Книга: Парк культуры: Культура и насилие в Москве сегодня - Михаил Ямпольский

Но иногда М.Я. скатывается в махровый пост-интеллектуализм. В качестве примера, автор начинает играться с темой коллективной памяти в современном обществе. И его летучая мысль приводит его к открытию: современный человек помнит о событиях, произошедших с кем-то другим. Помнит по фотографиям, кино, музеям. Затем Ямпольский включает режим Бодрийяра, и максимально усложняя простые вещи, шокирует читателя: когда носитель памяти мертв - его знания не умерли - его памятью помнят другие. Это все ведет нас к уникальному явлению – явлению пост-памяти! Понимаете? Гениально! Пост-память! И на протяжении следующих 30 страниц читателю предлагается анализ пост-памяти, как уникального явления мира постмодерна.

И тут пытливый ум задаст вопрос. А уникально ли это явление? А так ли уж оно ново? Можно обратиться к давно прошедшим эпохам: Цезарь умер, но о нем были сложены жизнеописания; Ньютон умер, но мы помним о нем по его законам; Гагарин умер, но каждому знакомо его «Поехали». Все и всегда умирали. О многих нам остаются летописи и биографии, договора и акты, портреты и фотографии. Память об ушедших оставалась всегда. И всегда она становилась основой для понимания людьми мира. И у этой памяти есть название – история. Наука история. Давать древнейшей науке название пост-память, и выискивать в этом какой-то сакральный смысл – это не правильный маршрут к новому знанию. Это путь к усложнению простых вещей, там, где можно этого не делать. Там, где этого делать просто не нужно.

Современный мир – симуляция несуществующих вещей, писал когда-то Бодрийяр. Но подавалась эта простая мысль, так, словно ты читаешь научную монографию описывающую цикл Кребса в механизме синтеза АТФ, основанного на изменении протонного потенциала клеточной мембраны. Но если описывая цикл Кребса невозможно уйти от невероятно сложных вещей, доступных людям со специальным образованием, то мысль, что мир сконструирован СМИ и не отражает реальность не обязательно обвешивать кучей труднопроизносимых терминов и невообразимых метафор и писать об этом двухсот страничную книжку. Ямпольский не столь фанатичен в применении метода запутывания читателя. В конце книги приведено небольшое интервью автора. И в нем нет сложных речевых конструкций с не четким смыслом. Автор разговаривает, как обычный человек, но вот книге обязательно надо завернуть какую-нибудь не перевариваемую мудрость.

Вообще, то, чем М.Я. занимается в этой книге аннотация представляет солидным наукоемким словосочетанием: философская антропология. Термин «антропология» мне понятен. Термин «философия» тоже. Но их объединение удваивает смысл, который ускользает в расширяющимся понимании имплозивной интеллектуальности автора. При всем при этом, М.Я., вольно или не вольно оказывается жертвенным симулякром собственноручно избранного метода извлечения каузальности из ряда событий прошлого. Его сносит в эпицентр циклона логического позитивизма. Вовлечённый в диссипативную, самоускоряющуюся систему бессмысленных взаимоотношений разума, рациональности и семантического компонента, автор с инклюзивной безжалостностью поглощает любые собственные усилия, не получая на выходе ровным счетом никакого знания, кроме пост-знания. Стоп! Понесло меня не туда! Простите за малопонятные нагромождения «умных слов» - начитался Ямпольского. Имитация интеллектуальной деятельности не так уж и сложна. И самое удобное, что не обязательно кому-то объяснять, свою мысль. Всегда можно сказать: я человек эпохи постмодерна, ввернуть пару цитат Дилеза, сослаться на Деррида и снисходительно обвинить ничего не понимающего читателя в необразованности.

А в остальном книга хорошая. Интересная.