Текст книги "Когда ее не стало"

2

На следующий день после маскарада в городе был объявлен траур по погибшему мэру Олегу Ивановичу Пичугину.

Объявленный траур никак не повлиял на жизнь города. Даже развлекательные передачи на местном телеканале не отменили. Горожане продолжали жить своей жизнью, и лишь полицейские подразделения работали в экстремальном режиме без сна и отдыха.

Балабанов нанес визит бывшей артистке драматического театра Симагиной.

– Я принес костюмчик, одолженный вами Ордовскому Эдуарду Николаевичу.

– Да-да, спасибо. Я же взяла его под расписку. Проходите.

Пожилая женщина в черном платке провела гостя в комнату. Майор пришел в штатском, чтобы не нагнетать обстановку. Пожилые люди с настороженностью относятся к полицейским чинам.

Хозяйка убрала костюм в шкаф и спросила:

– Может, чаю?

– Нет. Спасибо. Но с удовольствием побеседую с вами минут десять, если не возражаете.

– Конечно, присаживайтесь.

Они устроились за обеденным столом, покрытым белой скатертью. Небольшая квартирка выглядела очень опрятной, а хозяйка – обаятельной.

– Эдик оставил у вас послание. Для меня.

Женщина кивнула.

– Да, но только он не сказал, кто за ним придет. Впрочем, раз вы пришли, то это не случайно.

Хозяйка достала из комода конверт и положила на стол. В конверте лежала схема здания, а красным фломастером были выделены определенные места. К схеме приложены фотографии. Одно и то же здание сфотографировано с фасада. Снимки подписаны.

«Особняк девятнадцатого века на грани разрушения». На втором снимке тот же дом, но после реставрации и подпись «Куда делись окна второго этажа?»

Балабанов напряг внимание и узнал Институт судебной медицины. К схеме прилагалась записка:

«В подвале – тюрьма. Там проводятся опыты над людьми. Те, кто туда попадает, живыми уже не выходят. Последним был архитектор Егор Антонович Жванец. Четвертого марта пропал Александр Карский. Мне удалось сбежать.

Каждый день из морга вывозят по десять (в среднем) трупов. Все они сжигаются в крематории. Ритуальный зал номер пять, другие залы не используются. Зинаида Карловна входит в похоронную бригаду.

Короткая справка. Профессор Крылов был вызван из Москвы мэром Пичугиным три года назад. Фактически он руководит Институтом. Профессор Белоцерковский не вылезает с дачи. Он болен и много пьет. Можно считать его свадебным генералом. Покопайтесь в прошлом Крылова и найдете ответы на многие вопросы.

Помог, чем мог. Ордовский».

Балабанов сложил бумаги в конверт.

– Расскажете мне о похоронах, Зинаида Карловна?

– Конечно, – улыбнулась женщина. – Но, похоже, вы лишаете меня заработка. Жаль. Однако справедливость дороже.

* * *

Возвращаясь из магазина домой, Сергей нашел возле двери своей квартиры журнал. Дорогой толстый глянцевый журнал под названием «Персона». На обложке красовалась Геля в карнавальном костюме из меха снежного барса. Маску она держала в руках. Подпись под ярким цветным снимком гласила: «Победительница конкурса маскарада».

Скорби по погибшему отцу Сергей на лице дочери не увидел.

Он зашел в квартиру, налил себе стакан молока и уселся в кресло. Пролистывая журнал, он разглядывал знакомые ему костюмы, каждому из которых посвящался полный разворот, где говорилось о характере наряда, его стоимости и владельце. Все фотографировались без масок, с гордым видом.

На одной из страниц красовалась та самая цыганка, с которой он танцевал, но без маски глаза у нее были светлыми, а не карими. Имени не указано. Только подпись: «Прекрасная незнакомка».

Сергей замер с поднесенным ко рту стаканом. Светлана жива! Теперь у него не оставалось никаких сомнений. На странице в качестве закладки лежал видеодиск. Сергей долго не решался посмотреть его. Бартеньев очень нервничал, но, в конце-то концов, на диске должен быть какой-то ответ. Нельзя же столько времени испытывать его на прочность.

Он вставил диск в плеер и включил висяшую на стене плазменную панель.

На экране опять появилась гуляющая по улицам Светлана. Видеоряд сопровождался знакомой музыкой. Они всегда брали с собой эту кассету, когда ездили в парк на пикник. Так оно и есть. Светлана вошла в центральные ворота парка и двинулась по центральной аллее вглубь. Вот она свернула на узкую тропинку, забрела в березовую чащу и вышла на их любимую поляну. Подошла к их любимому дереву, где они вырезали свои имена, оглянулась, глянула в объектив камеры, улыбнулась и на этом съемка оборвалась. Этим было сказано все, что она хотела сказать.

Сергей вскочил с кресла, опрокинув стакан с молоком на пол.

Через полчаса он уже метался по поляне и звал жену. Она вышла из-за деревьев. Не киношная, а настоящая – и живая. Они бросились друг к другу в объятия, которые было невозможно разорвать никакими силами.

* * *

Визгунов заскочил в управление на несколько минут – отдать необходимые распоряжения и взять нужные документы. В его приемной сидели двое. Мужчина средних лет и женщина. По дорогой престижной одежде можно было понять, что эти люди по пустякам свое время не разбазаривают.

– Господа из Москвы, – шепнула секретарша. – С самого утра вас ждут.

Визгунов, заменяющий начальника управления, не мог пройти мимо.

– У вас срочный вопрос? – спросил он.

– Срочнее не бывает, – посетители встали.

– Ну что ж, пройдемте в мой кабинет. К сожалению, я не могу уделить вам много времени. Сегодня неприемный день.

– Понимаю, – сказал мужчина, – мы и не собирались вас беспокоить. Мы хотели поговорить с мэром. А тут у вас своя трагедия. Наш визит вынужденный.

– Хорошо. Представьтесь и изложите суть вопроса.

Визгунов усадил гостей у окна, в кресла, стоявшие вокруг журнального столика. Здесь он проводил неофициальные беседы.

– Я генеральный директор компании «Бор». Мы занимаемся деревопромышленностью, целлюлозой и бумагой. Меня зовут Иннокентий Гаврилович Кистинский. Со мной моя жена Вера. В вашем городе пропала наша дочь Ульяна. Все звали ее Улей.

– И давно пропала?

– Месяц назад.

– И вы не подавали заявления в полицию?

– Нет. Последний раз я разговаривала с дочкой две недели назад, – ответила супруга предпринимателя. – Она звонила из больницы, ждала очереди на операцию. Перед операцией ей проводили комплексное лечение. Веселая была, смеялась.

– Я понял, – кивнул Визгунов, – Скажите, а что, в Москве не хватает больниц? Чем наши отличаются от столичных?

– Сейчас я готов посвятить вас в некоторые тонкости, – сказал предприниматель. – При жизни мэра не рискнул бы. Речь идет не о простой операции, а о пересадке органов. Дочка таких подробностей не знала. Она с детства очень болезненная. Последние исследования показали, что процесс развития болезни необратим. Ей была нужна срочная пересадка поджелудочной железы и почек. Но в Москве такой центр только один. О том, какие там очереди, и говорить не приходится. Кроме того, требовался донор с полной совместимостью. Положение сложилось тупиковое. Я обратился к одному знакомому, которому сделали сложную операцию по пересадке печени. Очень редкий случай. Но откуда-то из-за границы он вернулся новым человеком, а уезжал полутрупом. Я рассказал ему свою историю. Тогда он спросил меня: «Сколько ты готов заплатить?» Я ответил: «Деньги значения не имеют». Он ничего мне не обещал, а лишь попросил принести копию истории болезни Ули и все результаты ее анализов. Я принес. Через неделю он дал мне ответ. Операция возможна. Стоимость двадцать миллионов долларов. Это даже по западным меркам очень дорого, но я согласился. Тогда мой знакомый сказал, что такие операции делают в России. Гарантия успеха – сто процентов. В больницу пациентов принимают только по рекомендации. Он получил рекомендацию от другого пациента, которому удачно сделали операцию. И так по цепочке. Конечно, вы понимаете, что на подобный риск идут люди в критическом состоянии и с очень толстым кошельком. Но покойнику деньги не нужны. Никто не станет торговаться, стоя одной ногой в могиле.

– В какой больнице лежала ваша дочь? – спросил Визгунов, делая пометки в блокноте.

– За ней приехали. Обычный молодой человек на своей машине. Адреса не назвал. Сказал просто: «Ваша дочь вам позвонит, после чего вы перечислите деньги. Без предварительной оплаты врачи за операцию не возьмутся. С тех пор прошел месяц. Первые две недели Уля звонила. Ей все нравилось. На вопрос, где она, наша девочка не отвечала. Похоже, ей разрешали звонить только в присутствии врачей. Номер мобильного телефона тоже не определялся. Две недели назад она замолкла. Мы устали ждать. Я опять обратился к рекомендателю. Он тоже напугался и раскрыл мне секрет, назвав город и имя мэра. Его тоже привезли сюда на машине. С ним разговаривал сам мэр. Потом пришел врач, сделал ему укол, и он заснул. Очнулся в палате. Лежал там неделю. В какой больнице, не знает. Помнит, что корпус очень большой, а лежал он на восьмом или девятом этаже. Двор квадратный. Из окна видны еще три одинаковых высоких корпуса. Один напротив, два по сторонам. Через две недели его опять усыпили, и проснулся он уже после операции. Домой уехал здоровым человеком, но с него взяли слово, что он никому не расскажет, где ему делали операцию. Даже тем, кому он будет рекомендовать самый лучший способ спасти себе жизнь. Я не знаю, сколько таких рекомендателей прошли все ступени, но где им делали операции, никто не скажет. Место пребывания они узнают, только уезжая домой. За рекомендации им полагаются бонусы. Два-три процента от стоимости операции рекомендуемого клиента. За мою дочь он получил четыреста тысяч долларов. Из тех денег, что я заплатил. Похоже, я потерял единственного ребенка.

– Сколько лет Ульяне?

– Двадцать пять. Боюсь, что двадцать шесть ей уже никогда не исполнится, – добавила мать. – Чутье подсказывает.

Визгунов убрал блокнот.

– Сделаю все, что в моих силах. Но вы должны мне помочь. Речь, видимо, идет о серьезном преступлении.

– Что же мы можем? – спросил Кистинский.

– Вашего рекомендателя тоже ведь кто-то рекомендовал. Надо отмотать клубок к началу. Каждый знает предыдущего больного. Вы, люди бизнеса, умеете договариваться.

– Сделаю все, что смогу, – кивнул предприниматель.

– Когда вы направили сюда медицинские документы дочери? Те, что у вас просил ваш приятель?

– В феврале. А приехали они за Улей только в середине апреля. Мы же понимаем, что надо найти донора.

– А еще вы должны понимать, что если у живого донора забрать обе почки и поджелудочную железу, то он умрет. Но кто же думает о таких мелочах, когда речь идет о двадцати миллионах. Будем поддерживать связь. Сейчас ваши показания запишут.

Визгунов вышел из кабинета, оставив супругов у себя. Проходя мимо секретарши, коротко бросил:

– Мне нужны списки всех пропавших с полными данными. Немедленно! За весь год. Вызовите дознавателя, пусть запротоколирует показания потерпевших.

– За год? Немедленно? – пробурчала женщина. – Сумасшедший!

* * *

Врачей брали прямо из больниц без предупреждения. Заходили, предъявляли удостоверения и уводили. Мотивировали тем, будто срочно нужна их помощь. В список попал известный «потрошитель» Жора Мясоедов из третьего морга по кличке Мясник. Но какой помощи можно ожидать от патологоанатома?

Врачей привозили из разных районов и различных больниц. Общим было лишь то, что все работали хирургами. Их доставили в крематорий, где в помощи уж точно никто не нуждался. Одно из внутренних помещений оборудовали под операционную. Вместо привычного стола установили помост для гробов. Собралось семь специалистов высокого класса. Перед ними с коротким словом выступил майор Балабанов.

– Уважаемые доктора, – начал он извиняющимся тоном. – Сегодняшний день в интересах закона вы должны провести здесь. Будете делать повторное вскрытие некоторых умерших. Первоочередной задачей является установление диагноза, объясняющего причину смерти. На сегодняшний день вам предстоит вскрыть около восьми трупов. Интервал доставки – один покойник в час. С учетом напряженного графика разделитесь на две бригады. Одна работает, вторая отдыхает. Большего я вам рассказать не могу.

Возражение последовало только от хирурга Гельфанда из онкоцентра.

– Я вряд ли сумею вам помочь. Мне сегодня должны проверять глазное яблоко. Окулист закапал мне в глаза атропин. Я наполовину ослеп. Прошу меня освободить.

Балабанов возражать не стал и отпустил врача. Тут к нему подошел оперативник и шепнул:

– Первая ласточка прилетела. Катафалк из института. Артистка в похоронной бригаде.

Все полицейские переоделись в штатское. За шторками пятого зала покойника уже ждали четверо оперативников. Им предстояло снять гроб с конвейера и отнести в экспериментальную операционную, где врачи уже готовили инструменты.

Балабанов вышел на улицу. Там дежурили еще несколько ребят в штатском. Но вдруг Зинаида Карловна нарушила все инструкции. Вместо того чтобы войти в зал прощания, она прямиком направилась к Балабанову. Такого от нее он не ожидал.

– Что вы делаете? Вернитесь!

– Минутку. Видите того рыжего типа, что вышел из служебной двери.

– Да. Я его знаю. Это хирург Гельфанд.

– Можете считать меня сумасшедшей, но это санитар морга. Я еще не ослепла. Уже год он выносит трупы и задвигает гробы в катафалк. Я видела его полчаса назад. Поверьте мне, я не сумасшедшая.

Балабанов подозвал двух оперативников.

– Я только что освободил Гельфанда. Он идет к выходу. Задержать и доставить в управление! Отберите у него телефон и все имеющиеся при нем средства связи. Посадите под замок. Живо, мальчики. Не дайте ему уйти.

Мальчики знали свою работу.

В этот день из Института судебной медицины в крематорий привезли семь трупов. Многие врачи не смогли помочь следствию. Проблема заключалась в том, что ни у одного из трупов, которые клали в гроб голыми на необструганные доски, не имелось внутренних органов. В укор опытным хирургам на высоте оказался патологоанатом Мясоедов. Он объяснил, как удаляют «потроха» покойникам. По-мясницки. Этим же покойникам, исключая четырех наркоманов, умерших от отравления, органы удаляли на операционном столе под наркозом, когда они еще были живы, с ювелирной точностью и особой осторожностью.

Ни один патологоанатом не станет тратить время, чтобы распотрошить «дохлую курицу». Жаргон Мясоедова шокировал даже врачей, но оспаривать его заключение никто не решился. У погибших от отравления взяли образцы крови и отправили на анализы.

Теперь у Балабанова появились не только подозрения, но и доказательства.

* * *

Наконец-то Светлана вернулась домой. Теперь, рядом с мужем, она почувствовала себя живой, настоящей, полноценной женщиной. Первые часы они ни о чем не могли думать и утопали в нежностях. И только ближе к вечеру, проголодавшись, сели за ужин.

– Ты знаешь, солнышко, я только сейчас подумал о нашей разлуке. Что тебя заставило сбежать той ночью? И почему ты вернулась только теперь? Почему не позвонила? Зачем были нужны эти загадочные фильмы и послания?

Сергей выглядел так, будто он только что проснулся после долгого мучительного сна.

– Отец боялся, что ты запаникуешь и натворишь непоправимых глупостей. Пичугин послал киллеров убить меня. Отец сумел встретить их раньше, чем они до меня добрались. Тебя ждала та же участь. Киллеры свидетелей не оставляют. Мне пришлось уехать. Пичугин, как мне сказали, не поверил в мою смерть. За тобой установили слежку. Мэр был уверен, что ты выведешь его подручных на меня. Прятаться я больше не могла и вернулась в город. Тогда мои ребята из газеты рассказали о твоем ранении и о том, как ты переживаешь мою гибель. О женщине в овраге я тоже ничего не знаю. Ее похоронили как Светлану Бартеньеву и на этом поставили точку. Если говорить о моих посланиях, то я всячески пыталась тебе объяснить, что жива и со мной все в порядке. Позвонить я не могла. Твой телефон прослушивался.

– Но зачем Пичугину тебя убивать? Он же прекрасно относился к нашей семье?

– Ты не понимаешь, а точнее, не знаешь самого ужасного. Я – убийца его сыновей. И это правда.

– Не может быть! – чуть ли не выкрикнул Сергей. – Я все знаю. И о том, как тебя избил Роман, как тебя скинули в реку и то, что он приезжал на дачу. Но его убил твой отец. Профессор Белоцерковский видел в окно, как Андрей Борисыч выносил его из дома на плече, а в другой руке нес карабин. Он отвез его на другой конец пригорода и сбросил в кювет.

– Но он наверняка не видел, когда приехал мой отец. Роман узнал, что я не утонула, и явился на дачу добить меня. Я не думала, что он будет меня искать. Сидела в коттедже и зализывала раны. И тут ворвался он. Отцовский карабин висел в передней на гвоздике. За день до этого отец ездил с Пичугиным на охоту и просто не успел повесить его на место. Роман опять начал меня бить, и я не выдержала и выстрелила. Отец ворвался в дом уже после трагедии. Я лежала на полу без сознания, с ружьем в руках. Труп Пичугина-младшего – на мне. У него была прострелена грудь. Отец, войдя в дом, увидел эту картину. Труп и ружье он унес. Но даже такой опытный сыщик, как прославленный Визгунов, может растеряться. Он сделал одну промашку. Пичугин нанял частного детектива Матвея Юсупова, чтобы найти убийцу сына. Ничтожный хапуга. Отец выгнал его из управления, и он стал работать у мэра. Мальчиком на побегушках. Вот он и обнаружил машину Романа в лесу возле нашего поселка. Отец не подумал о том, как Роман сюда добрался. Не пешком же притопал из города. А на следующий день произошло второе убийство. Придя в себя после отъезда отца, я страшно испугалась. Я же понимала, что халдеи Романа знали, куда он поехал. Они наверняка и Константину об этом рассказали, и Матвею Юсупову. Вот почему он искал машину в лесу. В тайнике отца я нашла его пистолет. Он им никогда не пользовался. Иностранный, никелированный, с какими-то особыми патронами. Я положила пистолет в сумочку и решила с ним не расставаться. Тогда я и не думала, что придется стрелять из него. Об этом пистолете знал мэр – отец как-то хвастался им перед Пичугиным. На следующий день ко мне на дачу приехала Геля. Труп ее брата еще не нашли. Я попросила Ангелину сфотографировать меня. Мое тело все было в синяках. Я подумала, что если до меня доберутся, то в суде я попытаюсь оправдать свои действия как самозащиту. Геля не знала, кто меня избил. Во всяком случае, на тот момент. Потом мы поехали с ней в тихое местечко. Мне хотелось напиться. Мы приехали в небольшой бар у шоссе, где меня никто не мог бы увидеть. И я напилась. И отключилась. Помню лишь эпизоды. Геля довела меня до машины и повезла обратно на дачу. Потом провал. Дальше помню выстрел и лежащий на цветочной клумбе труп Кости Пичугина. Опять провал. Меня разбудил ночью отец. Я спала на веранде, на диване, с его пистолетом в руках. Труп Кости он тоже увез. И опять у дома не нашли никакой машины. Можно предположить, что его кто-то привез, а услышав выстрел, удрал. Это могла быть женщина, испугавшаяся последствий. Женщина, знавшая мой адрес. Значит, остался свидетель. Возможно, этот свидетель мог обо всем рассказать детективу Юсупову. Дело в том, что братья Пичугины не знали моего дачного адреса, вот почему я пряталась в коттедже. Подручные Романа не дали бы этому психу загородный адрес, даже если бы и знали его. Ментовский поселок – не место для разборок. Гораздо проще выманить меня в город, не могу же я вечно сидеть на даче. Роман всегда был беспредельщиком – неуравновешенным, злобным и не контролирующим себя. Он даже отца своего не слушал. Для него не существовало авторитетов.

– Не знаю, кто дал адрес Роману, но Костю могла привезти Геля. На следующий вечер труп Романа был уже найден. Геля могла догадаться, кто его убил, и привезти второго брата, чтобы тот расправился с тобой, – предположил Сергей.

Светлана кивнула.

– Я тоже сначала так подумала. Брат дороже подруги. Но это неверное предположение. Когда Геля тащила меня из бара к машине, я ударилась рукой о дверцу и разбила часы. Они остановились в одиннадцать тридцать пять вечера. Позже я провела эксперимент, только днем. В одиннадцать тридцать отъехала от того же бара, доехала до дачи, вышла из машины, вошла в дом. Полагаю, она довела меня до кровати, потом вернулась к машине и поехала в город, к ресторану «Магнолия». В тот вечер там устроили поминки, и Костя на них присутствовал. Я минут десять постояла у ресторана. За это время Геля могла вывести брата из кабака, потом развернуться и поехать на дачу. На месте была в час двадцать две. Быстрее не получается. В половине первого отец нашел на даче труп Кости и меня, спящую с пистолетом в руке. Геля не могла привезти брата. Исключено. И еще одна деталь. Геля – девушка решительная, смелая, она не стала бы ждать, пока убьют Костю. И пистолетом ее не напугаешь. Да ты сам все о ней знаешь. Она летает на одномоторных самолетах лучше тебя. Такие пируэты выделывает в воздухе – мужчины завидуют. Геля не позволила бы мне выстрелить в Костю. И зачем он ей? Чтобы отомстил за брата? Но она же автоматически становится его сообщницей. Не проще ли самой меня убить. На даче нас вместе никто не видел. В баре нас не знают. К тому же там была уйма народу. Кто помнит людей из толпы? Но Геля меня не убила. А вполне могла бы придушить пьяную бабу на темном шоссе, а затем сбросить труп в кювет, как поступили с ее братом. Такой поступок в ее характере, а искать помощи на стороне этой девушке несвойственно.

– Тут ты права! – озадаченно согласился Сергей. – Но постой. Сейчас ты ничего не боишься, спокойно вернулась домой. Но если мэр жив, то ты по-прежнему в опасности!

– Мэр-то жив, но он уже политический труп. Ефим контачит с Балабановым. Они подружились. Я решилась выйти на свет, узнав, что Пичугин за решеткой. По собственной воле. Он прячется от мифических киллеров. Отец запер его в камере предварительного заключения в подвале управления полиции. Там даже телевизор поставили. Он видел в утренних новостях своих убийц, извлеченных из канализационного коридора. Теперь живого Пичугина будут хоронить с почестями, как меня. История повторяется. Но я думаю, что мэр уже никогда не выйдет на свободу. Он сам себя арестовал, а через пару дней его навестит прокурор и предъявит ему обвинения по пяти статьям сразу, если не наберется больше. Дело с наркотиками можно считать закрытым. Не хватает двух звеньев: кто из медиков замешан в деле и где производят готовые пластыри.

– Медики? Вторую подпись на рецептах ставит сын профессора Крылова. Это можно считать доказанным. Человек, не имеющий к медицине ни малейшего отношения, но занимающий должность главного врача больницы.

– А первую подпись должны ставить в онкологическом центре. Не зря же туда повадился мэр, изображая больного, – уверенно заявила Светлана. – Значит, врачами командует личный врач Пичугина Илларион Мухачевский.

Их версию подтвердил телефонный звонок Щеблыгина. Трубку взяла Светлана.

– Извините, молодожены, что побеспокоил вас. Есть новость. На похоронах задержан доктор Гельфанд из онкоцентра. Артистка признала его как санитара Института судебной медицины. Проверили по-тихому. Санитар на месте. На следующей ходке катафалка он опять выносил гроб. Балабанов устроил рыжему допрос. Задержанный оказался братом-близнецом настоящего хирурга, который приходит в больницу лишь два раза в неделю, в операционные дни. Остальное время пропадает в институте у Крылова. Но скажите мне, зачем классному хирургу притворяться санитаром?

– А брату занимать его кабинет? – подхватила Светлана. – Кажется, я знаю ответ. Иди, Фимка, к главному врачу онкоцентра и попроси его выписать рецепт. Мол, так и так, срочно нужно, а Гельфанда нет на месте. Он может тебе не поверить, тогда скажи, что доктор Крылов тебя уже ждет, чтобы поставить вторую подпись.

– Думаешь, сработает? – засомневался Ефим.

Сергей вырвал трубку у жены:

– Сработает. Но они не знают, какую дозу тебе выписывать. Нужны спички со штампами барменов из «цветочных» ресторанов. У меня есть пакетик отрывных спичек с печатью… Вот теперь нам вся схема ясна. Жди нас у ворот онкоцентра, мы сейчас приедем.

Светлана с удивлением смотрела на мужа.

– Может, ты знаешь и где изготавливают пластыри?

– Конечно, знаю. Ты же видела, что все сводится к Крылову. В его кабинете есть потайная дверца, а за ней огромная химическая лаборатория. Целый цех.

– А в подвале – испытательный полигон. Там опробуют результаты новых формул, разрабатываемых в твоей лаборатории, мой дорогой. И у меня есть тому доказательства. Я пошарила в кабинете профессора Неверова, пока Фима отвлекал вас групповым снимком для газеты. К сожалению, тогда я и попала в кадр. Прости, не хотела. Но Неверов и Девяткин – не те, за кого себя выдают. Эти люди – прекрасные химики, но оба находятся в розыске. Сумели сбежать, когда в Орле прикрыли подпольный цех. Они предложили свои услуги Пичугину. Тот понял, какую прибыль может принести их идея, и пригрел гадюк на собственной груди. Вот почему он построил тебе лабораторию и вложил в нее огромные деньги, а вовсе не за твой талант и твои потрясающие глазки. Ты стал ширмой, да еще и прогремел на весь мир как ученый. А это уже не ширма, а непробиваемая стена.

У Сергея отвисла челюсть. Эта супружеская парочка не уставала удивлять друг друга. Оттого и не могли жить один без другого.