Текст книги "Веселая поганка"

Тамарка схватилась за голову:

– Мама, с чего ты взяла?

– Не сама ли ты мне сказала, что он твой бухгалтер?

– Да как я могла тебе это сказать? Разве что и в самом деле сошла с ума.

– Не сомневайся! – заверила я ее. – Скажи лучше, звонила тебе я?

Тамарка растерялась:

– Ну, звонила, так и что? Ты постоянно мне звонишь.

– Спрашивала с кем ты только что разговаривала?

– Боже, возможно и спрашивала – разве все упомнишь?

– А ты ответила что?

– Да что? Что? Не тяни, у меня работы много, – взмолилась Тамарка, нервно поглядывая на часы.

– Да то, что это твой новый бухгалтер ты мне и ответила.

Тамарка зло сплюнула и потащила меня в свой кабинет.

– Просто стыдно перед подчиненными за тебя, – объяснила она свои действия, небрежно бросая меня в кресло. – Вечно ты невовремя подлезешь, Мама!

– Значит ты мне лгала? – возмутилась я. – Хотела скрыть свое предательское общение с «братаном»?

– Тьфу, Мама, на тебя! Да с тех пор, как ты видела меня с «братаном», я уже с толпой народу переговорить успела. Только поговорила с бухгалтером, как ты звонишь. А тот, которого ты братаном называешь, и не братан вовсе, а сотрудник господина Гургенова. А то что в цепях, так рокер он. У нас демократия, кто чем хочет, тот тем и увлекается – лишь бы это деньги приносило.

– Только не рассказывай мне, пожалуйста, чем увлекается «братан», – закричала я. – На себе все прочувствовала.

– Мама, ты невозможная! – психанула Тамарка. – Говорю же, а ты никогда, ну никогда не слушаешь, потому что слушаешь только себя! Он, тот который братан, и не братан вовсе, а сотрудник господина Гургенова. Думаю, он на хорошем у господина Гургенова счету.

Лучше бы она мне этого не говорила – столько дел, а у меня на нервной почве ноги отнялись, как услышала я про такое. Сижу в кресле и не чувствую ног, а ведь надо бежать. Бегом бежать! Думала, догадывалась я, что все они банда, но одно дело думать, а другое получать фактические тому подтверждения. Это что же выходит? Это что же получается? Значит так и есть, значит Маха прабху Гургенов и есть тот пахан от которого у нас с монахом все беды! О, несчастный мой Шрила Мукунда!

– Тома! – закричала я. – Оказывается все гораздо хуже, чем можно было представить! Боже, как все плохо! Просто кошмар, как плохо все!

– Что?! Что?! Мама, что?! – запаниковала Тамарка.

– А то! Чего хотел «братан» этот? Зачем к тебе он приходил?

– Ты срочно понадобилась господину Гургенову, вот он и прислал братана… Тьфу, Мама, достала ты меня! Вот господин Гургенов и прислал за тобой своего сотрудника.

Я вылетела из кресла и забегала по кабинету – одна радость: ноги все же не отнялись.

– Как это – прислал? Тома! Кого он прислал? Я же, увидев «братана», могу только дергать со страшной силой. Дергать и не оглядываться. Он что, Гургенов твой, не знает в каких я отношениях с его, мягко говоря, подчиненными? Они же, подчиненные эти, (сто чертей им в дышло!) чего только со мной ни делали: и вязали, и топили, и лупили, а он «братана» прислал. Какая наивность!

– Ты права, Мама, господин Гургенов, порой, бывает наивен. Возможно господин Гургенов и не знает всего, – тут же начала заступаться Тамарка. Но глаза ее, вдруг, расширились, и она закричала:

– Мама, ты невозможная! Что ты хочешь сказать? Что я разговаривала с тем братаном, который тебя в Клязьме топил?

– Не хочу, но говорю! – возмутилась я. – Только об этом и говорю! Именно он и топил. Кому ж еще меня топить было?

Тамарка прижала руки к груди и заохала:

– Ох, Мама, ох, тогда я ничего не пойму.

– Ты – махровая капиталистка – не поймешь, а каково мне, простой бабе? Если «братан» служит Гургенову, значит Гургенов и послал «братана» моего Саньку украсть. А потом, лицемер, лживо раздавал обещания найти ребенка.

Тамарка сразу же бросила охать и страдать и начала возмущаться.

– Мама, ты невозможная, – закричала она. – Ну подумай сама, зачем господину Гургенову твой Санька? Если, конечно, не решил он твоим Санькой омрачить свою жизнь. И потом, я же господина Гургенова знаю. Более достойных людей в жизни своей не встречала. Любой скажет, что он честный и добрый человек.

– Тома, ты просто еще не все о нем знаешь, – с гордостью сообщила я. – Твой Гургенов – святой.

– Да-да, – согласилась Тамарка, – порой и мне так кажется. Ты верное нашла слово – просто святой.

– Ага, святой!! – разозлилась я. – Как ты не поймешь! Не святой он, а мошенник. Прикинулся святым, а сам бизнес тут такой устроил, что местной братве впору от зависти удавиться. Он вообще американец!

– А это здесь при чем? – опешила Тамарка.

Я махнула рукой:

– Ай, Тома, некогда объяснять. Раз «братан» за мной приехал, значит Гургенову приспичило меня изловить. Ты должна мне помочь. Я рада, что ты не в их шайке, это очень кстати. У меня к Гургенову дело. Должна я с ним кое-что обсудить. Короче, Тома, как мне к Гургенову попасть?

– Да проще простого – позвони ему и езжай.

Я опешила. Боже, какая наивность!

– Езжай! – возмутилась я. – Ага, а он меня схватит. Удивляет твоя глупость, Тома. Езжай! Ведь братан-то не зря у тебя ошивался, меня поджидал.

Тамарка растерялась:

– А что ты предлагаешь?

– Предлагаю, чтобы ты под каким-нибудь благовидным предлогом отправилась к Гургенову со всей своей свитой. Я имею ввиду, преимущественно, охрану. Ну, само собой, и я с тобой. Пока ты будешь Гургенову пудрить мозги, я проберусь в его кабинет и спрячусь. Ты же с охраной будь начеку.

Тамарка несказанно удивилась:

– Зачем, Мама?

– Тома, уже и ты невозможная! Что за вопросы ты мне задаешь? Зачем быть начеку? Чтобы и меня не похитили, как моего Саньку!

– Да нет, Мама, зачем ты полезешь в кабинет Гургенова? К чему такие сложности?

– Как ты не поймешь, я хочу поговорить с ним наедине, потому что уверена: найду слова и пройму его совесть. Как никак я тоже теперь с духовным ростом. Короче, что объяснять тебе, обусловленной, когда ты все равно ничего не поймешь. В общем, спрячусь в кабинете и дождусь когда Гургенов останется один, тогда выйду и с духовной позиции с ним поговорю – пусть одумается и вернется на путь истинный.

– Зачем?

Немало мне потребовалось усилий, чтобы не выйти из берегов.

– Тома, что за вопросы, – терпеливо увещевала я. – За тем, чтобы душу свою спасти!

– Тьфу, Мама, на тебя! На кой черт мне душа твоя? Зачем тебе в кабинете прятаться? Ты что, не можешь прямо при мне все свои дурацкие вопросы господину Гургенову задать?

Не могла я объяснить Тамарке зачем мне нужно встретиться с Гургеновым наедине. Да и как ей объяснишь, мы же теперь на разных уровнях: у меня уже духовный рост, а у нее этого роста в помине нет и не предвидится. Один материализм в душе.

– Понимаешь, Тома, – стараясь проявлять терпение, сказала я, – Гургенов повел себя, как последняя сволочь. Мой монах, этот святой человек, этот чистый и преданный слуга нашего Господа, жизни своей не жалея, приехал в нашу страну… Скитается, мытарствует и все зачем? Чтобы спасти пахана-Гургенова, который на самом деле, оказывается, Маха прабху. Этот же подлый Гургенов сидит себе и в ус не дует. Банду возглавил и бедного монаха гоняет по нашей стране, как вошь по гребню. Ну куда это годится?

Тамарка покрутила пальцем у виска и сказала:

– Мама, ты сошла с ума. Где имение, а где вода. При чем здесь Гургенов, если речь идет о твоем полоумном монахе? И что это ты так прониклась? Уж не его ли это тлетворное влияние? Смотри! Так ты с ним и до веры в Бога докатишься. С тобой и сейчас сладить нельзя, а что же будет если уверуешь? Вон, Роза уже свихнулась, на мантевизме. Мысли чужие учится читать. С магами и колдунами связалась, к батюшке ходит, надоедает святому отцу, все ему душу свою открыть норовит. И ты, Мама, того же хочешь?

– Тома, – прошипела я, – не становись на пути моего духовного роста! И не смей богохульствовать! Я теперь другая! Я теперь не та!

– Уж вижу, – поджимая губы, заметила Тамарка.

– Короче, будешь ты мне помогать?

– Да в чем помогать-то? К господину Гургенову что ли тебя сопровождать? Пожалуйста. Если так приспичило, так все дела брошу и повезу тебя к господину Гургенову, только глупости это. Не поверю никогда. Чтобы господин Гургенов связался с «братвой»? Не такой он человек, Мама. Уж кто-кто, а я-то разбираюсь в людях.

Я все же вышла из берегов и сразу же правду-матку в глаза резать начала.

– Ты разбираешься в людях? – закричала я. – Глядя на твоего мужа, этого не скажешь, Тома. Но не о Дане твоем речь, его и без того Бог тобой неустанно наказывает. Речь о моем сыне. Вези меня к Гургенову, как бы ты хорошо о нем не думала. Уж я постараюсь развеять твои приятные впечатления.

Тамарка покачала головой:

– Мама, ты невозможная, но мне уже интересно как ты это будешь делать. К тому же понять не могу зачем господину Гургенову красть твоего Саньку? Абсурд. И если ты залезешь в его кабинет, он же сразу поймет, что я способствовала тебе…

– Тома, какая разница что он поймет, этот преступник?

– Ну как же, тебе-то все равно, а мне еще бизнесом с ним предстоит заниматься.

– Боюсь, что бизнесом он теперь будет заниматься на нарах, – с притворным сожалением сообщила я.

– Мама, только (если что) не спеши, – предупредила Тамарка. – Не забывай, у меня с ним проект.

Я клятвенно заверила, что пристрою Гургенова на нары только после осуществления этого проекта, и Тамарка ему позвонила.

Пока она увлеченно болтала с этим подлым паханом, я незаметно сунула руку в ящик ее стола, где Тамарка на всякий случай хранила пистолет и гранату, без которых заниматься бизнесом в нашей стране пока еще невозможно. Пистолет я с глубочайшим удовлетворением спрятала под курткой на груди, а гранату в карман брюк затолкала.

Тамарка, ничего не замечая, закончила переговоры, трубку на телефон положила, на меня победоносно взглянула и свою команду вызвала. После этих процедур мы отправились к Гургенову. Уже в машине Тамарка вдруг выхватила из лапы своего верзилы-телохранителя сотовый, сунула его в мою руку и сказала:

– На всякий случай, Мама, чтобы опять тебя не потерять. Как ты мне уже со своими приключениями надоела, черти тебя дери! На одних только такси разорюсь скоро. Ты же нигде за себя не платишь.

Мне представлялось, что пробраться в кабинет к Гургенову я смогу без особых проблем, однако позже выяснилось, что не судьба. Как только мы оказались в офисе Гургенова, я сразу же отделилась от Тамаркиной «делегации» и скрылась в туалете. Сделала я это по многим причинам. Главная заключалась в том, что я слишком хорошо знала свою Тамарку: раз она решила, что мне не стоит прятаться в кабинете Гургенова, значит и не станет мне в этом содействовать. Даже помешать постарается.

Я же хотела застать Гургенова врасплох и задать ему несколько вопросов. Во-первых, я хотела посмотреть в его бесстыжие разноцветные глаза и спросить где мой Санька. Думаю, под дулом пистолета Гургенов скрытничать не станет. Очень хотелось знать, как мог он так бессовестно предать моего монаха, прекрасного человека, чистого и преданного, доверчивого беспредельно. Как Ангиру Муни пригрел, этого бандюгана и Американца? Зачем нас с монахом беспощадно во льдах топил?

Короче, вопросов множество накопилось. Жаркая проповедь уже горела в моей душе – жаждала выхода, жаждала излиться на голову этого пахана. До жути хотелось потрясти подлого Гургенова своей пламенной речью. В присутствии Тамарки это казалось совершенно невозможным. Голос Тамаркин, порой, и мой перекрывал, а долго терпеть когда говорит не она, Тамарка с рождения не могла.

К тому же, я рассчитывала в задушевной беседе, аргументируя гранатой и пистолетом, внушить Гургенову, что свернул он на скользкий путь и теперь, после всех своих выкидонов и дружбы с «братанами», вряд ли сможет в следующей жизни рассчитывать даже на плохонькое тело. Даже не адские планеты ждут его… Хуже, гораздо хуже!

В общем, мне, ставшей на путь духовного роста, было что сказать Гургенову – не зря же я так круто вооружилась. Конечно же, в присутствии Тамарки я не могла рассчитывать на серьезный мужской разговор, поэтому сразу решила отбиться от ее своры и, выбрав момент, проникнуть в кабинет Гургенова. Как это сделать я еще не знала пока, но радовало и то, что я уже в его офисе, куда, думаю, пускали не всех подряд. Я же прошла с Тамаркой едва ли не под фанфары.

В туалете я скрывалась недолго. Когда Тамарка с телохранителями исчезла из вида, я вышла и медленно, крадучись, пошла по коридору, читая таблички на дверях. Поскольку в прошлый раз меня сопровождали и направляли гургеновские лбы, я понятия не имела где его кабинет, но была полна решимости выяснить это в самом ближайшем будущем…

И тут вдруг оказалось, что будущего этого у меня практически нет: к ужасу своему я увидела «братана», ну, того, которому я не в глаз на мосту заехала. Признаться, так давно не видала мерзавца, что намертво забыла о нем. А зря. «Братан» двигался на меня с неотвратимостью судьбы. Одно спасало: он задумчиво упялился в пол, но где гарантии, что ему это не надоест?

Я заметалась. Куда? Куда спрятаться? Под руку попалась дверная ручка, я нажала на нее, и дверь открылась. Не скрывая ужаса, я буквально влетела в просторную, красиво меблированную комнату…

За столом сидел приятной наружности молодой человек, бритоголовый, но в дорогом элегантном костюме. Это давало надежду, что он не совсем братан.

– Здравствуйте, чем могу вам помочь? – с дежурной любезностью спросил молодой человек.

Напротив меня, застывшей от неожиданности, висело огромное зеркало, в котором и увидела я собственное отражение. Боже, какой кошмар! Поскольку влетела я внезапно, то так и окаменела в позе дикаря, танцующего тамбу-гамбу: полусогнутые руки растопырены, полусогнутые ноги на ширине плеч, зад, разумеется, отставлен. О фингале под глазом уже и не говорю. Конечно же, позор. С этим я мириться никак не могла и мгновенно преобразилась. Во мне изменилось все, кроме фингала. Здесь уж я не властна над собой.

– Хотела бы, – сладко пропела я…

И в тот же миг поняла, что дальше не могу сказать ни слова.

«Чего бы хотела я? То, чего бы я хотела, неизвестно как отразится на моих отношениях с этим молодым человеком. Вряд ли ему понравится та проповедь, которой я собираюсь угостить Гургенова. (Кстати, не слишком ли выпирает из кармана граната?) И вообще, раз этот юноша здесь, в этом офисе, значит и он с Гургеновым заодно – все та же банда. Но что же в таком случае я должна ему сказать? Зачем я здесь? А почему бы не сказать, что я Гургенова и ищу? Чем это мне грозит? Вряд ли уже все его служащие обо мне знают. Правильно. Скажу, пускай идет и шефа ищет, а я тем временем улепетну.»

Мысли в моей голове пронеслись стремительно, но молодой человек, видимо, устал ждать и свой вопрос повторил. Слава богу, у меня уже был готов ответ:

– Я бы хотела…

Черт! Забыла как этого Гургенова зовут. Не говорить же «Гургенова». Неприлично как-то.

– Хотела бы увидеть ачарью Маха прабху, – неожиданно для самой себя выпалила я и судорожно добавила: – По очень срочному делу!

Память так несвоевременно подсказала мне то имя, под которым подлый Гургенов морочил голову моему Мукунде. Но видели бы вы, что произошло с молодым человеком: он изменился в лице, дежурную улыбку сменила искренняя гримаса растерянности.

– Кто вы? – спросил он, и я не задумываясь ответила:

– Чистая преданная, ставшая на истинный путь служения Господу и добившаяся некоторого роста. Беда привела меня сюда, и лишь ачарья мне поможет.

Пусть побьют меня камнями, если я соврала: беды у меня хоть отбавляй, а что касается истинного пути, то я действительно на него стала, вот буквально несколько часов назад, а удастся ли по этому пути хоть несколько шагов прошагать, об этом я ничего не говорила – спорный вопрос.

Однако, молодой человек, услышав мой ответ, сорвался с места и выбежал из комнаты. Мне бы припустить за ним, но не тут-то было: я выглянула в коридор – чертов «братан» остановился едва ли не под самой дверью и разговаривал с… Феликсом, по которому я тоже не соскучилась. Если кто про него забыл, напомню: это тот, которому на мосту я заехала локтем в глаз.

«Что за черт? – мысленно возмутилась я, поспешно прикрывая дверь. – И Тамарка еще будет защищать этого Гургенова. Развел, понимаешь, настоящее гнездо и логово в центре Москвы. Судя по всему, беседа „братанов“ короткой не будет, и…»

Настроение безнадежно испортилось, последующая же мысль, в связи с предыдущей, посеяла настоящую панику.

«А молодой человек за Гургеновым побежал, ведь он же у нас ачарья Маха прабху,» – подумала я и почувствовала слабость в ногах и легкое кружение головы.

То, что я сама себя загнала в ловушку, было очевидно. За дверью «братаны», сюда Маха прабху вот-вот пожалует… Хотела встретиться с ним всей душой, но не при таких же обстоятельствах.

«Вряд ли „братаны“ будут способствовать моей проповеди, – с настоящим ужасом подумала я. – А у меня всего одна граната!»

С присущей мне трезвостью я все же в руки себя взяла и огляделась. Комната имела вторую дверь, в которую я, не мешкая, и вошла. И попала в другую просторную светлую комнату, судя по мебели, в кабинет. Я сразу полезла в шкаф, на всякий случай. И очень вовремя, потому что тут же раздался голос Гургенова.

– Как она выглядела? – спрашивал он.

Молодой человек (дай ему Бог здоровья) довольно неплохо написал мой портрет: высокая стройная молодая красивая женщина с длинными рыжими волосами.

Да, точно, это я, но почему женщина? Я привыкла к тому, что меня все еще называют девушкой. Ладно, спасибо и на том – хоть фингал не стал учитывать.

Однако, Гургенов недоумевал куда же я делась. Молодой человек тоже недоумевал.

«Интересно, – подумала я, – догадался Гургенов о ком идет речь или нет?»

А голоса приближались.

– Может она сюда вошла? – пробасил Гургенов где-то совсем рядом.

Я попятилась в шкафу и (о, чудо!) почувствовала как стенка уходит из-под моей спины. Дверь! Еще одна дверь! Конечно же, я вошла.

Это была громадная, погруженная в полумрак комната. В центре ее вздымалось нечто, похожее на трон. Этакое возвышение, с ведущими к нему ступенями. Вокруг статуэтки танцующих мальчиков небесной красоты, гирлянды цветов, свечи… В общем, все как в восточных храмах. Очень красиво. Откуда-то, то ли со стен, то ли с потолка исходила тихая, но очень красивая, берущая за душу музыка. И плыл, плыл аромат благовоний…

Я застыла, завороженно глядя на танцующих мальчиков. «Как они похожи на моего Саньку!» Ком подкатил к горлу, но плакать я не могла. Просто стояла и смотрела.

Не знаю долго ли простояла так, а когда очнулась, то мучительно захотела отыскать своего сына. Для этого надо было вернуться в коридор и посмотреть не ушли ли «братаны».

Когда я заглянула в щель двери шкафа, кабинет был уже пуст. Для верности я подождала немного и, не услышав голосов, рискнула покинуть свое убежище. На цыпочках подошла к двери, опасаясь скрипа, медленно ее приоткрыла… и увидела молодого человека, мирно беседующего с Феликсом и «братаном».

«Вот же болтуны! – мысленно возмутилась я. – Просто ужас какой-то, так и крутится под ногами блатной народ. И что мне теперь делать?»

Положение было аховое. С одной стороны Тамарка, которая наверняка уже заметила мое, мягко говоря, отсутствие, а с другой стороны «братаны», которые не дают мне прохода. То есть выхода…

И тут меня посетила очень мудрая мысль.

«А что это я так нервничаю? – подумала я. – Хотела же в спокойной обстановке с Гургеновым поговорить, так благодари Господа. Прав Мукунда, выполняет Всевышний наши желания. Сама же ломала голову, как к Гургенову попасть, вот и дал мне Господь награду за рост и старания: все Сам за меня сделал. Мне же теперь остается лишь в комнате с танцующими мальчиками сидеть и ждать когда Гургенов явится. А уж он явится обязательно, не для меня же он эту комнату статуэтками украсил. Молится наверняка, подлец, грехи замаливает.»

И я снова полезла в шкаф, а через него и в ту красивую комнату. На этот раз прошлась по ней, исследовала каждый уголок и присмотрела себе в глубине за гирляндами роз и других цветов, за дверцами, расписанными золотом, диванчик. Уютный диванчик.

«Гургенов, если придет, будет сидеть на возвышении, – рассудила я. – Оттуда диванчика не видно. И вообще, он как-то на отшибе стоит, следовательно к нему редко подходят. Судя по обивке так и вовсе на нем не сидят.»

Я решила ждать на диванчике, но как только уселась на него, зазвонил сотовый.

– Мама, ты невозможная! – раздраженно закричала Тамарка. – Куда ты пропала?

– Сама хотела бы знать, но пока нет никакой ясности, – сообщила я.

– Что?!!! – взревела Тамарка. – Не издеваешься ли ты надо мной? Я бросила все дела, как дура, выкручиваюсь перед Гургеновым, который в толк никак не может взять зачем я приехала, а ты?!

– Что – я?!

– Ты сошла с ума! Все, Мама, все, или говори где ты, или я сейчас же возвращаюсь в свой офис! – пригрозила Тамарка.

Я взмолилась:

– Тома, как могу я сказать тебе где я, если сама не имею об этом ни малейшего представления? Если скажу, что сижу в очень красивой комнате на экзотическом диванчике, ты поймешь?

– Нет, Мама, не пойму.

– И я бы не поняла.

– Так не морочь мне голову! – снова взорвалась Тамарка. – Где эта комната?

– Комната в офисе Гургенова, но Тома, почему ты такая психованная? Надо бы хорошему врачу тебя показать: для начала невропатологу, а потом может и психиатру, уж очень ты раздражительна. Чуть что, сразу кричать. Все, решено, как только разберусь со своими делами, сразу же займусь твоим здоровьем.

Я, конечно же, тянула время, но Тамарка мгновенно раскусила меня и рявкнула:

– Мама, иди ты в задницу! Я уезжаю, а ты сиди там, в своей комнате на своем диванчике!

– Тома! Не делай этого! – забыв о всякой осторожности, закричала я, но меня уже никто не слушал.

И она уехала.

Бросила меня. Оставила сиротливо сидеть на гургеновском диванчике.

Я немного пострадала, а потом набрала Тамаркин номер. Она ответила уже из своего офиса: злорадно сообщила, что Гургенов душка, а я идиотка и бросила трубку. Мне стало грустно, но что я могла поделать? Так на диванчике и сидела. Потом я на него прилегла, а потом и заснула…

Я видела Саньку. Мой сын в шафрановых одеждах сидел на полу, на белом ковре и играл шафрановыми шариками. Я с умилением смотрела на его босые ножки, на маленькие розовые пяточки, которые ужасно хотелось поцеловать.

– Санечка, – позвала я, – сынок!

Он поднял на меня свои чистые ясные глазки и сказал:

– Мамуля, я санньяси.

Меня словно током прошибло. Что?! Что угодно, только не это!

Я разрыдалась.

– Санька! Санечка! Сынок! – кричала я. – Одумайся! Не хорони себя заживо! У тебя жизнь впереди! Ты столько еще не познал!

– Познал, мамуля, истину познал, – ответил он, глядя на меня просветленно.

«Сгубили ребенка! – подумала я. – Совсем младенцу голову задурили!»

– Нет, – отчаянно принялась уговаривать я, – нет, сыночек, не надо в санньяси, ты вырастешь и будешь наслаждаться всем, что только есть на этом свете. У тебя будут женщины, деньги! У тебя будет все!

– Мамочка, у меня уже есть все, что душе моей необходимо. Я уже наслаждаюсь, и наслаждение это не кончится никогда. И ни деньги, ни женщины такого наслаждения не принесут.

– Сынок, – заламывая руки, закричала я, – откуда ты знаешь? Ты еще маленький, ты не понимаешь даже, чего лишаешь себя. Ты лишаешь себя любви! Ты никогда уже, никогда не будешь любить!

– Я маленький, – кротко ответил Санька, – но я познал истину и понимаю о чем ты говоришь. Я буду любить, я уже люблю, потому что любить и наслаждаться хочет моя душа, и она создана для этого.

– Ты говоришь о любви к Богу, но это химера! Это туман!

– Туман рассеивается, как любовь к женщине, а любовь к Богу вечна, – возразил мой Санька, и я пришла в ужас.

– Сгубили ребенка! – закричала я. – Сгубили, сволочи, сгубили!

И проснулась в холодном поту.

Сердце бешено колотилось; на груди под курткой по-прежнему лежал пистолет.

«Уф, – подумала я, – как хорошо, что это только сон. Но где я?»

Оглядевшись, сразу все вспомнила. Я дожидаюсь Гургенова, потому что хочу очень много ему сказать и, главное, хочу получить назад своего Саньку.

Но что это за бормотание?

Я выглянула из-за цветочных гирлянд, и холодный пот прошиб меня – какой опасности, оказывается, я подвергалась. Ведь спящий человек не может оказать достойного сопротивления будь у него хоть сотня гранат, а у меня-то всего одна.

Гургенов в позе «лотоса» сидел на возвышении, перебирал четки и читал молитву. Удивительно просветленным было его лицо.

«На что надеется этот притворщик и негодяй? – изумилась я. – Предатель, он еще и к Богу обращается. А Бог? Куда он-то смотрит? Среди Его чистых преданных вершится такое зло, творится такое падение, а он бездействует! Обладай я возможностями Всевышнего, я бы этого Гургенова, не дожидаясь его следующей жизни, уже в этой превратила бы в козла. Даже хуже.»

У меня возникло естественное желание покинуть свое укрытие и с воплями «где мой сын?» наброситься на падшего Гургенова с кулаками, гранатой и пистолетом. К большому сожалению своему, желание это я вынуждена была подавить. Сказался духовный рост.

«Нельзя уподобляться этому нехорошему человеку, – подумала я. – Такое поведение может повредить моему духовному росту. Сейчас встану, поправлю прическу (жаль нет зеркала), с достоинством приближусь к трону, приставлю к виску Гургенова пистолет и выскажу все, что думаю. Пускай попробует после этого не вернуть мне моего Саньку!»

И тут я поняла, что совсем к этому разговору не готова. Что я скажу ему? В голове были мысли, но какие-то вялые. Подлость Гургенова на фоне моих мыслей выглядела гораздо убедительней. А мои мысли – сплошные сентенции на тему добра и зла. Их затерли задолго до моего рождения. Такими сентенциями никого не проймешь. Гораздо лучше получилось бы, если бы я просто набила Гургенову морду, только, боюсь, он со мной не согласится. Хорошо бы его пристрелить, но тогда уж точно разговора у нас не получится.

Я разозлилась. Да что же это такое? Неужели же не найду, что сказать негодяю этому? Распишу ему все как было, с самого начала – выведу его на чистую воду, пускай знает, что Соньку Мархалеву не проведешь.

Первым делом заставлю вспомнить, как послали его святые люди, санньяси чистые. Как послали они его в нашу землю созревшие души моих соотечественников спасать. Да еще денег ему со всего свету собрали, чтобы он храм построил, чтобы созревшие души к истине приучал, а он что? Он, негодяй, от своих преданных сгинул и на эти денежки преступный бизнес тут, у нас в России, раскрутил.

Похлеще моей Тамарки размахнулся. И что удумал! Лжепророка под себя подгреб, Рыжую Бороду на святые денежки содержит! Тьфу!

А как прознал, что забеспокоился о нем его ученик Шрила Мукунда, чистый санньяси, мой наивный монах – как забеспокоился да приехать в Россию собрался, чтобы его, мерзавца, искать, так сразу в защиту. Послал «братанов» своих, чтобы утопили они его, монаха чистого, учителя Великого моего…

Боже, как от мыслей этих меня пробрало! За малым не застрелила подлеца и вдогонку не подорвала гранатой. Ах, он негодяй! Ах он Гургенов! Шрилу Мукунду, такого человека хорошего на погибель обрек и после этого еще Богу молится?! Будто станет Бог его слушать!

Я воздела глаза к потолку и прошептала:

– Господи, это ты еще не все про него знаешь. Еще и не то тебе открою, уж покарай его, окаянного.

Полная решимости я уже встала с диванчика, собираясь броситься к Гургенову и уличить его, и пристыдить, и спросить с него за то, что он так гнусно обошелся с моим монахом: и топил его, и «братанами» затравливал… Пусть ответит за все мерзавец! И пусть вернет моего Саньку!

Едва я сделала шаг, в одной руке сжимая пистолет, а в другой гранату, как раздались голоса, и в комнату влетел он, мой учитель Шрила Мукунда.

Я снова рухнула на диванчик. Я была потрясена. Воистину Господь все открывает ему, моему монаху. Как узнал он то, что лишь случайно поняла я? Я же ни слова ему не сказала. И как нашел он Гургенова? И как попал сюда? Ну, уж раз попал, вот сейчас он ему правду-то врежет!

Я остановилась, желая понаблюдать, как мой Мукунда разделается с этим Гургеновым. Вряд ли он станет Гургенова бить, но уж выскажет ему все наверняка. Не так, конечно, как я, убедительно, но по-своему. Все больше притчами будет его воспитывать, да про гуны напомнит, да майю приплетет. Это тоже доканывает неплохо, на себе испытала.

В общем, я ожидала полного разгрома Гургенова. Каково же было мое изумление, когда монах мой, этот санньяси, этот святой человек, этот прекрасный и чистый мой Великий учитель Шрила Мукунда упал на колени перед мерзавцем Гургеновым и, опустив свою красивую голову к его ногам, произнес:

– Ачарья, сердце мое преисполненно радостью и блаженством – я нашел тебя.

И Гургенов ему отвечал:

– Я тоже рад, что ты нашел меня, мой добрый Мукунда. Ты достойно прошел этот путь. Ты познал те истины, которые должен был познать, и сделал это в кратчайшие сроки. На пути совершенствования ты сумел разрушить деяния и помыслы нечестивых, осуществить миссию на которую только ты и был способен. Ты меня не разочаровал, а я трудился не зря.

– Не зря, мой учитель! – воскликнул Шрила Мукунда, вставая с колен, делая почтительный поклон и присаживаясь на последней ступеньке возвышения. – Ты дал мне бесценный урок, за который я бесконечно благодарен тебе. Когда я первый раз оказался в холодной воде, то сразу вспомнил тебя, учитель.

– И что подумал ты?

– Подумал, что ты был прав, когда предостерегал меня и говорил, что я привязываюсь к своему телу и злоупотребляю мистическими практиками. Ты даже рассердил меня своими подозрениями, я был в апогее духовного продвижения – так казалось мне тогда. Лишь попав в ледяную воду, задумался я над твоими словами, а когда ты послал мне эту ужасную женщину…

Я оцепенела. «Это он обо мне что ли? Нет, ну какая же он все же свинья, этот Шрила Мукунда! Вот сейчас ему покажу!» Я привстала с диванчика.

– …и я вытащил ее из воды, – продолжил монах, – и увидел как красива она, и почувствовал какой сильный исходит от нее магнетизм, сколько в ней очарования…

Я мгновенно растаяла и вновь опустилась на диванчик: «Так это он обо мне… Ну ладно, пускай продолжает, не буду мешать хорошему человеку. Однако, есть все же во мне магнетизм, соблазнила-таки я монаха, а ведь не хотела же. Дурак мой Женька, что на другую меня променял. Жаль, монаху нельзя жениться, славно бы мы с ним зажили. А как это помогло бы моему духовному росту! Боюсь, сильно помешало бы росту его…»

– … и тогда возник у меня вопрос, – словно услышав мои мысли, продолжил монах, – смогу ли я сделать то, что обязан сделать: раздеть ее донага и согреть своим телом. «Если не сделать этого, – подумал я, – бедная женщина погибнет от переохлаждения, а если я сделаю это, то совершу падение.» И тут же новая мысль обожгла меня. Опять я вспомнил тебя, мой учитель.