Текст книги "Мужчина не по карману"

«– Да, я знаю, что выставляю себя дурой, веря твоим красивым глазам, – слезливым голосом продолжала упреки Уланова.

– Так поверь мне еще один раз: у меня с ней ничего не было. – Короткий поцелуй прервал его слова. – Эта женщина не в моем вкусе. Терпеть не могу тощих блондинок.

– И она хуже меня? – с надеждой в голосе спросила Уланова.

– Она бледная и бесцветная.

Женщина тихо рассмеялась.

– Ты успокоилась? – спросил ее Роман. Уланова не ответила, по-видимому, просто кивнув головой. – Вот и хорошо. И никогда не сомневайся в Романе Шкоде, договорились? А теперь мне пора идти.

– Как? – с новой тревогой воскликнула Марина Викторовна. – Ты же только пришел!

– Надо. Понимаешь, надо! Эту Иванову надолго оставлять не следует.

– Господи, кто же она такая и что ей от нас нужно?

– Предполагаю, она из милиции. Хотя точно пока не уверен.

Наступило небольшое молчание, после чего Уланова опять спросила:

– Когда ты теперь придешь?

– А вот этого я сказать не могу. Какое-то время нам не следует видеться. Ну хватит дуть губки. Это ведь только для того, чтобы оградить тебя от лишних подозрений. Скажи, что ты не будешь огорчаться.

– Не буду, – слабым голосом, с назревающими в нем слезами, проговорила Марина Викторовна.

– Вот и замечательно».

Дальше шло длинное и слезливое прощание, достойное мыльных опер родом из Латинской Америки. Я с трудом дослушала его до конца, порываясь встать и выключить пленку.

Как же сильно кипела во мне злость! Казалось, она сейчас выплеснется наружу, и я сорвусь с места, чтобы в лицо высказать Роману все, что я о нем думаю. Значит, он взял под контроль тощую блондинку. Бледную и бесцветную. Ну, подожди, принц из сказки! Я буду не Таня Иванова, если ты не пожалеешь в скором времени об этих словах!

А я-то поверила ему… О каких-то чувствах возомнила. Правильно, Танька, так тебе и надо! В следующий раз не будешь витать в облаках. Но как у него все ловко получилось…

Я нервно закурила. Ладно, Роман, допустим, ты меня опередил. Но кто кого возьмет под контроль в конце концов – это еще вопрос. Я теперь в более выгодном положении, чем ты. Я знаю, что ты за фрукт, а ты ведешь игру, нисколько не рассчитывая на это. И я тебе подыграю. Завтра же и начну. Нет, зачем же завтра?

Я вскочила с места, взволнованная возникшей у меня идеей. Как там Шрамированная говорила? Можно найти ее на углу Большой Казачьей и Горького после восьми вечера? Хорошо, вот туда-то я и отправлюсь.

Глава 15

На подъезде к нужному мне перекрестку все чаще стали встречаться представительницы древнейшей профессии. Погода позволяла им стоять около самой дороги, не беспокоясь за свой внешний вид, – дождь давно прошел. Яркие цвета курток, как ночная иллюминация, бросались в глаза. Девочки все больше группировались небольшими компаниями по три-пять человек, курили, поеживаясь, окоченев на холодном ветру. Порою встречались и одиночки. Они, как на витрине, стояли на самой обочине, выставив одну ногу вперед и задумчиво уставив взгляд в даль.

Шрамированную я не сразу узнала. Увидела еще издали на углу Казачьей и Горького группу из пяти человек и подъехала прямо к ней. От группы сразу же отделилась самая яркая, с огромными стрелками на глазах и с ярко-красной помадой на губах. Она открыла дверцу, оперлась на нее одной рукой, нагнулась и присвистнула.

– Ни хрена себе! С бабой будет дороже. Мы по мужикам специализируемся.

Мне интересно стало, сколько стоит такая любовь. Вдруг в последующих делах пригодится, да и просто любопытно.

– Сколько? – спросила я.

Проститутка отвернулась от меня и спросила у своих подруг, на какую сумму они согласятся. Все обернулись ко мне лицом, и я узнала Шрамированную. Она была в ярко-голубой куртке, настолько длинной, что из-под нее юбки совсем не было видно. Колготки в крупную сетку зрительно искривляли ноги.

Девицы наперебой назвали суммы, каждая свою. Кто-то из них отказался.

– Четыре сотни в час, – выбрала среднее разговаривающая со мной.

– Три, – поторговалась я.

Проститутка недовольно сморщила лицо.

– Но хата твоя, – сказала она.

– Ладно. Только девочку я сама выбираю, – согласилась я.

– Валяй.

– В голубой куртке.

– Лилиана, тебе повезло. – Старшая отошла от машины и обратилась к одной Шрамированной: – Потом расскажешь, как с бабами. Может, и переквалифицируемся.

Все громко рассмеялись, а девица, с которой мне однажды пришлось вместе ночевать в КПЗ, непечатно съязвила. Она подошла к открытой дверце и нагнулась что-то спросить. От неожиданности ее лицо вытянулось удивленно, а потом просияло – она меня узнала.

– Я так и думала, что ты девка умная и от больших бабок бегать не будешь. Решилась все-таки?

– Нет, – я протянула ей отсчитанные заранее три сотни. – Наоборот: это я хочу тебе предложить работу. Вот задаток. После дела еще столько же.

– Упакованная, что ли? – удивленно спросила она. – В чем работа-то заключается? Если группешник, то я пас. Не люблю эту скученность в постели.

– Я тоже, если честно, предпочитаю что – нибудь традиционное. Так что не бойся, в этом плане работа более простая. Но творческая: одной телке нужно будет по ушам поездить и изобразить влюбленность в ее кренделя.

– Крендель прилагаться будет?

– Да, он должен присутствовать. Он, ясное дело, станет отпираться, а ты прыгай на него и изображай любовь. Согласна?

– За шесть сотен и на него прыгну, и на нее тоже. И тебя расцелую, если надо будет.

– Нет, меня не стоит, – усмехнулась я. – Ограничимся кренделем. Теперь слушай, куда ты должна завтра прийти…

* * *

Следующий день я начала с того, что отправилась к Гарику домой. Было воскресенье, а значит, на работе его не найти. Пришлось ехать в гости. Сидя на государственной службе, Папазян за свою сознательную жизнь так и не сумел заработать на квартиру и, будучи уже в солидном возрасте, проживал в коммуналке.

Старая пятиэтажка красного кирпича, на которой некогда висела вывеска, рассказывавшая прохожим, что это не квартирный дом и не общежитие, а самая настоящая коммуналка. Со временем вывеску украли, по принципу: что плохо лежит, то мое, и не важно, нужно ли это мне. Теперь на ее месте остался только темный след, так и не выгоревший на солнце.

Грязная, захватанная руками дверь в подъезд впустила меня внутрь. У самого входа стояло нечто вроде будки, отгороженной стеклом. Некогда в ней сидела вахтерша, а теперь, за неимением таковой, будка стала убежищем для дворовых котов в дождливую погоду.

Я поднялась по лестнице на четвертый этаж. Около звонка висел клочок от тетрадного листка, на котором было написано: «81 кв. – один звонок, 82 кв. – два звонка, 83 кв. – три».

Я позвонила три раза и стала ждать. Дверь долго никто не открывал. Обратно ехать, не узнав, где Гарик, я не собиралась и позвонила еще.

– Кто там рвется?! Неужели не понятно, что человека нет дома, – донеслось из-за тонких стен, пропускающих сквозь себя даже шум воды, вытекающей из крана.

– Не терпится кому-то, – поддержал беседу старческий голос.

Все замолчали, но открыть дверь никто не попытался. Я попробовала по-другому и нажала на звонок два раза. Тяжелые шаркающие шаги медленно поплелись по коридору в мою сторону.

– Кто? – спросила старушка, которую я слышала последней.

– Вы не скажете, скоро ли Папазян вернется? – спросила я, глядя на закрытую дверь.

– Скоро, он за хлебом пошел.

– А подождать его можно?

В замочной скважине загремели ключи. Они долго, около минуты, никак не могли повернуться. Наконец старушка открыла дверь и провела меня на кухню, по углам и высокому потолку с желтыми потеками оккупированную пауками. Помещение давно требовало капитального ремонта, но здесь, по всей видимости, это никого не беспокоило.

– Можете за его стол сесть. Вон он у окна, – сказала соседка Папазяна, взяла голыми руками с плиты кастрюлю и понесла к себе в комнату.

Я проводила ее взглядом до самой двери, ожидая, когда же старушка почувствует ожог и выронит кастрюлю из рук. Но она как ни в чем не бывало толкнула ногой дверь и вошла в нее. Я осталась одна.

Около стола, который показала мне бабка, стоял один хромоногий табурет, на который я и примостилась. Ждать пришлось недолго, пару минут.

И удивился же Гарик, войдя к себе домой и увидев там меня!

– Вай, какие люди! Тебя ко мне могло принести только в двух случаях: либо случилось землетрясение, в эпицентре которого находился твой дом, и тебе жить стало негде, либо вновь понадобились мои связи в милиции. Отгадал?

– Про землетрясение? Нет. А вот связи нужны. И очень срочно.

– В выходной день, Танюша, отдыхать нужно. Давай завтра.

– Нужно проверить пальчики. Сегодня.

– Что мне за это будет?

– Благодарность от начальства за своевременно раскрытое дело.

Папазяну это понравилось.

– Ладно, давай свои пальцы.

– Зачем свои? Возьми лучше эти, – протянула я ему пакет с бутылкой.

Гарик взял его, посмотрел.

– А твои мне больше нравятся.

Мы договорились, что Папазян позвонит мне на сотовый, как только ему что-то станет известно, и разошлись каждый по своим машинам.

Пока Гарик будет рыться в компьютере участка, я не стала терять время и поехала к Датской, чтобы еще раз посмотреть фотоальбом Аркадия. Меня все-таки не покидало ощущение, что на одном из снимков я видела Сердюка.

* * *

Алла Леонидовна, увидев меня, просветлела лицом.

– Боже мой, как быстро вы их нашли. Неужели все? – обрадованно воскликнула она.

Пришлось разочаровывать женщину и мягко намекать, дабы не случилось нового приступа, на то, что следствие пока не завершилось. Датская вздохнула, усадила меня за стол и предложила чаю. Сегодня она была более собранная и не расстраивалась так сильно, как в прошлый раз.

К чаю Алла Леонидовна снова принесла печенье домашней выпечки. Меня поражала эта женщина, которая, волнуясь за сына, страдая болезнью сердца и бессонницей, была еще способна печь печенье. Я бы так не смогла.

– Алла Леонидовна, не могли бы вы еще раз принести тот альбом, который показывали мне? – попросила я Датскую, как только она перестала суетиться с чашками, накрывая на стол.

– Да, конечно.

Она вышла, и минуту спустя на моих коленях уже лежал раскрытый фотоальбом. Я медленно его перелистывала, внимательно изучая каждое лицо, стараясь найти черты, знакомые мне после последнего посещения кафе «Каштан» и общения с двумя оболтусами-Карлсонами. Первые снимки были совсем детские, сделанные еще в садике и в начальных классах. Можно было бы их просто пролистать, но я все равно не торопилась. Не хотелось что-нибудь упустить из виду. Над каждой групповой фотографией заботливой рукой было написано, в каком классе был сделан снимок. Я дошла до шестого, когда заинтересовалась одним лицом.

Конопатый мальчик с ссадиной над скулой и хохолком вместо прически стоял на классной фотографии у самого края во втором ряду, высоко подняв подбородок, отчего взгляд казался надменным и вызывающим. Глаза… Они могут быть юными и задорными, окруженными морщинами, опытными и впавшими в детство… Но в любом возрасте их разрез будет оставаться одинаковым. Вот и сейчас я увидела знакомые мне глаза.

– А это кто? – спросила я у Аллы Леонидовны.

– Это? – Она всмотрелась в снимок. – Этот мальчик недолго учился в классе с Аркадием. Но затем его перевели в другую школу. Как же его фамилия? – Женщина задумалась. – Вспомнила: Сердюков. Да, Сердюков Олег.

– Тот самый Сердюк, – вслух подумала я.

– Что? – не расслышав, переспросила меня Датская.

– Сейчас он поддерживает с вашим сыном знакомство? – ответила я вопросом на вопрос.

– Нет, не думаю. Аркаша тогда часто приходил из школы с синяками. В этом мое упущение: я не научила своего мальчика давать сдачи. Думаю, отчасти поэтому он впоследствии замкнулся в себе, стал малоразговорчив. Он рос безобидным, а Олег этим пользовался. С возрастом, правда, их открытая война перешла на новую стадию. Аркадий перестал дичиться, научился с ним общаться на людях, но лишь настолько, насколько этого требовали правила приличия, не больше.

Я была довольна. Одного из искомых людей я уже более-менее знала. Он действительно оказался одноклассником Датского. Второй же мог быть просто знакомым. Видимо, Агапов не совсем правильно понял разговор ребят. На всякий случай я пролистала альбом до конца. Димы в нем не было.

– Скажите, с какого класса Олег учился с вашим сыном и когда он перешел в другую школу? – спросила я.

Если Гарику не удастся что-либо отыскать, придется идти в школу и по классному журналу искать адрес Сердюкова. И если за годы тот не успел смениться, то один преступник будет у меня в кармане.

– Я точно не помню, – сказала Алла Леонидовна. – Но можно посмотреть по групповым снимкам. Над каждым из них у меня подписано, в каком классе там Аркаша. – Она заново перелистала альбом на начало и открыла его на одной из первых страниц. – Здесь ребята только что поступили в школу. Олег вон там, третий справа. Дальше…

Мы вместе искали на общих снимках Сердюкова. Нашли его и среди второклассников, и в третьем классе. Дошли до шестого, где я и обнаружила его. А вот дальше класс стройными рядами стоял уже без него.

– Значит, до шестого класса он был в пятнадцатой школе, а куда потом перешел, я не знаю, – сделала вывод Датская.

– Хорошо. Даже с этой информацией, думаю, возможно будет найти Сердюкова, – сказала я, поднимаясь со стула.

– Найти? – переспросила заказчица. – Так вы думаете, это он, Сердюк? – Мой кивок послужил подтверждением ее догадки. – Не зря все-таки мой сын его недолюбливал. Но кто же второй?

Этого я не знала и честно о том сказала. Уже на пороге Алла Леонидовна пожелала мне скорейшего продвижения в расследовании. И я хотела того же. Мы распрощались, и я обещала позвонить на следующий день, чтобы сообщить о ходе дела.

* * *

В школу я собиралась ехать только в том случае, если не будет никакой информации по пальчикам на бутылке. Оставалось только ждать.

Я приехала домой и решила отдохнуть. Села перед телевизором, взяла в руки пульт и стала переключать с канала на канал. Практически везде шли американские боевики, похожие как братья-близнецы. Не люблю я их смотреть. Тем более что хорошо вижу, где режиссер перегнул палку.

На одном из каналов шла фантастика, и я решила на ней остановиться. Свиноподобные инопланетяне полфильма ходили по какому-то космическому кораблю и пытались его спасти от неминуемой гибели, коварно подстроенной другими инопланетянами, злобными и похожими на угрей.

Звонок Гарика вывел меня из полусонного состояния, навеянного низкопробным фильмом.

– Считай, тебе повезло, – сразу заговорил о деле он. – Пальцы твоих подозреваемых отыскались в нашем компьютере. Они привлекались на десять суток за мелкое хулиганство. Записывай или запоминай, как хочешь: Сердюков Олег Романович и Анохин Дмитрий Игнатьевич. Адреса нужны?

Адреса мне были очень нужны, и Папазян их продиктовал.

– На этом все, – закончил он.

– Нет, Гарик, это еще не все, – возразила я. – Не мешало бы этих ребятишек припугнуть немножко. Спросить, где они были в то время, когда убили Шадрухину, знакомы ли они с Романом Шкодой и все такое прочее.

– Ты думаешь, это они убийцы?

– Не думаю, а знаю.

– Давай-ка, Татьяна, рассказывай, что тебе известно: кто такой Шкода, почему ты подозреваешь этих двоих, и все такое прочее, что есть. Иначе как же мне допрос вести?

Чтобы Гарик на меня не обижался, да и для пользы дела тоже, пришлось поведать ему часть из того, что я знала.

– Значит, с Датским здесь подстава? – размышляя, произнес он. – Ты права, надо бы ребят попугать.

– Только сделай это сейчас же, – попросила я Папазяна.

– Солнце мое, ради тебя хоть сию минуту. Вот положу трубку и сразу же пошлю за ними участкового.

– Спасибо, Гарик. И помни, что ты можешь мне еще понадобиться сегодня.

– Уломала. Покой нам только снится, – ответил Папазян и пообещал посидеть в участке на телефоне.

После этого разговора я постаралась вернуться к фильму, но мысли все время уходили от него, переключаясь на другую тему. Смотреть стало бесполезно. Я выключила телевизор и, подумав, что любое действие будет лучше ожидания, снова собралась оставить свой дом скучать без хозяйки.

На всякий случай я взяла пистолет, чтобы было чем обороняться, если у Сердюкова и Анохина расшалятся после допроса нервы, и положила его в сумочку. Затем еще раз прослушала запись разговора Улановой с Романом, нашла интересующий меня момент и поставила на него пленку.

Все дальнейшие мои действия тормозили только двое, которых допрашивал сейчас Папазян. Хотелось прийти к Роману во всеоружии, зная о нем все, что только можно узнать из чужих рук. А для этого обязательно нужно поговорить с мальчиками. И если ребята будут порядком перепуганы вызовом в ментовку – а у Папазяна, я не сомневалась, это должно получиться, хорошенько напугать парней он сумеет, – мне будет легче с ними говорить.

Первоначально я предполагала дождаться, когда ребят отпустят из участка, и только потом поехать самой с ними беседовать. А затем подумала, зачем время терять? Подожду их около входа и тепленьких, не оправившихся от испуга, обработаю по-своему.

Машина впереди меня резко затормозила, попав в яму, успешно прикрытую лу-жей, появившейся после прошедшего дождя. Я чуть не чмокнула ее носом в багажник. Нужно было быть более осторожной, или придется до участка добираться пешком. Сбавив скорость, я поехала медленнее.

Добравшись до места, я припарковала «девятку» на противоположной от участка стороне дороги и стала ждать. Время тянулось медленно, будто с неохотой. Стрелки часов словно кто-то удерживал на одном месте. Дверь участка открывалась редко: в выходной никому не хотелось заходить туда. Час сорок пять, что я просидела в машине в томительном ожидании, показались мне пыткой, достойной инквизиции. Наконец дверь открылась и выпустила нужную мне парочку.

Сердюков и Анохин, не заметив меня в машине, направились в сторону остановки. Я немного подождала и, заведя машину, двинулась им вслед.

– Подбросить? – притормозила я прямо около мальчишек.

– Это же наша Танюха! – обрадованно воскликнул Дима.

Сердюк же напряженно сдвинул брови, вспоминая, кто я такая. От тяжелого умственного труда на его лбу заложились две горизонтальные морщины.

– Куда ты вчера пропала? – спросил Анохин.

– Срочное дело.

– Да ладно, – недоверчиво протянул он, изображая из себя бывалого ловеласа. – Все вы, бабы, мозги мужикам пудрите: то скрываетесь, то неожиданно появляетесь. Так и скажи, что цену набиваешь.

Возражать я не стала и предложила загладить свою вину, например, подбросив «мужиков» до дома. Сердюк замялся, все еще не вспомнив, где мог меня видеть.

– Давай, пошли, – подтолкнул его Дима.

Ребята сели: Сердюков на заднее сиденье, а Анохин рядом со мной.

– Куда ехать? – спросила я пассажиров, отъезжая от остановки.

– На Провиантскую.

– Не близко, – заметила я. – Что вас занесло в такую даль?

– Так, дела, – неопределенно ответил Сердюк. В трезвом виде он оказался разговорчивее, чем вчера.

– По работе?

Сердюков удивленно посмотрел на меня. Явно он не помнил, о чем накануне вечером шла беседа, и теперь не мог сообразить, о какой работе я говорю. У Димы же с памятью дела обстояли лучше. – Ага, из-за нее.

– Новый заказ? – съязвила я.

– Скорее по старому доработку проводили.

– Хотят вас с Датским местами поменять?

Расчет мой был верен. Одной этой фразой я основательно ошарашила ребят. И увидела, что Дима, сидящий рядом со мной, а потому находящийся в поле зрения, непроизвольно потянулся рукой к карману джинсов. Так, возьмем это на заметку. Огнестрельное оружие вряд ли у него найдется, не того полета птица, а вот ножичком помахать он сможет. Перед одной уже домахался. Словно невзначай я пододвинула к себе поближе сумочку и раскрыла ее.

– Ты это о ком? – первым взял себя в руки Сердюк.

– О том, кого вы подставили.

Ребята поняли, что мне все известно.

– Ты смотри, такая красивая и такая мусорная, – заметил Дима. – Выходит, это ты на нас накапала в ментовку.

– Нет, не я. Ты же, сам помнишь, ничего лишнего мне вчера не говорил.

– Да ладно, не гони. Кто же тогда дятел?

– Шкода.

Парни переглянулась. Сердюков недоверчиво окинул меня взглядом. Дима сделал ему знак головой.

Это было сигналом к действию не только Сердюку, но и мне. Взяв под контроль каждое движение сидящего за спиной парня, наблюдая за ним в зеркало заднего вида, я на всякий случай поставила ногу на тормоз.

Все произошло за доли секунды. Сердюк вдруг надвинулся на меня, попробовав сделать захват шеи. Быстро опустив голову вперед, я нажала на тормоз, юркнув рукой в сумочку. Дима выхватил из кармана складной нож и, щелкнув кнопкой, выпустил лезвие. Но что-либо сделать они не могли, потеряв из-за резкого торможения точку опоры.

– Спокойнее, ребята, – наставила я на них пистолет. – Не стоит суетиться.

Все это происходило на довольно оживленной трассе. Сзади послышались нетерпеливые гудки автомобилей и нервные выкрики водителей. В мгновение ока образовалась пробка. Моя машина перегородила движение.

– Будете так нервничать, ненароком сделаете меня не совсем живой. Сразу в КПЗ упекут. Свидетелей вон сколько, оглянитесь.

– С-стерва, – выпустил пар Сердюк и откинулся на спинку сиденья.

Анохин тоже успокоился, повернулся к окну, но нож из рук не выпускал. Так и сидел с ним, играясь: то выпуская лезвие, то убирая его обратно.

– Так мне больше нравится, – удовлетворенно заметила я, вновь заводя машину.

Медленно, на второй скорости, чтобы на всякий случай успеть притормозить, я повела «девятку» дальше. Шум за спиною стих, и движение восстановилось. Некоторое время мы ехали молча.

– Зачем мы тебе понадобились? – спросил Дима.

– Для погон, – солгала я. – Раскрою дело – погоны получу.

Ножик в руках у Анохина защелкал чаще.

– Но заложила вас не я. Откуда мне было про вас узнать? Вы ребятки умные, следов не оставили.

– Да ладно уши компостировать, – не поверил мне Сердюков.

Я молча включила запись, которую сделал мне «жучок».

«– Эти нарики ничего толком сделать не могут. От них требовалось только попугать, содрать деньги с Шадрухиной и быстро слинять. А они перестарались, убили ее, идиоты».

Дождавшись этой фразы, я сразу же нажала на «STOP». Еще полслова, и парни догадались бы, что Шкода говорил это не в милиции, а своей любовнице у нее в квартире.

На мальчиков запись подействовала безотказно. Голос каждый из них узнал сразу. Сердюк выругался:

– Я думал, он подъюбник, а он еще и стукач.

– Подъюбник? – переспросила я.

– Живет за счет баб.

– Заткнись, дятел, – попытался остановить его Анохин.

– А че, он нас заложил, а я лысый, что ли? Пусть тоже в дерьме поваляется. Бизнес у него такой: находит богатых телок, желательно постарше. Такие в любви обделенные, кидаются на него, как нарик на косячок. А дальше тянет с них деньги. Квартиру себе обставил на бабьи средства. И нас-то че он нанял? Бабу, что ль, свою пожалел? Закатай варежку в трубочку. Бабульки на это дело он с нее взял, а нам не все из них заплатил. Себе процентик – и не маленький! – оставил.

Так вот оно что. Выходит, это «профессионал» за меня взялся. То-то я расслабилась рядом с ним. Ладно, милый, на нас ты зарабатываешь, на нас же и прогоришь.

Я свернула на Провиантскую и припарковала машину на обочине. Повернулась к ребятам.

– Шкода и мне кое-что неприятное сделал. Потому и хочу вам помочь, чтобы ему срок больше достался. А для этого вам нужно самим признаться в ментуре. Сообразили? Вроде как чистосердечно. Тогда вам срок скостят, зато ему достанется на всю катушку.

– Так он и тебя подоить успел? – удивился Дима. – Такую бабу обуть смог!

– Профи, – подтвердил Сердюк.

Я не стала возражать, пусть думают, что на мне Шкода подзаработал.

– Одного, ребята, я понять не могу: зачем вы тетку-то убили? От вас ведь что требовалось – припугнуть и свалить.

– Сглупили, – безнадежно махнул рукой Сердюков. – Перед делом для храбрости косячок забили. Это-то нас и подвело: тетка упорная попалась, деньги никак отдавать не хотела. Вот одного из нас со злости и зашкалило.

У Анохина руки чуть дрогнули, и он скорее спрятал ножик в карман. Стало ясно, кого именно «зашкалило».

– Шкода, сволочь, говорил, просто с нею будет. Мол, у любовницы он все про нее узнал: и муж в командировке, дома одна сидит, и дверь открывает не спрашивая, уверенная слишком в себе, и в ментуру не побежит, у самой рыльце в пушку. Короче, бери тепленькую, и пусть не жужжит.

– А Принца как догадались подставить?

– Спонтанно. Как только увидели, что тетка трепыхаться перестала, вмиг в мозгах просветлело. Думаем, линять пора и на люди, чтоб, если че, алиби, ента, предъявить. Ну, в кафешку и забурили. А там этот сидит, в зюзю пьяный. Думаем: то, что надо, пусть с теткой ночь полежит, отпечатки наоставляет. У меня кокаинчик с собой был, предложил Принцу. Для верности, чтобы утром наверняка ничего не вспомнил и раньше времени не проснулся. А тому, пьяному, все было до фени, согласился.

Последние пробелы в деле Шадрухиной стали ясны.

– О разговоре со мной лучше не говорить, – предупредила я, когда мальчики выходили из машины. – А то чистосердечного не получится.

– Не гоблины, понимаем, – заверил меня Сердюк и обратился уже к другу: – Рванем прям щас?