Текст книги "Под властью пугала"

IV

Президент посмотрел на часы и нахмурился. Уже за полночь. Скоро рассветет. Он снова зашагал по комнате с сигаретой в руке. Сейчас, в пижаме, он утратил ту элегантность, которой все завидовали.

Она, лежа на спине, равнодушно рассматривала игривую роспись потолка в президентской спальне. Что он все ходит, ходит, а к ней не подойдет…

Потушив сигарету, он взглянул на нее.

– Что с тобой сегодня, дорогой?

Настоящая красавица, с бархатными глазами и мелодичным голосом, она говорила по-турецки, и в ее устах речь звучала музыкой.

– Я должен сообщить тебе одну неприятную вещь, Клара.

Она, побледнев, приподнялась на постели; грудь ее обнажилась.

– Мы должны расстаться, дорогая.

Она натянула одеяло, прикрывая грудь. Кровь бросилась ей в лицо, она смотрела на него в растерянности, приоткрыв рот. В эту минуту она показалась ему еще желаннее, и президент, запнувшись, замолчал. Но она не заметила его смятения. Расстаться? Она мечтала всегда быть с ним вместе, стать его женой. Ее муж был гораздо красивее, воспитаннее и добрее, но она бросила его. Этому человеку она подарила своего первенца, прелестную девочку, так похожую на него.

– Расстаться! – воскликнула она. – Но почему?

– По причине государственной важности я вынужден прекратить наши отношения. – Говоря это, он старался не встречаться с ней взглядом. – Мне тоже трудно, Клара, но я вынужден так поступить.

– Я не понимаю, mon cher. – Она старалась говорить спокойно и ласково. – Почему мы должны расстаться? Что это за государственная причина?

– Я не уполномочен говорить.

Кто же мог уполномочить его, президента республики?

– Вы мне обещали… – начала она жалобно.

– Я тебе ничего не обещал. – прервал он.

– Нет, вы мне обещали. Разве вы не говорили, что, если бы я не была замужем, вы женились бы на мне?

– Говорил, но ты была замужем.

– Но ведь сейчас нет!

– А сейчас ты вдова.

– Сейчас я свободна.

– Да. Ты свободна!

Слово «свободна» он произнес с издевкой, и она почувствовала комок в горле.

– Да, госпожа, вы свободны, но это ничего не меняет. Так или иначе мы должны расстаться. Вы прекрасно знаете, что мое положение не позволяет мне жениться, на ком мне захочется.

– Ну хорошо, милый, – покорно, почти умоляюще сказала она. – По государственным причинам ты не можешь на мне жениться, но я не понимаю, почему нам надо расстаться?

Он опять закурил и сказал сухо, будто речь шла о чем-то постороннем.

– Я сегодня прочел полицейский протокол о несчастном случае с вашим мужем.

Побледнев, она выпустила из рук одеяло, вскрикнула:

– Неправда!

– Что неправда?

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Но он не стал ее успокаивать. Раздвинул шторы и, устремив взгляд в предрассветный сумрак, продолжал говорить:

– Теперь вы понимаете, госпожа, почему мы должны расстаться? Я вам раньше ничего не обещал, а сейчас обещаю: этот протокол будет уничтожен и вы, как прежде, будете свободны. Свободны, вы догадываетесь, что я имею в виду?

Она приподняла голову, спросила:

– А как же я буду жить здесь, в чужой стране?

– Будете получать пенсию за мужа. Если хотите, можете вернуться на родину.

– А Садия? Вы же знаете, что она…

Он резко обернулся и в нерешительности посмотрел на нее, потом сказал:

– Ее вы возьмете с собой.

– Нет, я не хочу возвращаться на родину.

– Тогда оставайтесь.

– Мы могли бы по крайней мере остаться друзьями, – просительно сказала она. – Ради нашей дочери.

Он не ответил.

Продолжал смотреть в окно.

В рассветной дымке прочерчивались контуры горы Дайти.

V

Гафур-бей взглянул на бумагу и брезгливо, словно грязную тряпку, отодвинул ее от себя кончиками пальцев. Потом, позвонив, приказал:

– Пусть войдет Вехби Лика!

Ожидая господина Вехби, он подошел к шкафу, достал бутылку раки,[16]16
  Виноградная водка.


[Закрыть] налил рюмку и выпил. «Вон как обернулось дело, – размышлял он, наливая себе еще. – Кто бы мог подумать, что этот неотесанный байрактар так далеко пойдет? Король! Скажи мне кто-нибудь лет семь-восемь назад, когда этот невежда только начинал свою карьеру, что в один прекрасный день он станет королем, да я бы его на смех поднял. Ладно, если бы он был знатного рода, но ведь это сын Джемаль-паши, который Албанию-то и в мыслях никогда не держал. А вот теперь я должен быть его лакеем и поминутно называть его ваше величество. Или, может, ваше высокое величество? Почему бы и нет? Предложу-ка я именовать его официально „ваше высокое величество“! Он будет польщен, а издевки не заметит».

– Войдите!

Низенький, мешковато одетый человек, с длинным носом на узком лице и с жидкими волосами, показался в дверях, держа в руке поношенную шляпу.

– А-а, господин Вехби, прошу вас. Как самочувствие? – спросил Гафур-бей по-турецки.

Человек низко поклонился и по-турецки ответил:

– Очень хорошо, благодарствую, Гафур-бей. А ваша милость как себя изволит чувствовать?

Гафур-бей больше любил говорить по-турецки, но, вспомнив, что он все-таки чиновник на службе албанской республики, ответил по-албански:

– Хорошо, Вехби-эфенди, хорошо, присаживайтесь.

Тот робко присел, положив шляпу на соседний стул.

– Прежде всего, Вехби-эфенди, давайте выпьем по рюмочке. Надеюсь, вы не против, – сказал Гафур-бей, ставя на стол бутылку и две рюмки. – Ну, будем здоровы!

– Будем здоровы, Гафур-бей!

– Еще по одной?

– Нет, благодарствую.

– Да уж выпейте еще одну.

– Спасибо!

– Ну а сейчас слушайте, зачем я вас позвал. Дело очень тонкое, и если хотите знать, я выбрал именно вас, потому что желаю вам добра. Ведь мы были друзьями, кажется, мы даже какие-то дальние родственники.

– Позвольте заметить, бей, мы действительно родственники по материнской линии!

– Вот-вот! Я и хочу, как родственнику, помочь вам.

– Благодарствую!

– Вы только что из Турции, не так ли? Наверняка вернулись на родину для того, чтобы еще лучше служить ей. Вы же знаете, что Албании нужны умные люди, талантливые журналисты вроде вас.

– Именно так, Гафур-бей, – с жаром поддержал Вехби-эфенди. – Вы меня правильно поняли. Я всю жизнь мечтал трудиться на благо отечества. И теперь, когда Албания наша, мы должны засучив рукава трудиться денно и нощно, должны жертвовать всем, даже жизнью, ради Албании.

Гафур-бей в упор посмотрел на него, его губы искривились в легкой усмешке. Он знал своего «родственничка» как свои пять пальцев. Этот прохвост никогда и думать не думал об Албании… Этот разговор он завел, чтобы поиздеваться над ним, но тот будто и не заметил насмешки и ответил в тон, таким образом сведя всю его иронию на нет.

– Я-то вам верю, Вехби-эфенди, я-то знаю, какой вы пламенный патриот. А между тем здесь, у нас – я имею в виду Албанию, – находятся люди, которые думают, будто вы приехали лишь потому, что вас выгнали из Турции, что тамошние газеты якобы вам отказали – одним словом, что вы были им не нужны.

– Это неправда, Гафур-бей, – возразил его собеседник. – Турецкие газеты отказывались печатать мои статьи потому, что я всегда отстаивал истину, боролся за свои идеалы. Обидно, как меня здесь не понимают. Я всю жизнь страдаю от того, что меня не понимают.

– Это так, Вехби-эфенди, но вам пришлось бы еще хуже, если бы вас понимали. Ну да ладно, оставим это. Я вас позвал сюда не для того, чтобы выслушивать вашу биографию. Я намерен поговорить с вами про другую биографию, которую вы должны сочинить.

– Сочинить биографию?

– Да, я думаю, у вас это получится.

– Я не историк, Гафур-бей.

– Знаю, что не историк, но как журналист вы уже доказали, что можете сочинить все что угодно. Нет-нет, никаких возражений. В вашем ремесле есть свои секреты. Я буду краток. Дело вот в чем… Но, прошу вас, выпейте еще рюмочку.

– Спасибо!

– Прежде чем сказать вам, что надо делать, хочу предупредить: все, что я скажу, должно остаться между нами. Никому ни слова. Это государственная тайна.

– Будьте уверены, Гафур-бей. Все, что…

– Не надо. Я уверен, что вы умеете держать язык за зубами. Итак, начнем. В нашей стране скоро изменится форма правления, вы меня понимаете?

Вехби-эфенди растерянно молчал.

– Нет, не понимаю, – наконец выговорил он.

– Поясню: в Албании будет провозглашена монархия. Эта форма правления традиционна для нашей страны, к тому же ее требует современная политическая обстановка, поскольку Албания, как республика, не может существовать в окружении монархий. Этого хотят и великие державы. Они считают, что монархия может пресечь распространение коммунизма. Изменение формы правления укрепит независимость нашей страны и высоко поднимет авторитет албанского государства…

Подробно разъясняя мотивы, по которым будет изменен режим, Гафур-бей рассчитывал на то, что человек, выбранный им, не удержит в тайне ничего, а пойдет болтать направо и налево.

– Какая радость, Гафур-бей, – сказал Вехби-эфенди, выслушав до конца своего родственника. – И так рад! Я всегда был убежденным монархистом.

Гафур-бей взглянул на него, и губы его снова сложились в ироническую улыбку. Вехби-эфенди врал без зазрения совести. Не так давно в Турции он разразился статьями против монархии, в защиту Турецкой республики.

– Но, простите меня, позвольте полюбопытствовать, кто будет королем?

– Вот кто, – ответил бей, подтолкнув к нему бумагу, лежавшую перед ним.

Увидев вытянувшееся от изумления лицо журналиста, Гафур-бей спросил:

– Что, не нравится?

– Наоборот, Гафур-бей. – Вехби Лика поспешил выказать свой восторг. – Это единственный албанец, который достоин такой чести, единственный человек, который заслуживает того, чтобы быть посажен… чтобы сесть на трон Скандербега.[17]17
  Георгий Кастриот Скандербег – национальный герой Албании, объединил албанских князей в борьбе против турок в XV веке.


[Закрыть] Это гениальнейший представитель нашей нации. Я очень рад, что настал наконец этот день. Я всегда мечтал…

– Правда? – усмехаясь, спросил Гафур-бей по-турецки.

– Да, Гафур-бей, правда, – ответил Вехби серьезным тоном и добавил, будто в неудержимом восхищении: – А какой он представительный! Настоящий король!

– Вы меня удивляете, Вехби-эфенди.

– Чем?

– Уж очень вы быстро все схватываете.

– Гафур-бей, я журналист и пристально следил за событиями в Албании, особенно за деятельностью его превосходительства, президента республики, и то, что я увидел, сделало меня его искренним сторонником. Вот человек, который нужен Албании, сказал я себе еще в самом начале, когда его звезда только показалась в созвездии албанских политиков. Я бесконечно счастлив служить нашему новому королю.

– Что ж, начинайте службу! Напишите его биографию. Нам нужна биография, достойная короля. Это должна быть официальная биография его величества, вы меня понимаете?

– Да, но…

– Это должно быть самое лучшее из всего, что вы писали до сих пор, ваш шедевр. Этот шедевр станет для вас ступенькой на пути к высшим постам в королевстве, ключом, который откроет двери вашей карьеры. Поэтому вы, должно быть, догадываетесь, что, остановив на вас свой выбор, я вам по-родственному помогаю.

– Еще раз благодарю вас, но…

– Что но?

– Э-э, Гафур-бей, – смешался тот, вертя в руках бумагу. – Я сказал, что пристально следил за деятельностью его превосходительства, и о многом имею ясное представление. Но, как бы вам сказать, – у меня нет сведений о раннем периоде его жизни, о некоторых подробностях его карьеры, о его семье. Вы знаете, что семья для монарха имеет особое значение. Он не может происходить из рядовой семьи, а должен быть потомком или членом высокого рода, наследником прославленных в истории деятелей. Надо найти и изучить все документы. Чтобы их разыскать, потребуется время и расходы.

«Документы он найдет, как же! – подумал бей и про себя выругался. – И кому он это говорит, скотина! Будто я не знаю, что, если понадобится, этот писака и меня „документально“ сделает прямым потомком Чингисхана!»

Родственник выводил его из себя чрезмерным притворством, но он сдержался и встал, давая понять, что разговор окончен.

– Документы разыщете сами, Вехби-эфенди. Возьмите бумагу с собой. Здесь основные данные: когда родился, отец, мать, дед, основные этапы деятельности и т. п. Проконсультируйтесь у господина Абдуррахмана Кроси – духовного отца его превосходительства. Он может о многом рассказать вам: о матери и т. д. Я вам устрою встречу с ним.

– Благодарю!

– Вот все, чем я могу помочь в этом деле. Если хотите, дам вам один совет.

– Разумеется!

– Не будьте слишком щепетильны. Оставьте будущим историкам гадать и препираться из-за подробностей.

– Да, Гафур-бей, но…

– Не забывайте, что историю делают не герои, а историки, они ее пишут, ясно?

– Да-да!

– Что касается денег, зайдите в канцелярию. Я там распорядился насчет аванса.

У Вехби-эфенди заблестели глаза, потирая руки, он повторил:

– Благодарю!

– Вот, пожалуй, и все, Вехби-эфенди, – сказал Гафур-бей, протягивая ему руку. – Советую вам, как родственник: займитесь этой биографией всерьез. Не жалейте эпитетов, высоких слов и звучных фраз. До свиданья!

Как только журналист исчез за дверью, Гафур-бей достал платок и вытер руки, словно на его ладонях остались пятна от прикосновения к бумаге и от рукопожатия Вехби-эфенди. Потом налил еще рюмку раки.

VI

Ферид-бей Каменица расплатился с шофером, вылез из такси и направился к своему особняку.

Нуредин-бей вслед за ним поднялся по ступенькам веранды. Он внимательно оглядел небольшой сад, обнесенный решеткой. На другой стороне асфальтированной улицы был парк, за ним упирались в небо многоэтажные дома. Даже сейчас, поздно ночью, бесчисленные огни сияли в окнах. Издалека, с центральной улицы, приглушенно доносился шум машин.

Ферид-бей не отнимал пальца от кнопки звонка.

Оба они были во фраках – возвращались с официального приема. Ферид-бей был навеселе: цилиндр, сдвинутый на затылок, открывал светлые с проседью волосы, на шее шелковый шарф, один конец которого переброшен через плечо.

– Может, она заснула, Ферид-бей?

– Не думаю. Который час? – спросил Ферид-бей, еще раз нажимая на кнопку звонка…

– Скоро два. А у вас нет своего ключа?

– Ах да! Кажется, есть.

Он стал шарить по карманам, но в этот момент дверь отворилась. Перед ними стояла миловидная девушка в распахнутом халатике, из-под которого виднелась ночная рубашка. Увидев Ферид-бея, она сделала движение, чтобы обнять его, но, заметив вдруг Нуредин-бея, вскрикнула от неожиданности, попятилась и, запахнув халат, кинулась через холл в свою комнату.

Ферид-бей засмеялся.

– Даже мисс Мэри поражена твоим внезапным визитом, братец. Прошу!

Он указал гостю на вешалку, сам же швырнул цилиндр в кресло, шарф – в другое, а перчатки – на стол.

В гостиной Нуредин-бей с интересом посмотрел на стеллажи, набитые книгами в роскошных переплетах, потом опустился в кресло, на которое ему указал хозяин дома.

– Наконец-то мы одни, братец, – сказал Ферид-бей. – Что будем пить?

– Я не буду, Ферид-бей, мы уже и так много выпили.

– Тогда кофе?

– Как хотите.

– Надеюсь, мисс Мэри уже пришла в себя, – сказал Ферид-бей, поднимаясь, чтобы нажать кнопку звонка около камина.

Некоторое время они молчали, неподвижно сидя друг против друга.

Вошла мисс Мэри в черном платье с белым передником и поклонилась.

– Добрый вечер, господа!

– Добрый вечер, мисс Мэри! – сказал Ферид-бей. – Извините, что побеспокоили вас в такое время. Разрешите представить вам моего друга, Нуредин-бея Горицу. Вы знаете, он на родине что-то вроде визиря или министра и, по-моему, мы троюродные братья. Нуредин-бей, мисс Мэри – моя хозяйка.

Мисс Мэри с улыбкой сделала книксен. Нуредин-бей кивнул в знак приветствия, не приподнимаясь, однако, со своего места. И знакомство ему совсем не понравилось. Он заметил иронию, если не насмешку, в глазах Ферид-бея и почувствовал себя не очень-то уютно. Чего это ему вздумалось представлять свою служанку? Было ясно, что мисс Мэри не только служанка, но так или иначе незачем его с ней знакомить.

Ох, как нелегко было Нуредин-бею разговаривать с Ферид-беем, воспитанным в западном духе. Он и сам вырос за границей, подвизался при дворах, имел довольно большой дипломатический опыт, но с «братцем» чувствовал себя робким провинциалом. Тот подавлял его своей независимостью, уничтожал тонкой иронией. И вот сейчас ему предстоит очень трудный разговор с этим человеком. Как же к нему приступить?

– Мисс Мэри, сварите нам кофе, пожалуйста. Его милость любит не очень сладкое.

– Хорошо!

Мисс Мэри ушла, но разговор не завязывался.

– Удивительный народ эти американцы, – заговорил Нуредин-бей только для того, чтобы прервать молчание и перейти к делу.

– Чем же?

– К чему такая церемония с вручением цилиндра?

– Было бы совсем неплохо, если бы и в Албании существовали такие церемонии, – ответил Ферид-бей. – По крайней мере это лучше, чем турецкие обряды ваших ходжей и византийские – вашего православного духовенства. К сожалению, мы, албанцы, привыкли к диким ритуалам дервишей и нам трудно понять простую символику таких церемоний, как сегодняшняя.

– И вы дорожите призом, который вам вручили?

– Дорожу, и даже очень! – сказал Ферид-бей. Видимо, он и вправду им дорожил, так как ответил очень серьезно, с оттенком возмущения тем, что его гость задает, а ему приходится отвечать на такие глупые вопросы. – Этот цилиндр, братец, вручается раз в год самому интеллигентному и образованному джентльмену Америки. Я поднял престиж Албании, получив этот цилиндр. Я, албанец, получил в этом году high hat,[18]18
  Цилиндр (англ.).


[Закрыть] а до меня его получали наиболее известные люди страны, и даже их президент. Теперь никто не посмеет назвать нас варварами.

– Поздравляю, Ферид-бей! Вы действительно поднимаете престиж нашей Албании. Никто не сомневается в вашей образованности и способностях. Во всем мире вас знают как выдающегося человека, а в Албании – еще и как большого патриота. Я сожалею лишь об одном.

– О чем же?

– Что ваши знания, талант и образование не служат отечеству.

– А разве то, что я делаю здесь, не служение Албании?

– Да. Но мне всегда казалось, что, если бы ваша милость приехали в Албанию и взялись за дело, вы многое могли бы изменить.

– Вряд ли я смогу жить в стране невежд, Нуредин-бей. Албанцы – полудикий народ: они неграмотны, забиты, тупы, мстительны. Таким людям, как я, не место среди них. Возьмем, к примеру, моего друга епископа. Он человек образованный, а чего добился? Понимает ли его кто-нибудь в Албании?

– Вы другое дело, Ферид-бей. Вы из нашего круга. Вас поймут.

– Не думаю, Нуредин-бей. Албании больше подходит Ахмет-бей. Невежественным народом надо и править самыми грубыми методами, а это легче делать невежде, неучу. Каковы овцы, таков и пастух.

– Я удивляюсь вам, Ферид-бей. Почему у вас такое мнение о нашем президенте? Он не…

– Оставьте, Нуредин-бей, каждый кулик свое болото хвалит… Ахмета Зогу вы знаете лучше меня, поэтому давайте не будем приукрашивать, ведь мы с вами одни. Я не отрицаю, он большой ловкач и многого добился, с чем его и поздравляю; оказался пронырливее, изворотливее и хитрее других прохвостов, пытавшихся оседлать Албанию. Но во всем остальном он невежда, и не пытайтесь убедить меня в обратном…

– Невежда не смог бы добиться того, чего добился он…

– Почему бы и нет, когда у него такие умные советники, как ваша милость.

– Вы неправы, Ферид-бей. Конечно, мы помогаем ему советами и решаем некоторые технические вопросы, но сам он поражает нас своими способностями. Это очень волевой, практичный, дальновидный, смелый…

– Ну естественно. Если бы он не был таким, разве сумел бы так подчинить себе всех вас. Но от этого он не перестает быть невеждой и тупицей…

– Не стоит снова перечислять эпитеты. Я уже встречал их в ваших статьях. И он их тоже читал.

– Да ну! Просто поразительно! Вот уж не предполагал, что ваш президент читает газеты. Я думал, он вообще не умеет читать.

– Вот видите! Вас неправильно информировали, Ферид-бей, а потому…

– Ваша милость пожаловали сюда, чтобы правильно меня проинформировать, я угадал?

– Может.

– Не «может», а «может статься».

– А не лучше ли «может быть», Ферид-бей?

Ферид-бей засмеялся.

«Начало неплохое», – подумал Нуредин-бей. Ферид-бей любил пошутить. Он был насмешлив и любил подтрунивать над собеседником, но как джентльмен – ведь таковым он себя считал – умел с достоинством выслушать любую ядовитую шутку по своему адресу. Поэтому игра слов, задевшая его пристрастие к стилистике албанского языка, судя по всему, пришлась к месту.

Мисс Мэри внесла поднос и разлила кофе по чашкам.

– Что нового, мисс Мэри?

– Мистер Симпсон приходил после обеда…

– И что он ко мне привязался, этот мистер Симпсон!

– Он сказал, что…

– Не надо, Мэри, не имеет значения, что сказал мистер Симпсон.

– Еще приходил мистер Бейкер…

– Какой еще к черту мистер Бейкер?

– Бакалейщик, сэр. Он сказал, что…

– Нет, нет, прошу вас, Мэри, оставьте. Зачем утомлять нашего гостя всякой ерундой про мистера Симпсона и мистера Бейкера. Можете идти. Господину Нуредин-бею постелите в комнате для гостей. Покойной ночи!

– Покойной ночи, сэр!

Нуредин-бей проводил глазами мисс Мэри, пока та не скрылась за дверью.

– Какие ножки, – заметил он.

– Неужели? Не замечал.

– Странно, Ферид-бей, ведь вы такой поклонник красоты.

– Да, Нуредин-бей, но, оценивая женщину, надо смотреть сверху вниз. Сначала лицо, потом… Словом, до ножек я еще не добрался.

– Желаю вам не застрять на полпути, Ферид-бей.

Ферид-бей снова рассмеялся. Ему пришлась по душе и эта шутка.

– Поздравляю, Нуредин-бей. Я вижу, вы отточили свой юмор. Да и не удивительно, ведь вы живете среди шутов.

Улыбка исчезла с лица Нуредин-бея, он не сразу нашелся, как ответить на эту ехидную насмешку. Он понимал: в остроумии Ферид-бея ему не одолеть, а потому решил принять серьезный тон и перейти к сути своей деликатной миссии. Того же, очевидно, ждал и Ферид-бей, который вдруг сказал:

– Довольно о ножках мисс Мэри, Нуредин-бей. Я полагаю, вы переплыли океан не для того, чтобы поговорить о ее ножках.

– Вы правы, Ферид-бей. Я приехал поговорить не о ее ножках, а о ее напоминаниях вам про мистера Симпсона и мистера Бейкера.

– Правда?

– Этим озабочен даже сам президент. Оставим шутки и намеки, Ферид-бей, и приступим к сути дела.

– Вот это мне нравится. Мне тоже хотелось бы проникнуть в самую что ни есть суть.

– В ближайшее время в Албании произойдут крупные перемены. Меня сюда послал Ахмет-бей для переговоров с вами. Не годится, чтобы известнейшие люди нашей страны продолжали злиться из-за прошлогоднего снега. Сейчас его превосходительство нуждается в вас, а вы в нем.

– Его превосходительству, видно, уже сообщили, в чем я нуждаюсь.

Ферид-бей никак не мог обойтись без иронии.

– Да, и он готов выполнить любое ваше условие.

– Благодарю его превосходительство за заботу, которую…

– Ферид-бей! Ну почему вы так плохо о нем думаете? Он прекрасный человек, великодушный, щедрый, патриот…

– Я знаю все, что вы можете сказать о нем…

– А я отлично знаю все, что думаете о нем вы. Вот, к примеру, что вы писали о нем: «Ахмет Зогу – это всего лишь дубинка в руках сербского и итальянского правительств», «Ахмет Зогу, самозваный глава республики, собирается открыть албанскую скупщину, палату бессловесных», «Албания попала в руки людей, которые привыкли относиться к ней как к своей вотчине, продавая ее всякому, кто больше заплатит. Ныне Ахмет Зогу заключил сделку о продаже ее Италии», «Правительство Ахмета Зогу – правительство Албании, но не албанцев», «У Ахмета Зогу…»

– Поздравляю, братец. У вас великолепная память. Я и сам уже позабыл, что писал о нем.

– Ваши статьи полны именно такими оборотами. А уж о его соратниках…

– О, не напоминайте мне о них! Тут и я могу повторить все, что писал. Да. «Гилярди – прожженный авантюрист. Таф Казиу и Бази из Цаны – самые обыкновенные преступники. Ильяз-бей – пропойца, готовый продать Албанию за рюмку раки». Уж не собираетесь ли вы защищать и этих мерзавцев? Или, быть может, вы станете отрицать, что Мюфит-бей Либохова сказал: «Моя честь мне дороже чести Албании»?

– Нет, я не собираюсь их защищать. Может, вы и правы в отношении кое-кого из его окружения, но сам-то он совсем не такой.

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

– И все же он благороден и великодушен настолько, что не сердится на вас, несмотря на ваши выпады по его адресу. Он убежден, что вы были неправильно информированы.

– Возможно. Ну и какие же крупные перемены должны произойти в Албании? Уж не собирается ли матьянский бей провозгласить себя королем? Ба!.. Да я, кажется, попал в точку! Вы хотели поразить меня, а вышло наоборот!

– Откуда вы знаете?

– Ничего я не знаю. Я просто это предвидел. Помните, я писал в одной своей статье: он так тщеславен, что вряд ли удовольствуется титулом президента. Разве вы не читали?

– Нет, не читал.

– И чего же хочет от меня его будущее величество?

– Немного – чтобы вы поддержали его. А за это…

– Он готов купить меня любой ценой.

– Но надо, Ферид-бей. Я этого не говорил. Он хочет помириться с вами во имя Албании. Выступая против него, вы как патриот и политик ничего не выигрываете, а, присоединившись к нему, выиграете многое: сможете, если захотите, получить любой портфель или даже стать премьером.

– Если бы я хотел жить в Албании, то давно бы уже был там.

– Никто не заставляет вас возвращаться в Албанию. Такого условия он вам не ставит. Хотите – оставайтесь здесь.

– Ну да. Притаиться в уголочке, сидеть смирно и довольствоваться его подачками.

– Нет. Для вас есть хорошая работа. Как вы знаете, место посланника албанской миссии свободно. Кто лучше вас справится с этим? Вы знаете страну, дружите с известными людьми, лично знакомы со многими государственными деятелями, и даже с самим президентом. Вы, по общему мнению, человек незаурядный, образованный. Это место создано для вас. Соглашайтесь, и вы тут же будете избавлены от Симпсонов и Бейкеров, получите возможность жить так, как вы привыкли.

– Вы предлагаете это от своего имени?

– Ну что вы! Меня уполномочил сам президент. Я бы ни за что не додумался до этого.

– Не такой уж он и тупица, ваш президент.

– Наоборот. Он самый выдающийся человек в Албании.

– Возможно.

– Он поручил мне все обговорить с вами и решить.

– Не торопитесь, братец. Такие дела сразу не решаются. Расскажите-ка мне, как обстоят дела в Албании.

Нуредин-бей принялся обстоятельно рассказывать о положении дел и о политических деятелях в Албании. Он не жалел красок, чтобы представить в радужном свете действия своего президента, подчеркивая его «высокие патриотические мотивы». Ферид-бей то и дело перебивал его вопросами. Наконец он встал с кресла и, походив из угла в угол, заключил:

– Да. Теперь я вижу: Ахмет-бей – полновластный хозяин Албании. Любая попытка свергнуть его в нынешних международных условиях – преступление против Албании. Народ мечтал о спокойствии и порядке, Ахмет-бей их обеспечил, а став королем, упрочит окончательно. Да, наш президент действительно крупный политик.

– Я рад, Ферид-бей, – живо отозвался Нуредин-бей. – Ваши слова означают, что мы договорились. Только что вы называли его моим президентом, а сейчас, слава богу, признали и своим.

– Да. Почему бы мне его не признать? Мы должны показать миру, что албанцы – единая нация и сами могут управлять своей страной. Хватит с нас восстаний и заговоров. В этом мы сходимся с Ахмет-беем.

– Так может говорить лишь истинный патриот Албании. А когда вам станет известно, Ферид-бей, каким высоким патриотизмом проникнуты все его помыслы, то и во всем остальном вы согласитесь с ним. Ведь Ахмет-бей так озабочен вашими статьями не потому, что они направлены против него лично, – они затрагивают нацию в целом. Ему жаль, что такой уважаемый патриот, как вы, которого он считает своим учителем, стал жертвой происков его политических врагов. Хотите, я дословно повторю наш с ним разговор о вас? «Господина Ферид-бея Каменицу, – сказал он, – я ценю, уважаю и считаю своим учителем. Мне очень жаль, что он меня не понимает. Мои враги там, вдали от Албании, умышленно ввели его в заблуждение. Но ничего. Во имя родины, во имя Албании…» Кстати, Ферид-бей, он произносит не Албания, а Албанэия, по-матьянски, но не в этом дело. Он всей душой предан родине. Так на чем я остановился?… «Во имя Албании, – сказал он, – я забуду все оскорбления в мой адрес. Главное, чтобы Ферид-бей поверил в мои патриотические устремления. Я хочу ему доказать, что мы, албанцы, в состоянии управлять своей страной. И если Ферид-бея беспокоит то, что у нас пока нет демократии, он должен понять, что стране сейчас нужна сильная рука для обуздания анархии и искоренения большевизма. Разве я виноват, что история возложила это бремя именно на меня? Могу заверить господина Ферид-бея, что со временем мы ослабим гайки и будем управлять самыми демократичными методами».

Произнеся длинную тираду, Нуредин-бей ощутил облегчение, будто сбросил с плеч тяжелый груз. Он чувствовал, что его слова находят в душе Ферид-бея отклик, заставляют задуматься.

– Удивляюсь только, братец, откуда взялась у этого нашего неуча такая сообразительность. Здесь ведь не обошлось без вас, а?

Нуредин-бей самодовольно усмехнулся. Теперь его родственник запел по-другому. Если он снова и назвал президента «неучем», то со словом «наш» это прозвище звучало не оскорбительно, а ласкательно.

– Вы его недооцениваете, братец. Может, его превосходительство и не очень образован, но зато большой политик. Вот, например, недавно он заговорил со мной о разрыве помолвки с дочерью Шефтета Верляци. Мне бы такое даже и в голову не пришло, а он дальновиднее, он и это принял в расчет.

– И что же он решил?

– Разорвать.

– Правильно! Теперь, когда он станет королем, ему нужна другая жена. По-моему, ему следовало бы жениться на дочери какого-нибудь американского миллионера. Есть много миллионерш, мечтающих о высоких титулах. Американские миллионы пополнили бы казну нового королевства.

– С вашей помощью можно это устроить.

Ферид-бей прыснул со смеху.

– Браво, Нуредин-бей! Нет, вы только подумайте! Поначалу мне предлагаете стать посланником, то есть его лакеем, а теперь требуете, чтобы я пошел в сваты! А взбредет в голову его величеству завести гарем на манер восточных султанов, так, может, вы меня туда евнухом препроводите?

– Ну зачем вы так, Ферид-бей. Вы же сами подали идею – женить его на американской миллионерше. – Нуредин-бей был недоволен таким поворотом в разговоре, поэтому поспешил снова заговорить о своем президенте. – Мы остановились на достоинствах Ахмет-бея. Я абсолютно уверен, что он гений. Судите сами. Недавно я начал разъяснять ему Макьявелли. И представьте, не прошло нескольких месяцев, как он стал поражать меня такими толкованиями и практическими выводами, до которых я никогда бы не додумался!

– Здесь нечему удивляться, Нуредин-бей. В Албании любой байрактар, бейчик усваивает Макьявелли еще с пеленок. Был бы жив Макьявелли, он бы многому сумел поучиться в Албании. Мы народ замкнутый и не можем объективно судить о себе, но зато имеем богатый опыт в политике, ведь мы наследники Рима, Византии и Турции. От Турции мы унаследовали систему правления. Всем известно, что турецкая система правления – наихудшая в мире, а мы взяли у этой системы все самое плохое.