Текст книги "Круг"

– Очень может быть, завтра мы получим ответ на все вопросы, – говорит Линнея. – После разговора с Густавом.

– Будем надеяться.

– Боишься?

Линнея, наверное, единственный человек на свете, кому может прийти в голову задать такой вопрос.

– Нет, жду не дождусь, – отвечает Мину.

Линнея смеется. И добавляет, уже серьезно:

– Удачи.

Они прощаются, и Мину снова ложится на кровать.

Она закрывает глаза. Мысли обрушиваются на нее лавиной, странно, что она еще не погребена под ней.

Почему Элиас и Ребекка погибли, а ей позволили выжить?

Элиас погиб в школе. Ребекка тоже.

«Школа – это вместилище зла».

Может, тот, кто преследует их, не так силен вне школы?

Она думает про расщелину на школьном дворе.

Она думает про кроваво-красную луну, нависшую всей тяжестью над шепчущимися лесами Энгельсфорса.

Она думает про кота, про письмо, которое Николаус написал сам себе. Про последние слова. Memento Mori. Помни о смерти.

Она думает про список вопросов Густаву, который составила сегодня вечером. Она думает про Густава у библиотеки и про Густава в темноте у виадука. Густав, которого любила Ребекка. Густав, который, возможно, убил ее.

«Я не могу. Я не могу сделать этого. Я не буду слушаться».

Эти слова преследуют Мину до тех пор, пока она не засыпает.

50

Солнце просачивается сквозь полуоткрытые жалюзи в гостиной Николауса. Анна-Карин сидит, наклонившись вперед на стуле, и смотрит на свои ноги. На ней красные носки. Большой палец левой ноги торчит наружу.

Она рассказала все, от начала до конца, ни разу не посмотрев Николаусу в глаза. Про маму. Про кипящую воду. Про Яри. Про «несчастный случай». Который на самом деле был нападением на нее. Про то, как она пыталась геройствовать и к какой это привело катастрофе. Она только что закончила рассказывать про дедушку. Больше сказать нечего. Она рассказала все до конца, а Николаус до сих пор молчит.

Анна-Карин проводит ногой по полу, что-то липкое цепляется к ее носку. Наклонившись, она отцепляет белый, похожий на жвачку кусок.

– Эктоплазма, – говорит Николаус. – Они на днях проводили ритуал. Да, ты ведь тоже косвенно в нем участвовала, насколько я понял.

Анна-Карин поднимает глаза. Николаус ласково смотрит на нее. Все это время она сидела, ожидая выговора. И теперь едва справляется со слезами. С тех пор как она вчера навестила дедушку, ей постоянно хочется плакать. Как будто наружу выходят все годы старательно подавляемого горя.

– Вы ненавидите меня? – спрашивает Анна-Карин.

– Разумеется, нет.

– Но остальные ненавидят, да? Они не могут иначе относиться ко мне.

– Никто не ненавидит тебя, Анна-Карин, – спокойно говорит Николаус. – Но тебе, и правда, следовало рассказать нам обо всем раньше.

Анна-Карин кивает.

– Мне было стыдно.

– Все мы когда-то делаем то, за что нам бывает стыдно, – говорит Николаус.

– Но я натворила слишком много бед.

Николаус наклоняет голову и вдруг становится чуть-чуть похож на дедушку Анны-Карин.

– Задумайся на мгновение над моей судьбой. Единственное мое предназначение – быть вашим провожатым. А мы уже потеряли двоих Избранных. Если кто и должен стыдиться, так это я.

– А вы стыдитесь?

– Раньше – да, – говорит он. – А потом понял, что моя жалость к себе стала убежищем, в котором я скрывался от остального мира.

Анна-Карин не говорит ни слова. Она вертит в руках белый комочек. Он кажется теплым.

– Ты совершила много ошибок. Но так же, как тебе надо научиться прощать близких людей, тебе надо научиться прощать саму себя. Многое можно простить, Анна-Карин. Нужно только уметь принять прощение.

Анна-Карин медленно осознает слова Николауса. Снова думает про дедушку.

«Я буду любить тебя, даже если ты оступишься. Даже если сделаешь что-то не так, я все равно буду любить тебя, и если кто-то пожелает тебе зла, я буду защищать тебя до последней капли крови».

– Я боюсь того, что скажут остальные, – почти шепчет Анна-Карин. – Было бы легче, если бы я могла рассказать им каждой по отдельности… Во всяком случае, не всем сразу.

– Начни с того, кому ты больше доверяешь. А потом соберем остальных.

Анна-Карин кивает.

– Я думала об одной вещи в тот вечер, – говорит она. – Тот, кто напал на меня… Густав, или его двойник, или кто он там есть. Он, должно быть, похож на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Голос в голове, который командовал мной. Это похоже на то, что я делала с другими людьми. Тот, кто пытается убить нас, – наверняка ведьма знака земли.

* * *

Таунхаус, где живет семья Густава, находится на окраине города. Снежный покров искрится под послеполуденным солнцем. Длинные голые ветки берез покрыты тонким слоем льда и кажутся сделанными из хрупкого стекла. За полем медленно течет черная вода канала. Мину думает, как часто, должно быть, Ребекка ходила этой дорогой к Густаву.

Рядом с Мину на снегу отпечатывается еще один след. Мину и Ванесса притворились больными и не пошли на занятие в парке. Адриана без вопросов проглотила ложь. В последнее время директриса, несмотря на свой острый ум, стала на удивление легковерной.

Девочки сворачивают на последнюю улицу, дальше начинается лес. Стоящие в ряд двухэтажные дома обшиты темно-красными панелями, оконные рамы выкрашены в черный цвет.

Они останавливаются перед дверью Густава.

Зря я взяла с собой Ванессу, думает Мину.

Потому что кто знает, как поведет себя Густав, полагая, что они находятся в комнате одни? Вдруг Ванесса подумает, что Мину вешается на шею убийце Ребекки? И что тогда ей говорить в свое оправдание?

Мину звонит в дверь. Она делает глубокий вдох и чувствует пожатие руки Ванессы. Она не знает, означает ли это: «ну, поехали», «все будет хорошо» или «соберись, ты выглядишь так, как будто сейчас обосрешься».

Густав открывает дверь через несколько секунд. Его мокрые после душа волосы кажутся темнее обычного и обрамляют лицо, делая цвет глаз еще ярче.

– Привет! – говорит он. – Заходи!

Мину снимает ботинки и ставит их на расстеленную газету.

– Я готовлю еду, – добавляет Густав, исчезая в кухне. – Ты любишь тунец?

Мину ненавидит тунец. Это кошачья еда. Вся надежда на то, что ей не придется много есть.

– Да, конечно! – кричит она в ответ.

Она косится на закрытую входную дверь. Где-то там стоит Ванесса и тоже снимает с себя ботинки, складывая их в пакет. Вдруг один ботинок со стуком падает на пол и становится видимым.

– Все в порядке?

Мину оборачивается. В дверях стоит Густав.

– Я просто уронила ботинок, – отвечает Мину, вглядываясь в лицо Густава и проверяя, не заподозрил ли он чего-нибудь.

Вроде нет.

– Я сейчас приду, – говорит она, и Густав возвращается на кухню.

Мину поворачивается и видит, как ботинок исчезает в никуда. Мину делает страшное лицо, обернувшись в сторону, где по ее расчетам, должна стоять Ванесса, потом проходит на кухню.

Густав накрывает на стол, рядом сидит его отец. Увидев Мину, он складывает газету и поднимается со своего стула.

Мину мысленно чертыхается. Все было бы гораздо проще, если бы Густав был дома один. Но она улыбается папе Густава, протягивает руку и представляется.

– Меня зовут Лаге, – говорит папа Густава.

Он немолод, но видно, что в юности он был так же красив, как Густав. У него прямая спина и густые седые, отливающие сталью, волосы. Рукопожатие крепкое, горячее, и такое ощущение, что рука Мину тонет в его руке, хотя у нее самой руки немаленькие.

– Я наслышан о тебе, – добавляет Лаге.

Мину судорожно ищет что сказать. Страх сковывает ей язык, и она не придумывает ничего лучшего, как просто улыбнуться, в надежде, что это будет принято за скромность, а не невежливость. Словно отдавая честь, Лаге подносит к голове скрученную трубочкой газету – сегодняшний номер «Энгельсфорсбладет» и шутливо рапортует:

– Оставляю вас наедине. Если что – я в подвале и занимаюсь новой дорогой.

– Новой дорогой? – переспрашивает Мину, когда Лаге исчезает вниз по лестнице.

– У него там внизу модель железной дороги, – объясняет Густав и ставит на стол два стакана. – Причем довольно крутая. Он построил макет старого Энгельсфорса и провел рельсы точно в тех местах, где они проложены на самом деле. В городе целая куча железнодорожных путей, которые не использовались с тех пор, как закрылись копи и завод.

– Круто, – говорит Мину.

Густав смеется и наливает им обоим кока-колу.

– Не то слово! – отвечает он. – Садись!

Она опускается на стул, и Густав тут же набрасывается на еду. Мину осторожно ковыряет вилкой в тарелке и смотрит на Густава. Интересно, где именно в кухне стоит Ванесса. Положила ли она уже эликсир в его колу? Почувствует ли он посторонний вкус? И что с ним случится? А если его нечеловеческая половина все поймет и начнет реагировать? А что, если он уже знает, что они собираются сделать?

Мину нацеливается на большой салатный лист. Она обстоятельно сворачивает его ножом и вилкой так, что он становится похож на маленький зеленый кулек, натыкает на вилку. Затем подносит вилку ко рту, открывает рот, и – так она и знала! – лист салата разворачивается. Весь подбородок забрызгивается соусом.

Мину кажется, что она слышит, как хихикает Ванесса. Густав улыбается.

– Вечно у меня так, – говорит Мину.

– У меня тоже, – отвечает Густав. – Ты бы видела, как я ем такос.

Он, наверно, говорит это, просто чтобы ее подбодрить. Мину никогда – вообще никогда – не видела, чтобы Густав попадал в неловкую ситуацию.

– Такос не считается, – замечает она. – Это еда создана специально для того, чтобы в нее вляпываться на глазах у окружающих.

Густав смеется.

– Ребекка говорила, что у тебя есть чувство юмора.

Тут Мину замечает едва уловимое движение в стакане Густава.

Ванесса влила эликсир.

– Я так обрадовался, когда ты захотела со мной встретиться, – продолжает Густав. – Ты и я знали Ребекку лучше других. Нам нужно поддерживать отношения. Понимаешь, о чем я?

– Да, – отвечает Мину.

Она заставляет себя не таращиться на стакан Густава.

– Она часто о тебе говорила, – говорит он.

Густав подносит стакан ко рту и делает пару глотков. Мину заставляет себя отпить из своего стакана.

«Не пялься, – думает она. – Не смотри на его стакан, а то все испортишь».

– Тебе не кажется, что у колы какой-то странный вкус? – говорит Густав.

Вот оно. Вот оно.

– Нет.

Мину решительно трясет головой и делает на всякий случай еще пару глотков.

– Я же ее только что открыл, – задумчиво говорит Густав.

Потом пожимает плечами.

– Надеюсь, я не подхватил грипп. Когда я заболеваю, мне всегда кажется, что у еды странный привкус.

И он опустошает стакан.

«Йес!» – чуть не вырывается у Мину.

Она замирает, готовая к тому, что Густав вот-вот свалится со стула, хватаясь руками за шею.

– У меня немного кружится голова, – говорит он.

Мину сглатывает.

– Может, пойдем в твою комнату? – предлагает она.

Густав растерянно смотрит на нее.

– Чтобы ты лег и немного отдохнул, – поясняет Мину.

– Да, наверно, ты права.

Он произносит это безучастно, но поднимается со стула.

О господи, думает Мину. Реакция Иды была совсем другой. А что, если мы всыпали ему слишком много?

Она слышит шаги на лестнице, ведущей в подвал. Тяжелые, быстрые. Мину начинает лихорадочно соображать: где проще всего спрятаться двойнику Густава, как не в подвале? Лучше места, чем там, не найти, и папа Лаге, возможно, в курсе происходящего или вообще сам все это затеял, а вдруг произошло ужасное недоразумение, и папа Лаге с Густавом ни в чем не виноваты, но Мину уже, к несчастью, угостила Густава смертельной дозой волшебного эликсира, и скоро он умрет.

Мину слетает со стула и поддерживает Густава, который выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок.

Дверь из подвала открывается, и входит папа Лаге.

– Я хотел спросить, не осталось ли еды и для меня… – начинает он и видит Густава.

– Что с тобой, Густав? Ты такой бледный.

– Сначала я чувствовал себя нормально, потом у меня закружилась голова, но сейчас снова все в порядке.

Лаге шагает вперед и кладет руку Густаву на лоб.

– Голова не горячая, – говорит он задумчиво.

– Мину считает, что мне лучше пойти и лечь, и мне кажется, это правильно, – продолжает Густав.

– Ты, наверно, просто перестарался на тренировке, – произносит Мину, поворачиваясь к Густаву. – Пойдем, поднимемся в твою комнату.

Лаге смотрит на Густава встревоженным взглядом.

– Спустись ко мне, если тебе станет хуже. Я буду внизу.

– Да, ты внизу, – повторяет Густав.

– Моя мама врач, – тараторит Мину. – Этот грипп, который сейчас ходит, он очень коварный. Он начинается неожиданно, и сразу чувствуешь себя очень больным.

Мину берет Густава за руку и подталкивает, чтобы он шел в свою комнату на втором этаже.

– Можешь зажечь свет? – спрашивает Мину, когда они заходят в темную комнату.

– Да, – отвечает Густав и тяжело валится на кровать.

Только спустя несколько секунд Мину понимает, что Густав отвечает на вопросы буквально как ребенок, который хочет пошутить.

– Где зажигается свет? – спрашивает Мину.

– Выключатель справа от двери.

Мину зажигает лампу на потолке. Темнота в одно мгновение рассеивается. Кровать, на которой лежит Густав, не заправлена, но в остальном в комнате порядок.

На стене висит фотография Ребекки и Густава. Видны только их лица крупным планом, и невозможно определить, где сделан снимок, только понятно, что снимали на улице. Молодые люди выглядят счастливыми. И не подозревают, что их ждет впереди.

Хотя, может, Густав уже тогда все знал, напоминает себе Мину. Может, на фотографии вовсе не счастливая пара, а убийца и его жертва?

Тут Мину чувствует легкий толчок в спину. Истолковать его нетрудно. Ванесса считает, что Мину следует поторопиться, и она права. Они не знают, как долго будет действовать эликсир. Одной капли, данной Иде, хватило примерно на одну минуту. Мину подсчитала, что у них есть минут десять. Но время идет. И Густав крупнее Иды.

Мину садится на край кровати. Список вопросов, которые она подготовила, лежит в кармане джинсов. Она не достает его.

– Ты любил Ребекку?

– Да, – отвечает Густав без колебаний. – Больше всего на свете.

– У ее могилы ты просил у нее прощения.

Густав кивает, из его глаз вытекает слезинка, стекает по виску и исчезает в светлых волосах. Он лежит неподвижно и испуганно смотрит на Мину.

– Был ли ты каким-то образом причастен к ее смерти?

– Да, – отвечает он.

У Мину все холодеет внутри.

– Расскажи, – заставляет она себя сказать.

– Это моя вина. Я слышал, что у Ребекки анорексия, но боялся спросить напрямую, правда ли это. Я не хотел ее расстраивать и не хотел, чтобы она думала, что я зануда. Я не понял, насколько это было для нее серьезно. Мне нужно было попытаться поговорить с ней.

Он смотрит на Мину большими, испуганными глазами.

– Ты веришь в то, что Ребекка покончила с собой? – говорит она.

Вопрос, кажется, озадачивает Густава.

– Да, – говорит он. – Она прыгнула со школьной крыши. Это моя вина. Я должен был предотвратить это.

Мину косится на фотографию и думает, слышит ли их сейчас Ребекка. Дай бог, чтобы нет, потому что Мину невероятно стыдно за то, что она делает.

– Ты был с ней на крыше в тот день? – спрашивает она.

– Нет. Я ждал ее внизу. Она была на встрече с директором.

Он кладет ладонь на руку Мину. У него холодные пальцы.

– Я надеялся, что директор поговорит с ней об анорексии. Убедит ее признаться, и мне не придется этого делать. Я струсил.

– Занимался ли ты осенью чем-то особенным? Вступал ли с кем-нибудь в контакт?

– Я не понимаю вопроса.

Мину снова чувствует нетерпеливый толчок в плечо, напоминание о том, что времени осталось мало.

– Вступал ли ты в контакт с демонами?

Он снова выглядит растерянным. Как ребенок, которому задали чересчур взрослый вопрос.

– Занимался ли ты чем-либо сверхъестественным? – продолжает Мину.

– Нет.

Густав явно не имеет ни малейшего понятия о том, о чем она его спрашивает.

– Ты, может, и сам об этом не знаешь. Подумай. Случалось ли с тобой что-нибудь странное?

Он мотает головой.

– Слышишь ли ты в голове голоса, которые велят тебе делать то-то и то-то?

Он снова мотает головой.

– Слова «кроваво-красная луна» какие у тебя вызывают ассоциации?

– Красный апельсин.

– У тебя есть двойник?

– Нет, – тихо отвечает он. – Я не думаю.

– Я больше не могу, – вдруг говорит Ванесса.

Мину очень хорошо понимает, что имеет в виду Ванесса. Ей и самой невыносимо видеть Густава таким испуганным и беспомощным. Она чувствует себя палачом испанской инквизиции. Но у нее остался еще один вопрос, и она надеется, что Густав не упомянет о поцелуе, потому что, в отличие от Густава, Ванесса этого не забудет.

– Ты преследовал меня в городе однажды? Встречался со мной у виадука?

– Нет.

– Мы встретились там и… разговаривали. Помнишь?

– Нет.

– В то же самое время ты был на кладбище. Это было в тот день, когда ты впервые пришел на могилу Ребекки. Ты был в двух местах одновременно. Как это возможно?

Густав качает головой.

– Я не понимаю! – говорит он. – Ты задаешь такие странные вопросы.

Мину не может больше. Она пытается высвободить свои пальцы из-под его руки, но он сжимает их железной хваткой. Она тихонько гладит Густава по пальцам и надеется, что это его как-то успокоит.

Метод срабатывает. Хватка слабнет, и Мину освобождает свою руку.

– Прости, – говорит она.

– Я не понимаю, за что ты просишь прощения.

– За то, что делала сейчас.

– Ты мне нравишься, Мину, – говорит Густав удивленно.

– А ты мне, – отвечает она и понимает, что говорит всерьез. – Я бы хотела рассказать тебе, как все было на самом деле, когда погибла Ребекка. В этом не было твоей вины.

– Мину, ты что? – шепчет Ванесса.

Но Мину притворяется, что не слышит. Очень легко притвориться, что не слышишь, когда тебе что-то говорит невидимка.

– Можешь запомнить одну вещь? – говорит Мину. – Постарайся сохранить это где-то внутри себя. Обещаешь постараться?

– Я обещаю постараться, – отвечает Густав.

– В этом не было твоей вины. Ребекка любила тебя.

Из глаз Густава снова текут слезы, и Мину кивает, пытаясь запечатлеть свои слова в его подсознании.

– Она никогда не оставила бы тебя по своей воле, – добавляет она.

Густав осторожно улыбается.

– Я так устал, – говорит он.

– Тогда я думаю, тебе лучше лечь и заснуть.

Густав закрывает глаза, и Мину с Ванессой стоят в его комнате, пока он не засыпает. Потом они выскальзывают наружу, тихо-тихо, чтобы его не разбудить.

51

Ванесса долго стояла в душе, но ощущение чистоты не появлялось. Расставаясь, они с Мину решили никому не докладывать о том, что говорил Густав. Сказали просто, что Густав не виновен и ничего не знает о своем двойнике. Ничего более. Остальное никого не касается. Разумеется, и их тоже. Именно поэтому Ванесса чувствует себя такой грязной. Боже упаси еще раз забраться в самые сокровенные мысли другого человека.

Сейчас Ванесса сидит и набивает живот мясным рагу, которое Сирпа приготовила на ужин. Она ест уже вторую порцию, но голод даже не думает утихать. Как всегда, после того как Ванесса побывала невидимкой, ее тело настойчиво требует пищи. Тонны пищи.

– Не много ли, Ванесса? – спрашивает Вилле, еле сдерживая смех.

– На себя посмотри, – отвечает она с набитым ртом, жуя рис в томатном соусе.

– Если ты не остановишься, скоро будешь весить несколько центнеров.

– И все равно буду самая красивая.

Она наливает себе еще стакан молока и выпивает его в три глотка.

Сирпа озабоченно смотрит на Ванессу.

– Простите, что я такая ненасытная, – говорит Ванесса. – Просто это страшно вкусно. Как всегда.

– Рада, что тебе нравится, – отвечает Сирпа.

Она говорит это искренно, но Ванесса знает, что Сирпе нелегко прокормить еще один рот. К тому же такой ненасытный. Конечно, Ванесса отдает Сирпе половину своей стипендии, но это небольшая сумма.

– Большое спасибо, – благодарит Ванесса, дожевывая рагу.

Она начинает убирать со стола. Ей не сидится на месте. Когда Сирпа пытается ей помочь, она уговаривает ее пойти посмотреть телевизор. Сирпа благодарно улыбается и исчезает в гостиной. Вилле, однако, продолжает сидеть, где сидел, раскачиваясь на стуле и закладывая под губу порцию снюса[20]20
  Измельченный увлажненный табак, который помещают между зубами и губой.


[Закрыть].

Ванесса составляет грязную посуду в раковину и заливает водой. Начинает тереть первую тарелку щеткой. Вода такая горячая, что на лбу проступает пот. Как хорошо сосредоточиться на чем-то будничном. Взбивать пену, скрести тарелки, пока они не станут чистыми.

Вдруг она чувствует, как вокруг ее талии обвиваются руки.

– Знаешь, – говорит Вилле, целуя ее в затылок, – я видел объявление, дешевую путевку в Таиланд через пару недель.

– У меня школа.

Таиланд, Таиланд, Таиланд. В последние месяцы только и разговоров, что об этом чертовом Таиланде.

– Забей, – бормочет Вилле. – Поехали. Я могу стрясти немного денег с Юнте.

Ванесса отступает на шаг в сторону, чтобы отстраниться от его рук. Но руки снова находят ее, и тогда она стряхивает их уже более решительным движением.

– Ты чего? – говорит Вилле.

– Можешь оставить меня в покое хоть на несколько секунд?

– Чего ты заводишься?

– Ну а чего ты как пластырь клеишься ко мне все время?

Он все еще стоит позади нее. Ванесса спиной чувствует, что он недоволен.

– Я просто хотел тебя обнять, – говорит он.

– А я хочу побыть одна. О’кей? Чего непонятного?

– Не пойму, чего ты все время такая кислая, – отвечает Вилле, отходя обратно к кухонному столу.

Ванесса вытирает посуду, выжидая. Она знает, что он не сможет долго молчать.

– Я посмотрел те ссылки, которые ты мне скинула, – говорит он наконец.

Она оборачивается с полотенцем в одной руке и стаканом в другой.

– Это не для меня, – продолжает Вилле.

Ванесса сжимает стакан в руке с такой силой, что он чуть не лопается.

– Неужели ничего не подошло?

– Блин, Несса, ну не хочу я продавать фигню по телефону.

– А чего, блин, ты хочешь, Вилле?

Он миролюбиво смеется, не желая замечать, что она злится.

– Не знаю… Мне кажется, у меня и так все хорошо. У нас все хорошо.

– А потом?

– Что потом? – спрашивает он.

Странное дело – про апокалипсис знает Ванесса, а думать о будущем не хочет Вилле.

– Если ты хочешь работу получше, иди учиться, – говорит она.

– У меня были хреновые оценки в школе.

– Ну, есть рабочие специальности.

– Да, но… я не знаю.

– То есть ты доволен тем, как живешь сейчас? Ты говоришь серьезно?

– Не, ну, было бы круто иметь свою квартиру. Может, ты возьмешь это на себя, когда закончишь гимназию и найдешь работу? – игривым тоном говорит Вилле, явно довольный своей шуткой.

Больше всего ей хочется сейчас швырнуть стакан об стену. И она бы наверняка сделала это, если бы стакан не принадлежал Сирпе. Как и все остальное, что их окружает здесь, в квартире Сирпы. Ванесса не хочет закатывать истерику у Сирпы дома. Потому что если это случится, она за себя не отвечает.

Она ставит стакан в раковину и кладет полотенце перед Вилле.

– Давай, твоя очередь, – говорит она.

– Несса, я же пошутил. Я знаю, что живу неправильно, но не знаю, что делать.

– Я знаю, что ты пошутил. Но мне нужно пройтись. Если хочешь, чтобы мы и дальше были вместе, тебе лучше сейчас помолчать.

Ванесса идет по городу, не разбирая дороги. В голове беспорядочно крутятся мысли, снова, и снова, и снова, как карусель, от которой вот-вот стошнит.

В ней теперь уживается столько разных Ванесс, что она перестала понимать, какая из них настоящая. Та Ванесса, которая дружит с Мишель и Эвелиной, например, совсем не похожа на ту, которая пытается спасти мир. Еще одна Ванесса беспокоится о Вилле и выстраивает отношения с ним, еще одна старается не быть обузой для Сирпы, и есть еще Ванесса, которая должна вытянуть гимназию хотя бы на тройки… Она заблудилась во всех этих Ванессах.

Ванесса смотрит на окружающие ее многоэтажки. Она забрела в район, где живет Линнея. Из некоторых окон доносится музыка. Сегодня вечер субботы, а Ванесса совсем забыла об этом. Когда ее жизнь так изменилась, что она перестала отличать будни от праздников?

Может быть, напиться? Эвелина и Мишель говорили о какой-то вечеринке, вспоминает она.

Ванесса останавливается. Взвешивает за и против. Она не хочет быть сейчас одна, но и видеть подруг тоже не хочет. Она представляет, как Мишель будет воспевать своего Мехмета, с которым недавно начала встречаться, а Эвелина станет ныть, что «ей никогда никого не встретить», хотя каждому известно, что Эвелина из них самая красивая.

Когда Ванессе в последний раз по-настоящему хотелось видеть Эвелину и Мишель? С лета в ее жизни произошло столько разных событий. Появилась куча вещей, о которых с подругами говорить нельзя.

Было бы проще, если бы все опять стало, как было. Господи, как же хочется снова стать прежней Ванессой.

Ванесса глядит вверх на окна многоэтажек. Может, она оказалась здесь не случайно?

Она направляется к подъезду Линнеи, поднимается на лифте и звонит в дверь. Никто не открывает, и Ванесса чувствует разочарование. Только сейчас она понимает, как сильно хотела видеть Линнею.

Ванесса звонит второй раз. И слышит звук смываемой воды в туалете. Когда Линнея открывает дверь, на ней та же футболка с принтом «Dir En Grey», в которой она встречала Юнте.

– Привет, – говорит Ванесса.

– Привет, – отвечает Линнея.

– Что делаешь?

– Ничего.

– Субботний вечер, – говорит Ванесса. – Все развлекаются, а ты?

– А кто сказал, что я не развлекаюсь? – парирует Линнея.

Она говорит это с таким серьезным выражением лица, что Ванесса не может удержаться от смеха.

Мгновение Линнея молча смотрит на нее. Потом тоже начинает смеяться. Они хохочут до колик, до икоты и не могут остановиться – Ванесса и не помнит, когда так смеялась в последний раз. Совсем обессилев от смеха, девушки успокаиваются, но стоит им случайно взглянуть друг на друга, и все начинается по новой.

Потом они сидят на диване друг напротив друга и просто болтают. Компьютер Линнеи уже в который раз проигрывает одни и те же грустные песни под гитару, но странное дело – они больше не кажутся Ванессе депрессивными. Наоборот, музыка и приглушенный красный свет обволакивают ее, успокаивают.

Разговор течет сам по себе. Линнея рассказывает, что ей показала Книга Узоров про защитную магию. Ванесса описывает, как наливала эликсир в кока-колу Густава, опуская, конечно, подробности его признаний.

– А ты знаешь, что Густав когда-то был моим парнем? – спрашивает Ванесса у Линнеи.

Увидев изумленное выражение лица Линнеи, Ванесса хихикает.

– В первом классе. Я тогда придумала игру: тот, кто на большой перемене покачается со мной на качелях, будет до конца дня моим парнем.

– Выходит, ты уже тогда была девицей легкого поведения? – спрашивает Линнея и ржет.

– Вот бы сейчас было так же просто выбрать себе достойного парня, – говорит Ванесса, улыбаясь.

Они подсмеиваются над тем, как Ида призналась в своей тайной влюбленности в Густава. Говорят, что вокруг дома Густава всегда наворачивают круги на велосипеде пять-шесть девчонок, каждая надеется, что он выглянет в окно и увидит именно ее. Магия это или нет, но все девчонки по нему сохнут.

Потом разговор переходит на Мину и на то, лесбиянка она или нет. Ванесса убеждена, что да, но Линнея уверенно говорит, что нет.

– Она мне вроде даже нравится, но я ее не понимаю. По ней никогда не поймешь – то ли она обижена, то ли у нее просто такое выражение лица, – замечает Ванесса.

Линнея смеется и согласно кивает.

– Я думаю, сейчас Мину немножко обижена на меня, – говорит она.

– Почему?

– Так, одно недоразумение.

Линнея не вдается в подробности.

– Вообще Избранницы – довольно странная компания, – говорит Ванесса.

– Одни мы с тобой чего стоим, – ухмыляется Линнея.

– Кто бы мог поверить, что я буду сидеть у тебя дома? Я тебя просто ненавидела! Ну или во всяком случае ревновала Вилле к тебе.

О господи, что я говорю, думает Ванесса.

И все равно продолжает говорить. Ей уже давно не было ни с кем так легко и спокойно. К тому же ей очень хочется с кем-нибудь поговорить о Вилле. А кто поймет ее лучше Линнеи?

– Я не хочу расставаться с Вилле, – говорит Ванесса. – Но и с ним больше быть не могу.

– Зачем тогда у него живешь?

– Все не так просто, – отвечает Ванесса.

Она предпочитает не объяснять, почему не живет дома. Линнее ее проблема покажется надуманной. Ведь у нее вообще нет мамы. А отец каждый день валяется пьяный.

– Не понимаю, как можно одновременно любить человека и злиться на него, – говорит Ванесса. – И почему он меня так бесит, если я его люблю?

– Не спрашивай меня, – отвечает Линнея, откидываясь на спинку дивана.

– Почему?

– Никогда не нужно вмешиваться в чужие отношения.

– Но в «Monique» ты говорила, что…

Линнея садится, скрестив ноги, и смотрит Ванессе в глаза.

– Не понимаешь? – спрашивает она. – Я считаю, что ты достойна лучшего, чем Вилле. Но если ты по моему совету с ним расстанешься, а потом пожалеешь об этом, ты будешь на меня злиться. А если решишь не расставаться, хоть и знаешь, что я о нем думаю, – меня возненавидишь.

– Я не… – начинает Ванесса.

– Я не хочу, чтобы ты на меня потом свалила всю вину, – перебивает Линнея.

Ванесса не знает, что сказать. Ощущение такое, будто ей только что сделали комплимент, очень приятный и в то же время очень странный.

– Во всяком случае, он мне больше не звонит, – добавляет Линнея.

Ванесса устраивается поудобнее. В голове у нее всплывает картинка: Линнеея и Юнте на этом же самом диване. Кажется, это было в другой жизни.

– Ты еще встречаешься с Юнте?

– Нет, – отвечает Линнея. – Тогда у меня, наверно, было временное помутнение мозгов.

Ванесса смеется и усаживается еще удобнее, вытянув ноги так, что они касаются ног Линнеи.

Она верит, что все образуется. Все будет хорошо.