Текст книги "Королева Алиенора, неверная жена"

Гасконцы, более чем другие, не в состоянии дать примеры супружеской верности. Но они очень переживают, что их герцогиня должна страдать от неверности своего супруга. Узнав о словесной дуэли Генриха II с Томасом Беккетом и о том, что Томас противостоял королю, они с ликованием потирали руки. В их глазах поражение потерпел Генрих. Смелость Томаса их воодушевляла. Они считали в высшей мере почетным так смело выступить против Плантагенета. Только Беккету это удалось.

Глава 21
Королевство Франция, убежище

В прежние времена Алиенора и Томас не оценили друг друга, но в конце 1164 года обоим приходится сносить все больше неприятностей со стороны короля Англии. Алиенора решает ненадолго уехать на остров Уайт, на время предрождественского поста. Но для Томаса положение намного серьезнее. Генрих думает, что тот накопил достаточно фактов, чтобы проявить себя непорядочно по отношению к своему королю. Бедняга Томас подвергается гонениям. Однако по случаю церемонии освящения в аббатстве Ридинг[90]90
  Ридингское аббатство было дорого сердцу Плантагенетов: когда в 1127 г. Матильда покинула Германскую империю, после смерти своего мужа Генриха V (1125 г.), среди прочих реликвий привезла отданную в дар аббатству руку святого Иакова, в великолепной оправе, нанеся огромный ущерб Фридриху Барбароссе, который немедленно потребовал святыню обратно.


[Закрыть] в апреле 1164 года они встретились вновь. Между ними возникло недоверие. Генрих приказал своим прилежным клеркам составить Кларендонские установления. На взгляд Томаса, который просмотрел один из первых свитков новой хартии, это – по меньшей мере – отвержение Церкви от власти в пользу королевства. Однако под давлением епископов, которые опасались, как бы антагонизм между Генрихом и Томасом не перерос в катаклизм, одобрил установления, по крайней мере устно, побуждаемый Робертом де Мелоном[91]91
  Роберт де Мелон – знаменитый профессор теологии, уполномоченный Папой.


[Закрыть], Хартфордским епископом. Он упрекает себя за это и решает бежать. Все гармоничные устои королевства кажутся ему расшатанными. По поводу банальной истории с участком земли, принадлежавшим владению Сассекского архиепископства, на которое объявил свои права Жан ле Марешаль[92]92
  Именно он в свое время спас королеву Матильду из когтей короля Стефана. Он был отцом Гийома ле Марешаля.


[Закрыть], Томас был вынужден предстать перед судом. Он не явился по этому требованию, а отправил туда рыцарей, чем вывел из себя Генриха. Когда наконец Томас появился в Нортгемптоне, ему предъявили ордер на арест вместе с конфискацией всех владений. Его даже обвинили в краже церковных доходов, якобы для добывания выборных должностей. У Беккета требуют две тысячи марок[93]93
  Pierre Aubé. Thomas Becket, op. cit., p. 190–194 (La raison ecrite). См. также: Frank Barlow. Thomas Becket. Berkeley/ Los Angeles, University of California, 1986.


[Закрыть]. Он протестует. Не он ли без счета тратил собственные доходы и свои усилия, чтобы поддержать короля? Решив покинуть Англию, Томас советует своему служителю Роджеру де Брею запастись епископской печатью, омофором (шерстяным архиепископским плащом) и той небольшой суммой денег, которая у него осталась. На следующий день на заре их ждали четыре оседланные лошади: одна для Роджера, другая для Томаса и две для двух послушников ордена жильбертистов. Герберт де Бошам отправится первым и поедет в монастырь Сен-Бертен во Фландрии, чтобы обеспечить сменных лошадей, и там будет ждать Томаса. На заре 2 ноября, после трехнедельных блужданий, Томас и его верный Роджер пристали к побережью Уа, поблизости от Гравелина, в графстве Фландрия.

У Томаса почти не осталось денег, и его несчастный жеребец еле плетется. На следующий день беглецы приезжают в Сент-Омер и отправляются в аббатство Сен-Бертен[94]94
  Frank Barlow. Thomas Becket, op. cit., 119.


[Закрыть], где Беккет встречается с Гербертом де Бошамом. Вопреки всем ожиданиям, Томаса признает главный канцлер Генриха, его преданный друг Ричард де Люсе, и призывает архиепископа объясниться.

– Я действительно передал мою печать канцлера. И повсюду, где побывал, меня посчитали виновным. Я всеми покинут, кроме Генриха Вустерского.

– Епископы повиновались королю Англии, будучи верными подданными…

– Я сражаюсь только за Господа…

– …которые вас признали умеренным, уравновешенным, терпеливым, безупречным канцлером, – перебивает его Люсе, – и видят вас таким и теперь, не могли испытать ничего, кроме оцепенения и подавленности. Я не хочу слушать, как вы богохульствуете против короля и против его верных служителей. Следуйте за мной в Англию, это приказ короля. Я занимаюсь тем, чтобы вам было вынесено судебное постановление о безнаказанности. Вас требует король. Если бы вы не были архиепископом, – говорит Ричард де Люсе, – мы бы уладили это разногласие с помощью шпаги. Речь идет о вашей чести, как и о моей, и из нас двоих я один остался верным королю. Вы ведете себя как изменник. Между нами все кончено.

Томас, страдающий от недоедания, падает в обморок. Ни слова ни говоря, Ричард де Люсе покидает его… Вслед за ним уходит целая делегация во главе с архиепископом Йорка, Роджером де Понт-Эвеком. Милон, епископ Теруанна, ставший другом Томаса, предлагает ему хорошего коня, а Годскаль, аббат Сен-Бертена, провожает его в Французское королевство. Он узнает, что Ричард Солсбери, родственник Иоанна Солсбери, получил для него аудиенцию у короля Людовика VII.

Последний проделал расстояние от Компьеня до Суассона во весь опор. Он хочет первым встретить Томаса Беккета. «Непредвиденная удача, – нашептывали некоторые из его советников, – доставить неприятности Генриху Плантагенету». Позор Плантагенету, который подобным образом обращается со своими верными подданными. Не вел ли он себя в многочисленных случаях вызывающе и угрожающе по отношению к Людовику?

Забывая упреки Томаса, когда он не вошел в коалицию против Тулузы в 1159 году, Людовик VII помнит только деликатность, с которой тот принял его супругу Констанцию, их дочь Маргариту и его самого в Мон-Сен-Мишель. Он предпочитает такого Томаса тому, который совершил помпезный въезд в Париж, чтобы просить руку Маргариты от имени сына Плантагенета.

Людовик VII выслушивает последние новости о беглеце от Герберта де Бошама. Во время их разговора кардинал Генрих Пизанский, поклонник Томаса, вызвавшийся сопровождать короля, делает легкий знак головой. И все замечают не несущуюся галопом, а хромую лошадь, выбившуюся из сил, на которую взгромоздился человек, закутанный в темный плащ, лицо которого скрывал капюшон. Вслед за ним – на таких же замученных, изголодавшихся лошадях – два монаха в грубых монашеских плащах. Кто бы мог узнать в этом усталом всаднике великого канцлера Англии, после того как видел его во всем блеске на вершине славы? На пределе усталости, с блуждающим взглядом, он приближается к ним, словно автомат. Что стало с кортежем слуг и сокольничих, шикарных рыцарей и ретивых коней, которые сопровождали в Париже первого после короля сеньора Англии? О, Людовик заготовил для Томаса приветливые слова, которые привели архиепископа в чувство, и он рассыпался в благодарностях.

– Мы будем иметь удовольствие принимать вас в нашем королевстве. Помните ли вы, что я вам говорил раньше – мы не очень-то богаты, но у нас есть хлеб, вино и даже веселье?

– Я бесконечно благодарен вам, но как можно скорее я должен отправиться к Александру, нашему Папе, чтобы вернуть ему мой архиепископский плащ и представить прошение об отставке.

– Мой дорогой друг, – продолжал Людовик, – я должен вас поставить в известность, мне нанесли два визита из замка Компьень. Первый – визит вашего преданного друга Иоанна Солсбери, который беспокоится на ваш счет и которому я повторил, что с вами будут обращаться как с принцем. Второй – визит делегации по приказу короля Англии, которая передала мне письмо, написанное его рукой. Главы делегации – Гилберт Фолио и архиепископ Йоркский, а также сир д’Арундел. Они попросили, чтобы я обошелся с вами как с пленником и в этом качестве отправил вас обратно в Англию. Они добавили, что король Англии считает очень важным мой положительный ответ, поскольку вас судили и лишили ваших обязанностей. Я был глубоко шокирован их решением как можно скорее отправить вас в Англию и, самое главное, необычностью поручения. «С каких это пор, – спросил их я, – король имеет власть снимать вас с должности епископа?»[95]95
  Это подлинные слова Людовика VII.


[Закрыть] Они хотели заставить меня осудить вас, напомнив, что во многих случаях вы выступали враждебно по отношению ко мне. Как мог я одобрить вассала, который бы не был верным своему королю? Я отослал их, выразив свое неудовольствие. Но, – добавил Людовик, – пройдем же в замок, вы заслужили хороший отдых.

Король думает о своей маленькой Маргарите, и Томас об этом догадывается. Мужчины обмениваются рукопожатием – как прежде, в Мон-Сен-Мишель.

Прежде чем въехать в город Санс, Томас остановился на берегу Йонны, чтобы напоить коня.

Внезапно на противоположном берегу он заметил делегацию Генриха[96]96
  Действительно, Генрих II отправил в Санс делегацию, состоящую в основном из епископов Жильбера Фолио и Роджера Йоркского. На собрании Томаса должны были судить, применить санкции и лишить должности. См.: Frank Barlow. Thomas Becket, op. cit., p. 122.


[Закрыть].

Беккет узнал всех ее членов, и его сердце сжалось. Течение мешает перейти им реку, и Томас благословляет эту естественную преграду, размышляя о том, что они, без сомнения, готовы его похитить. Он хорошо знает, что Плантагенет способен на все, и чувствует себя одиноким перед бывшими друзьями, ставшими теперь врагами. Делегация Генриха принимает решение повернуть обратно, уважение вассальных законов к этому обязывает. Томас собирается войти в ворота города Санса. Его ждут в архиепископстве, куда переехал Папа Александр, чтобы принять его с распростертыми объятиями. Томас собственноручно передает Папе свой экземпляр Кларендонских установлений, умоляя его уделить им самое большое внимание.

– Примите, святой отец, обычаи, навязанные королем Англии в нарушение канонов и декретов. Именно из-за них я был вынужден уехать в изгнание. Прикажите, чтобы их прочитали. Выслушайте их. Всему миру станет ясно, что они противоречат законам Церкви и отцов[97]97
  Эти слова на самом деле принадлежат Томасу Беккету.


[Закрыть].

И тотчас же Вильгельм Павийский[98]98
  Кардинал, папский легат, враждебный Томасу Беккету.


[Закрыть] пускается в длинную защитную речь по поводу англиканской церкви. Томас отбрасывает доводы кардиналов, заимствованные из древних положений и слегка замаскированные. Наступает его очередь – как прежде – выступить в защиту компромиссов в отношениях светских и религиозных властей. Беккет как всегда убедителен, собравшиеся прелаты могут только склониться перед его доводами. Но Папа опасается в присутствии легатов давать слишком большую власть Томасу. При общем интересе аудитории, он ставит тому в упрек устное принятие установлений. Когда же Томас на следующий день представляет Папе Александру прошение об отставке, поскольку он был избран архиепископами под давлением короля, Папа Александр, вопреки всеобщему ожиданию, не принимает отставку. Должность архиепископа, а также почести и власть, которые ей полагаются, будут отданы Томасу. Законность его избрания только что была подтверждена этими испытаниями. 30 ноября 1164 года Томас Беккет будет принят в цистерцианском аббатстве, которое уже направило нескольких монахов, чтобы его приветствовать.

Генрих, увидя, что послы прибыли с пустыми руками, готов их предать мечу. Реабилитацию Томаса король рассматривает как свою неудачу. Он объявляет свою волю: все канцлерство Томаса должно быть осуждено, владения клерков, которые работали с ним, должны быть конфискованы. Все церковное имущество Кентербери возвращается короне, а все близкие Томаса – семья, родственники, друзья, помощники, советники, слуги – должны быть изгнаны из Англии с потерей всех своих владений.

Накануне Рождества 1164 года на обледенелых дорогах под порывами ветра толпы несчастных людей – женщин, детей, стариков, – набившихся в повозки, направляются в сторону Французского королевства. Но этого как будто было недостаточно ненасытному королю Англии, он бросается на борьбу с мятежными валлийцами. У Генриха больше нет сил выносить ни мать, ни жену, ни ребенка, ни любовницу. К тому же Алиенора исчезла из замка Мальборо. Сначала это его разозлило, потом обеспокоило. Он допрашивает слуг, распекает бедную Нанн, которая следит за детьми.

– Она пожелала поехать на остров Уайт, чтобы отдохнуть в монастыре Куарр.

Перед детьми и слугами Плантагенет дает волю своему гневу:

– Прекрасно, отправляемся за ней и научим ее уважать королевскую волю.

Потом, слегка смягчившись:

– Я поеду за королевой с рождественским подарком. Но если она решила сбежать, я приведу ее на веревке.

Глава 22
Алиенора на острове Уайт

Остров Уайт до безумия нравится Алиеноре – связующее звено между континентом и Англией; широкий пояс белых скал, усыпанных острыми, как иглы, пиками. Накануне Рождества 1164 года Алиенора выбрала его, чтобы укрыться вдалеке от Генриха и королевского двора.

В южной части острова, в устье реки Медина, широкий лиман позволяет приставать кораблям, которые находят здесь спокойную гавань, а в северной части с наступлением ночи можно видеть слабые отблески порта Портсмут. Уайт был свидетелем многочисленных рейсов между континентом и Англией, как в одну, так и в другую сторону. Этот остров нравился еще римлянам, а до них кельты украшали свои пещеры, а их далекие предки возводили здесь менгиры. Все это вызывает у королевы восторг. Монастырь Куарр – аббатство Куарр – примет ее. Своим названием аббатство обязано известковому камню, который добывался в каменоломнях и служил источником дохода[99]99
  Из этого камня построены собор в Винчестере и лондонский Тауэр.


[Закрыть].

Алиенора рассчитывает ненадолго остановиться в монастыре, затем отправиться в замок Карисбрук, венчающий остров и расположенный на зеленеющем плато, на стыке двух горных цепей. Королеву привлекает его история, в которой принимал участие Вильгельм Завоеватель. Находясь на корабле, она старается стереть дурные мысли, которые ее беспокоят. Этому помогает великолепный пейзаж и приятное окружение. Уехав ранним утром – в дождь и леденящий туман из Мальборо, – Алиенора в полдень обнаруживает декабрьское солнце, чрезвычайно ласковое для этого времени года, которое сопровождало ее до острова Уайт. На этом комфортабельном судне королева чувствует себя успокоенной.

Она сходит на берег и идет в монастырь. Двенадцать братьев и их духовный отец – аббат Джеффри – скромно, но с большой заботой принимают королеву. Вечером, после молебна в маленькой часовне собора, укрытая от всех взглядов, она ужинает у себя в келье, как послушница, ложится спать на простую кровать и крепко засыпает.

Генрих, со своей стороны, в замке Мальборо, пустынном и тихом, не может найти никого, на кого можно было бы обрушить свой гнев. Розамонда осталась в Вудстоке, и у него нет желания в таком отвратительном состоянии появляться на глаза любовницы. Алиенора, несмотря на обещания, данные Нанн и детям, не желает возвращаться. Беккет находится, как думает Плантагенет, в аббатстве Понтиньи, за семью замками, словно в могиле. Он все еще не может в это поверить. Жизнь представляется королю мрачной в этот грустный канун Рождества 1164 года. В своей комнате, где огонь в камине еле тлеет, он, как побежденный воин, велит подать простую пищу. Священный смысл этой ночи, который перевернул весь мир, не поддается его разумению. Он почти забыл о рождении младенца Христа. Генрих спускается ниже, стучит в дверь комнаты детей и их няни. Дети постарше – Генрих, Матильда, Ричард, Жоффруа – уже там. В маленькой соседней комнате малышка Алиенора в своей постельке широко открывает глаза. В лице этой девчушки проглядывают черты жены. Король чувствует себя неуютно в окружении своего потомства, няни и слуг; он делает неимоверные усилия, чтобы улыбнуться. Его угощают сладостями, в том числе и теми, что остались от торта в форме рождественского полена, а настоящее рождественское полено догорает под восторженные взгляды самых маленьких. Знающая девушка из прислуги рассказывает им о приходе пастухов. Праздник Рождества сближает всех христиан; он отменяет даже привилегии, правда всего на несколько часов… Высказав слова одобрения и слегка приласкав совсем маленьких, что на него совсем не похоже, Генрих удаляется совершенно несчастный.

Решение принято. Он отправится на Уайт! Только он может привезти обратно Алиенору. Нужен ли ему дополнительный скандал? То, что сказал Ричард де Люсе, вполне разумно. Отъезд Алиеноры, если он настоящий, ставит его, Генриха, в большое затруднение. В таком случае полностью отпадает вопрос о его возвращении в герцогство, а это уже похоже на расторжение брака.

На следующий день на заре король готовится к отплытию на Уайт в сопровождении нескольких охранников. Может быть, Алиенора уже получила на месте поддержку какого-нибудь экипажа из Пуатье? Пираты, к числу которых можно отнести галицийцев, аквитанцев, бретонцев, непокорных нормандцев, бороздят моря, чтобы высадиться в Куенте или в Сассексе. Они пользуются неприкосновенностью, которая распространяется на пять портов: Сендич, Дувр, Хайт, Нью-Ромни, Гастингс[100]100
  Пять портов: федерация пяти английских прибрежных городов, охраняющих Ла-Манш и пользующихся по королевской хартии 1155 г. некоторыми льготами.


[Закрыть]. Выплачивая годовую ренту короне, они правят закон на свой манер, организуют контрабанду. При некотором содействии местного населения, которое открывает им порты, а вернее, люки, дающие доступ к длинным туннелям, ведущим с пляжей в портовые жилища в часы отлива, они отправляют дальше все награбленное. В домах, окрашенных в яркие и привлекательные цвета, видные издалека, откладывают про запас драгоценные породы древесины и слоновую кость, золото и вина, фрукты и сушеную рыбу, растительное масло, муку, кардную шерсть, драгоценные шелка, лен, пеньку. И будто этой незаконной торговли продовольствием недостаточно, к ней добавляется торговля людьми, рабами, в частности девушками, подобранными в разных портах. Такие дома соединены между собой проходами, позволяющими перемещать все тайное. Морская вода проникает в порт, как в морскую раковину, становясь пассивной соучастницей всей этой сомнительной торговли. Генрих обо всем знает, но, когда ему приносят красивые предметы, привезенные из далекого Востока, он закрывает на это глаза. Однако если во время ареста хозяин богатого судна вынужден открыть свой трюм с котрабандными сокровищами, король делает вид, что исполняет закон. Тогда попавшийся с поличным флибустьер временно отстраняется от должности под угрозой смерти, а парни из его команды без лишних слов оказываются повешенными. Такой солидный выкуп увеличивает королевскую казну и помогает господину пирату выйти сухим из воды.

Генрих все предусмотрел: арест Алиеноры, если она действительно собралась бежать, или ее возвращение, если та поведет себя как обиженная супруга. Место назначения? Остров Уайт, замок Карисбрук.

Алиенора провела канун Рождества с монахами. Велела раздать им подарки. На следующее утро она слушала рождественское пение в соборе, и совершенная гармония этого песнопения привела королеву в хорошее настроение. На прогулке, сбежав от сопровождавших ее слуг, Алиенора поднялась по скалам до большого луга, на котором паслись овцы. В овчарне она застала пастуха за дойкой овец и одолжила у него теплый плащ из грубой шерсти, защищающий от ветра. Днем она наконец-то встретилась с хозяином Карисбрука. Бодуэн де Редверс – граф Деонский и внук основателя монастыря – принял королеву у себя и оказал ей гостеприимство, предоставив самую лучшую комнату в замке. Алиенора хорошо отдохнула и больше не ощущала одиночества, не чувствовала хода времени. Она наблюдала за заходом солнца, смотря на огненный шар, постепенно тонущий за горизонтом. Внезапно она увидела корабль, гонимый благоприятным ветром. Алиенора подумала о корабле Изольды и, любуясь красотой парусов, надутых ветром, пожалела, что на этом свете нет счастливой любви. Но по размышлении обнаружила, что плывущий корабль носит аквитанский флаг. Она радостно хлопает в ладоши, к удивлению слуг: «Наши моряки приближаются!» И словно те прибыли, чтобы освободить ее, королева протягивает к ним руки. Тем временем моряки собираются высадиться в порту и не подозревают, что их ожидает. С высоты башни королева замечает три других корабля под английскими флагами с изображением леопарда – герба Генриха. Алиенора видит, как они приближаются к аквитанскому кораблю и готовятся к абордажу. В сопровождении охраны она бросается прочь из замка и просит, чтобы ее доставили в порт по любой дороге все равно каким способом. Она присутствует почти при военных действиях, бессильная, пока несколько офицеров не узнают королеву. Она отдает приказы, и береговая охрана, удивленная, прекращает битву.

Алиенора различает лангедокский акцент членов экипажа, которые поносят англичан в резких выражениях. Откуда приехали эти люди? В чем их упрекают, чтобы обращаться с ними таким образом? Разве они не честные торговцы?

Разве не везут они свое аквитанское вино и оливковое масло, пряности и ароматические травы с Юга? Они ничем не похожи на пиратов.

Аквитанцев высаживают с корабля со связанными руками, а на набережной уже говорят о веревках, на которых их повесят… Именно тогда в действие вступает Алиенора, пораженная тем, что людей сажают в тюрьму без суда. В порту распространяются слухи, что королеве не пристало, не сообщив королю, проявлять такую властность, хотя она и столкнулась с жестокими сторонами портовой жизни. Королева приказывает развязать аквитанцев.

Именно этот момент выбирает Генрих, чтобы сойти с корабля. Увидев аквитанский флаг, развевающийся над кораблем, с которого сняли всю команду, он догадывается, что Алиенора не может не иметь никакого отношения ко всей этой суматохе. Разве всегда надо встревать в королевские приказы? Вот и супруга выступает против него после этого Беккета! Он спрашивает дорогу и выбирает большого мула, чтобы его доставили в замок. Генрих совсем не уверен, что найдет там королеву. Он не осмеливается думать о худшем: о заговоре с целью побега. В своей спешке Плантагенет даже не видит, как Алиенора возвращается в замок. Запыхавшийся, резкий, разъяренный, он поспешно входит в большой зал Карисбрука и, поприветствовав Бодуэна де Редверса, довольно грубо спрашивает:

– Где моя супруга?

Граф его успокаивает:

– В своих покоях. Королева вернулась взволнованная, после того как вмешалась в арест экипажа корабля из Пуату, который ее величеству показался несправедливым.

– Кто позволил ей вмешиваться в этот арест? – отвечает Генрих, нахохлившись, как петух. – Аквитанцы на море ведут себя, будто они дома; они все мошенники, лгуны и воры.

Алиенора, все еще возмущенная тем, что не удалось освободить аквитанских моряков, слышит, как кто-то громко стучит в дверь. Бесцеремонно входит Генрих.

– Я полагаю, вы пришли меня арестовать?

Она мерит взглядом охранников в дверях своей комнаты.

– Это может случиться, если ваши намерения не будут мне ясно изложены в оправдание вашего поспешного отъезда из Мальборо, неожиданного приезда на остров Уайт и, наконец, того беспорядка в порту, которому вы, по-видимому, послужили причиной.

Генрих считает, что победил в первом туре этой дуэли, которая столкнула его с королевой. Он отсылает свою охрану, подходит к Алиеноре, хватает за запястье и сильно сжимает его. Она вскрикивает.

– Вы хотите сбежать, мадам, и при этом бросить своих детей.

– Это не входит в мои намерения. Но это может случиться, если вы меня к этому подтолкнете. Я вскоре удалюсь вместе со своими детьми. Отпустите меня!

Он разжимает руку с глубоким вздохом.

– Вот так, мадам, вместо того, чтобы облегчить, вы только увеличиваете мои заботы.

– В чем виноваты эти несчастные аквитанцы, что ваши люди так грубо обошлись с ними?

– Контрабандисты, все побережье ими кишит. Даже несмотря на то, что они ваши подданные, я не могу помешать моей береговой охране выполнять свой долг. Готовьтесь, мы возвращаемся в замок Шерборн.

– Я вернусь с королем Англии, герцогом моей Аквитании, если только он будет вести себя благородно по отношению к моим подданным.

– Пусть будет так, я согласен пощадить этих бродяг в честь праздника Рождества. В ваших глазах я виноват. Но после всех усилий, которые приложил, чтобы ввести мои установления и благополучно закончить кампанию в Уэльсе, я вправе ожидать вашего великодушия. Я чувствую себя очень усталым. Приготовьте ваш багаж к завтрашнему дню.

На следующий день, когда Алиенора еще не закончила свой туалет и служанки расчесывали ее прекрасные длинные волосы, объявили, что Генрих нанесет визит в ее апартаментах. Алиенора – в длинном белом платье, подчеркивающем загорелый цвет лица, – облокотившись о подоконник, меланхолично смотрит на постоянное кружение чаек над морем.

В полдень является Генрих, предшествуемый двумя геральдами, несшими позолоченный бочонок, полный вина, и восхитительную тунику, которую король заказал специально для королевы. Она сшита из фиолетового шелка с соболиной отделкой и королевскими знаками, вышитыми на горловине и рукавах. Алиенора под впечатлением этого жеста Генриха благодарит его, но тем не менее в ее тоне недостает тепла. Он приближается, ожидая прощения. Становится перед женой на одно колено и целует подол ее платья. Алиенора выпрямляется, потрясенная. Она в свою очередь чувствует свою вину в том, что не поняла короля, не помогла по-настоящему, не ободрила, как подсказывала Нанн. Она бросается в объятия мужа. Он – ее король, она его любит, хотя ей хотелось бы научиться его ненавидеть. Но Алиеноре это не удается. Она слышит только биение своего сердца в ожидании Генриха. Король взволнован. Он все еще нуждается в ее улыбке, в ее объятиях, в ее невероятной жажде жизни.

– Мой друг, – продолжает он, слегка отстраняясь от супруги, – в прежние времена, как-то возвращаясь из Бордо, вы выразили желание провести ночь в шатре, похожем на шатер Барбароссы. Мы велим поставить зимний шатер с коврами, мехами и жаровней крестовых походов. А потом пойдем туда спать.

Генрих видит, что Алиенора по-прежнему его боевая подруга. Та, которая ради него готова на все жертвы, и не понимает, как мог причинить ей столько зла.

Шатер Генриха был установлен, как он того пожелал, на лугу около овчарни. Мягкие ковры и вышитые жемчугом подушки были, словно по мановению волшебной палочки, выгружены с кораблей. Накрытый стол с кожаным кошельком, полным монетами, был перенесен и поставлен перед хижиной пастуха, который удалился, подарив свой плащ. Алиенора хранила его всю жизнь. В волшебном шатре их ожидали заморские фрукты – инжир, апельсины, лимоны, финики, а также нарбоннская нуга. Если существуют короткие мгновения настоящего счастья, то это был один из них. Когда Алиенора легла рядом со своим королем, как во времена их сумасшедшей любви, Генрих повернулся к жене и, нежно поцеловав в лицо, в губы, стал целовать ее тело. В прежние времена пылкий порыв и грубая страсть побеждали в нем все другие чувства. Теперь же между супругами обрисовалось новое согласие, и, когда они стали близки, Алиенора была объята глубокой нежностью, и Плантагенет считал, что королева, несомненно, снова принадлежит ему.

Снаружи слышался шум волн и свист ветра. Что касается моряков, которые праздновали в порту свое освобожение, то веревка действительно прошла совсем близко от их шеи, и они преклоняют колена, чтобы поблагодарить Бога.