Текст книги "Лжедмитрий. На железном троне"

Глава 9

12 августа 1614 года, окрестности Варшавы

Жерар Бернар покачивался на своем коне, приближаясь к фактической столице Речи Посполитой. Формально-то ей оставался Краков. Но король предпочитал сидеть здесь.

Из-за леса доносились звуки артиллерийской канонады с характерными взрывами гранат. Это могло говорить только об одном – они не успели. На душе у него было тревожно. Ведь там, скорее всего, он должен встретить в бою императора с 1-м легионом «Рутения» да с союзниками. Ему хотелось думать о том, что он сможет стать той соломинкой, что переломит хребет верблюду. Но не выходило. Ведь у него у самого на хвосте висел «бешеный ишак» в лице 2-го легиона «Полесье», который время от времени настигал его на марше и больно кусал.

– Куда и зачем я иду? – тихо под нос буркнул он сам себе, впрочем, продолжая движение.

Но вот поворот, и перед ним открывается панорама.

С одной стороны 1-й легион «Рутения» и около двадцати пяти тысяч союзных ему германских и датских войск. С другой – большое ополчение шляхты и магнатов, что располагалось в полуразрушенных редутах. И даже отсюда, издалека, значительные потери сторонников Сигизмунда наблюдались невооруженным глазом.

Жерар остановился и потер виски.

Это был конец. Все. Финиш. Легион сам по себе для него был непреодолимой силой. А тут еще и армия такая на поддержке! Наковальня. Ну вот натуральная наковальня! Сзади же, к мягкой попке его потрепанного войска, приближается Прохор Селедкин со своим легионом. Молот? Ну, может быть, и молот. Хотя обычно то, что с ними тут фигурально учинят, называют иначе.

Приняв от помощников зрительную трубу, Бернар осмотрел поле боя более подробно. Вон и ставка короля. Валяются трупы. Но король вроде как жив.

Что делать?

Дилемма.

Подошедшие к нему командиры его войска думали что-то в том же духе, увидев эту картину маслом. Слишком уж характерные были лица.

После десяти минут раздумывания, тяжело вздохнув, Жерар Бернар приказал войскам выдвигаться и строиться. Глупо, конечно. Но ему, как наемнику, репутация была крайне важна. Очевидно, что победить было невозможно. Но он должен был хотя бы обозначить удар перед отступлением и капитуляцией.

И вот спустя четверть часа его «пехотные коробки» пошли вперед.

Медленно. Неохотно.

Француз занервничал изрядно, увидев, как орудия поворачиваются в их сторону, пехота легиона быстро перестраивается, а несколько полков германских кирасир и рейтар начинают перемещаться на новый фланг. Опасно. Очень опасно.

Пятьсот метров.

Жерар поднял руку, останавливая войска.

– Почему они не стреляют? – довольно громко и даже в какой-то мере возмущенно произнес он. Его это испугало больше, чем если бы со стороны легиона полетел натуральный ураган свинца и чугуна. Но нет. Все тихо. Только стрелки стоят на изготовку и ждут.

– Может, попробовать поговорить? – неуверенно произнес один из командиров, так же недоумевающих от ситуации.

– О чем? О чем мы можем говорить? Черт! Черт! Черт! Проклятье! – крикнул он и тронул своего коня, будучи абсолютно уверенным в том, что император проигнорирует его попытку.

Но о чудо! Когда Жерар Бернар остановился посреди разделительной полосы, со стороны легиона пошло какое-то движение и Дмитрий выступил вперед.

– О! Какие люди! – первым, вполне радостно произнес император, подъезжая. – Не видел тебя со Смоленска! Тогда ты был простым капитаном рейтар. Не так ли?

– Мы все растем, – уклончиво ответил Жерар. – Ты тогда тоже был царевичем, достаточно далеким от престола.

– Все так. Время – самый ценный ресурс в нашей жизни. Глупо им раскидываться. М-да. А ты, я вижу, решил прекратить свой бренный путь?

– Я? Почему? – делано удивился Жерар, внутренне похолодев.

– Мне говорили – принял несколько полевых сражений. Проиграл, но устоял и даже армию сохранил. Ну хоть какую-то. А под Минском даже смог остановить натиск одного из моих легионов. Не лучшего, но это все одно – показатель. И что теперь? Ты разве не знаешь, что эти ребята, – кивнул император на легионеров «Рутении», – вооружены новыми скорострельными штуцерами, которые шагов на пятьсот уверенно бьют по испанским коробкам? Да делая по шесть-восемь выстрелов в минуту с каждого «ствола».

– Я… – как-то замялся Бернар, пораженный новостью.

– Вот я и думаю – ума ты лишился от радостной встречи или что?

– А орудиями чего не бьешь? – после долгой паузы спросил Жерар.

– Зачем? Вы так дивно идете, что и штуцеров будет довольно. Вот шагов на двести подойдете, палить и начну. Чтобы, отступая и смешавшись, стали еще более вкусной мишенью. Да и убежало как можно меньше. А то лови еще вас по лесам да болотам.

– Мы не можем отступить, – после еще одной долгой паузы произнес Великий гетман коронный.

– Разумеется, не можете, – фыркнул император. – Вам в спину дышит легион «Полесье». Деваться вам некуда. Но вот так идти на убой… – покачал он головой. – Слушай, это глупо. Тебе людей не жалко? Ты мог бы к осажденным присоединиться. Я бы не успел вам воспрепятствовать…

– А зачем?

– Что зачем?

– Зачем к ним присоединяться? Война окончена. Коалиция разбита. Мне… нам всем осталось только отдать последний долг своему королю. Лезть же туда, – махнул он в сторону лагеря шляхты и магнатов, – значит просто продлить агонию. А ну как он в город отступит? Варшаве конец. Она вряд ли переживет свой захват. Да и смерть будет дурной. В закутке каком и грязи.

– Ну-ну. Ты слишком пессимистичный. Среди всех полководцев коалиции ты самый толковый. Столько боев – и все еще при армии. Ты мне нравишься. Конечно, если хочешь, я тебя убью. Это не сложно. Но я собираюсь разворачивать еще легионы. Мне понадобятся толковые легаты. Да и солдат твоих тоже возьму. Правда, подучить их стоило бы, но это поправимо.

– Мы дали клятву королю, – с нажимом произнес Жерар Бернар. Ему очень хотелось принять предложение императора, но это же убьет всю его репутацию! Да даже сам Дмитрий после такого предательства перестанет ему доверять.

– То есть нет короля – нет клятвы?

– Э-э-э… – осекся француз.

– Никуда не уходи. Сейчас все улажу. Хотя… можешь идти к своим войскам, чего тебе тут торчать прыщом на жопе?

После чего развернулся и поехал в сторону своих войск. А четверть часа спустя к полуразрушенным боевым порядкам, что занимало польско-литовское ополчение, подошла небольшая группа рейтар с рупором и предложила завершить всю эту совершенно никому уже не нужную битву поединком монархов. Дмитрий III против Сигизмунда III. Бой на шпагах один на один.

Казалось бы – вздор? Но не в этой ситуации. Никто ни в лагере Сигизмунда, ни в лагере Дмитрия не питал иллюзий относительно исхода этого сражения. Вопрос был лишь в цене. Поэтому император выдвинул королю обвинение в том, что он подлый убийца и презренный вор, что прячется за спинами честных людей…

Шумные обсуждения в среде шляхетской продлились около получаса, пока король с совершенно бледным лицом не вышел вперед для поединка. А вместе с ним выдвинулась целая делегация шляхты с магнатами – как-никак поединки монархов не часто происходят. Исторический момент.

Жерар с частью офицеров тоже подъехал и встал в стороне. Вместе с ним принесли на носилках и обоих курфюрстов. Прибыли и союзники в лице короля Дании с целым выводком герцогов. В общем – круг получился очень знатный и влиятельный.

Король Польши с трудом удерживал дрожь в коленях. Его белая, свободная рубашка колыхалась на легком ветру, а он сам старался выглядеть достаточно гордо. Хотя получалось плохо.

Дмитрий вышел и вовсе без рубашки. Дабы все могли видеть его татуировку и золотой тельный крест. Ну и телом похвастаться. У кого еще здесь так хорошо проработан торс? А пресс кубиками? Вот.

– Ничего не хочешь сказать? – беззлобно поинтересовался император.

– Давай уже это закончим… – с трудом сглотнув липкий комок, ответил через довольно долгую паузу король.

– Как пожелаешь, – усмехнулся Дмитрий. Крикнул: «К бою!» – и отсалютовал своему противнику.

Сигизмунд делает шаг вперед. Выпад. Взмах. Взмах. Выпад.

Дмитрий с улыбкой парирует и отступает.

Король нервничает. Его движения топорны и слишком дерганны.

Взмах. Взмах. Взмах.

Он работал в стиле ранней испанской дэстрезы, которая еще толком и не развилась и уж точно не обогатилась обширным арсеналом итальянских приемов и контратак.

Прошло пять минут.

Император не нанес ни одного удара, все так же с улыбкой легко парируя и уклоняясь от атак короля. Сигизмунд взмок и выдохся. Он редко тренировался. Очень редко.

Пауза.

Сигизмунд остановился, тяжело дыша и чуть пошатываясь. В его глазах пылала жгучая ненависть.

– Что же ты? Неужели ты так слаб? – Усмехнулся Дмитрий.

– Почему ты не нападаешь? Почему?!

– Меня это все забавляет, – пожав плечами, ответил император. – Ты провел вполне разумную военную реформу, победил всех своих внутренних врагов. А потом взял и выбрал не ту сторону. Одна ошибка. Всего одна ошибка, и все пошло псу под хвост. Не обидно?

– Обидно, – скривился Сигизмунд. – Но я честный христианин. С нечестью не якшаюсь. Мне не страшно предстать перед Господом нашим.

– Ты оптимист, друг мой, – улыбнулся Дмитрий. – Мой далекий предок принял Христа и стал его наместником в северных землях. Здесь, конечно, владения уже иного духовного наместника. Но поверь – они в хороших отношениях. И тебя за преступления твои ждет очень горячий прием. Никто не забыт. Ничто не забыто.

– А-а-а-а! – закричал Сигизмунд, стараясь как можно более резко атаковать императора.

Выпад.

Император вновь аккуратно его парирует, уходя с линии удара. Но в этот раз, мягко отводя клинок чуть в сторону, контратакует в итальянском стиле, пробивая Сигизмунду шпагой правую часть груди.

Король выронил шпагу и, припав на правое колено, наклонился.

В его глазах плескался ужас, а изо рта доносился какой-то хрип.

Император плавным движением извлек свою тяжелую боевую шпагу[40]40
  Легенда о том, что шпага – это «тростиночка», возникла сильно позже. Классическая боевая шпага ничем от одноручного колюще-рубящего меча той же эпохи обычно не отличалась, кроме развитого эфеса. Позже они, конечно, стали легче. Но в XVI–XVII веках это вполне себе внушительные клинки, которыми можно было и колоть, и рубить. Мало того, первая и самая древняя школа фехтования на шпагах – дэстреза – была основана на рубящих ударах и махах. Конечно, параллельно уже в XVII веке появляются облегченные шпаги для костюма, но они все равно оставались пусть и более миниатюрными, но мечами. Рапиры же тех лет так и вообще обладали очень мощным граненым клинком, прекрасно подходящим для пробивания доспехов. Те же «тростиночки», что нередко показывают в фильмах, это либо разнообразные гражданские клинки XIX века, либо вообще спортивные рапиры XX века, не имеющие никакого отношения к историческим шпагам XVI–XVII веков.


[Закрыть] из раны. Сделал шаг в бок. И, отработав всем корпусом, ударил клинком по шее короля.

Вжик.

И голова покатилась по траве.

– Король мертв, – произнес Дмитрий, с некоторым разочарованием глядя на поверженного противника. – Полагаю, война закончена. Кто-нибудь возражает?

– Это правда? – тихо спросил Михаил Вишневецкий[41]41
  Михаил Михайлович Вишневецкий (конец XVI века – 1615) – крупный и влиятельный магнат Речи Посполитой, князь. Умер в 1615 году, будучи отравленным во время похода в Молдавию.


[Закрыть].

– Что именно?

– Что ты с нечистыми силами якшаешься?

– Крест на мне видишь?

– Вижу.

– Так чего тебе, собака, еще надо? Али не знаешь, что тот, кто с нечистым дела ведет, креста носить не может? Или дик ты и необразован, словно селянин из какого-нибудь глухого хутора?

– Я? Но… я…

– Вот тебе крест, – произнес Дмитрий, демонстративно осеняя себя размашистым крестным знаменем, – что эту падаль, – кивнул он на труп Сигизмунда, – зарубил честный христианин. А если напраслину возводить желаешь, так выходи в круг. Хоть со шпагой, хоть с саблей, хоть с палашом. Мне эти сельские шутки не по нраву.

Глава 10

25 сентября 1614 года, Вена

Император Священной Римской империи Матвей I из дома австрийских Габсбургов, подрабатывающий по совместительству королем Венгрии, Чехии и эрцгерцогом Австрии, с легкой тревогой смотрел на входящих родичей. Дочь брата и ее дети, а также дети ее сестры, что прежде была замужем за королем Польши и великим князем Литовским. Новости о том, что творилось в Скандинавии, Нижней Германии и Речи Посполитой, до Матвея доходили, но они были крайне путанные, противоречивые и бестолковые. Вычленить из них что-то внятное было затруднительно. Да, он знал, что император Руси разбил Данию, принудил ее к миру и вместе с ней вторгся в Нижнюю Германию. Там он разбил всех былых союзников Дании и, принудив их к миру, выступил сообща на лютеранские курфюршества Бранденбург и Саксония. А потом вторгся в Речь Посполитую с запада, в то время как с востока Пруссию и Речь Посполитую уже громили его «домашние войска». Битва при Варшаве закончилась гибелью Сигизмунда III Ваза на поединке с Дмитрием III Рюриковичем. Да вот в общем-то и все, что он пока смог вычленить.

– Я рад вас видеть, – вполне радушно произнес Матвей, несмотря на хмурые и печальные лица гостей. В конце концов, у него детей не было, а брат должен был взойти на престол после него. Или кто-то из его потомков. Поэтому он довольно тепло относился к этому «польскому гнезду» Габсбургов. – Как вы добрались?

– Он умер, – вместо ответа произнесла с дрожащими губами бывшая королева. – Его зарубил этот мясник…

– Мама! – одернул ее Владислав, старший сын покойного Сигизмунда[42]42
  Владислав IV Ваза (1595–1648) – старший сын Сигизмунда III Ваза, с 1632 года должен был заменить отца на престоле. Отличался очень большими амбициями и желанием прославиться в веках, прежде всего за счет завоеваний. В сущности, кроме жажды исторической славы и войны, его мало что волновало. Не будучи гением военного дела, он все же стал очень хорошим полководцем из-за своего искреннего увлечения военным делом. Прослыл, наверное, самым веротерпимым монархом своего времени. Не умел договариваться и находить компромиссы в обществе. Стремился к абсолютизму, из-за чего находился в перманентном конфликте с польской и литовской шляхтой. Имел серьезные сложности во взаимоотношениях с отцом. Он рвался на «оперативный простор», а отец его сдерживал – слишком уж он был резв.


[Закрыть]. – Это была дуэль на глазах многих уважаемых людей. И никто, кроме тебя, не усомнился в ее честности! Ты хочешь сказать, что король Дании и все эти герцоги с магнатами лжецы?

– Нет… но…

– Погодите, – поднял руку Матвей. – Давайте по порядку. Сигизмунд погиб. Это я знаю. Но без подробностей. Что там произошло?

– Император Руси обвинил моего отца в беззаконии. В убийстве родичей его бывшей жены и присвоении их владений. Отец действительно во время борьбы с домом Мнишек слишком увлекся. Я сам говорил ему так не поступать. Довольно было и поражения в правах. Но то уже не важно. Главное, что Дмитрий вызвал его биться на шпагах, дабы перед Господом выяснить, кто прав, а кто виновен.

– У твоего отца были шансы? – Чуть подавшись вперед, поинтересовался Матвей. – Я слышал, император хороший боец.

– Ни малейших, – покачал головой Владислав. – Император ОЧЕНЬ хороший боец, однако, полагаю, он не хотел убивать отца. Первоначально, во всяком случае. Позлить и ранить, выводя из строя, – да. Его мало заботили эти родичи. Просто сражение зашло в тупик. Мы исчерпали все возможности для наступления, и ему оставалось нас только перемалывать артиллерией до полного изничтожения. Избиение, а не баталия. Вот он и решил прекратить этот фарс таким способом. Но…

– Что?

– Отец увлекся и в сердцах наговорил ему гадостей, заявив, что Дмитрий якшается с нечистыми силами. Императора Руси это разозлило, и он быстро закончил бой. Сначала контратакой пробил грудь, а потом с одного удара снес голову своей тяжелой боевой шпагой.

– Это он так болезненно реагирует на татуировку?

– Да. И готов вызвать на поединок любого, кто посмеет отпускать о ней глупые шутки.

– Ты ее видел?

– Видел. Во время боя. Дмитрий вышел на бой с голым торсом. Вот тут, – указал он на свое правое плечо, – изображен меч, словно крест. Поверх него око. Вокруг них корона извивающихся солнечных лучей. Пара из них устремляется по руке вверх, проходит по шее и превращается на щеке в ворона. Ну или какую-то похожую птицу. Она прямо-таки нависает своим открытым клювом над правым глазом. Очень необычно. Но ничего дьявольского я в ней не углядел. Да и священники тоже. Что православные, что католические, что лютеранские. Рядом с ним всегда есть по меньшей мере трое. Да и грамоту он предъявлял на конгрессе, где за подписью трех священников ему рекомендовалось выполнить свой обет. В ней прямо записано, что краска, оную втирали в кожу Дмитрия, была прежде освящена. И весь ритуал проводился в церкви, сопровождаясь молитвами.

– Интересно, – медленно произнес Матвей. – Мне кажется, что ты восхищаешься им. Это так?

– В какой-то мере, – чуть помедлив, произнес Владислав. – Мне жаль, что они с отцом не смогли разойтись миром. Вся эта война была сущей глупостью. Не вмешайся курфюрсты с отцом, все бы закончилось боями в Швеции и Дании. Его воинские успехи впечатляющи. Там. Под Варшавой… Я был поражен до глубины души. Всего лишь десять лет назад войско московитов было хоть и многочисленное, но слабое. Очень слабое. Его нужно было втрое, вчетверо больше нашего, чтобы представлять угрозу. Сейчас же… я не думаю, что хоть кто-то выстоит перед ним. Один к десяти? Даже его командиры не боятся так выходить. Жаль… очень жаль, что так все разрешилось. Эту мощь бы да против османов… Он, пожалуй, и Стамбул взял бы, если бы пожелал.

Наступила тишина, в которой только лишь Констанция Австрийская легонько всхлипывала.

– Что произошло на конгрессе? – после довольно долгой паузы спросил Матвей. – До меня доходили только слухи. Ты ведь был на конгрессе? Не так ли?

– Я убедил императора позволить нам остаться и присутствовать на конгрессе с условием, что я передам вам все в точности и во всех подробностях.

– Этот скотина лишил нас всего! – вновь воскликнула Констанция. – Всего! И сын должен был выполнять поручение этого мясника, чтобы мы не пешком шли до Вены! Он нанял его как обычного посыльного!

– Мама!

– Что мама?!

– Нам предоставили кареты, слуг, охрану и две тысячи злотых[43]43
  Несмотря на свое название, польский злотый в 1564 году становится серебряной монетой очень невысокой пробы. При общей массе в 6,726 грамма она содержала только 3,36 грамма серебра. То есть была «пятисотой» пробы. Две тысячи серебряных злотых соответствовало примерно 260 рейхсталерам. Не такие и маленькие деньги. Впрочем, для бывшей королевы Польши это выглядело подачкой.


[Закрыть] на дорогу. Этого более чем достаточно для того, чтобы добраться до Вены. За мою услугу он дал еще столько же.

– Это подачка!

– Это две тысячи злотых, мама. Две тысячи! Тем более что просьба Дмитрия не стоила никаких усилий с моей стороны. Мне в любом случае надлежало бы рассказать Его Императорскому Величеству обо всем, что там произошло. А значит, неплохо было бы туда попасть. Так что, считай, это еще один красивый жест с его стороны. Скупой. Не скрою. Но он нам эти две тысячи просто подарил.

– В тебе нет никакой гордости!

– Довольно! – воскликнул Матвей. – Не морочьте мне голову этой дурью! Владислав. Я слушаю тебя.

И Владислав поведал о поистине масштабных политических событиях…

Ситуация складывалась крайне удачно для чрезвычайного расширения Дмитрием своих владений. Однако никаких возможностей для того, чтобы присоединить обширные земли на принципах унитарного государства, реализованных в пределах империи Русь, у него не было. Поэтому он решил действовать в стиле Фридриха II Гогенштауфена[44]44
  Фридрих II Гогенштауфен (1194–1250) – король Сицилии (1197–1212), герцог Швабии (1212–1217), король Германии (1212–1250), император Священной Римской империи (1212–1250), король Германии (1220–1250), регент короля Иерусалима (1228–1250), которым был его сын. При нем Священная Римская империя достигла наибольшего могущества и влияния. Был дважды отлучен от Церкви (в том числе во время успешного Крестового похода, наверное, самого успешного в истории). Был единственным монархом мира, который смог словами убедить мусульман вернуть крестоносцам Иерусалим. Бескровно. Отразил вторжение монголов в пределы Священной Римской империи, где боем, где дипломатией. Заключил с ними союз и воевал вместе против Святого престола. Был одним из самых образованных людей своего времени. Основал первые светские учебные заведения Европы. Ну и так далее. Фридрих «жег напалмом» и «играл такой забористый рок-н-ролл», что Святой престол испытывал чудовищные рефлексии… а заодно и все соседи-конкуренты.


[Закрыть] – наверное, самого выдающегося монарха Европы за все Средние века и Ренессанс.

Смысл новой стратегии императора сводился к максимальному привлечению под свою руку территориальных владений. Можно унитарно присоединить? Не вопрос. Нельзя? Идем через личную унию. Не получается? Так есть прекрасный феодальный способ – вассальная клятва. И ее не выходит навязать? Тогда военными и экономическими договорами связываем воедино. Он брал все, что мог ухватить без малейшего зазрения совести с кристальным, прямо-таки невозмутимым видом, будто он сам там эти земли вчера и оставил полежать немного.

Мог ли он в будущем удержать поистине большие владения? Вряд ли. Но, с другой стороны, «если вы не живете, то вам и не умирать». У всего есть начало и есть конец. Он хотел хотя бы попытаться…

Варшавский конгресс утрясал преобразования всего Балтийского региона[45]45
  Подробнее о результатах Северной войны можно почитать в Приложении.


[Закрыть] и примирял стороны конфликта.

Прежде всего подтверждалось признание «призвания на царствование» императора Руси в королевство Швеция и все производные трения, уже оговоренные между Дмитрием и Кристианом.

Далее был вопрос о роспуске Речи Посполитой с образованием четырех корон: королевства Польши, королевства Лодомерия, Великого княжества Литва и Великого герцогства Пруссия[46]46
  Пруссия в 1613–1614 годах была вассалом Речи Посполитой, то есть формально входила в ее состав как государство с очень широкой автономией.


[Закрыть]. Само собой, все короны, застенчиво шаркая ножкой, принял на свою лысину Дмитрий. В наследное владение.

Но самым интересным было совсем иное.

В Нижней Германии Дмитрий учинил натуральный тарарам! Утвердил одно великое герцогство и два обычных. Отторгнул обширные земли у вассалов императора Священной Римской империи. После чего объединил три Померании в одну. Ну и, наконец, подчинил Великому герцогству Ютландия с собой во главе еще четырех вассалов – герцогов. После этого вручил королю Дании новообразованное герцогство Помория в наследное владение, во исполнение союзных обязательств. Поделился то есть. Причем, что важно, не выходя из состава этой империи, то есть действуя в рамках устоявшегося права и обычая.

Зачем ему вся эта возня?

О! Это был отдельный и весьма любопытный вопрос.

Право голоса в этом дивном политическом объединении – Священной Римской империи – зависело от размера владений. И чем больше они становились, тем больше ты обретал прав и возможностей. Конечно, Дмитрий теперь становился вассалом Матвея I Габсбурга в пределах Священной Римской империи. Это плохо. С другой стороны, получив в свое наследное владение Великое герцогство Ютландия, Дмитрий по законам и обычаям Священной Римской империи должен быть произведен в фюрсты, то есть имперские князья, имеющие право голоса в имперском рейхстаге. Причем количество этих голосов зависело от размеров владения. В ситуации с Ютландией речь могла идти о пяти-шести голосах. Вновь созданное Лужицкое герцогство, ставшее его наследным владением, также позволяло претендовать на статус фюрста и три-четыре голоса в имперском рейхстаге. Принятие же вассальной клятвы от герцогств Брауншвейг-Люнэбург, Саксен-Лауэнбург, Мекленбург и объединенной Померании позволяло императору претендовать уже на титул курфюрста[47]47
  Для получения положения что фюрста, что курфюрста требовалось лишь владеть подходящими землями в империи, быть аристократом и христианином. Причем просто христианином. Теоретически исповедание православия могло быть проблемой, но не в XVII веке, когда борьба между лютеранами и католиками была остра как никогда.


[Закрыть]. А так же порядка двадцати пяти голосов в имперском рейхстаге из ста возможных. Естественный же союз с домом Ольденбургов позволял претендовать Дмитрию на практически треть голосов рейхстага.

И это уже было очень и очень интересно. Ведь курфюрсты были князьями-выборщиками, которые выбирали из своей среды новых императоров Священной Римской империи. Иными словами, Дмитрий не только мог теперь напрямую участвовать в выборах каждого нового главы этой державы, но и вполне законно выдвигать свою кандидатуру на этот пост. Да и вообще – становился крайне влиятельной фигурой. Конечно, с Габсбургами ему не тягаться, те находились на недосягаемой высоте, но его крепкое второе место было вполне достаточным, чтобы с ним считались.

Конечно, Дмитрий мог декларировать выход своих новых владений из Священной Римской империи. Но в этом случае он вступал в долгую и изматывающую борьбу с обеими линиями Габсбургов. А в текущей обстановке подобный шаг был, очевидно, лишним. Ему и эта-то война далась непросто…

Да и Матвей находился не в том положении, чтобы отказывать императору в произведении в курфюрсты. Ведь иначе что? Правильно. Война. И не с кем-либо, а с человеком, который на глазах всей Европы прошелся ураганом по Скандинавии, Нижней Германии и Речи Посполитой, громя все войска, что встречались у него на пути. Матвей прекрасно понимал, что выиграть он, наверное, может. Экономические и людские ресурсы Руси и его владений несопоставимы. Но эта победа потребует десяти-двадцати лет напряженной борьбы и измотает его державу до крайности. Чем, безусловно, воспользуются все заинтересованные лица.

Так что Матвею, по сути, оставалось только одно – возвести Дмитрия в статус курфюрста и продолжить традиционную для старого австрийского дома Габсбургов политику многоходовой дипломатии. Тем более что Дмитрий явно не шел на обострение. А значит, что? Правильно. С ним можно было сотрудничать и даже, если повезет, использовать в своих интересах. Хотя, конечно, поступал нагло, дерзко и одиозно.

Владислав закончил свой доклад.

Матвей чуть растерянно кивнул, выражая благодарность своему племяннику за столь детальный пересказ.

– Так ты говоришь, что тебе нравится этот император Руси?

– Он один из лучших полководцев наших дней. А я хотел бы сделать карьеру военного.

– Хм. Тогда, быть может, ты согласишься выполнить мою просьбу? Мне нужно, чтобы ты возглавил посольство в Москве. Дмитрий получил большие владения в моих землях. Если он готов принести мне вассальную клятву, то я просто обязан возвести его в достоинство курфюрста. Принимая во внимание его занятость, ты должен будешь принять вассальную клятву по доверенности. От моего имени.

– Как от императора Руси, короля Польши… – начал было перечислять Владислав.

– Нет, – остановил его Матвей. – Как Великого герцога Ютландского и герцога Лужицкого.

– С удовольствием, Ваше Императорское Величество, – вновь поклонился Владислав.

– Ну, вот и славно. Крепкий мир с этим нарушителем покоя очень полезен для нашей державы. И торговля. Особенно торговля оружием. Ты уж постарайся. А я, в свою очередь, не оставлю твои успехи без достойной награды.