо поторопиться! – крикнул он, вскакивая в седло. – Через минуту польет как из ведра!

Следом за ним Рут бешено помчалась вниз по течению ручья. Но когда они свернули к хижине, он вдруг обернулся к ней и поднял руку. Лицо его стало мрачным. Указав на несколько лошадей в загоне и поднимавшийся из ветхой трубы дым, тихо предупредил:

– Могут быть неприятности! Час назад здесь никого не было, а порядочные люди в этих местах без дела не разъезжают.

– Такие, как ты? – бросила она.

Он криво, но не без иронии улыбнулся.

– Может, даже как я, – согласно ответил он. – Но поддержи меня, что бы я ни говорил. Хорошие или плохие засели там, а нам надо укрыться.

Быстро расседлав коней, они завели их в конюшню, где пустовали стойла – свидетельство того, что хозяева не слишком-то заботились о своих лошадях. Незнакомец направился к хижине, бросив шепотом:

– Зови меня Дэнни!

Толкнув дверь, он шагнул в комнату. Девушка – следом. Он понимал, что их не могли не увидеть, и если обитатели хижины люди недобрые, то уже что-то задумали. С первого взгляда он понял, что они именно такие.

– Как насчет жратвы? – невозмутимо начал он. – Попали под ливень!

Стоявший спиной к огню здоровенный малый ухмыльнулся.

– Вижу, что попал в неплохую компанию! В этих краях парню не часто попадается девка!

– Особенно, – спокойно добавил Дэнни, – когда она к тому же его босс!

– Босс? – прищурившись, переспросил верзила. – В жизни не слыхал, чтобы баба стала коровьим боссом!

– Об одной уже услыхал.

В хижине сидел четверо, двоих Дэнни узнал сразу. За Коротышкой Олином и Элмо Шэйном гонялись представители закона полдюжины штатов и территорий. Верзилу он видел впервые, как и тощего угрюмого парня с обезображенным шрамами лицом.

– Это Рут Гарни, хозяйка «Сёркл Джи».

Остолбенев от удивления, верзила уставился на Рут, потом на Дэнни.

– Что-то мне твоя физиономия не знакома, – протянул он. – Думал, что все погонщики «Джи» мне известны.

– Если меня не видел, – спокойно ответил Дэнни, – тогда и с другими познакомился недавно.

Коротышка Олин, вовсе не низенький и не толстый, взглянул на них.

– Кофе для дамы, – предложил он. – А ты бери кружку сам, сполоснешь под водосточной трубой… если не очень разборчивый.

Дэнни взял кружку и, шагнув за дверь, сполоснул ее. Возвращаясь, поискал глазами Олина. Парень лет тридцати, недурной на вид, голубоглазый, обросший щетиной. Если среди этих бандюг на кого-то еще и можно положиться, так это на Коротышку.

– Далеко отсюда «Джи»? – заговорил парень с обезображенным лицом.

Дэнни бегло взглянул на него.

– Миль шесть, – соврал он, – не больше десяти.

– Знаешь, где находишься?

– Как не знать, – кивнул Дэнни. – Мисс Гарни отъехала от гурта, и, когда началась гроза, меня послали за ней. Я предупредил: если не вернемся, то спрячемся здесь.

– Откуда знаешь об этой дыре? – с вызовом спросил верзила. В его голосе вдруг послышались жесткие нотки.

Прежде чем ответить, Дэнни налил себе кофе.

– Останавливался как-то здесь на недельку прошлой зимой, – пояснил он. – Помогал кое-кому перегнать лошадей в Нью-Мексико.

– Лошадей? В Нью-Мексико? – расхохотался Шэйн. – А я думал, Малыш Билли и его компания завязали с этим.

– Угадал. Так и есть. Компания Билли, – спокойно подтвердил Дэнни, будто бы не замечая ошеломленных лиц. Правда, поглядывали на него все теперь с уважением.

– Значит, компания Билли? Кто шел с ним?

– Джесси Эванс, Хендри Браун и еще пара парней. Они гнали лошадей, а я без дела двигал на Симаррон. Прибился к ним и повернул на Руидосо.

Ответ, кажется, удовлетворил всех, потому что вопросов больше не задавали. Рут прихлебывала кофе, впитывая в себя тепло хижины. Она достаточно хорошо представляла обстановку в западном Техасе и сразу догадалась, что перед ней жестокие, опасные люди. Бандиты. И ее спутник, возможно, из той же породы. Она слыхала о Малыше Билли, парне с нежным голосом, которому еще не исполнилось и восемнадцати, но он уже прославился тем, что стрелял быстрее других, и о его приятеле, который со временем перекинется на другую сторону, Джесси Эвансе.

Дэнни взял кружку и отошел к стене. Поставил ее на пол и закурил.

– Что будет, – неожиданно спросил парень со шрамами на физиономии, – если вы с дамой утром не объявитесь?

– Ну, скажем, сюда явятся восемь – десять самых крутых техасских парней разобраться, что к чему, – негромко объяснил Дэнни. В глазах блеснул недобрый огонек, в голосе отчетливо слышалась угроза. Те беспокойно завертелись. – Да не бойтесь… к утру будем на нашей стоянке. Никто, – уже спокойнее закончил он, – и ничто нас не удержит.

Валявшийся на деревянной койке Шэйн приподнялся, не сводя глаз с Дэнни.

– Говорить-то ты здоров, парень. Кто ты такой? Может, сам Малыш? – ухмыльнулся он.

Дэнни неожиданно улыбнулся.

– Полагаю, что вы, ребята, заглядывали сюда раньше, – невозмутимо начал он. – Если так, то вспомните о визитных карточках, которые я здесь оставил. Так вот, я возвращался сюда после той прогулки в Линкольн и Руидосо… и у меня был случай оставить по себе память.

Ухмылка как по волшебству исчезла с физиономии Элмо Шэйна. Он бросил испуганный взгляд на стоявшего у огня верзилу. Это сообщение почему-то потрясло присутствовавших. Рут показалось, что доволен один Коротышка.

Разговор иссяк. Дэнни допил кофе и снова наполнил обе кружки.

– Шэйн, – неожиданно произнес он, – когда дама допьет кофе, как насчет того, чтобы уступить ей койку? Она малость устала.

Услышав свое имя, Шэйн удивленно воззрился на него. Долго молчал, потом кивнул.

– Угу, – промычал он, – ладно.

Дэнни докурил сигарету и растер окурок ногой. Услышанная от него новость поломала все их планы или по крайней мере зародила сомнения. Теперь они либо знали, кто он такой, либо поняли, что с ним надо считаться. Пока он не видел причин для беспокойства, но если двое из них под каким-нибудь предлогом выйдут наружу посовещаться, ждать от них можно всего. Когда вернутся, придется быть еще осторожнее.

Рут с неохотой прилегла, но на нее вдруг навалилась такая усталость, что она тут же забылась сном. Дэнни накрыл ее одеялом и уселся в ногах спиной к стене.

Прошел томительный час. Парень с изуродованной физиономией, пробормотав что-то насчет дров, вышел наружу. Верзила отправился следом за ним. Шэйн, откинувшись к стене, спал. Коротышка Олин, бросив последнюю чурку в огонь, наклонился к Дэнни и тихо проговорил:

– Поберегись! Здоровый малый – Кассельман. Но самый большой негодяй, сущий дьявол… это Красавчик Браун.

– А с кем ты?

Коротышка помрачнел.

– Только ради девчонки. Не терплю, когда обижают баб. Тем более дочку Гарни.

– Лады.

Дверь распахнулась, и оба вошли, бросив по охапке дров у огня. Кассельман посмотрел в сторону Рут.

– Аппетитный кусочек.

Дэнни медленно поднялся. В углу рта свежая сигарета.

– Держись от нее подальше, – предупредил он.

Кассельман повернул к нему свою огромную башку. Презрительно фыркнул:

– Уж не ты ли остановишь?

Красавчик остался стоять у двери. Дэнни спокойно кивнул.

– Остановлю, Кассельман, не сомневайся. Сделаешь шаг – убью. Стреляю от ноги и, будь уверен, не промажу. А что до Красавчика, – спокойно добавил он, – то, если не снимет палец с курка, уложу сейчас.

Кассельман расхохотался. Браун, ухмыляясь, глазел на Дэнни.

– Весь этот треп насчет трех скелетов нам до фени, – заявил Красавчик. – Нас на это не возьмешь.

– Ладно, – сказал Дэнни, – тогда слыхали когда-нибудь о пропавшем Лонигане?

– Лонигане?

Рут Гарни внезапно проснулась. Кто это сказал? Кому? Красавчик Браун побледнел, Кассельман медленно отошел от огня.

– Не может быть! – Оказывается, проснулся и Шэйн. – Мы слыхали, что…

– Закройся! – заорал Кассельман.

– Знаю, что вы слыхали, – негромко произнес Дэнни. – Вы слыхали, что на этот раз меня с ними не будет. Никогда не приходило в голову, что вас надули? Что ваш сообщник продаст вас ребятам из «Джи», а сам останется чистеньким?

Никто не произнес ни слова. Спустя минуту Кассельман подбросил в огонь пару поленьев. Шэйн многозначительно поглядел на него, потом на Красавчика Брауна.

– Я ложусь спать. – И повторил: – Поняли, ложусь спать?

– Думаю, – отозвался Коротышка, – неплохая мысль. Для всех нас.

Несколько минут все молчали. Девушка затаила дыхание, чувствуя царившее в хижине напряжение. Потрескивал огонь. Подняв небольшой столб искр, упало полено. Одно неверное движение могло превратить помещение в пронизанный пулями ад, из которого никто не выбрался бы живым. Это дошло и до Брауна с Кассельманом, ибо стрельба шла бы в упор.

Кассельман решительно сел и стал стягивать сапоги.

– Отдохнуть – первое дело.

Дважды за ночь Дэнни слегка вздремнул, но он сидел в тени, и никто не мог бы наверняка сказать, то ли он спит, то ли поглядывает из-под надвинутой на лицо шляпы.

На востоке едва посерело, когда он тронул Рут за сапог, тенью скользнув к кровати.

– Пора! – прошептал он, и она последовала за ним.

После спертого воздуха в плотно закрытой натопленной хижине в легкие бодрящим вином вливалась утренняя прохлада. Дождь прошел. На востоке солнце окантовало золотой полоской разрозненные облака. Дэнни быстро оседлал коней, и они помчались по степи.

Рут несколько раз оглядывалась на него.

– Прошлой ночью кто-нибудь называл Лонигана? Мне показалось, что я слышала его имя.