Текст книги "От Жванецкого до Задорнова"

Не раз сталкивался с ситуацией, когда шутка из меня выпрыгивает быстрее её осмысления. Порой и сам не рад собственному экспромту.

Лето 2000 года. Сидим с Евгением Вагановичем Петросяном в VIP-зале Рижского аэропорта в ожидании багажа. Петросян листает свой паспорт и сокрушённо вздыхает:

– Да-а-а, одна поездка, и сразу два штампа! Ты не представляешь себе, Марк, я каждый год паспорта меняю!

– Ну уж Вы-то, – говорю, – Евгений Ваганыч, Вы-то могли бы себе сделать паспорт а-четвёртого формата! Тогда бы места для штампов надолго хватило…

– А что это за формат такой? – интересуется Евгений Ваганович.

– Это как альбомный лист для рисования.

– Да?! – оживлённо реагирует Евгений Ваганович, продолжая рассматривать паспорт. – Но я же лично знаком с консулом – почему он мне ничего про такой паспорт не сказал?!

Знаете, я не самый смешливый человек на свете, но тут, задержав дыхание, я извинился, вышел в туалет и уже там рассмеялся.

Просто представил себе, как пограничник на КПП проверяет паспорта. Дежурно проходят немцы, финны, «разные прочие шведы», и вдруг – наш Гулливер, Евгений Ваганович Петросян, со своим паспортом а-четвёртого формата!

Одним из самых смешных и, что немаловажно, удачных гастрольных проектов оказалась для меня «О. С. П.-студия». Это юмористическое шоу в конце 90‑х было на пике популярности.

Да и сами ребята, бывшие квнщики, были весьма приятны в общении. Играли за разные команды: Миша Шац – за Ленинградский мединститут, Андрей Бочаров и Таня Лазарева – за Новосибирский университет, Павел Кабанов и Сергей Белоголовцев – за Московский горный институт. Объединившись, они превратились в удивительно весёлый, озорной, талантливый проект.

Мы провели вместе несколько бурных и жизнерадостных дней в Юрмале. Особенно запомнилось, как в ресторане сексапильные танцовщицы первого состава группы «Тодес» вовлекли в своё шоу, прямо на столах, вмиг ставшего секс-символом Бочарика. Как он извивался в танце! Девушки, ищущие себя в работе у шеста, просто отдыхают. Это был мастер-класс.

«О.С.П.-студия» в Юрмале: Павел Кабанов, Татьяна Лазарева, Сергей Белоголовцев, Марк Дубовский, Андрей Бочаров и Михаил Шац

Но лучшей из запомнившихся шуток оказался экспромт Миши Шаца.

Признаваясь оспэшникам в своих плохо скрываемых симпатиях к ним, я похвалил их:

– Как с вами легко и хорошо! У вас и райдер простой и понятный, и сами вы такие же. А вот давеча привозил я Евгения Вагановича Петросяна, так у него райдер настолько подробный, указано даже, что температура в гримёрке должна быть не выше 22 градусов.

На что Миша, не моргнув глазом, потопил наш разговор в смехе:

– Так он же портится…

Разъезжались оспэшники порознь. Серёжа Белоголовцев с женой Наташей оставили себе денёк на отдых, и мы поехали очаровываться латвийской Швейцарией – Сигулдой.

У Сергея прозвище Белый, и, как мне показалось, не только благодаря фамилии. Это сочетание колоссальной энергии и таланта.

Его детство и школьные годы прошли в Обнинске, городе атомной физики. Может, поэтому в Сергее сидит такой мощный энергетический заряд, аккумулирующий веселье и радость?

(Может, кто уже не помнит, Белый – это папашка, который многосерийно лупил очкастого сынульку Бочарика.)

Из всех оспэшников актёрски больше всех, по-моему, одарён именно Сергей. У него врождённая актёрская школа, он лёгок, у него удивительно добрый юмор, он заражает округу оптимизмом.

А ещё он человек честный, порядочный и впечатлительный.

Сергей рассказывал о своём родном Обнинске, как любит бродить там по своим памятным местам, учащая сердцебиение, обижался, что его никогда не приглашали туда выступать.

– Знаешь, – признался и я, – выступать в родном городе, в своей школе – самое трудное испытание. Тебя все знают и относятся к тебе не как к артисту, а как к встреченному другу, к знакомому. Мне мой одноклассник так и заявил: «А что к тебе на концерт идти, я тебя и так хорошо знаю»…

Однажды я выступал в сборном концерте в московском ДК железнодорожников (снималась телепрограмма «Кубок Юмора»). Накануне встретил Сергея Белоголовцева и пригласил: приходи на меня посмотреть. И он пришёл!

Сергей – Личность. Сколько наболевшей гражданской гордости прозвучало в начале 2013 года в программе «Пусть говорят» Андрея Малахова, посвящённой больным детям!

Сергею с Наташей на примере младшего сына не понаслышке знаком детский церебральный паралич. Дрожащим от негодования голосом буквально раскалялся: «Полная беспомощность, косность нашей медицины. Мне стыдно, что я русский, что я живу в этой великой стране. Мы гимн поём – за сердце держимся… В этой стране нужно всё на год остановить, ничего не строить, не платить футболистам, не снимать идиотские фильмы, а просто вылечить людей! Мы – позор планеты, нет никакой русской души – всё это фарисейство и враки!..»

Недоехавшие

По части так и не посетивших фестиваль имени Аркадия Райкина самым печальным за всю историю было «МОRE SMEHA-1997».

На празднование очередного дня рождения великого артиста доехали не все приглашённые.

Юрия Владимировича Никулина я видел всего однажды, весной 1997 года, в ресторане. Нас познакомил Григорий Горин. Естественно, я тут же позвал их обоих в Ригу в следующем году. Оба обещались быть, но в конце лета того же года Юрия Владимировича не стало.

До сих пор помню его глаза. Мы пообщались всего-ничего, часа два. Никулин был сутул, сед, скрипуч, но глаза его, его улыбка ощутимо согревали. Добротой и мудростью.

Одно из его высказываний мне особенно запомнилось: «При виде некоторых новостей я плачу у телевизора».

Мне тогда вспомнилась героиня Инны Чуриковой из фильма «Прошу слова»: она плакала, когда в теленовостях показывали, как в Чили расправлялись с Сальвадором Альенде.

Борис Сергеевич Брунов умер в первых числах сентября.

Уникальный мастер конферанса с неповторимой манерой общения с залом. Он проговаривал тексты в этакой старомодной манере, с эффектом нерусскости. Музыкальный, пластичный, изящный. Без малейшего намёка на вульгарность, так свойственную многим – и его современникам, и особенно сегодняшним артистам.

Его знаменитое «Добрый вечер, здрасьте», лицо, фигура – всё вызывало доверие публики. И он горячо любил свою публику, умел вместе с ней радоваться номерам артистов. Он вёл программы на многих иностранных языках.

Мне удалось увидеть Бориса Сергеевича на закате его творчества – чинным, с налётом корифеистости, но знаю от других мастеров смеха о его уникальных талантах: он пел куплеты, использовал синхробуффонаду, показывал фокусы, играл на концертино, на ксилофоне.

Хотите освежить в памяти образ Бориса Сергеевича, посмотрите спектакль «Обыкновенный концерт» в театре С. В. Образцова: кукла конферансье смастерена именно с Брунова.

Мы сидели в кабинете Бориса Сергеевича, беседовали об ушедшем жанре истинного конферанса. Брунова буквально распирало от гордости за личный вклад в искусство. И я словно слышал: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…» – только говором не Лермонтова, а Брунова.

Борис Сергеевич одарил меня своими визиткой, афишей и обещанием быть в Риге, на фестивале Аркадия Райкина. И я уехал ждать осени, октября.

Для Брунова были заготовлены именные Кубок и Диплом, но увы.

Популярный английский актёр-комик Роуэн Аткинсон не приехал на «MORE SMEHA» по менее трагичной причине.

Мы переписывались с Роуэном полгода. Интеллигентный британец обрадовался, что его знают в неведомой Латвии, посетовал, что об Аркадии Райкине ничего не знает, но обещал приехать на фестиваль почётным гостем, познакомиться с Ригой и рижанами и получить специальный приз «За обожаемость».

И надо ж было такому случиться – именно в 1997 году, с опережением графика, вышел полнометражный художественный фильм «Мистер Бин».

Мистер Роуэн Аткинсон дружелюбно оповестил нас, что Америка не отпускает его: по контракту он должен был в разных городах рекламировать этот фильм.

Нужно ли говорить, что перешибать американский гонорар артиста мы не стали.

Нашу роль – почитателей таланта Роуэна Аткинсона – значительно позже сыграли ведущие программы «Прожекторперисхилтон» на Первом канале. Мистер Бин прибыл в Россию для продвижения своего фильма «Агент Джонни Инглиш: Перезагрузка».

С «дядей Зямой» – так величали Гердта ценители его мудрости и душевного таланта – нас свёл автопробег «РИГА-ЧЕРНОМОРСК».

С 5 по 12 сентября 1993 года состоялся автопробег Рига-Одесса на звание «Лучший автомобиль мира для дорог СНГ». Участвовали автомобили почти всех ведущих мировых производителей: Mercedes, Volvo, Audi, Peugeot, Lada и другие.

К маршруту бессмертного «Золотого телёнка» добавили перегон Рига-Москва. Это Ильф с Петровым пошли мне, как сценаристу автопробега, на шутливую историко-литературную уступку. Якобы в 20‑е годы прошлого века, время написания романа, Латвия находилась у России в немилости, и авторам пришлось скрыть тот факт, что старт автопробега, с ударом по бездорожью и разгильдяйству, был дан не в Москве, а в Риге.

Притянуто за уши, конечно, но «скушалось» легко. Помогло, что и в 1993 году у России с Латвией проблем хватало.

«Командовали парадом» три компании: русская Constancia Int. Inc. (во главе с типичным представителем новорусского бизнеса Костей Коноваленко), латышская Rigas Lada (жигулёвский дилер в Латвии Геннадий Чесноков) и американская Volax Productions (продюсер проекта «Маски-шоу» Юрий Володарский). Я же выступал в роли соавтора сценария и ведущего шоу.

Афиши и программки зазывали: «Приходите! Вы не на съезде – вас не обманут!»

По пути следования колонна автомобилей, весело клаксоня, катила по городам, въезжала на стадионы, я выбегал из головной машины на сцену и – «show must go on»! – вёл развлекательную программу. Каскадёры прыгали на мотоциклах, по-детски играли в игру «Кто чей автомобиль разобьёт сильнее», потом все эти груды металлолома и горы покрышек легко преодолевал Монстр-Трак, специально привезённый из Канады шестиколёсный великан. Потом на сцене появлялся пианист, исполнял Бетховена, но равнодушные, грустные клоуны из «Масок» этого не ценили и топорами превращали рояль в хлам.

В самой же Одессе парад автомобилей принимал символ Одессы Михал Михалыч Жванецкий, в завершение прошёл аукцион, и все автомобили-участники ралли ушли с молотка.

Маршрут нашего автопробега: Рига-Москва-Воронеж-Ростов-Ялта-Симферополь-Николаев-Одесса.

Но весёлое настроение доцарило лишь до Москвы. На стадионе в «Крылатском» я провёл второе, оно же и последнее, праздничное шоу.

Ранним утром 7 сентября на трассе Москва – Воронеж водитель грузовика резко затормозил и прицеп вынесло на встречную полосу, по которой неслись наши автомобили. Удар бортового замка прицепа пришёлся в машину «Вольво», на заднем сиденье которой спал актёр «Масок» Вадим Поплавский.

Вадик и водитель «Вольво» погибли. Участники ралли превратились во взрослых мужиков с зарёванными лицами.

Таких «масок» клоуны не надевают.

Вечером на банкете в честь финиша автопробега мы, наконец, смогли расслабиться – выпить, закусить, пообщаться.

Правда, не все пообщались успешно.

Подходит ко мне Михал Михалыч – покрасневший, глаза расширены раза в три – и выдыхает:

– Марк, представляешь!.. Я подхожу к Боре Барскому, признаюсь, что мне нравятся его смешные стихи, и слышу в ответ: «А мне по барабану, нравятся они вам или нет!»

Не думаю, что Жванецкий когда-либо чувствовал столько «доброты» в свой адрес.

* * *

В нашем автопробеге не было ни «паккардов», ни «студебеккеров», но «лорен-дитрих» Адама Козлевича мы нашли.

На рижском стадионе СКА 5 сентября автопробег открывал лично Михаил Самуэлевич Паниковский, самый настоящий и удивительный Зиновий Ефимович Гердт. На самой настоящей «Антилопе-Гну». Публика была в восторге.

Не обожать Гердта невозможно. Его печально-мудрые глаза, его обволакивающие интонации, фразы, наполняющие мой слух до сих пор.

Всё время, проведённое в Риге, а потом и в самолёте по пути в Москву, жена Гердта, замечательная и заботливая Татьяна Александровна, создавала трогательное впечатление, что она – добрая фея Гердта.

Вот у Андерсена, у Кая, была добрая Герда, а у дяди Зямы – добрая Гердта.

За ужином Татьяна Санна рассказала, что Гердт в роли Паниковского снялся случайно, заменив уже утверждённого на эту роль Ролана Быкова. Да и Шуру Балаганова должен был играть не Куравлёв, а Невинный.

А Зиновий Ефимович рассказал по случаю анекдот из своего автомобильного жизненного опыта. Заметив попутно, что хороший анекдот – большое удовольствие и рассказать, и услышать. Но если тебе личным примером удаётся привнести анекдот в жизнь – это уже нечто.

«Дело было так. На гастролях в Японии я приобрёл машину с правосторонним рулем.

И вот уже в Москве едем мы как-то с женой из гостей, я сижу слева, выпивший, весёлый, жена – справа, за рулём.

Что-то нарушили, останавливает нас гаишник: ваши права, документы на машину, а я вроде как нахальничаю: но мы же ничего не нарушали, правильно ехали. Гаишник тут же унюхал запах: ага, так вы ещё и пьяный за рулём!

Стоп, говорю, а где вы видите руль? Гаишник заглядывает внутрь машины и остолбеневает – руля нет! Он в шоке, а я добиваю его окончательно:

„Молодой человек, я всегда, когда выпью, передаю руль жене“».

Зиновий Ефимович привнёс в мою жизнь и ещё один анекдот.

В Москве перед вылетом в Ригу Гердт сообщил, что всё для воссоздания образа Паниковского у него есть, нет только канотье.

Руководствуясь правилом «Не имей сто рублей», я пошёл в наш Театр русской драмы, и Эдуард Цеховал, тамошний директор, выдал мне из своих «погребов» необходимое канотье под честное слово – вернуть обязательно.

Вечером на банкете в честь открытия ралли интересуюсь у своей помощницы Ирины: выполнен ли мой наказ – изъято ли канотье у Зиновия Ефимовича. Ирина в ответ: Гердт сказал, что канотье у него нет, что он его сразу же после шоу отдал кому-то из администраторов. «Марк, мне неудобно было ему возражать, – добавила она, – но я лично видела, как Гердт укладывал канотье в свой чемоданчик».

На банкете я сидел за одним столиком с Гердтами и время от времени сокрушался по поводу пропавшего канотье: как же мне быть, как я теперь посмотрю в глаза директору театра? Но особого сочувствия мои страдания не вызывали.

Утром летим в Москву, спрашиваю у Гердта, не нашлось ли канотье. Нет, говорит, мы с Таней всё осмотрели. А я-то понимаю, самолёт – мой последний шанс, в Москве и в других городах Паниковского в программе уже не будет, и иду ва-банк: дядя Зяма, ну, может, в чемодане где – посмотрите, пожалуйста!

Зиновий Ефимович, недовольно кряхтя, встал и раскрыл чемодан: на самом верху аккуратно лежало «моё» канотье. Во мне всё возликовало, а Гердт сухо буркнул: «Странно», – и всё оставшееся время со мной уже не разговаривал.

Канотье, конечно, было знатное, но возраст – субстанция почтенная и непредсказуемая: мне же неведомо, что к 80 годам станется с моей памятью.

В последние советские годы мне часто доводилось выступать с авторскими концертами во всесоюзных тогда ещё здравницах Юрмалы. Публика менялась ежемесячно, поэтому пять санаториев по три концерта были нелишней добавкой к учительской зарплате.

Была у меня в репертуаре такая шутка:

«Редкая удача посетила бухгалтера колхоза „Крутые пестициды“ Арона Хаимовича Фрумкина. Когда в самолёте ему стало дурно и он нажал кнопку с надписью «вызов», стюардесса вместо гигиенического пакета принесла ему вызов из Израиля на его имя».

Однажды после концерта, когда зал опустел, ко мне подошёл одинокий товарищ преклонных лет и умиляюще закартавил:

– Добрый вечер! Меня зовут Яков. Простите, это Вы только что выступали с концертом?

– Здравствуйте, а что?

– Нет, Вы скажите, вы или не вы? Понимаете, у меня проблемы со зрением, но слышу я хорошо.

– Это был я, – дружелюбно признаюсь я.

– Вот у вас там был один юмор про самолёт, про вызов, так я его не понял.

– Вы летали когда-нибудь самолётом?

– Да, много раз, мне по работе приходилось летать в командировки и на отдых я летал, – я испугался, что Яков поведает мне всю свою биографию, но его удалось прервать:

– Так вот, в самолёте, над креслом есть кнопка «вызов»…

– Да, я знаю, я много раз её нажимал, потому что меня тошнит в самолётах.

– Тогда вам будет легко понять – в моей шутке это просто игра слов: «вызов» стюардессы и «вызов» из Израиля.

Яков смолк и крепко задумался. Казалось, навсегда. Вдруг он встрепенулся и с вызовом посмотрел на меня:

– Знаете, о чём я вас попрошу – уберите эту хохму из вашего репертура!

– Почему?

– Ну, мне не нравится!

– Но поймите, я тоже еврей и вполне могу об этом шутить.

– Так вы тоже ждёте вызова? – реакция Якова оказалась мгновенной, он понимающе схватил меня за руки, и наболевшее мигом излечилось.

Эта история, свидетель непредсказуемости зрительской реакции на концерте, подводит меня к рассказу о другой послеконцертной встрече.

Однажды так же после концерта подошёл ко мне седовласый еврей, чуть за семьдесят, коротко представился: «Ефим» – и предложил прогуляться. Предложение прозвучало так естественно и так запросто, что я не смог отказаться. Меня затеребила мысль, что это знакомство может оказаться интересным.

Мы прогуляли с ним три дня.

Если не считать когдатошних романтических свиданий с любимой девушкой, это были самые замечательные прогулки в моей жизни.

Ефимом оказался великий человек – Ефим Драбкин. Он же знаменитый на весь мир писатель, кинорежиссёр и многоктоещё Эфраим Севела.

Чтобы не путаться в показаниях, буду писать о нём как о Севеле.

Если вы хотите от души похохотать, почитайте «Моня Цацкес – знаменосец», хотите по-доброму погрустить – извольте, «Почему нет рая на Земле», хотите жизни навырост – пройдите путями Севелы!

Участь Севелы забавна: в Москве его называли главным сионистом, в Израиле – главным антисемитом.

Израильтяне, иммигрировавшие из СССР, вообще в своё время были обречены: в России их называли жидовскими мордами, по причине чего многие и уехали, и на тебе – на исторической родине их стали звать русскими свиньями.

Эфраим Севела в 1971 году участвовал в захвате приёмной Президиума Верховного Совета СССР в составе группы из 24 человек, требовавших разрешить советским евреям репатриироваться в Израиль, после чего сам был выслан на историческую родину.

И стал космополитом. Поступательно превращаясь в гражданина (СССР не в счёт) Израиля, США, России.

Он родился 8 марта и говорил, что, спасибо родителям, стал лучшим подарком женщинам к празднику.

Тогда, в Юрмале, Эфраим, обсудив поначалу, из приличия, мой концерт, много рассказывал о себе. Не знаю, почему, – может, просто нашёл во мне умелого слушателя.

В юности был «сыном полка» в Великой Отечественной войне, дошёл до Германии, награждён медалью «За отвагу».

В зрелые годы воевал уже за Израиль и, как герой «Баллады о солдате», два танка подбил.

Рассказывал Эфраим об этом легко, иронично, вперемешку с анекдотами.

Свою политическую эмиграцию он рассматривал как насмешку судьбы, ведь не был ни диссидентом, ни сионистом.

После факультета журналистики Белорусского государственного университета он шесть лет был корреспондентом газеты «Молодёжь Литвы» в Вильнюсе.

Был знаком с Сергеем Довлатовым, который после факультета журналистики Ленинградского государственного университета работал в Таллине, в газете «Советская Эстония».

Я вскользь заметил, что тоже учился на факультете журналистики Латвийского государственного университета и был корреспондентом газеты «Советская Молодёжь» в Риге.

Так что мы втроём вместе с Довлатовым являем этакий еврейско-прибалтийский интернационал.

Правда, в отличие от их звёздного дуэта, я особых лавров не снискал, потому и пошёл больше по административной части.

Позже, уже как администратор, я несколько раз приглашал Эфраима Севелу на «MORE SMEHA», но он отнекивался: на сцене, мол, мне делать нечего, а просто гостем – времени жалко.

Во время наших прогулок Севела признался, что купил где-то в Тихом океане маленький островок:

– Понимаешь, Марк, я много что видел, я жил и работал в самых разных странах мира: в Израиле, в США, в Германии, Англии, Франции, Голландии – и теперь моя мечта – на склоне лет поселиться в тиши своего острова.

– Но что Вы, Эфраим, человек, привыкший к обществу и обожанию, будете там делать?

– У меня скопилось несколько мешков писем от женщин со всего мира – я должен им всем ответить.

Увы, мечта его осталась нереализованной, но, учитывая блестящее остроумие Севелы и его мудрость, ответные письма обожавшим его женщинам вполне бы могли вылиться в бестселлер.