Текст книги "Добровольная жертва"

Гарс. Храм Истины. Настоящее.

Кристалл, зажатый в ладони, затрепыхался, дракон в ожерелье раззявил золотую пасть: «Жрица, па-а-адьем! Да будет тебе известно: на дворе гарсийского храма Истины тысяча третий год от Пробуждения Бужды. Настоящее время – пять утра».

Факел догорел, но золотой диск с девой-полузмеей, висевший на стене карцера, стал чуть ярче – за крохотным оконцем под сводами занималось утро. Я потянулась на жестком ложе, разминая онемевшее тело. Все-таки путешествие по времени не освобождает пифическую плоть от текущей действительности.

Два года мы с Диком не виделись. Но за это время я привыкла к его мысленному отклику чуть ли не по первому требованию. Единственное, что меня смущало, так это навязчивое подозрение: не страдаю ли я, вдобавок к зрительным, еще и стойкими слуховыми галлюцинациями. Как-то Дик, которого изрядно достали мои сомнения, предложил провести опыт: он мне называет свое местонахождение, а Лига находит там или его самого, или доказательства его там пребывания, и сомнениям конец.

Результаты опыта оказались невразумительными. Хозяйка постоялого двора на юге Асарии еще пересчитывала деньги, заплаченные только что съехавшим постояльцем, по описанию весьма похожего на моего блуждающего друга. Но не пойман – не Дик. На мои претензии о несоблюдении условий опыта, неуловимый Дик неизменно хихикал, оправдываясь, что никогда еще не развлекался с таким удовольствием.

Раз за разом натыкаясь на аналогичные случаи, Лига вошла в азарт. Поймать юношу стало для Альерга делом чести. И, подозреваю, станет делом жизни, если он доскребется до наших с Диком бесед на расстоянии. Стоит ли говорить, что урок, начатый в тюрьме Эльвидека, был продолжен втайне от опекуна. Все школы Лиги не научили бы меня столь многому – разве будет Лига учить защищаться от нее самое?

Почти ежедневная мысленная перекличка создавала иллюзию, что в колпаке, под которым держала меня Лига, появилась трещина. И я просачивалась в нее, как вода – туда, где был Дик.

Закрыв глаза, чтобы не видеть ненавистные стены карцера, я позвала друга: вдруг и он не спит в своем неведомом далеке.

«Дик, ты слышишь?»

Он откликнулся сразу, словно ждал: «Всегда».

«Дик! Я больше не хочу умирать…»

Сознания коснулся насмешливый голос: «Боюсь тебя разочаровать, Радона, но ты еще не умирала по-настоящему. Тебе не с чем сравнивать».

Голос прозвучал так явственно, словно мы сидели в одном карцере. Я вскочила с ложа, чуть не свихнув себе шею: низкий свод не позволял вытянуться во весь рост.

Дик аж зашипел, словно тоже получил шишку: «Тихо, Рона! Еще проломишь нам головы! Ты что, опять в каземате? И когда казнь? Без меня не начинай! Я тут как раз неподалеку от Гарса проезжаю и тоже хочу поглазеть на зрелище».

Неподалеку? Мы два года не виделись. Вечность! Мог бы и предупредить! Телепат, называется…

«Могла бы и заранее предвидеть, – фыркнул Дик. – Кто из нас пифия?»

Как будто не знает, что я поклялась никогда не касаться его судьбы. И не следить за его перемещениями…

«Рона, ты мне еще в Рагоре обещала, что врать не будешь!»

Ну… Вру. Поклялась, конечно. Да на вещий роток не накинешь платок. Только в мешок с головой. Или в карцер Храма Истины, отстойник для пророков.

Ни одна уважающая себя пифия не примирилась бы с такой непредсказуемостью, как судьба Дика. Тысячи раз я пыталась, и отступала: его жизнь оказалась непроницаемой. То ли тьма тьмущая, то ли свет слепящий – не понять. Невыносимая жгучая слепота. Каждый раз, когда я пыталась развернуть клубок его жизни, он превращался в зияющую пустоту, словно и не было на свете такого человека, как Дик.

Можно было коснуться друга только здесь и сейчас, если он позволял.

«Дик, а где ты сейчас?»

«Уже у стен города».

«Я тоже хочу свежим воздухом подышать!»

«Э-э… Ну, иди ко мне, пока тебя не казнили!»

И я почуяла, как, слегка пошатываясь от усталости, Дик идет по пыльной дороге к северной заставе. Увидела нежно окрашенное зарей небо над шпилями Гарса, пустынный тракт с щеточкой придорожного репейника. Наблюдала, как поднимается пыль под ногами, и как лениво преграждают путь двое стражников с сонными лицами – слишком рано, ворота Гарса еще закрыты.

Здесь и сейчас – только так я могла коснуться друга. И никогда – в будущем. И это неведение страшно раздражало… А если… Впасть в транс здесь и сейчас?

«Эй-эй, пифия! Куда? Пусти козу в огород…» – хохотнул Дик, почувствовав мои пророческие потуги.

«Дик, я нечаянно! Не буду больше. Честно!»

Стражники уже что-то спрашивали у Дика. К ним подходили еще двое.

«Слазь с телеги, говорю! Видишь, у меня тут еще гости. Скоро увидимся, Косичка!»

Легкое давление. И мир сразу опустел, сжался, зачерствел, оброс камнем, превратился в каземат Храма Истины, где я то ли отбывала наказание, то ли приходила в себя после вчерашнего пророчества.

В углу зашебуршала мышь. Скоро она умрет, и смерть ее будет серой и полосатой. Я отвела взгляд от грызуна, увлеченно копошащегося в миске: еще не хватало почуять, как будущие кошачьи когти раздирают брюшко, словно мое собственное, как вонзаются в хребет острые клыки…

Без разницы, чьей судьбе внимать: человека или мыши. Боль и ужас не делают различий. Наверное, поэтому мои волосы с детства белые, как у старухи.

Заскрежетал замок. Мышь юркнула в щель между камнями.

Дверь открылась, но тут же закупорилась пухлой пробкой: сам Правитель, бледный, как не выспавшаяся моль, пожаловал дослушать вчерашнее пророчество и высказать претензии, что я оставила его без фаворитки.

Я склонилась было в поклоне, но вдруг мое тело словно вспороло десятком клинков, разодрало жгучей болью. Ну, не могут у какого-то паршивого кота быть такие длинные когти! Или это не мышь умирает, а снова я?

– Ди-и-ик! – захрипела я, и сама же удивилась: «Почему – Дик?»

Правитель шарахнулся. Пытаясь удержаться на ногах, я вцепилась в его одежду, потянула на себя. Полузадушенный собственным плащом, толстяк рухнул.

Из Храма Истины меня выдворили без почестей. С напутствием из уст багрового от гнева толстяка:

– Чтоб я никогда больше не видел здесь эту ведьму! Неужели в Лиге пророчиц больше нет? Пусть пришлют другую! Она меня чуть не убила, олухи!

Тролль непроявленный! Ну, раз так…

– Чуть не убила?! Не огорчайся, Правитель. Уже скоро. Тебя съест за обедом твой собственный сервиз!

Он так и застыл с распахнутым зевом, но я уже мчалась в конюшню: толстяк с душой тролля мог и казнить на месте, без предупреждений.

Никто не мог препятствовать жрице служить Истине, но ссорить Лигу с правителем Гарса из-за моей особы не входило в мои планы, и больше ничего не оставалось, как отправиться через весь город в убежище Лиги – древнюю крепость города, возвышавшуюся над крутым берегом реки на значительном отдалении от остальных строений.

Но, прежде чем из одних стен перебраться в другие, я хотела повидать Дика. Уже изнывала от нетерпения.

«Дик, ты меня слышишь?»

Молчание.

«Дик! Ты где?»

Пустота.

Впервые за два года мой друг не отозвался. Он должен уже давно быть в Гарсе – ворота полчаса как открылись. И я заметалась, закружилась по городу, как птица, потерявшая птенца.

В поисках Дика я вкруговую объехала городские стены, начиная с северной заставы. Стражники только пожимали плечами. Никто, похожий на юношу-северянина с льняными волосами, в травянистых одеждах наемника, в ворота не проходил. Ни в одни из семи ворот Гарса. Раннее утро стало поздним, а Дик не откликался на мои призывы.

К его непонятному отсутствию добавилась еще одна странность.

У каждых из семи ворот меня поджидала нищенка столетней дряхлости. Одна и та же.

Я заметила ее лик у северных врат – чуть размытый, мерцающий, как у пифии, заблудшей во времени. Обычно мы пытаемся помочь друг другу: кто знает, не потеряешь ли ты когда-нибудь сама себя там, где не рождалась. Уйдешь в видение навсегда. И будешь бродить, чуждая всему миру, не в силах ни вернуться, ни умереть, бормотать странные слова на непонятных языках, есть пищу – и не насыщаться, пить вино – и не пьянеть, касаться людей – и не чувствовать плоти.

И прохожие будут обтекать тебя, не замечая, ощущая лишь какое-то внезапное неудобство, озноб от невидимого взгляда, не понимая, но чуя – некто незримый присутствует рядом. А если кто и заметит – примет за дух бесприютный, и будет прав.

Счастье, если случится заблудиться в прошлом – через века пифия дождется своего времени и обретет себя. Но той несчастной, что пропала в грядущем, только провидец сможет помочь, и только Глава Лиги – вернуть. Если в будущем еще будет Лига.

Меня сразу потащило к нищенке, как железо к Черной скале. Рука сама собой протянулась, слова сорвались:

– Пойдем, потерянная, я отведу тебя в крепость Лиги.

Она не должна была услышать. У потерянных разорвана связь с их живым телом. В школах нам объясняли: не природные звуки слышат они, а зов ума, и тянутся за позвавшим.

Но старуха услышала и ответила:

– Не Лига нужна мне. Тот, кто сможет ответить на мой вопрос. Но еще никто не смог.

Нет, не потеряна во времени эта пифия. Такая – не заблудится. Она сама – путь, по которому заставит идти, куда ей надо. Почему же мерцает ее тело?

– Кто я, жрица Истины? – произнесла нищенка стандартную формулу.

Золотистые глаза из-под алой повязки глянули так, что я задохнулась. Запредельную боль источал ее взгляд. Я молчала, раздавленная этой болью, как кит на отмели. И не я – что-то, пронесшееся сквозь меня, как огненный ветер, спалив и развеяв меня, как пепел, ответило:

– Никогда не быть тебе, Тварь!

Старуха прикрыла вспыхнувшие очи:

– Не Лига нужна мне, – повторила она. И вскинула руки. – Ты.

То, что осталось от меня, едва не просыпалось в ее ладони горсткой пепельной пыли.

Но моя благословенная кляча шарахнулась от резкого движения старухи, и чуть не выкинувла почти безжизненные останки всадницы из седла. Мой полутруп сам собой, без участия развеянного по ветру сознания, взвизгнул, вцепился в гриву и удержался на волоске. Лошадь тут же обрела юношескую прыть, и нищенка осталась далеко позади, так не заполучив мою жизнь в качестве милостыни.

То ли скачка раздула тлеющую в моих останках искру разума, то ли вопли прохожих, но где-то уже на краю сознания забрезжило понимание, что нам с клячей по пути: может, Дик свернул к другой заставе, к западу. И первое, что я увидела – алую повязку и золотистые глаза каким-то чудом опередившей меня нищенки.

И так – у каждых врат, где я безнадежно пыталась найти следы исчезнувшего Дика. И снова я бежала от протянутой к сердцу морщинистой руки. Бежала, пока моя кляча, которую только слепой, держа ее за хвост, мог назвать лошадью, не застряла в шумной толпе: гильдия виноделов гуляла чью-то свадьбу. Со мной они предпочли не связываться, но клячу радушно напоили, и ее тут же сморило счастливым сном. Дальше пришлось ползти пешком.

Мне осталось пройти короткую улочку, втекавшую в безлюдную гладь огромной площади, на дальнем берегу которой радужной жар-птицей сидела древняя крепость Гарса, как драгоценный камень в перстне городской стены. Школа пифий. Убежище Лиги.

Я вздохнула: разве это крепость? Какое может быть доверие к выпускницам школы, если они обучаются в таком легкомысленном даже с виду месте? Все перья у этой жар-птицы были разные, и никакого порядка в их расположении не наблюдалось. Бесчисленные башенки теснились, толкаясь, как девки на ярмарке. Ни одной одинаковой, даже окна не повторялись. Пифии постарались: каждая старалась слизнуть из будущего или прошлого какую-нибудь архитектурную диковину. Вот потому-то город и предпочел возвести Храм Истины на своей земле, дабы сохранить в народе хоть какой-то пиетет к древнему пифическому искусству.

Под ногой хрустнуло, и я обнаружила, что стою на выцветших незабудках и соломенной трухе, только что бывшими шляпкой, положенной для сбора подаяния.

Бормоча проклятия, и радуясь, что это была все-таки не сама Тварь, в которую не дай бог вляпаться, я соскребла остатки соломы и незабудок с каблука и, не решившись сунуть безобразный комок в протянутую руку нищенки, положила рядом на мостовую, настороженно наблюдая за владелицей почившей шляпки.

Нищенка укоризненно заглянула мне в душу золотисто-теплыми печальными глазами. Не двинув пальцем, она захватила меня в мгновение ока. Я охнуть не успела, как оцепенела под ее взглядом, чуть ли не с радостью отдавая разум и тело в придачу. Тварь пожирала мою судьбу, мой мир, мое сердце. И дарила мне знание – жуткое, нечеловеческое, невозможное. Открывала страшный путь, становившийся моей судьбой. И то, что становилось моим – не имело права быть. Не могло! Это не я убивала возлюбленного, не я уничтожала отца. Не я проносилась над Вавилорским Колодцем как огненный смерч, и простирала угольные крылья над обезлюдевшей оплавленной землей. Не я!

Мерцающая старуха тянулась: «Прими, жрица! Это – твое!»

НЕТ!!!

Внезапно она отпустила меня и ушла, растворившись в первой же подворотне. А я долго стояла, глядя ей вслед. И не было сил унять дрожь: моя жизнь раздвоилась, как нити туго свитой веревки, распалась на две равновозможных судьбы, и каждая была мучительной. Вот и случилось то, чего я боялась всю жизнь, от рождения, от первого осознания себя.

Все-таки вляпалась. Не только в шляпку – в Судьбу. Но меня она не получит!

2.

До крепости я добралась уже без препятствий. Безлюдный вид внутреннего двора показался странным. Вчера, перед моим отъездом в храм Истины, он был более населен: суетились какие-то неопознанные люди, незнакомые лошади, деловито сновали собаки.

Теперь царила такая кладбищенская тишина, что я была непривычно счастлива лицезреть последнего великаньего потомка, могучего мастера Альерга, обычно встречавшего всех наших гостей в ипостаси Привратника. Не сразу и догадаешься, что это всего-навсего фантом.

Школяры и школярки частенько, но безрезультатно, покушались на жизнь фантома, – до того эта пронырливая ипостась раздражала их внезапным появлением в самых неожиданных местах в самое неподходящее время. Привратник то разгонял уединившиеся парочки, то незвано вмешивался в дружескую пробу новоизобретенного лабораторного зелья знахарей.

По школе ходила легенда, что однажды какой-то бедолага вместо Привратника покусился на самого мастера, и был случайно и бесследно развеян по ветру. Легенду придумал сам Альерг, но фантом Привратника от покушений не спас: фантазию и упорство школяров, изыскивающих средство против шпионажа, могло остановить только найденное решение, и сия задача ежегодно, торжественно и тайно передавалась неофитам.

Привратник оглядел мои запыленные ботинки, пристально глянул как-то вдаль, словно сквозь каменную толщу стен обозревал ту улочку, где меня поймала нищенка, и пробурчал непререкаемо:

– Радона, изволь немедленно явиться ко мне в кабинет и отчитаться об утренних деяниях.

Уже донесли!

– Не соблаговолите ли проводить меня, милейший? – вежливо поинтересовалась я. Привратник фыркнул и исчез, мгновенно растворившись в воздухе. Не соблаговолил.

Наставник восседал в объемном кресле, и лицо его было столь мрачным, словно он только что самого себя похоронил. Не глядя на меня, он буркнул:

– Рассказывай!

– Зачем? Разве мастеру чтения мыслей требуется мой рассказ?

– Сколько раз говорить тебе, Радона, что я не читаю твоих мыслей. Некоторых, – поправился он, устыдившись откровенной лжи. – Так что сейчас – требуется. Причем, подробнейший доклад.

– Ну… в отстойнике для пророков я неплохо выспалась. Кстати, за что я там плесневела всю ночь?

Опекун вскинул глаза:

– Радона, ты же, как всегда, не остановилась на констатации факта. Тебе мало было открыть собравшимся в храме, что среди них – вампирка, которая вот-вот проявится. Мало было панику посеять. Ты еще и судьбу вампирки начала разматывать как клубок, не разбирая, где чья кровь и кто ее прольет. Ты подумала, что девушку могут растерзать прямо в храме, не дожидаясь проявления?

Я покраснела. А когда мне было думать в трансе?

– Вот именно, – согласился телепат. – Вампирку мы увезли из Гарса. Панику погасили. Но меня интересует другое. Что ты делала у ворот города, да еще и у всех семи поочередно?

– Да ничего особенного. Показалось, что Дик изволил утром почтить присутствием наш город, но был задержан на заставе из-за какого-то недоразумения. Вот я и поискала его. Безрезультатно.

В качестве иллюстрации я послала ему несколько облегченных от лишних деталей образов с Диком, стражниками и клочком пустынного тракта с щеточкой придорожного репейника.

– А, дружок твоего недолгого детства? На этот попался, не улизнет: здесь, в Гарсе, нами даже мухи все сосчитаны.

Он помолчал, сдвинув густые брови. Совсем не Дик тревожил мастера. Это было понятно даже не телепату. И он задал совсем неожиданный вопрос:

– Что тебе известно о нигах?

Я вздрогнула: неужели пронюхал о нищенке? Никогда не знаешь, что удалось спрятать от вездесущей Лиги, а что – нет.

– То же, что и всем: почти ничего, – я судорожно вспоминала скупые летописи и буйные народные фантазии о мифических нигах – демонах, способных пожрать все и сотворить из этого всего то, что им заблагорассудится. По преданию, они способны прикинуться любой вещью. Вот сидишь ты на табуретке, а это – ниг с ненасытной утробой, требующей постоянного круговорота форм. И, улучив момент, табурет раззявит пасть, проглотит седока с потрохами и отрыгнет в виде пивной кружки, издевательски пустой.

Насытившись, ниги засыпают, например, свернувшись семечком. Спят себе, прорастают, сонно отращивают стволы и кроны, становятся деревьями и лесами, в дремоте засыхают; не просыпаясь, падают в землю и даже сгнивают, не дрогнув. Потом очнутся, уже став почвой на каком-нибудь кладбище, и сожрут подаренного мертвеца вместе с гробом, похоронной процессией и лопатами.

Когда в доме пропадают одни вещи и неожиданно появляются другие – значит, там поселился ниг. Такой дом сжигают. Если очень не повезет, пропадают и сами хозяева, проглоченные какой-нибудь обеденной ложкой из фамильного сервиза, которой внезапно надоело, что на нее постоянно разевают рот. Я слышала об одном суеверном князе, который сжег собственный замок и деревни, когда пропала его жена. Потом оказалось, она сбежала с его младшим братом. Поймали и сожгли обоих. Тут доказательство одно: если ты мертв, значит, человек, а не тварь.

– Да что ты! – всплеснул руками засидевшийся в гостях у моей головы Альерг. – Какой кошмар!

– Да, кошмар, особенно если учесть, что нигов и не заметишь, пока они тебя не съедят, – со знанием дела подтвердила я, словно мне приходилось ежедневно увертываться от взбесившейся вилки-ниги.

– А не такую ли хищную ложку ты имела в виду как угрозу жизни правителя Гарса? Его супруга в гневе шлет мне уже пятого гонца с требованием указать, какой именно прибор угрожает ее мужу: трезубая вилка или двузубая, десертная ложка или ножик для чистки яблок! Между тем, сам правитель сегодня ел завтрак руками, как дикарь, причем, в присутствии нагрянувшего как снег на голову королевского советника, и тот мгновенно воспользовался ситуацией и отправил королю донос, что правитель Гарса – потенциальный изменник, ибо ставит собственную жизнь превыше чести! Это скандал!

Я тут же представила, как правителя казнят за измену только потому, что его руки оказались по локоть в овсянке, и меня осенило, почему мое предвидение было столь невнятным. Оно и не могло быть внятным.

– Так в видении не какие-то конкретные приборы представляли угрозу, а, наоборот, их отсутствие! – обрадовалась я решению проблемы.

– Это какое же надо иметь зрение, чтобы увидеть отсутствие присутствия?! Похоже, беднягу убъет не какое-то отсутствие, а как раз твое несанкционированное пророчество! – мрачно предсказал телепат.

Да, быть мне битой: потому и приставлены к нам телепаты, что Лига строго блюла Первый пифический принцип – «Не навреди!», и цензура была беспощадной. Потому цензоры и запирали пророчествующую пифию подальше от народа, в карцеры Храма Истины, и держали там до тех пор, пока несчастная не выйдет из транса и не прекратит сыпать истинами. Мне пришлось срочно вернуться к другой, менее неприятной теме:

– А откуда вдруг интерес к детским страшилкам про нигов? У нас в замке кого-то загадочно съели?

– Пару крыс и десяток мышей. Кошки остались без обеда.

– А появилось что-нибудь неожиданное? – допытывалась я уже несколько обеспокоено: неужели телепат доскребся до скрываемого?

– Да, так… Одна лишняя нищенка шастала с утра по городу. След в след с одной упрямой пифией. (О-о-о! Наказал же меня отец в детстве наставником-телепатом! Теперь опекун мстит мне за свою тяжелую юность!) Не охай! Еще кто кого наказал! Ну, и сколько раз ты прошла мимо нее и ничего мне не сообщила? Мыслить разучилась? Надеялась на массовую утрату разума у населения?

Так и есть. Шпионил. Отпираться было бесполезно, мой ответ уже давно сквозил в мыслях, поэтому я честно сказала:

– Семь.

– Я уже двенадцать лет учу тебя, Рона, что врать нехорошо.

– Семь, – упрямо повторила я. – Восьмой раз я на нее просто наступила, мимо пройти не удалось.

Мастер возвел очи горе, жалуясь пространству, как трудно ему приходиться жить на свете, когда это житье сопровождается присутствием некоторых тупых девиц, которые умудряются каждое слово понимать буквально, а потому дух мастерства им неведом, мало того, не внушает ни малейшего почтения.

Мне всегда доставляло несказанное удовольствие наблюдать, как он умудряется, гордо задрав голову, подавать небесам эту челобитную. Затем он тяжко опустил очи долу. Надеюсь, мой преданно устремленный навстречу взгляд был достаточно чист и невинен. Я торопливо оправдалась:

– Мастер, настоящей встречи еще не было.

– ???

– Это были видения.

– ???

Его вопросительно усмехающаяся физиономия начала приводить меня в бешенство.

– Госпожа пифия, слишком многие наблюдали вашу последнюю встречу. А люди твоими способностями плодить видения не обладают. Рона, никогда еще мы не были в такой серьезной опасности.

Мастеру, конечно, виднее. Но мне не виделась наша последняя история безоблачной: опасность была всегда. Что толку в телепатах, когда их – единица на бесчисленную тьму убийц. Какой смысл в предсказаниях, когда они – сбываются, когда в них – только поражение. Мы знали, что проигрываем. Даже у черни убить провидца стало делом чести. Поймать и сжечь пифию стало азартной игрой. Делались ставки, награждались победители. Даже ведьмы и колдуны были не столь популярны в качестве топлива. Особенно зверствовал Орден Бужды, объединивший несколько государств в один кулак, обрушенный на Лигу. В Гарсе нас еще терпели. Но таких городов осталось мало.

Мастер покорно переждал исторический обзор, и упрямо вернулся к своему нездоровому интересу:

– Мы полагаем, что ниги – не миф.

Может, он начал впадать в детство? Тихая мыслишка шевельнулась и замерла, придавленная внезапным столбняком: может ли способность к телепатии негативно повлиять на все остальные умственные способности? Ниги – не миф, да. Какие могут быть мифы, когда это голая чистейшая … выдумка, кошмарик, безотказное средство для увеличения глазастости юных дев?

Альерг, прекрасно обозревший шевеление, помрачнел еще больше:

– У Лиги другие сведения. Уже год в Оргеймской Пустоши мы изучали… свидетельницу, которая была во власти нига и осталась жива. Лига отбила ее у селян – они считали ее ведьмой. Обычно такие существа попадали к нам в виде горстки угольков. Мы, как ты понимаешь, не можем предотвратить самосуды. У нас уже нет былой власти.

Я поежилась. Охота на ведьм была памятна и мне самой. Именно от такой судьбы и спас меня мастер. Не важно, что я была обычной простой пифией – люди с кольями и факелами не вдаются в детали. Они боятся спонтанных проявлений нелюдей. Слишком много на земле спящих, растворившихся рас, давно ставших людьми. И только провидцы за человеческой оболочкой видят истинную суть.

– Живой настоящий ниг? – под ложечкой заныло отвратительное предчувствие.

– Не сам ниг. Измененный нигом человек. Мы называли ее Деткой. До сегодняшней ночи она была единственная живая свидетельница. Теперь ее нет. Лига хотела использовать Детку как приманку: если ниги как-то с ней связаны, они себя проявили бы. И они проявили… Мы поняли, что правда о тварях может оказаться гораздо чудовищней сказок.

Понимание было мгновенным, как вспышка.

– Вы убили ее!

– Это был несчастный случай, – твердо сказал мастер. – И мы потеряли многих. А один… попал под власть Твари.

– Кто?

Он не ответил, отвернулся. Мол, кто из нас пифия, можешь и сама посмотреть, не вставая с кресла. Мне пришлось напомнить, что я не ясновидящая. А человек, можно сказать, больной, страдающий стойкими галлюцинациями, как наш сапожник Кирон белой горячкой. Альерг кивнул, не поворачивая головы, словно и не слушал.

– Сегодня утром, пока ты рыскала по городу, мы нашли его. Сейчас пытаемся ввести противоядия, – телепат споткнулся, к чему-то прислушиваясь, я тоже напрягла слух, но замок как вымер, а из приоткрытого окна слышалось то ли чириканье, то ли далекое поскрипывание несмазанных колес. – … Но реакция слишком бурная и неожиданная. И в любой момент Тварь может придти за ним.

Мне захотелось срочно сбежать из этой благословенной страны: если хотя бы вполовину, хоть в четверть, хоть в одном слове известное о нигах – правда, то завтра или уже сегодня здесь будет конец света. Я спохватилась, но мысль уже выскользнула и попала к щупачу.

– С чего ты взяла, что именно здесь? – насторожился телепат. – И давай-ка поподробнее о конце света. Ты что-то чувствуешь, да? Сформулируй определеннее, я пойму, если ты не …

– Гаданиями не занимаюсь! – я привычно отрезала оставшееся недоговоренным «не способна». До сего часа меня вполне устраивал принцип: либо четкое пророчество, либо никаких гаданий на звездной гуще.

– Дражайшая моя воспитанница, в твоем словаре необходимых понятий пропущено распространенное слово «надо», – небывало настойчиво упрашивал наставник (обычно я нагло пользовалась дурными предчувствиями и Альерг частенько отступал перед авторитетом пифии, чем крайне меня избаловал). – Или мне напомнить о твоих обязанностях жрицы?

– Альерг, мы же не в Храме Истины и сейчас не час Оракула! – затрепыхалась я пойманным ершом.

– Ну, это не долго исправить, – он потянулся за колокольчиком. – Отправимся в неурочный час.

– Не надо! Я только что из пророчища. И… мне запрещено под страхом смерти приближаться к храму.

– Наслышан. Но с каких это пор правители распоряжаются нашими жрицами?

Колокольчик треснул, в гневе стиснутый огромной лапой. Опекун с сожалением глянул на обломки. Я мысленно развернула перед ним список пророческих сил Лиги и ткнула в скромную колонку:

– А кроме вашей несовершеннолетней, замечу, воспитанницы больше некому? Внезапный мор подчистую скосил обильные ряды пифий?

– Верховная Жрица Истины у нас в Гарсе только одна. Ты. И в ее обязанности …

– Это временно, – поторопилась я невежливо перебить. – Я покидаю сей незаслуженно высокий пост. Прямо сейчас. Считайте, что у вас уже другая Верховная, ее и отправляйте в храм за истиной.

– Правда? – искренне обрадовался мастер. – Считай, что ты уже получила это задание от новой Верховной Жрицы, которое моими заботами и будет первым ее распоряжением. Приступай прямо сейчас, и обойдемся без городских пророчищ. Так что у нас с грядущим завтра?

Я сцепила руки, зубы и, тем более, мысли. Не важно! Планета Вавилор, в просторечии Вавилорский Колодец, может спать спокойно.

Альерг временно смирился, что истины не даются по первому требованию, и перешел к очередным запугиваниям:

– Так как в руках Лиги человек, измененный Тварью, нам всем нужно соблюдать особую осторожность. («Так отпустите его!» — мысленно возопила я) Не скрою, – поморщился телепат, – риск огромный. Пророчества, предсказания и все такое, особенно здравая логика, говорят о крайне неблагоприятном исходе охоты на Тварь, но … другого выхода нет, если судить по легендарной Книге Проклятых. Нам необходимо использовать единственный шанс. Это одна из причин, почему ты не должна выходить из крепости без охраны, или даже с охраной, но без меня.

Так. Теперь еще и Книга Проклятых… Я мысленно пробежалась по корешкам книжных полок всех библиотек, в которые когда-либо ступала моя нога. Что за книга? Почему мне ее на ночь не читала няня?

– Вторая причина, – продолжал опекун. – Слуги Бужды вышли на твой след. Вплотную. Дышат в затылок. Сегодня в Гарс прибывает наблюдатель из ордена Рота. Это официальный визит. Они обеспокоены событиями в Оргеймской Пустоши. Мы не можем им отказать по договору с этим орденом. Хотя официально ротцы сохраняют нейтралитет, но их посол, магистр ал’Краст, тайно служит Бужде. А что мы могли сделать? Не допустить его сюда крайне неразумно. Это значит, что с этого момента ты постоянно под усиленным наблюдением Лиги.

Такая перспектива меня совершенно не устраивала. На след пробужденные вышли еще семнадцать лет назад, когда пронюхали, что мой отец обзавелся ребенком. С тех пор и ходят, не зная, каким именно. Удивительная ненависть. Необъяснимая. Не ко мне – к отцу, который, к моему несчастью, был Главой Лиги. И зачем рожать детей в таких условиях? Я видела его один только раз в жизни, когда он запретил мне называть себя отцом для моей же безопасности, впрочем, и свою мать я видела только издали. С рождения перетыкивает меня Лига с места на место, с рождения я живу под неснимаемым колпаком то кормилицы, то опекуна, то всего Совета сразу.

Но быть узницей в собственном доме? Да что там – в собственной голове?!

Я уже видела, как Лига неусыпно обходит с дозором буйный сад моих мыслей, прикидывая, какие заросли корчевать в первую очередь, пинцетом выковыривает воспоминания, с фонарем стоит над каждым образом, заглядывает под одеяло эмоций. Этого ужаса мне не выдержать.

– Никакого ужаса не будет, Рона. И никто не будет копошиться в твоих мыслях. Поверь, это скучно. Контролируется только то, что будет превышать нормальный эмоциональный уровень. Норму дыма. Не мешает же тебе пожарный дозор?

Еще как мешает! Я его боюсь. Он может в любой момент кинуться мне на голову. Вон, уже примеряется. Я со вздохом воздела очи: в клетке под потолком бездельничала обученная реагировать на дым рыжая крыса, задумчиво поглядывавшая на рычажок, окрашенный киноварью: не пора ли бить в набат? Дозор отвратительно пискнул, и неприличным жестом демонстративно вывесил меж прутьев голый хвост, обвисший мерзким червем. Какая гадость этот ваш контроль!

– Как будто тебе требуется мое согласие! Тем более, это не избавит меня от их преследования. И ты прекрасно осведомлен о высказывании Верховной жрицы Асарии, что они меня так и не узнают.