Текст книги "Круг"

40

Яри ведет Анну-Карин в одну из маленьких комнат наверху. Подушки для сидения разбросаны на полу, в середине комнаты стоит стол для настольного тенниса. Две девушки достают друг у друга из стаканов льдинки и целуются, так что льдинки скользят изо рта в рот. Совершенно очевидно, что девушки делают это специально для парней, которые сидят тут же на подушках и смотрят на них.

Анна-Карин опирается локтями о стол для настольного тенниса. Весь мир раскачивается взад-вперед, как будто они в море. Чувствует она себя более-менее прилично, только трудно фокусировать взгляд на чем-то одном.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Яри.

Хороший, добрый Яри. С ласковыми-ласковыми глазами. Не может быть, чтобы он так смотрел на Анну-Карин только благодаря колдовству. Она и правда ему нравится. Она уверена в этом.

– Я чувствую себя офигительно, – говорит Анна-Карин.

Язык запинается и не слушается, как будто под наркозом. А голова отяжелела, и ее трудно держать прямо. Но Анна-Карин говорит правду. Ей офигительно хорошо. Она с Яри. Парнем своей мечты.

– Я стала такой не только потому, что всегда была толстой и страшной. Это, блин, мама виновата. Я уверена. Она настроила меня против парней. Она никогда…

Тут Анна-Карин вынуждена остановиться, проглотить рвотный позыв, который нарастает в горле. Она откашливается и осматривает комнату, где сидят на подушках и играют в приставку какие-то парни.

– Она никогда не сказала ни одного хорошего слова про вас. Не в смысле именно про вас. Вообще про парней. Врубились? – Анна-Карин не знает, смеяться ей или плакать. Все так прекрасно и в то же время так грустно. – Но вы такие охренительные. И знаете об этом, да? Я рада, что вы есть. Парни – это, блин, круто. Парни, парни, парни. Побольше парней!

Она понимает, что ведет себя как последняя дура. Она всегда думала: неужели пьяные люди не понимают, какими идиотами выглядят. Теперь она знает, что, когда человек пьян, ему все равно, выглядит он идиотом или нет. Ей вот совершенно все равно. Ни до чего нет дела. Как будто она стала легче на тысячу килограммов.

– Ты воды бы ей дал, что ли, – слышит она чьи-то слова.

Почему они говорят о ней так, будто ее здесь нет?

Анна-Карин на заплетающихся ногах идет вдоль теннисного столика к Яри. Вся ее сила уходит на то, чтобы держать его под контролем. Остальным в комнате она явно не нравится. Ну и пусть. Яри – вот самое главное.

– Кого ты любишь? – спрашивает Анна-Карин и смотрит на него.

– Тебя, конечно, – отвечает он, не моргнув глазом.

Анна-Карин делает несколько шагов в его сторону, спотыкается и падает прямо в его объятия. Ее лоб врезается ему в подбородок, но она едва обращает на это внимание. Она обвивает его шею руками и открывает рот.

Сначала он целует ее нежно. Она пытается удержать равновесие, думая одновременно о том, какими словами можно назвать то, что они сейчас делают – целоваться, кусаться, сосаться… пихаться? бултыхаться? И перестает думать вообще. Все, кроме их губ, перестает существовать. Его язык у нее во рту, ее язык – у него. Она легонько лижет его нижнюю губу, он тихо стонет. Их зубы пару раз сталкиваются. Анна-Карин становится все смелее. Ее руки скользят по его свитеру. Забираются внутрь. Он строен, она чувствует кубики на животе. Горячую кожу. Мягкие волоски под пупком. Ее пальцы спускаются к его джинсам. Он постанывает.

– Фууу! – орет женский голос. – Идите трахаться куда-нибудь в другое место!

Анна-Карин и Яри открывают глаза одновременно, осоловело оглядываясь.

Яри не отводит от нее взгляда и не отрывает рук, когда говорит:

– Я не понимаю, что эта девчонка делает со мной.

Анна-Карин облизывает губы так, как это делают девушки в порнофильмах, которые она тайком смотрела. Она понимает, что, наверно, слизывает и размазанную вокруг ее рта слюну Яри, но почему-то думать об этом не противно. Ни капельки не противно.

Анна-Карин наклоняется к уху Яри и шепчет:

– Пойдем, найдем другое место для нас. Я хочу тебя прямо сейчас.

Яри кивает и легонько целует ее в губы. Этого достаточно, чтобы ощутить электрические разряды по всему телу. Она хочет еще. Прямо сейчас.

Они идут обратно к эпицентру вечеринки. Снова видеть этих людей мучительно. Анна-Карин пытается заставить их подвинуться, но сама еле стоит на ногах.

Она пропускает Яри вперед, чтобы он прокладывал дорогу им обоим.

– Пойдем наверх? – кричит он через плечо.

Анна-Карин кивает и тут замечает Ванессу и Линнею, которые идут по направлению к ней с рассерженными лицами. Ну и шуточки. Она отпускает руку Яри.

– Иди вперед и посмотри, есть ли свободная комната, а я подожду здесь, – говорит она.

Она скрещивает руки на груди и ждет, пока они подойдут. В этот раз она не думает убегать.

* * *

Из крана в ванну хлещет вода. Мину может только смотреть, как кромка воды медленно поднимается вверх. Пар затуманил зеркало, ее пижама слегка прилипла к телу.

Где-то внутри нее есть та Мину, которая хочет вырваться на свободу. Она – пленница в собственном теле. Она слышит, как за ее спиной медленно поворачивается дверной замок. Раздается щелчок. Она пытается закричать, но крик умирает, так и не достигнув голосовых связок.

Каждая деталь ванной комнаты воспринимается необыкновенно отчетливо. Мину видит каждую шерстинку пушистого коврика для ног. Каждую струйку воды, льющуюся из крана. Темно-серую окантовку белой кафельной плитки.

– Оставьте меня! – кричит она мысленно. – Отпустите!

– Я не могу.

Самое страшное, что голос так мягок, так приятен.

Кран выключается. Мину видит водную поверхность, по которой плывет несколько пылинок. Из крана капает пара последних капель.

В дверь стучат.

– Мину? – говорит мама.

У нее сонный голос. Мину представляет, как она стоит там, по ту сторону двери, меньше чем в метре от нее, завернутая в свой выцветший темно-красный купальный халат.

«Мама! – думает Мину. – Мама, помоги мне!»

– Я проснулась, не могла заснуть и подумала принять ванну. Извини, если я вас разбудила, – слышит свой собственный голос Мину.

– Ладно. Будь осторожна, не засни в воде, – говорит мама и уходит.

Мину делает несколько шагов вперед. Ее лицо обдает жаром.

Скоро все закончится. Ты не хочешь быть здесь. Ты не имеешь понятия о том, что тебя ждет в этом мире. Все будет становиться только хуже. Намного хуже. Ждать помощи неоткуда. Сопротивляться бессмысленно. Ты же так любишь логику, ты уже рассчитала, что будет, не правда ли? Вам не выиграть.

Она стоит в ванне одной ногой. Вода горячая, но не настолько, чтобы обжигать. Мину переносит вторую ногу. Пижамные штаны прилипают к щиколоткам. Она заклинает чужой голос отпустить ее. Умоляет.

Все твои страдания, Мину, это только начало. Поверь мне. Помоги себе.

Тело Мину охватывает вода, когда она бесшумно опускается в ванну. Пижамная кофта наполняется воздухом и раздувается пузырем, и Мину сопротивляется, пытаясь не дать голове уйти под воду.

Вдруг Мину обнаруживает над собой нечто, похожее на черный дым, и понимает, что именно он давит на нее. Она концентрирует всю свою волю на том, чтобы разогнать дым, и скоро чувствует, что он слегка ослабляет хватку.

К Мину возвращается контроль над руками. Она хватается за край ванной, судорожно вцепляется в нее. Руки дрожат от напряжения.

Отпусти, Мину.

Сила снова покидает ее пальцы. Они отпускают край ванны. Мину тонет. Горячая вода смыкается над ее лицом.

Сопротивляться бессмысленно.

Если мама уснула, то теперь она или папа попытаются отпереть эту дверь не раньше, чем завтра утром. Будет ли дверь открыта? Или им придется взламывать ее? А глаза Мину, наверное, будут открыты под водой, будут смотреть перед собой невидящим взглядом?

Чернота затаскивает ее все глубже под воду, пока затылок не стукается о дно ванны.

Прости меня.

* * *

– Пошли. Мы проводим тебя домой, – говорит Линнея.

– Еще чего, – отвечает Анна-Карин.

Сигаретный дым вьется клубами, смешиваясь с другим, сладковатым дымом. Анна-Карин понимает, что идея выпить стакан воды была не такой уж плохой.

Кто-то задевает ее локтем по спине, и она пошатывается, взмахивает руками, но все-таки удерживает равновесие.

– Блин, да она на ногах уже не стоит, – говорит Ванесса.

– Меня толкнули! – возражает Анна-Карин.

От злости в голове у нее проясняется. Она понимает. Ванесса не может смириться, что в центре внимания не она, а Анна-Карин. Что Яри хочет Анну-Карин, а не ее.

– Я никуда не пойду, – говорит она. – Валите сами, если хотите.

– Мне кажется, тебе уже хватит приключений на сегодня, – замечает Линнея.

– Я останусь на всю ночь, – говорит Анна-Карин, – и Яри лишит меня девственности.

У Ванессы отпадает челюсть. Анна-Карин никогда не видела, чтобы это происходило так явно.

– То есть ты собираешься изнасиловать его, – уточняет Линнея.

– Почему это? – возражает Анна-Карин.

– Если у вас будет секс против его желания, это называется изнасилование.

– Так же, как и мы, ты прекрасно знаешь, что он никогда бы не стал этого делать по своей воле, – вставляет Ванесса.

– Секс – это единственное, чего хотят парни, – огрызается Анна-Карин. – Какой парень откажется от секса? А?

– Анна-Карин, – твердо говорит Ванесса. – Я знаю, что у тебя в этих вещах еще очень мало опыта, но так нельзя. Яри человек. Не вещь, которую можно использовать. Тебе бы понравилось, если бы какой-то парень поступил так с девушкой?

– Это не одно и то же. А Яри сам хочет меня, что бы вы там ни думали.

– Ты переходишь все границы, – говорит Линнея.

– Да чего вы ко мне пристали! – кричит Анна-Карин. – Все знают, что ты, Ванесса, спишь со всеми подряд. А Линнея – наркоманка и дочка алкаша…

Сильный удар, и щека Анны-Карин загорается от боли. Линнея дала ей такую пощечину, что все вокруг стали оборачиваться. Разговоры смолкли, но музыка продолжала грохотать. Анна-Карин изо всех сил сдерживала слезы, готовые брызнуть из глаз.

Увидев, что на лестнице опять показался Яри, она пошла ему навстречу.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он, глядя на нее с тревогой.

– Я хочу пойти к тебе домой, – отвечает она.

* * *

Последние пузырьки воздуха отделяются от уголка рта Мину и поднимаются к водной поверхности. Грудь сводит. Она борется с черной силой, которая хочет открыть ей рот и дать легким вобрать в себя воду.

Шум в ушах усиливается, потом стихает в такт ударам сердца. Вода затекает через нос, льется в горло.

Нет!

Стальная хватка вдоль ее тела неожиданно ослабевает.

Я не могу…

И то черное, что клубилось вокруг нее в воде, завихряясь у поверхности, вдруг полностью рассеивается.

Я не буду этого делать! Не буду слушаться!

Руки Мину поднимаются из воды. Молотят в воздухе. В теле взрывается адреналин, и это дает ей силы, которые ей сейчас так нужны. Руки достигают краев ванны, и она вытягивает верхнюю часть тела из воды.

Вода льется через край, с шумом хлещет на пол. Мину отплевывается и кашляет, задыхаясь, но наконец может вобрать в легкие воздух. Вместе с воздухом проникает немного воды, и она кашляет снова. Ее тошнит.

Мину поднимается на дрожащих ногах и чуть не поскальзывается в ванне.

Опершись о раковину, она выходит из воды, но ноги не держат, и она тут же садится на крышку унитаза. С волос и пижамы течет. Она тяжело дышит, глядя, как под ногами образуется огромная лужа. Она не осмеливается поверить до конца, что все обошлось.

Мину подпрыгивает от страха, когда в дверь стучат. Кто-то дергает за дверную ручку.

– Мину! – кричит мама.

Облегчение настолько сильно, что она начинает плакать. Она хочет отпереть дверь и упасть к маме в объятия. Но как объяснить ей, почему у нее такая мокрая пижама?

– Что происходит? – кричит мама и снова стучит в дверь.

Мину делает глубокий вдох, и еще один, и еще.

– Ничего страшного. Я заснула в ванне! – кричит она в ответ.

Ее голос хриплый и надсаженный. Она едва узнает его, когда он эхом отражается от кафеля.

– О господи, Мину! Ведь я же говорила…

Мину упирается лбом в руки. Ее бьет сильная дрожь.

– Прости, – говорит мама, уже мягче. – Я просто очень испугалась. Хочешь, я зайду к тебе?

Мину вымучивает из себя улыбку, надеясь, что это сделает ее голос беззаботным.

– Нет, мам, не надо. Я только немного подотру здесь, – говорит она.

Мину сдирает с себя пижамную кофту и брюки. Они приземляются на пол с чавкающим звуком. После долгих колебаний она все же решается засунуть руку в воду, чтобы выдернуть пробку.

* * *

Анна-Карин осторожно садится на разобранную кровать. На ней все то же ярко-розовое платье. Она опускает голову на подушку и зажмуривается, чтобы не видеть, как плывет комната, но тошнота от этого только усиливается.

Во время долгой прогулки через лес она немного протрезвела и теперь очень волнуется.

– А если твои мама и папа проснутся? – шепчет она.

– Не проснутся. Их комната в другой части дома.

Яри снимает свитер. Под ним нет футболки. Гладкая белая кожа обтягивает мускулы. Анна-Карин едва осмеливается на него смотреть, но все же смотрит. Яри расстегивает ширинку и наклоняется, чтобы снять джинсы. Длинная темная челка свешивается на лицо.

И вот он стоит перед ней в черных обтягивающих боксерах, и она может различить контуры того, что под ними. Он идет к кровати, по-прежнему в носках. От паники она почему-то концентрируется на этих носках.

СНИМИ ИХ! СНИМИ ИХ!

Он останавливается и быстро сдирает с себя носки, как будто они горят.

Потом неловко улыбается ей и забирается в постель.

Они лежат рядом какое-то время, и он играет прядью ее волос. Его коленка скользит к ее ногам, он придвигается ближе, целует ее, нащупывая подол платья, задирает его до бедер.

«И ты, и мы прекрасно знаем, что он никогда не сделал бы этого по своей воле».

Анна-Карин сдерживает его. Она касается рукой его щеки и смотрит ему глубоко в глаза, пытаясь разгадать этот наполненный желанием, затуманенный взгляд. Хочет ли он быть здесь на самом деле? Хочет ли он этого?

Она делает глубокий вдох, не отрывая взгляда от его глаз. И отключает магию. Сила перестает струиться из нее.

Сначала не происходит ничего. Он смотрит на нее с терпеливой, но непонимающей улыбкой.

Потом что-то меняется в его глазах. Как будто исчезает какая-то пленка. Как будто вдруг зажигается потухшая искра.

Яри отворачивается. Чешет руку с отсутствующим видом. Снова смотрит на нее. И видит ее на самом деле.

Она узнает этот взгляд. Она уже видела его раньше.

– Какого черта ты тут делаешь?

Комната снова плывет, как будто кто-то бесконечно долго и медленно прокручивает пленку назад. Анна-Карин чувствует непреодолимый рвотный позыв. Игнорировать его невозможно.

Она слетает с кровати и дергает на себя дверь. Рвота поднимается из глубины живота. Анна-Карин в панике оглядывает темный коридор. Куча дверей.

А едкая рвота уже лезет наружу. Анна-Карин бежит в коридор, сдерживаясь изо всех сил и крепко сжимая губы, но небольшая струйка вытекает через нос, и это так омерзительно, что Анне-Карин становится совсем худо. Живот издает странный звук, чем-то напоминающий мычание коровы.

Анна-Карин видит сердечко, прибитое на одной из дверей. Хватается за дверную ручку.

Дверь туалета заперта.

Там кто-то есть.

Анна-Карин падает на колени. Блевотина хлещет у нее изо рта, капает из носа. Она дрожит всем телом, живот выворачивает судорогами, новые струи рвоты хлещут на пол и стены. Звук стоит такой, как будто кто-то вывернул ведро с водой.

Все это занимает несколько секунд. Анна-Карин вытирает рот тыльной стороной ладони, не решаясь даже взглянуть на то, что оставила после себя.

– Яри? – кричит женский голос из туалета.

Голова Анны-Карин раскалывается, и все, чего ей хочется, это лечь и закрыть глаза, но она поднимается и зачем-то бежит обратно в комнату Яри. Они практически сталкиваются в дверях.

– Ты чего тут делаешь? – спрашивает он.

В другом конце коридора слышен звук смываемой воды, это, должно быть, Ярина мама. Анна-Карин последний раз смотрит на Яри. Его взгляд растерян и полон брезгливости.

Анна-Карин спасается бегством. Она бежит к входной двери, через которую они с Яри прошмыгнули всего четверть часа назад, ее скользкие от пота пальцы едва справляются с замком, она распахивает дверь. Холодный воздух бьет в лицо, и она, вспомнив про куртку, хватает ее с вешалки.

За спиной она слышит, как чертыхается женский голос, громко и брезгливо, и Анна-Карин понимает, что мама Яри, должно быть, вляпалась в ее блевотину.

Анна-Карин, конечно, могла бы все поправить, могла бы заставить и Яри, и его маму забыть случившееся. Но она слишком ненавидит себя. Отвратительная, тупая Анна-Карин, смотри, как бывает, когда пытаешься взять то, чего не заслужила.

Анна-Карин бежит так, как никогда не бегала раньше. Она превратилась в ветер. Она проносится через двор хутора, дальше в лес, у нее пульсирует в голове, болит живот, но она бежит и бежит – прочь, прочь, прочь.

41

В машине Адрианы Лопес холодно. Мину послала директрисе сообщение, как только вышла из ванной. Они договорились встретиться здесь, на щебневой дороге в лесу, в паре километров от дома Мину.

– Расскажи с самого начала, – говорит Адриана.

Внутренняя сторона стекол покрывается молочно-белой испариной, пока Мину рассказывает все в мельчайших подробностях. Но по какой-то причине, которую Мину не может объяснить, она умалчивает о черном дыме. Что-то сдерживает ее, как будто рассказывать об этом стыдно, как о чем-то запретном.

Когда Мину замолкает, директор достает синий термос и два пластиковых стаканчика и разливает дымящуюся горячую жидкость.

– Выпей немного, – говорит она, протягивая Мину один стаканчик.

– Это что-то… магическое?

Адриана улыбается.

– Это чай «Эрл Грей».

Она пригубливает свой чай, и Мину следует ее примеру. Горячий подслащенный медом напиток обжигает кончик языка.

– Как я не люблю эти леса, – задумчиво говорит директор. Она опирается на руль и смотрит сквозь лобовое стекло. – Расскажи еще раз, что именно сказал голос перед тем, как тебя отпустить. Попытайся вспомнить все в деталях.

Мину старается, но события ночи уже начали путаться в ее голове. Сложно вычленять факты, когда отчетливее всего помнится паника.

– Он вдруг сказал: «Нет». И потом: «Я не могу, я не буду этого делать, я не буду слушаться».

Адриана кивает. Снаружи начинается снегопад. Большие мохнатые снежинки мягко ложатся на стекла, прилипая друг к другу.

– Как ты думаешь, голос сказал это тебе? Или кому-то другому?

– Что вы имеете в виду?

– «Я не буду слушаться». Тебе не кажется странным, что голос говорил это тебе?

Мину пытается собраться с мыслями.

– Вы имеете в виду, что их, возможно, было двое? И что они говорили друг с другом?

– Двое или больше, – сурово говорит Адриана.

В животе у Мину холодеет. Возможно ли, что несколько сил боролись из-за нее между собой? А что, если в следующий раз победит другая?

– Ты уверена в том, что рассказала все? – спрашивает директриса. – Каждая деталь может оказаться важной.

Мину сосредоточивается на снежинках.

– Да, – отвечает она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю. Все, о чем я могу думать, это Ребекка. И Элиас. Я теперь знаю, как им было страшно. Как они сопротивлялись. И этот голос, который как будто считал, что имеет право решать, жить нам или нет, который говорил, что все бессмысленно… Я просто в бешенстве!

Директор серьезно кивает.

– Если бы с тобой сегодня ночью что-то случилось, я бы никогда себе этого не простила, – говорит она. – Я знаю, вы не доверяете мне. Но я только следую рекомендациям Совета.

Это звучит так, будто она извиняется.

– Вы имеете в виду, что Совет не прав?

– Нет, – с нажимом говорит директор. – Конечно же нет. Я просто хотела бы иметь возможность сделать для вас больше. Я знаю, вы считаете меня Снежной королевой… – Она делает короткую паузу. – Но я беспокоюсь за вас. Я беспокоюсь за тебя, Мину. Я очень не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. И то, что произошло с Элиасом и Ребеккой, мучает меня больше, чем вы думаете.

Оказывается, под холодной маской директора скрывается живой человек.

– Ты должна обещать мне быть осторожной и не делать ничего по собственной инициативе, – продолжает Адриана. – Я понимаю, как это трудно, но мы должны доверять мнению Совета. И изучать Книгу Узоров.

В первый раз директор сказала «мы», не имея в виду себя и Совет.

– Обещаю, – говорит Мину, опустошает свой стаканчик и ставит его в держатель между сиденьями. – Мне нужно домой.

– Подвезти тебя?

Мину качает головой.

– Нет, спасибо, – отвечает она, вылезая из машины.

– Помни, что я сказала, – предупреждает Адриана, когда Мину закрывает дверь машины.

Мину послушно кивает ей и машет рукой.

Как только машина директора исчезает за поворотом, Мину достает телефон и звонит Николаусу. После нескольких минут разговора они решают, что следует делать. Все, что сказала директриса, только подтвердило их опасения. Ждать, пока она и Совет что-то решат, невозможно. Они должны сами бороться за свою жизнь. Пока она у них еще есть.