Текст книги "Под властью пугала"

VIII

Скэндер вошел на Старый рынок и поначалу заблудился в лабиринте узких грязных улочек. Потом узнал переулок мастеров по выделыванию телешей, прошел мимо медников и оказался у кофейни Хаджи Реки. В ушах стоял звон от стука и грохота мастерских, да и в кофейне его продолжало преследовать громыхание кузнечного молота, доносившееся откуда-то неподалеку.

Сидевший за стойкой уста[52]52
  Мастер, хозяин. Здесь: уважительное обращение.


[Закрыть] Хаджи, дородный, черноусый, в белой телеше, проводил Скэндера любопытным взглядом. Только когда тот подсел к двум юношам, ожидавшим его за столиком у окна, он занялся своим делом.

– Еще кофе, уста!

– Сию минуту, Хаки.

– Присаживайся, Скэндер. Знакомься, товарищ Хамди.

Скэндер поставил чемодан, бросил сверху плащ и протянул руку.

– Скэндер Петани.

– Хамди Зека.

– Как жизнь?

– Хорошо, Хаки, хорошо. Джемаль еще не пришел?

– Он немножко запоздает. Просил подождать.

– Он нашел машину?

– Нашел.

– Значит, отправляешься, Скэндер?

– Да.

– Первый раз за границу?

– Первый.

– Как хорошо, что едешь вместе с Джемалем!

– Мы с ним вместе только до Рима, а дальше поеду один.

– Ничего. Он все расскажет. Закуривай.

Скэндер закурил и оглядел кофейню уста Хаджи. Тесное помещение, шесть-семь непокрытых столиков, стоящих почти вплотную, старые стулья и табуретки. За прилавком бутылки раки и другие напитки, разномастные стаканы и рюмки. Стойку уста Хаджи украсил множеством фотографий киноактеров, над которыми возвышалась фотокарточка короля Зогу в военном мундире – вся грудь в орденах, фуражка набекрень, как у заправского громилы.

За соседним столиком два парня в потрепанной одежде, видимо, подмастерья, увлеченно слушали старика в сдвинутой на затылок соломенной шляпе. Облокотившись на край столика, он негромко рассказывал им что-то смешное, а они то и дело покатывались со смеху.

– Пожалуйте кофе. Откуда господин к нам пожаловал?

– Это, уста, наш друг, Скэндер Петани.

– Очень рад.

Уста Хаджи заметил чемодан.

– Уезжаете?

– Далеко уезжает, уста Хаджи, во Францию.

– Вот как! Учиться?

– Да.

– Давай поставлю чемодан за стойку. – Не дожидаясь согласия, он взял чемодан. – А плащ оставь тут. – И аккуратно повесил плащ на спинку стула.

Скэндер вопросительно посмотрел на Хаки, тот улыбнулся.

– Да он свой человек.

Скэндер отхлебнул кофе и прислушался, стараясь уловить, о чем говорит за соседним столиком старик в соломенной шляпе. Его друзья тоже умолкли.

– …и едет в Тирану к своему другу. Тогда как раз сменилось правительство. Покупает старик газету и идет прямо к Фейзи-бею.

– Как дела, Хасан-эфенди, как жизнь, – расспрашивает его бей. Друг ведь, не как-нибудь.

– Да все хорошо, Фейзи-бей, кругом покой и тишина.

– Его высокое величество – вот кого надо благодарить. Он принес нам спокойствие.

– Уж такое спокойствие, Фейзи-бей, что вот уезжал из деревни к тебе, так детей отправил к брату, а дом оставил как есть, даже запирать не стал.

– Да ну! И воров не боишься?

– Да какие у нас воры, Фейзи-бей. Они ж теперь все в Тиране собрались.

Сказал, как припечатал.

Фейзи-бей стоит, только губы кусает.

Потом достает старик газету и говорит:

– Вот, нового премьер-министра поставили.

– Да. Его высокое величество назначил Пандели Евангели.

Дед Хасан сидит, головой качает.

– Что это ты головой качаешь?

– Какие же мы, албанцы, неблагодарные.

– А что?

– Ну почему поставили премьер-министром не Наима Фрашери, а этого недоумка?

– Тс-с-с! Смотри, услышит кто-нибудь! Ты что, Наим Фрашери умер лет тридцать назад!

– А этот-то уж лет восемьдесят, как помер! – И показывает бею фотографию в газете.

Все рассмеялись.

Скэндер и его товарищи тоже не удержались от смеха.

– Все сказки рассказываешь, джа Хасан?

– Какие же сказки, это все быль.

– Твоя быль-то с подковыркой.

– Да это ж все шутки, сынок.

– В каждой шутке половина правды, – заметил Хамди.

– Так что давайте, сынки, побольше шутить!

– Почему?

– Да потому что вторую половину нам все равно не дадут сказать.

Снова все засмеялись.

– А кто это у вас за столиком?

– Наш друг. Знакомьтесь, Скэндер Петани.

Джа Хасан потянулся и взял его руку в обе ладони.

– Ты случайно не сын Демира?

– Да!

– Что ж ты сразу не сказал? Мы ведь с твоим отцом близкие друзья. В двадцать четвертом в одной роте служили. Чем тебя угостить?

– Спасибо, ничего не надо.

– Уста, кофе!

– Да я уже пил!

– И еще выпьешь, раз я угощаю!

– Спасибо, не хочу!

– А ты случаем не чиновник?

– Нет. А что?

– Только они днем не пьют кофе, боятся, что не заснут на работе.

Скэндер рассмеялся. Этот старик ему очень нравился.

– Нет, – повторил он, – я не чиновник.

– А может, собираешься им стать? Если есть знакомства, так еще станешь.

– Да нет, джа Хасан, я в чиновники не собираюсь.

– Он во Францию едет, учиться, – сказал Хаки.

– Это хорошо, сынок. Только вот кончишь ученье, воротишься, все равно знакомства понадобятся.

– Джа Хасан, расскажи-ка про секретаря общины, который во Франции учился, – попросил один из подмастерьев.

– Да я уж вам рассказывал, неужели забыли?

– Ну расскажи еще разок, – попросил Хаки.

В разговоре участвовали теперь оба стола. В маленькой кофейне это было делом обычным. Случалось порой, разговор захватывал всех, кто здесь находился. Недаром Хаки в шутку называл кофейню уста Хаджи «клубом».

– Ну ладно, молодежь, если уж вам так хочется. Приезжает один молодой человек из Франции, в кармане диплом – не шутка. Ну, думает, теперь я с образованием, буду как зрячий среди слепых, подберу себе хорошее место в Албании. Размечтался – куда там – уже чуть ли не министром себя видит. Да не тут-то было. Куда ни сунется, нигде его не берут. Года два так промыкался, к кому только не обращался, по горло увяз в долгах. Все никак не мог уразуметь, что тут без знакомства ничего не получишь. У нас ведь нынче о чем думает человек – не о каких-то там высоких материях, а о том, как бы полезным знакомством обзавестись. Есть у тебя рука где-нибудь, все двери для тебя открыты. Вот и развелось кругом столько прилипал, доносчиков да склочников. Ну да ладно, в конце концов и он нашел себе покровителя. Тот его пристроил председателем общинного управления где-то на Мати. Начал он работать, да вот секретаря нет. Сочиняет он письмо достопочтенному главе министерства внутренних дел, господину Мусе Юке, так мол и так, без секретаря никак нельзя, и ждет ответа. И вот в один прекрасный день появляется этакая дубина стоеросовая – в узких горских штанах, усы до ушей, тюляф в две ладони высотой, да на нем на два пальца жира и пота – и протягивает ему бумагу. Читает председатель и глазам не верит: согласно вашему прошению, номер такой-то от такого-то числа, господин такой-то назначается секретарем общинного управления. Видит председатель, что от этого секретаря толку не будет, но делать нечего. «Пожалуйте, – говорит, – принимайтесь за работу», – и показывает ему книги записей гражданского состояния, журнал протоколов, справки, в общем, все. «Лады», – отвечает тот, взгромождается с ногами на стул, словно турок какой, кладет перед собой кисет и попыхивает себе целый день, пускает дым в потолок. День проходят, другой – все то же самое. «Когда же за работу приметесь?» – «А делать-то чего?» – «Да вот же книги, протоколы…» – «Какие еще гниги да протыкалы? Я читать-писать не умею, а ты гниги!» – «Читать не умеете?» – «Но!» Схватился председатель за голову, бегом в свой кабинет и быстренько составил еще одну писульку. «Его превосходительству министру внутренних дел господину Мусе Юке. Господин такой-то, направленный в наше управление секретарем вашим приказом номер такой-то от такого-то числа, неграмотен, не умеет ни читать, ни писать и не в состоянии исполнять обязанности секретаря. Поскольку эти обязанности сложны и для их выполнения требуется человек компетентный, способный вести книги записей гражданского состояния, журнал протоколов и т. д. и т. п., прошу почтенное министерство назначить на это место более подходящего человека». Сунул письмо в конверт, вручил жандарму и ждет ответа. Через три дня получает телеграмму из министерства. «Господину председателю общинного управления. Учитывая, что обязанности секретаря сложны и необходим компетентный человек, назначаем вас секретарем, а нынешнего секретаря – председателем. Подпись: Муса Юка руку приложил».

Все, кто были в кофейне, дружно хохотали. Не выдержал даже уста Хаджи, который стоял, облокотившись о стойку. Он смеялся, вытирая глаза полотенцем, висевшим у него через плечо.

– У глупости и невежества пределов нет, – сказал Хаки. – Тут таких чудес можно ожидать, что нормальному человеку и во сне не приснятся!

– Да, ничего не скажешь! Сильно правительство, – насмешливо произнес Хамди.

– Да мы-то сами, выходит, сильнее, коли его терпим, – подхватил джа Хасан.

– Тс-с-с! Керим идет! – крикнул уста Хаджи.

– Ну, я пошел. – Джа Хасан поднялся, взял палку, прислоненную к стулу, и попрощался с каждым за руку. – Люди нынче свою биографию и ту позабыли, а эта сволочь ищет, как бы поподробнее узнать чужую.

– А кто этот Керим? – спросил Скэндер.

– Он из тех, о ком только после смерти можно сказать хорошее, – ответил джа Хасан.

– О таких и после смерти ничего хорошего не скажешь, – сказал Хамди.

– До свидания, молодой человек! Гляди там во все глаза, чтобы умным приехал. Уста, запиши за мной кофе Скэндера.

На пороге появился худой человек в кепке и кителе, в узких штанах, заправленных в черные сапоги. У него было по-лисьи вытянутое лицо, с тонкой ниточкой усов. Он сел за столик рядом со стойкой.

– Одно кофе, не очень сладкое.

– Сию минуту.

Человек внимательно посмотрел на джа Хасана, который, медленно волоча ноги, шел к выходу, потом перевел взгляд на Скэндера.

– Что за парень, вон там?

– Где?

– У окна.

– Хамди.

– Да не он, тот, другой.

– Ты его не знаешь?

– Нет.

– Да это же племянник Мусы-эфенди.

– Ну да!

В кофейню вошел миниатюрный человечек в новом, в обтяжку костюме, с тростью. Повеяло лавандой.

– А вот и господин Рефат, – сказал уста Хаджи, отходя от стола.

– Доброе утро, господин Керим!

– Доброе утро, господин Рефат.

– Что нового? – Вошедший присел к столику.

– И вы у меня спрашиваете, что нового? – громко, чтобы слышали все, начал Керим. – Откуда мне знать? Кто я такой? Агент по продаже недвижимости. Слоняюсь целыми днями по кофейням, не подвернется ли где клиент. Вот захотите дом купить, тогда – да, обращайтесь ко мне. А что до новостей, так их лучше вас никто не знает, ваша милость, недаром ведь вы все с начальством водитесь.

– Поймали вы меня, поймали, господин Керим.

– Вот видите?

– Хаджи, принеси-ка мне стакан воды, запить это несчастное лекарство.

Рефат достал из кармана таблетки.

– Позавчера был во дворце, – похвастался он, запив таблетку водой. – Во дворце был, так-то, – громко повторил он, поглядывая, какое впечатление произвели его слова.

– Что-то я не пойму, господин Рефат. С чего это вы оказались во дворце?

– Неужто забыли? Позавчера же была годовщина монархии.

– Ах да! Значит, и вас пригласили?

– Ну а как же! Вот и приглашение… – Он стал шарить по карманам. – Хотя, нет, оказывается, в другом костюме приглашение-то! Ну и повеселились же мы, душа моя, господин Керим. Шампанское лилось, как вода из крана. А закуски! Жареное мясо под майонезом, рыба, птица, торты – столы ломились. Посмотрели бы вы на Гафур-бея, когда он поддал как следует.

– Да, выпить он любит.

– И еще как пьет-то, литрами дует. Набрался он, значит, а я ему и говорю: «Давай-ка, Гафур-бей, споем». Ну и затянули. Кругом все глазеют на нас! Тут подходит к нам полковник Осман Газепи. «Давай, – говорит, – Гафур-бей, спляшем с тобой, как в Колёнье». – «Сам, – отвечает, – пляши, господин Осман, а я вовсе не из Колёньи». Ты думаешь, господин Осман на попятную? Пошел в пляс сам, такие антраша посреди зала выделывал. Все животы надорвали со смеху.

– А его высокое величество был?

– Был, а как же. А мундир ему как идет, просто загляденье, вся грудь в орденах! Клянусь богом, на всей земле не сыскать такого красивого мужчины, как наш король! Протягивает он мне руку да и говорит: «Как поживаешь, господин Рефат?» – «Хорошо, – говорю, – ваше высокое величество». – «Здорово поешь, молодец!» – говорит и по плечу похлопал. А у меня душа надрывается, кусок в горло не идет!

– Почему?

– Да ведь его высокое величество за весь вечер, бедный, в рот ничего не взял! Перед ним закуски, все, что душе угодно, а он скушал только чашечку простокваши! – Голос господина Рефата задрожал, выражая сочувствие, потом перешел почти в рыдание. – Не поверите, господин Керим, только чашечку простокваши и скушал! Ему доктора запретили! – Он вынул платок и приложил к глазам.

Один подмастерье поднялся и вышел. Второй пересел за соседний столик. Хаки познакомил его со Скэндером.

– Петро-пекарь.

– Очень рад.

– Ну и как дела, Петро? – спросил Хамди.

– Неплохо.

– От тебя разве другое услышишь! – усмехнулся Хаки. – Знаешь, Скэндер, он, даже если в канаве будет помирать, и то ответит: неплохо.

– Но ведь и вправду бывает намного хуже.

– Бывает и лучше.

– Ты сегодня выходной?

– Да. До обеда.

– По скольку часов в день работаешь? – спросил Скэндер.

– По восемнадцать. А выходной – полдня в неделю. Видишь, во что мы превратились, пожелтели, как чахоточные. Спим на земле, укрываемся мешками из-под муки.

– В Тиране много пекарен?

– Да, наверно, штук семьдесят наберется, только их все меньше становится.

– Почему?

– Прибыли нет. Многие закрываются. Представь: мука с дурресской мукомольни идет по пятнадцать франков за центнер, а в ней чего только не намешано – фасоль, рис и еще бог весть что. Мукомольни наживаются, за помол по четыре франка с центнера дерут, а то и еще накидывают, и все это за наш счет. Но ведь бывает и похуже!

– Еще хуже?

– Уж нам-то, пекарям, известно, Хаки. Мы видим, кто, сколько и какого хлеба каждый день покупает, кто приносит запекать мясо, кто картошку, кто одну кукурузу, а кто и вовсе ничего не приносит.[53]53
  Албанская пекарня предназначена не только для выпечки хлеба. В большой печи пекут пироги и запекают мясные, сладкие и прочие блюда, которые хозяйки приносят на противнях из дома.


[Закрыть] Мы выпекаем только кукурузный хлеб, так есть семьи, которые и такой не каждый день видят. Нищета заела.

– Но ведь вы печете и пироги, и сладости.

– Пироги, сладости, кур, мясо приносят одни беи, торговцы да чиновники. Ох, посмотрел бы ты, что творится иногда у нас! Случается, какой-нибудь бедолага возьмет пирог бея вместо своей кукурузной лепешки или кто-нибудь стащит курицу у жены торговца, такое тут поднимется! Всю жандармерию на ноги поднимут, пока разберутся.

У входа в кофейню остановился человек в шароварах и высокой телеше. Донесся крик:

– Эй! Слушайте! Слушайте! Сообщается народу, что…

Уста Хаджи подошел к двери.

– Что там?

– Глашатай, господин Керим.

– Что говорит?

– Ничего особенного, – ответил уста Хаджи, снова возвращаясь за стойку. – Правительство запретило народные снадобья.

– И правильно сделало, – сказал господин Рефат.

– Но разве народ может покупать лекарства у докторов? – возмутился уста Хаджи.

– Захочет, так сможет, – отрезал господин Рефат.

– Послушайте, господин Рефат, а не вас ли я вчера видал с туристами?

– Меня, господин Керим. Вызывает меня сам министр, господин Муса Юка. «Послушай, – говорит, – господин Рефат. Ты такой образованный, столько языков знаешь, окажи нам услугу – проведи по городу группу иностранных журналистов». С большим удовольствием, отвечаю.

Господин Рефат рассказывал громко, чтобы было слышно всем.

– Ну и что говорили туристы?

– Много хорошего. «Какая прекрасная страна!» Знаешь, что мне один из них сказал? «Честно говоря, я думал, Албания в очень тяжелом положении, а вы, оказывается, процветаете, заметно ушли вперед». Я ему рассказал, какой отсталой была Албания во времена Турции, а нынче король Зогу ведет нас вперед к цивилизации. У нас хорошо организованная жандармерия, современная армия с казармами, институт «Мать-королева», то, другое – все ему перечислил. Он удивился. «О! – говорит. – Так вы просто не умеете себя рекламировать!» И прямо в точку попал. Не умеем мы, господин Керим, ох, не умеем мы себя подать. Нынче ведь такие крупные государства, как Италия или Германия например, только на рекламе и держатся. Они своей пропагандой весь мир убедили, что народ у них сплочен и нация едина.

– Вы правы, господин Рефат. С пропагандой у нас плохо… Ведь имея то, чего мы добились под руководством его высокого величества, мы весь мир могли бы удивить!

– Именно. Вот я встретил позавчера премьер-министра, так и сказал ему…

– Извините, мне надо уйти по делу, – перебил его собеседник.

– Да погодите чуть-чуть, дайте рассказать, о чем мы говорили с премьером.

– Нет, нет, тороплюсь! До свидания!

Обиженный господин Рефат остался в одиночестве. Господин Керим в дверях столкнулся с молодым человеком, как раз входившим в кофейню. Тот на шаг отступил, освободив ему путь, а войдя, направился прямо к своим товарищам.

– А вот и Джемаль, – сказал Хаки.

– Извините, друзья! Я немного опоздал, – проговорил он, садясь за столик.

– Едем?

– Машина придет к муниципалитету.

– Не опоздает?

– Самое большее на час.

– Кофе выпьешь?

– Не хочу. А что за господин вышел сейчас отсюда?

– Не знаешь его?

– Нет.

– Запомни.

– Зачем?

– Это шпик.

Господин Рефат, помахивая тростью, тоже вышел из кофейни.

– Ищейка, – сказал Хамди. – Целыми днями рыщет по кафе да по улицам, подслушивает, кто что говорит. Этим и живет.

– Подлое занятие! – громко сказал Петро.

– И не говори, – поддержал Джемаль. – По-моему, нет гнуснее людей, чем шпики. У таких ни чести, ни совести, ни отечества. Они и близких своих выследят и продадут. Откуда они берут информацию – у своих друзей, родных, которые им доверяют, выкладывают все без утайки, а они этим пользуются. А наши шпики вообще самые подлые, они ведь кому только не служили: Турции, Австрии, Италии.

– И дальше готовы кому хочешь служить, – добавил Хаки.

– А когда им ничего не удается пронюхать, выдумывают, – сказал Петро.

– Ахмет Зогу и не думает о том, что надо как-то охранять государственные тайны, – сказал Хаки. – Да что говорить! Он всю оборону страны отдал в руки иностранцам. А своих агентов использует как ищеек, поручая им выслеживать противников режима.

– Правильно сделали французы: взяли и расстреляли своих шпиков в Корче, – сказал Петро.

– Правда? Я об этом не слыхал.

– Да. Перед уходом французских войск из Корчи собрали всех шпиков по списку, устроили им хороший ужин, а на следующий день всех расстреляли.

– Не сделай они этого, – заметил Хамди, – шпики стали бы служить тем, кто пришел после французов, и выдали бы все секреты французской разведки.

– Таково их ремесло, – сказал Джемаль. – Их используют, пока нужны, выжмут, как лимон, и бросят.

– Виктор Гюго заставил Жавера покончить с собой, – вспомнил Хаки.

– Виктор Гюго был романтик, – сказал Джемаль. – Самоубийство – лучший исход для шпика, кроме того, если шпик кончает с собой, значит, не до конца еще потерял совесть и человеческое достоинство.

– Смотрите, смотрите! – закричал уста Хаджи из-за стойки. – Господин Тефик опять принялся за свою забаву!

Все посмотрели на улицу.

Молотки медников умолкли, и стало совсем тихо. Два-три раза прогремел молот в кузнице и тоже смолк.

– Что там происходит? – спросил Хаки.

– Господин Тефик привязал за ниточку золотой франк и положил посреди дороги. Он каждый день так забавляется, – пояснил уста Хаджи, выходя на порог, чтобы лучше было видно.

Ремесленники в своих лавках делали вид, будто заняты работой, а на самом деле украдкой поглядывали за прилично одетым господином, который приближался к тому месту, где лежал франк. Господин Тефик, торговец мануфактурой, в одной руке держал конец нитки, а другой будто бы выводил что-то в большой амбарной книге, не отрывая глаз от прохожего.

Но прохожий не заметил франк и прошествовал мимо.

Как только он миновал «приманку», дружно застучали молотки медников, загремел молот в кузнице, все спешили наверстать упущенное время.

– Не заметил, – заключил уста Хаджи, возвращаясь за стойку.

– Забавляются! – презрительно проговорил Петро. – Морочат людей.

– А что им еще делать-то? Работы все одно мало! – сказал Хамди.

– Застой кругом, – добавил Хаки.

Джемаль посмотрел на часы.

– Ну что, Скэндер, пошли?

– Пойдем.

Молотки вдруг снова умолкли.

– Не шевелитесь! – крикнул уста Хаджи.

К тому месту, где лежал привязанный франк, подходил ходжа. Он шел, в задумчивости перебирая четки. Судя по старому балахону, ходжа был из деревни.

– Кажется, заметил, – воскликнул уста Хаджи.

Ходжа в самом деле увидел франк, резко остановился, но не бросился тут же его поднимать. Он сначала огляделся вокруг, не смотрит ли кто на него: господин Тефик что-то писал в амбарной книге, кузнец копался в груде железного лома, его ученик, чумазый до черноты мальчишка, дул в кузнечный мех, уставившись в потолок, медник обтирал тряпкой готовую посудину.

Ходжа уронил на землю четки и присел, чтобы вместе с ними незаметно поднять и франк, но, как ни странно, франка на месте не оказалось. Ходжа поднял четки и увидел, что монета лежит немного поодаль. Он снова посмотрел вокруг и, не глядя на франк, протянул руку, но рука ничего не нащупала – монета передвинулась еще на два шага. Он на четвереньках приблизился к ней, но она подпрыгнула у него перед носом и свалилась в открытый водосточный люк. Увидев, что франк поблескивает на дне, ходжа протянул руку, однако не достал – опустился на колени, сунул руку поглубже и вроде бы дотронулся кончиками пальцев, но опять ничего не вышло. Тогда ходжа лег на мостовую и стал шарить рукой в люке; чалма у него свалилась, обнажив лысину. Ну, еще немного. Но как раз в тот момент, когда ему показалось, что он нащупал монету и надо было только зажать ее в ладони, она вдруг выскочила из пальцев и подпрыгнула вверх, все выше и выше, и вот уже повисла у него перед глазами. Ходжа, раскрыв от удивления рот, приподнялся, двигаясь в едином ритме со странным франком, попытался встать, но уткнулся вдруг бородой в чьи-то черные шаровары, над которыми нависал круглый, как бочонок, живот. Франк исчез в руке торговца, насмешливо глядящего на ходжу.

– Что это ты ищешь, ходжа-эфенди?

– Э-э-э…

Это протяжное «э-э-э», выражавшее то ли вопрос, то ли удивление, а может, то и другое вместе, послужило сигналом к взрыву громового смеха. Хохотали мастера-медники, хохотал кузнец, захлебывался смехом его ученик, смеялись оказавшиеся поблизости прохожие, безудержно смеялся в своей кофейне уста Хаджи, вытирая глаза переброшенным через плечо полотенцем.

– Ну и провел же он его! Ну и провел! – сквозь смех повторял уста Хаджи.

Ходжа выпрямился и поспешно зашагал прочь, ругаясь сквозь зубы.

– Будьте вы все прокляты!

– Чалму, ходжа-эфенди, чалму забыли! – кричал ученик кузнеца.

Ходжа выхватил у него чалму и поспешил свернуть в ближайший переулок, чтобы поскорее уйти от этого проклятого места.

– Пошли, – сказал Джемаль.

– Пойдем.

Они поднялись. Скэндер взял свой чемодан и попрощался с уста Хаджи.

– Счастливого пути и возвращайтесь в добром здравии! – сердечно напутствовал уста Хаджи.