Текст книги "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура"

Марк Твен
Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

© Оформление Т. Костерина, 2023

© Н. Чуковский, текст, наследники 2023

© Издательство «Художественная литература», 2023

Марк Твен – американский юморист и пессимист

Самюэль Ленгхорн Клеменс, американский писатель, юморист, сатирик, публицист, издатель, известный читателям всего мира под именем Марка Твена, родился 30 ноября 1835 года в штате Миссури в крохотном городишке Флорида.

Родители Твена были коренными американскими поселенцами английского происхождения с примесью ирландской крови. Отец будущего писателя был одним из тех, кто в начале XIX века пытался поймать удачу за хвост. Джон Маршалл Клеменс менял профессии и города, был рабочим, адвокатом, практикующим юристом, лавочником, мировым судьей… то есть не имел практических качеств дельца, и семья большей частью нуждалась.

В 1839 году Клеменсы переехали в городок Ганнибал на реке Миссисипи.

Двенадцати лет Сэм потерял отца, был вынужден бросить школу и поступил «за одежду и стол» в местную газету «Миссури курьер». Это был ничем не примечательный печатный листок, какие выходили в США в захолустных «медвежьих углах». И все же мальчик втянулся в чтение книг, начал потихоньку пробовать себя в роли сочинителя и даже опубликовал свои первые литературные опыты.

Ранние пробы пера Сэмюэля Клеменса уже содержат черты, которые стали впоследствии «визитной карточкой» Марка Твена, – это умение надевать маску рассказчика-простака, используя этот гротеск для усиления комического эффекта.

В 1853 году, восемнадцати лет, Твен покинул родные места и пошел «в люди», бродячим наборщиком. Подолгу нигде не задерживаясь, он бродяжничал четыре года и успел повидать крупнейшие промышленные и культурные центры США тех лет – Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон.

Вернувшись из скитаний, двадцатидвухлетний будущий писатель решил осуществить заветную мечту детства – стать лоцманом на Миссисипи. Он проплавал так четыре года, два года учеником и еще два полноправным рулевым речных пароходов. Устроившись на работу в пароходство, молодой Самюэль Клеменс взял себе псевдоним «Марк Твен». Это ходовой лоцманский термин на Миссисипи (mark twain) «отмерь два», и речь в нем идет о двух саженях (около четырех метров), то есть о глубине, достаточной для прохождения самых больших речных судов. «Марк-твен!» – выкрикивал на речном перекате лотовой матрос, убедившись, что глубина достигает двух морских саженей. Вот такая ирония: было время, когда имя будущего писателя то и дело выкрикивали по всей Миссисипи.

Трудно сказать, насколько могла затянуться его лоцманская карьера, если бы война Севера и Юга и последовавшая блокада реки Миссисипи не нанесли удар гражданскому пароходству. «Мне пришлось искать другого заработка, – вспоминал Твен позднее. – Я стал рудокопом в копях Невады, потом газетным репортером; потом золотоискателем в Калифорнии; потом газетчиком в Сан-Франциско; потом специальным корреспондентом на Сандвичевых островах… потом носителем факела просвещения на лекторских подмостках, и, наконец, я стал книжным писакой и непоколебимым столпом среди других столпов Новой Англии».

Итак, разберем поподробнее эту беглую автобиографическую справку.

Спустя неделю после начала войны Клеменс возвращается в Ганнибал и принимает сторону южан, служа в составе нерегулярной военной части. При первых же слухах о наступлении северян ополченцы начинают потихоньку «делать ноги». Самюэль, заболевший фурункулезом, отстает от своих и прячется на ферме у знакомых. Теперь он дезертир в глазах одних, предатель – в глазах других. Что делать в такой ситуации – неясно…

Спасение пришло от старшего брата. Орион Клеменс получил должность секретаря (помощника губернатора) территории Невада (будущего штата) и взял младшего брата с собой. В Неваде юноша близко сошелся со старателями, сам переболел «серебряной», а потом и «золотой» лихорадкой. Не преуспев в этой деятельности, поступил репортером в «Территориэл Энтерпрайз» – газету в Вирджиния-Сити, куда уже посылал написанные между делом юмористические очерки из жизни старателей.

Именно в «Территориэл Энтерпрайз» в феврале 1863 года вышла заметка, впервые подписанная псевдонимом «Марк Твен».

Статьи молодого репортера стали приобретать популярность, их перепечатывали другие газеты. В те годы он знакомится со знаменитым Артемусом Уордом, точнее – с юмористом Брауном, который использовал такой псевдоним и частенько выступал с комическими лекциями. С одной из своих лекций он и приехал в Неваду. Твен многому научился у Брауна-Уорда, а чтение подобных лекций на долгие годы стало для писателя сперва любимым, затем – ненавистным и тягостным занятием, но чуть ли не единственным источником дохода.

1862 год ознаменовался важнейшими переменами в литературной судьбе Марка Твена. Нью-йоркская газета «Сатердей Пресс» напечатала небольшой его рассказ «Джим Смайли и его знаменитая скачущая лягушка из Калавераса», необыкновенно талантливую обработку калифорнийского фольклорно-юмористического материала. Рассказ имел ошеломляющий успех.

Оставив поденную журналистику, Твен совершил поездку на Сандвичевы острова и использовал собранный материал для публичных юмористических «чтений». Это стало началом его устных выступлений с эстрады, составивших в дальнейшие годы видную часть его литературной деятельности. В 1867 году писатель издал в Нью-Йорке отдельной книгой свои рассказы и очерки. Затем он отправился газетным корреспондентом в Европу на туристическом пароходе «Квакер Сити». Посетил Францию, Италию, Грецию, Турцию и Палестину, а также Одессу, Севастополь и Ялту. Вернувшись, Твен значительно обогатил свои путевые записки, а еще написал в 1869 году книгу очерков «Простаки за границей», принесшую Американской издательской компании семьдесят тысяч долларов прибыли. «Это была книга о путешествии, но она расходилась по цене не меньше трех с половиной долларов за экземпляр, – писал биограф Твена Альберт Пейн. – Такого не добивалась ни одна книга этого рода ни тогда, ни с тех пор. Если Марк Твен не был уже знаменит, то эта книга его прославила… Он вошел в литературный мир как бы во главе триумфального шествия, встречаемый приветствиями из раскрытых окон и дверей».

Вскоре по возвращении Твен влюбился в дочь богатого американского углепромышленника. Сватовство было длительным и нелегким. В глазах высокомерного буржуазного семейства писательская профессия прямодушного молодого человека вызывала большие сомнения. Но Твен завоевал сердце девушки. Вместе с тем женитьба на Оливии означала для Твена череду уступок, на которые пришлось пойти. Он должен был обеспечить жене достойный уровень жизни. Оливия отныне стала первым читателем и главным цензором всех его работ, многие из которых отправлялись в легендарный сейф на первом этаже именно из-за ее вердикта (Оливия была, в отличие от Твена, весьма богобоязненной особой).

В начале 70-х годов он поселился с семьей в Гартфорде, в штате Коннектикут, и посвятил себя полностью литературной работе. Слава Твена достигает зенита. Его книги читают во всех странах мира. Он самый знаменитый американец как у себя на родине, так и за ее рубежами. Куда бы Твен ни приехал, его встречает толпа репортеров. Старейшие европейские университеты подносят бывшему лоцману с Миссисипи почетные академические дипломы.

Последние полтора десятилетия, начиная с 1890-х годов, отмечены в жизни и творчестве Твена сатирической яростью, горечью и отчаянием, которые резко контрастируют со сложившимся на протяжении долгого времени в сознании читателей образом смеющегося юмориста и делают позднего Твена одной из подлинно трагических фигур американской культуры.

В эти годы у Твена проскальзывают уничижительные суждения о буржуазном образе жизни, буржуазной религии, буржуазной морали. Однако боязнь сделать свои критические взгляды на американскую жизнь достоянием широкой гласности и неудовлетворенность в этой связи итогами своего творчества приводят Твена к мысли, что он как писатель не выполняет свой долг, повинен в приукрашивании действительности, в сокрытии истины.

Эта мысль преследует Твена и приводит к пессимизму; он все чаще клеймит человеческий род, говорит, что человек слаб и глуп, что он игрушка в руках злобной судьбы.

Постепенно заработок от книг перестал удовлетворять Твена, и он стал искать другие виды предпринимательской деятельности, обещающие крупные барыши. Основал собственную издательскую фирму, первое время преуспевавшую. Он также вкладывал крупные деньги в некий печатный станок, который предположительно должен был произвести переворот в печатном деле. Однако никакой предпринимательской жилки у него, как и у отца, не было, в его коммерческих планах фантазия и увлечения затмевали расчет, и финансовая катастрофа была лишь вопросом времени. В 1893 году разразился один из сильнейших в истории США экономический кризис, сопровождаемый крахом на бирже и массовыми банкротствами. Обанкротилось и издательство Твена. В поисках выхода он разработал план кругосветного путешествия с публичными чтениями, чтобы расплатиться с долгами. Твен был уже немолод, путешествие могло оказаться для него непосильным. Однако ему удалось погасить основную часть долга. Полностью он рассчитался с кредиторами только в 1898 году.

Твен никогда не считал себя фантастом, но не раз использовал вымысел, чтобы ярче, четче, острее поговорить о современности. Самое знаменитое его фантастическое произведение – роман «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889). Твен написал о путешествии во времени и фактически этим романом положил начало целому направлению в фантастике, которое в последние годы стало необычайно популярным: историям о таких «временных попаданцах», оказавшихся в другой эпохе и пытающихся переделать ее сообразно собственным идеалом, несть числа.

На исходе жизни Твен сполна познал горечь потерь. Издательство, которым он владел, обанкротилось. Умерли дочь Сюзи, старший брат Орион, жена, младшая дочь Джин. Он по-прежнему не решался публиковать многие свои произведения – возможно, из уважения к памяти супруги: она бы наверняка их не одобрила…

Марк Твен, которого при жизни считали шутником и развлекателем, певцом старой Америки и защитником ее демократии, лишь в XX в. удостоился настоящего признания как один из немногих великих писателей, порожденных этой страной. Он вошел в историю литературы как мастер самых различных жанров – от коротенькой юморески-анекдота до философской повести-притчи, социального романа и исторического романа-фантазии. В его лучших произведениях проявилась замечательная простота, а также удивительно органичное соединение реальности и вымысла, трезвой и жестокой правды жизни и вольного полета фантазии и мечты. Твена по праву считают создателем национального американского эпоса. Стоит отметить и еще одну особенность его творчества – своей сатирой он разрушал многие иллюзии и мифы молодой американской и старой европейской культур. При этом Марк Твен оказался великим мастером слова и мастером открытий новых сюжетов и образов, при этом в его творчестве всегда оставались незыблемыми подлинные жизненные ценности: радость жизни, равенство и братство людей всех цветов кожи, свобода и величие человека, не устающего сопротивляться злу и дерзновенно переделывать мир вокруг себя.

Именно это и сделало Твена тем писателем, которого Хэмингуэй называл родоначальником современной американской литературы.

Предисловие

Грубые законы и обычаи, о которых говорится в этой повести, исторически вполне достоверны, и эпизоды, их поясняющие, тоже вполне соответствуют тому, что нам рассказывает история. Автор не берется утверждать, что все эти законы и обычаи существовали в Англии именно в шестом веке; нет, он только утверждает, что раз они существовали в Англии и в других странах в более позднее время, то можно предположить, не опасаясь стать клеветником, что они существовали уже и в шестом веке. У нас есть все основания считать, что если описанный здесь закон или обычай не существовал в те отдаленные времена, его с избытком заменял другой закон или обычай, еще более скверный.

Вопрос о том, существует ли в действительности такая вещь, которую называют божественным правом королей, в этой книге не затронут. Он оказался слишком сложным. Очевидно и бесспорно, что главой исполнительной власти в государстве должен быть человек высокой души и выдающихся способностей; столь же очевидно и бесспорно, что один только бог может, не опасаясь ошибиться, избрать такого человека; отсюда с очевидностью и бесспорностью следует, что избрание его нужно предоставить богу; и это размышление приводит к неизбежному выводу, что главу исполнительной власти всегда избирает бог. Так по крайней мере казалось автору этой книги до тех пор, пока он не натолкнулся на таких представителей исполнительной власти, как мадам Помпадур, леди Кастлмен[1]1
  Мадам Помпадур – Жанна-Антуанетта Пуассон маркиза Помпадур (1721–1764), фаворитка французского короля Людовика XV. Леди Кастлмен – урожденная Барбара Вилльерс, фаворитка английского короля Карла II (1630–1685). Обе пользовались большим политическим влиянием и вмешивались в государственные дела.


[Закрыть]и прочие в том же роде; их до такой степени трудно было зачислить в разряд божьих избранников, что автор решил эту книгу (которая должна выйти к осени) посвятить другим вопросам, а потом, накопив побольше опыта, приналечь и вопрос о наследственном праве королей разрешить в следующей книге. Вопрос этот должен быть разрешен во что бы то ни стало, а зимой мне, кстати, делать будет нечего.

Марк Твен

НЕСКОЛЬКО ПОЯСНИТЕЛЬНЫХ ЗАМЕЧАНИЙ

С забавным незнакомцем, о котором я собираюсь рассказать, я встретился в Варвикском замке[2]2
  Варвикский замок выстроен в XI в., при короле Вильгельме Завоевателе, и расположен в живописном месте недалеко от Лондона.


[Закрыть]. Он мне понравился тремя своими свойствами: искренним простодушием, изумительным знанием старинного оружия и еще тем, что в его присутствии можно было чувствовать себя совершенно спокойно, так как все время говорил он один. Благодаря своей скромности мы очутились с ним в самом хвосте людского стада, которое водили по замку, и он сразу же стал рассказывать мне в высшей степени любопытные вещи. Его речи, мягкие, приятные, плавные, казалось, незаметно уносили из нашего мира и нашего времени в какую-то отдаленную эру, в старую, позабытую страну; он постепенно так околдовал меня, что мне стало чудиться, будто меня окружают возникшие из праха призраки древности и будто я беседую с одним из них! О сэре Бедивере, о сэре Борее де Ганисе, о сэре Ланселоте Озерном, о сэре Галахаде и о других славных рыцарях Круглого Стола он говорил совершенно так же, как я говорил бы о своих ближайших личных друзьях, врагах или соседях; и каким старым-престарым, невыразимо старым, и выцветшим, и высохшим, и древним показался мне он сам! Внезапно он повернулся ко мне и сказал так просто, как говорят о погоде и самых обыденных вещах:

– Вы, конечно, слышали о переселении душ. А вот случалось ли вам слышать о перенесении тел из одной эпохи в другую?

Я ответил, что не случалось. Он не обратил на мой ответ никакого внимания, как будто бы и в самом деле разговор шел о погоде. Наступило молчание, которое сразу же нарушил скучный голос наемного проводника:

– Древняя кольчуга шестого века, времен короля Артура и Круглого Стола, по преданию, принадлежала рыцарю сэру Саграмору Желанному; обратите внимание на круглое отверстие между петлями кольчуги с левой стороны груди; происхождение этого отверстия неизвестно, предполагают, что это след пули. Очевидно, кольчуга была пробита после изобретения огнестрельного оружия. Быть может, в нее выстрелил из озорства какой-нибудь солдат Кромвеля[3]3
  Кромвель Оливер (1599–1658) – один из крупнейших деятелей английской буржуазной революции середины XVII в. Будучи фактическим руководителем парламентской «новой армии», он разбил войска короля Карла I и после установления республики был избран в ее исполнительный совет. Выступая с позиций крупной буржуазии, Кромвель подавлял демократическое движение левеллеров («уравнителей»), жестоко расправился с национально-освободительным движением в Ирландии и Шотландии и к 1653 г., опираясь на буржуазную армию, стал фактическим диктатором Англии под именем лорда-протектора.


[Закрыть].

Мой знакомый улыбнулся; улыбка у него была какая-то странная, – так, быть может, улыбались много сотен лет назад, – и пробормотал про себя:

– Что скрывать! Я-то знаю, как была пробита эта кольчуга. – Затем, помолчав, прибавил: – Я сам ее пробил.

Я вздрогнул от изумления, как от электрического тока. Когда я пришел в себя, его уже не было.

Весь вечер я просидел у камина в Варвик-Армсе; за окнами стучал дождь и выл ветер. Время от времени я заглядывал в старинную очаровательную книгу сэра Томаса Мэлори[4]4
  Мэлори Томас – английский рыцарь XV в., автор книги «Смерть Артура» (1485), представляющей собою компиляцию и перевод на английский язык главнейших французских рыцарских романов Круглого Стола. Помещенный в книге Твена рассказ о том, «Как сэр Ланселот убил двух великанов и освободил замок», представляет точное воспроизведение главы из книги Мэлори.


[Закрыть], полную чудес и приключений, вдыхал ароматы позабытых столетий и опять погружался в думы. Была уже полночь, когда я прочел на сон грядущий еще один рассказ – о том…

…КАК СЭР ЛАНСЕЛОТ УБИЛ ДВУХ ВЕЛИКАНОВ И ОСВОБОДИЛ ЗАМОК

«…Вдруг появились пред ним два огромных великана, закованных в железо до самой шеи, с двумя страшными дубинами в руках. Сэр Ланселот прикрылся щитом, отразил нападение одного из великанов и ударом меча раскроил ему голову. Другой великан, сие увидев и опасаясь страшных ударов меча, кинулся бежать как безумный, а сэр Ланселот помчался за ним во весь дух, ударил его по плечу и разрубил пополам. И сэр Ланселот вступил в замок, и навстречу ему вышли трижды двенадцать дам и дев, и пали пред ним на колени, и возблагодарили господа и его за свое освобождение. “Ибо, сэр, – сказали они, – мы томимся здесь в заточении уже целых семь лет и вышиваем шелками, чтобы снискать себе пропитание, а между тем мы благороднорожденные женщины. И да будет благословен тот час, в который ты, рыцарь, родился, ибо ты более достоин почестей, чем любой другой рыцарь во вселенной, и должен быть прославлен; и мы умоляем тебя назвать свое имя, чтобы мы могли поведать своим друзьям, кто освободил нас из заточения”. – “Прелестные девы, – сказал он, – меня зовут сэр Ланселот Озерный”[5]5
  Сэр Ланселот Озерный – один из центральных персонажей рыцарских романов артуровского цикла. Прозван Озерным потому, что, по преданию, воспитывался феей на дне озера. Ему приписывалось множество подвигов, совершенных в честь дамы его сердца, королевы Гиневры (супруги короля Артура).


[Закрыть]. И он покинул их, поручив их богу. И он сел на коня и посетил многие чудесные и дикие страны и проехал через многие воды и долы, но нигде не был он принят подобающим ему образом. Наконец однажды, к вечеру, ему случилось приехать в прекрасную усадьбу, и там его встретила старая женщина благородного происхождения, которая оказала ему должный прием и позаботилась о нем и о его коне. И когда настало время, хозяйка отвела его в красивую башню над воротами, где для него было приготовлено удобное ложе. И сэр Ланселот снял свои латы, положил свое оружие рядом, лег в постель и сразу уснул. И вот вскоре подъехал всадник и стал торопливо стучаться в ворота. И сэр Ланселот, услышав стук, вскочил и глянул в окно и при свете луны увидел невдалеке трех рыцарей, которые, пришпорив коней, догоняли стучавшего в ворота. Приблизившись, они замахнулись на него мечами, а тот повернулся к ним и, как подобает рыцарю, защищался. “Поистине, – сказал сэр Ланселот, – я должен помочь сему рыцарю, который один сражается против трех, ибо, если его убьют, я буду виновен в его смерти и позор надет на меня”. И он надел на себя латы и по простыне спустился из окна к четырем рыцарям и громким голосом прокричал: “Эй, рыцари, сражайтесь со мною и не троньте этого рыцаря!” Тогда они все трое оставили сэра Кэя[6]6
  Сэр Кэй – сенешаль, то есть управитель дворца короля Артура; комический персонаж, встречающийся во многих романах Круглого Стола; хвастун и неудачник, строящий козни другим рыцарям и неизменно оказывающийся посрамленным.


[Закрыть]и набросились на сэра Ланселота, и началась великая битва, ибо рыцари спешились и стали наносить сэру Ланселоту удары со всех сторон. Тогда сэр Кэй вышел вперед, чтобы помочь сэру Ланселоту. “Нет, сэр, – сказал тот, – мне не нужна ваша помощь, вы можете помочь мне только тем, что оставите меня наедине с ними”. Сэр Кэй, к удовольствию рыцаря, вынужден был согласиться и отошел в сторону. И сэр Ланселот шестью ударами поверг их на землю.

Тогда они все трое взмолились: “Сэр рыцарь, мы покоряемся тебе, ибо нет тебе равного по силе!” – “Я не нуждаюсь в вашей покорности, – ответил сэр Ланселот, – вы должны покориться не мне, а сэру Кэю, сенешалю. Если вы согласны покориться ему, я дарую вам жизнь; если не согласны, я убью вас”. – “Прекрасный рыцарь, – возразили они, – мы не хотим лишаться своей чести, ибо сэра Кэя мы преследовали до самых ворот замка, и мы одолели бы его, если бы не ты; зачем же нам ему покоряться?” – “Как хотите, – сказал сэр Ланселот, – вам предстоит сделать выбор между жизнью и смертью, а покориться вы можете только сэру Кэю”. – “Прекрасный рыцарь, – сказали они тогда, – чтобы спасти жизнь, мы поступим так, как ты нам повелеваешь”. – “В ближайший троицын день, – сказал сэр Ланселот, – вы должны явиться ко двору короля Артура, изъявить свою покорность королеве Гиневре, препоручить себя ее милосердию и сказать ей, что вас прислал к ней сэр Кэй и повелел вам стать ее пленниками”. Наутро сэр Ланселот проснулся рано, а сэр Кэй еще спал; и сэр Ланселот взял латы сэра Кэя, и его щит, и его оружие, пошел в конюшню, сел на его коня и, простившись с хозяйкой, уехал.

Вскоре проснулся сэр Кэй и не нашел сэра Ланселота, и заметил, что тот унес его оружие и увел его коня. “Клянусь, многим из рыцарей короля Артура придется испытать немало горя, ибо, введенные в заблуждение моими доспехами, они будут храбро нападать на сэра Ланселота, принимая его за меня. Я же, надев его латы и прикрываясь его щитом, доеду в полной безопасности”. И, поблагодарив хозяйку, сэр Кэй отправился в путь…»

Не успел я отложить книгу, как в дверь постучали, и вошел мой давешний незнакомец. Я предложил ему трубку и кресло и принял его как мог любезнее. Я налил ему стакан горячего шотландского виски, налил ему еще стакан, потом еще, надеясь услышать его историю. После четвертого стакана он заговорил сам, просто и естественно.

РАССКАЗ НЕЗНАКОМЦА

Я американец. Родился я и вырос в Хартфорде, в штате Коннектикут, сразу за рекой, в пригороде. Я янки из янки и, как подобает настоящему янки, человек практичный; всякой чувствительности, говоря иначе – поэзии, я чужд. Отец мой был кузнец, мой дядя – ветеринар, и сам я в юности был и кузнецом и ветеринаром. Потом я поступил на оружейный завод и изучил мое теперешнее ремесло; изучил его в совершенстве: научился делать всё – ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел сделать всё, что только может понадобиться, любую вещь на свете; если не существовало новейшего способа изготовить какую-нибудь вещь быстро, я сам изобретал такой способ, и это мне ровно ничего не стоило. В конце концов меня назначили старшим мастером: две тысячи человек работало под моим надзором.

На такой должности надо быть человеком боевым – это само собой понятно. Если под вашим надзором две тысячи головорезов, развлечений у вас будет немало. У меня, во всяком случае, их было достаточно. И в конце концов я нарвался и получил то, что мне причиталось. Вышло у меня недоразумение с одним молодцом, которого мы прозвали Геркулесом. Он так хватил меня по голове, что череп затрещал, а все швы на нем разошлись и перепутались. Весь мир заволокла тьма, и я долго ничего не сознавал и не чувствовал.

Когда я очнулся, я сидел под дубом на траве, в прелестной местности, совершенно один. Впрочем, не совсем так: рядом находился еще какой-то молодец, он сидел верхом на лошади и смотрел на меня сверху вниз, – таких я видывал только в книжках с картинками. Весь он с головы до пят был покрыт старинной железной броней; голова его находилась внутри шлема, похожего на железный бочонок с прорезями; он держал щит, меч и длинное копье; лошадь его тоже была в броне, на лбу у нее торчал стальной рог, и пышная, красная с зеленым, шелковая попона свисала, как одеяло, почти до земли.

– Прекрасный сэр, вы готовы? – спросил этот детина.

– Готов? К чему готов?

– Готовы сразиться со мной из-за поместий, или из-за дамы, или…

– Что вы ко мне пристаете? – сказал я. – Убирайтесь к себе в цирк, а не то я отправлю вас в полицию.

Что же он тогда, по-вашему, сделал? Он отъехал ярдов на двести и поскакал во весь опор прямо на меня, склонив свой железный бочонок к шее лошади и выставив свое длинное копье вперед. Я увидел, что он не шутит, и когда он доскакал до меня, я был уже на дереве.

Тогда он объявил, что я его собственность, пленник его копья. Доводы его показались мне весьма убедительными, и так как на его стороне были все преимущества, я решил не возражать ему. Мы заключили соглашение: я пойду с ним, куда он прикажет, а он не будет меня обижать. Я слез с дерева, и мы отправились в путь; я шагал рядом с его конем. Мы двигались с ним, не торопясь, через поля и ручьи, и я очень удивлялся, что никогда прежде этих полей и ручьев не видал; сколько я ни вглядывался, никакого цирка я так и не увидел. Наконец я перестал думать о цирке и решил, что незнакомец сбежал из сумасшедшего дома. Но и сумасшедшего дома не было видно, и я стал в тупик. Я спросил его, далеко ли мы от Хартфорда. Он ответил, что никогда не слыхал такого названия; я решил, что он врет, но пререкаться с ним не хотел. Через час мы заметили вдали город, лежавший в долине, на берегу извилистой реки, а над городом, на холме, стояла большая серая крепость с башнями и бастионами, – впервые в жизни я увидал такую крепость наяву.

– Бриджпорт?[7]7
  Бриджпорт – приморский городок в штате Коннектикут, недалеко от Хартфорда.


[Закрыть]– спросил я, указав рукой на город.

– Камелот, – сказал он.

* * *

Моему незнакомцу, видимо, очень хотелось спать. Он сам несколько раз ловил себя на том, что клюет носом, и наконец, улыбнувшись своей трогательной старомодной улыбкой, сказал:

– Я больше не в силах рассказывать. Идемте ко мне, у меня всё записано; я дам вам свои записи – если хотите, можете прочесть их.

Когда мы вошли к нему в комнату, он проговорил:

– Вначале я вел дневник, а потом много лет спустя переработал его в книгу. О, как давно это было!

Он вручил мне рукопись и указал место, с которого я должен был начать чтение.

– Начните отсюда, – всё, что случилось прежде, я вам уже рассказал.

Он совсем засыпал. Направляясь к двери, я услышал, как он сонно пробормотал:

– Доброй ночи, прекрасный сэр.

Я сел у камина и принялся разглядывать свое сокровище. Первая и боYльшая часть записей была сделана на пергаменте, пожелтевшем от времени. Я тщательно изучил один листок и убедился, что это палимпсест[8]8
  Палимпсест – так называются древние рукописи на пергаменте, первоначальный текст которых был стерт и заменен новым, с целью экономии дорогостоящего материала для письма (пергамент изготовлялся из свиной кожи).


[Закрыть]. Из-под неразборчивых древних строк, написанных историком-янки, выступали следы других строк, еще менее разборчивых и еще более древних, – латинские слова и фразы, вероятно отрывки древних монашеских сказаний. Я перелистал рукопись до места, указанного мне незнакомцем, и стал читать…

Вот что я прочел: