Текст книги "Избранные стихи"

Николай Агнивцев
Избранные стихи

Любовь крокодила

 
Удивительно мил, —
Жил да был крокодил,
Так аршина в четыре, не боле.
И жила да была,
Тоже очень мила,
Негритянка по имени Молли.
и вот эта Молли, девица,
Решила слегка освежиться
И, выбрав часок между дел,
На речку купаться отправилась.
Крокодил на нее посмотрел,
Она ему очень понравилась,
– И он ее съел!
А съевши, промолвил: «Эх-ма!
Как милая Молли прекрасна!»
Любовь крокодила весьма
Своеобразна!
 

Ниам-ниам

 
С рожденья (кстати ли, некстати ль)
Всю жизнь свою отдав мечтам,
Жил-был коричневый мечтатель
Из племени ниам-ниам.
Простого сердца обладатель,
О мыле тихо по ночам
Мечтал коричневый мечтатель
Из племени ниам-ниам.
И внял его мольбам создатель:
Приплыло мыло к берегам!
И… скушал мыло тот мечтатель
Из племени ниам-ниам.
 

Африканская идиллия

 
Однажды в Африке
Купался жираф в реке.
Там же
Купалась гиппопотамша.
Ясно,
Что она была прекрасна.
Не смотрите на меня так странно:
Хотя гиппопотамши красотой и не славятся,
Но она героиня романа
И должна быть красавицей.
При виде прекрасной гиппопотамши
Жесткое жирафино сердце
Стало мягче самой лучшей замши
И запело любовное скерцо!
Но она,
Гиппопотамова жена,
Ответила ясно и прямо,
Что она замужняя дама
И ради всякого (извините за выражение) сивого мерина
Мужу изменять не намерена.
А если, мол, ему не терпится… жениться,
То, по возможности, скорей
Пусть заведет себе жирафиху-девицу
И целуется с ней!
И будет путь жизни их ярок и светел,
А там, глядишь, и маленькие жирафики появились…
Жираф ничего не ответил,
Плюнул и вылез.
 

Негритёнок под пальмой

 
О, иностранец в шляпе, взвесь
Мою судьбу. Всю жизнь с пеленок
Сижу под этой пальмой здесь
Я, бедний черный негритенок!
Я так несчастен! Прямо страх!
Ах, я страдаю невозможно!
О, иностранец в шляпе, ах!
Я никогда не ел пирожных!
 

О крокодиле

 
Я расскажу вам об одном крокодиле,
Квартировавшем в Ниле,
Который был
Всем крокодилам крокодил.
Внутри этого крокодила
Можно было
Устроить танцевальний зал!
И будучи на весь мир в обиде,
Туристов, как устриц, глотал
Этот Нерон в крокодиловом виде!
И знали о его нраве
И на острове Яве,
И в Лондоне, и в. Трапезунде.
А когда он бнл сражен кровожадной пулей,
То из кожи его понаделали ридикюлей!
Sic transit gloria mundi!
Все это пока юмористика.
Но тут начинается мистика!
Представьте, один из ридикюлей этих
Попался некой Кэтти,
Знакомой некого Джемми,
Который был ее милым
И был в свое время
Проглочен этим самым крокодилом.
 

Ишак

 
По горам за шагом шаг
Неизвестный шел ишак.
Шел он вверх, шел он вниз,
Через-весь. прошел Тавриз
И вперед, как идиот,
Все идет он да идет!
И куда же он идет?
И зачем же он идет?
– А тебе какое дело
 

Зюлейка

 
У Зюлейки ханум
Губы, как рахат-лукум,
Щеки, как персики из Азербинада,
Глаза, как сливы из шахского сада.
Азербайджанской дороги длинней
Зюлейкинн черные косы.
А под рубашкой у ней:
Спрятаны два абрикоса.
И вся она – вва!
Как халва,
Честное слово!
Только любит она не меня, а другого!
 

Много

 
Много есть персианок на свете,
Но собою их всех заслоня,
Как гора Арарат. на рассвете,
Лучше всех их Зулейха моя!
Почему? Потому!
Много персов есть всяких на свете,
Но собою их всех заслоня,
Как гора Арарат на рассвете,
Больше всех ей понравился я.
Почему? Потому!
Много есть ишаков в этом месте,
Сосчитать их не хватит ста лет.
Только все же глупей всех их вместе
Муж Зулейхи Гассаи бен Ахмет!
Почему? Потому!
 

Два конца палки

 
Раз персидскою весною
Шел Абдул к Фатиме в дом
С нагруженным кос-халвою
Очень глупым ишаком.
Шел Абдул и пел: «Всю ночь-то
Процелуюсь я, да как!
Ты ж не будешь, оттого что
Я Абдул, а ты ишак!»
Так, смеясь весьма ехидно
И хватаясь за бока,
В выражениях обидных
Пел Абдул про ишака.
«Вот идет со мной ишак.
Он один, а глуп, как два!
Ай, какой смешной ишак!
Вва!»
И придя к ней, стук в окошко:
– Вот и я, Фатима, здесь!
Целоваться вы немножко
Не интересуетесь?
Но она ему иа это
Отвечала кратко, что
Мужу старому Ахмету
Не изменит ни за что!
Он сказал: «Ой, как вы строги!»
И домой он держит шаг.
И с усмешкой по дороге
Про Абдула пел ишак:
«Вот идет со мной ишак.
Он один, а глуп, как два!
Ай, какой смешной ишак!
Вва!»
 

Даже непонятно

 
Хорошо жить на Востоке,
Называться бен Гассан
И сидеть на солнцепеке,
Щуря глаз на Тегеран!
К черту всякие вопросы.
Тишь да гладь и благодать.
Право, с собственного носа
Даже муху лень согнать.
Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как-хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!
Хорошо сидеть на крыше
Персом с ног до головы
И толстеть там от кишмиша,
Абрикосов и халвы.
Если станет очень грустно,
Скушай персик от тоски.
Ай, как вкусно! Ай, как вкусно!
Ай, как вкусны персики!
Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!
Чтоб любви не прекословить,
Стоит только с крыши слезть.
Кроме персиков, еще ведь
Персианки тоже есть.
Ай Лелива! Глаз, как слива,
Шаль, как пестрый попугай.
Ай, Лелива! Ай, Лелива!
Как целуется, ай-ай!
Просто даже непонятно,
Персия то иль персидский рай.
Ай, как хорошо, ай, как приятно!
Ай-ай-аи! Ай-ай-ай
 

Невероятная история

 
Дребезжит гитара сонно.
Где-то булькает мадера.
Ночь, луна… В окошке донна,
Под окошком кабалеро.
Ну-с, итак в испанском стиле
Начинаю ритурнель я!
Место действия – Севилья.
Время действия – в апреле.
Скоро будет две недели,
Как жене своей на горе
Дон-супруг на каравелле
Где-то путается в море.
Услыхав о том, открыто
Дон-сосед, от страсти ярой
Вмиг лишившись аппетита,
Под окно пришел с гитарой.
Все, что знал, пропел он донне,
И, уставши напоследок,
Он запел в минорном тоне
Приблизительно вот эдак:
– Донна, донна, в вашей власти
Сердце вашего соседа.
Ах, от страсти я на части
Разрываюсь, как торпеда!
– Нет, не ждите поцелуя, —
Отвечает донна тонно. —
Нет, нет, нет, не изменю я
Своему супругу дону! —
И добавила, вздыхая,
Не без некоторой дрожи:
– К вам не выйду никогда я.
На других я не похожа!
Вы не верите?… Я тоже!
 

Это было в Барселоне 19-го мая

 
Вновь гранатные деревья расцвели, благоухая.
У вдовы сеньора Сузы собралася стая теток,
Черноокую Аниту убеждая выйти замуж.
Тетки все единогласно. ей. советовали выбрать
Барселонского гидальго Мануэло Эступидос.
– Для вдовы в поре цветущей не найдешь ты лучше мужа.
Он богат, в солидных летах, шестьдесят ему не больше!
На советы добрых теток улыбнулася Анита
И, потупив скромно очи, звонким молвила контральто:
– Ах, мне кажется, что, вместо одного такого мужа,
Трех мужей двадцатилетних я охотнее взяла бы.
При таком ответе странном стая теток в изумленьи
Вдруг отпрянула, закаркав:
– Ты с ума сошла, Анита!
А гранатные деревья улыбнулись, расцветая.
Это было в Барселоне девятнадцатого мая.
 

В Севилье

 
Это случилось в Севилье,
Там, где любовь в изобилье,
С донной Эльвирой д'Амор
Ди Сальвадор!
Шли по ночам целоваться
Юношей ровно двенадцать
K донне Эльвире д'Aмор
Ди Cальвадор!
И возжелав с ней контакта,
Прибыл тринадцатый как-то
К донне Эльвире д'Амор
Ди Сальвадор!
Но был отвергнут навеки
Этот тринадцатый некий
Донной Эльвирой д'Амор
Ди Сальвадор!
Ибо одно достоверно:
Очень была суеверна
Донна Эльвира д'Амор
Ди Сальвадор!
 

Вот и все

 
В саду у дяди кардинала,
Пленяя грацией манер,
Маркиза юная играла
В серсо с виконтом Сент-Альмер.
Когда ж, на солнце негодуя,
Темнеть стал звездный горизонт,
С маркизой там в игру другую'
Сыграл блистательный виконт.
И были сладки их объятья,
Пока маркизу не застал
За этим трепетным занятьем
Почтенный дядя кардинал.
В ее глазах сверкнули блестки,
И, поглядевши на серсо,
Она поправила прическу
И прошептала: «Вот и все!
Прошли года! И вот без счета
Под град свинца – за рядом ряд,
Ликуя, вышли санюлоты
На исторический парад.
– Гвардейцы, что ж вы не идете?» —
И в этот день, слегка бледна,
В последний раз – на эшафоте —
С виконтом встретилась она.
И перед пастью гильотины,
Достав мешок для головы,
Палач с галантностью старинной
Спросил ее: «Готовы ль вы?»
В ее глазах потухли блестки,
И, как тогда в игре в серсо,
Она поправила прическу
И прошептала: «Вот и все!»
 

Рассеянный король

 
Затянут шелком тронный зал!
На всю страну сегодня
Король дает бессчетный бал
По милости господней!..
Он так величественно мил,
Галантен неизменно.
Он перед дамой преклонил
Высокое колено!
Старый шут, покосившись на зал,
Добродушно смеясь, прошептал:
– Он всегда после бала веселого
Возвращается без головы!
Как легко вы теряете голову!
Ах, король, как рассеяны вы!
Ворвались санкюлоты в зал!
На всю страну сегодня
Народ дает свой первый бал
По милости господней!..
Король был, как обычно, мил,
Галантен неизменно!..
И под ножом он преклонил
Высокое колено!..
Старый шут, покосившись на зал
И злорадно смеясь, прошептал:
– Он всегда после бала веселого
Возвращается без головы!
Как легко вы теряете голову!
Ах, король, как рассеяны вы!
 

Бильбокэ

 
К дофину Франции, в печали
Скользнув тайком из-за угла,
Однажды дама под вуалью
На аудиенцию пришла,
Перед пажом склонила взоры:
Молю, дофина позови!
Скажи ему, я та, которой
Признался в вечной он любви!
– Что вас так всех к дофину тянет?
Прошу – присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин играет в бильбокэ!
К дофину. Франции в покои,
Примчав коня во весь опор,
С окровавленной головою
Ворвался бледный мушкетер.
– Эй, паж! Беги скорей к дофину!
Приходит Франции конец!
О, горе нам! Кинжалом в спину
Убит король, его отец!
– Что вас так всех к дофину тянет?
Прошу – присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин играет в бильбокэ!
К дофину Франции в финале
Однажды через черный ход,
Хотя его не приглашали,
Пришел с дрекольями народ!'.
Веселый паж не без причины
Расстроен был почти до слез,
Но возвратившись от дофина,
С полупоклоном произнес:
– Что вас так всех к дофину тянет?
Прошу – присядьте в уголке!
Дофин устал! Дофин так занят!
Дофин играет в бильбокэ!
 

Пять минут

 
Бьет полдень! И чеканным шагом
Наряд дворцовых егерей,
Склонившись к золоченым шпагам,
У королевских встал дверей.
В заботах вечных о народе,
Любовью к подданным согрет,
Его Величество проходит
На пять минут в свой кабинет
Parbleu!.. Как вы неосторожны!
Эй, тише там! Эй, чернь, молчать!
Тс-с! Тише! Тише!'Разве можно
Его Величеству мешать?!
Настала ночь! Погасли свечи!
Оделся в тьму дворцовый сад.
Лишь под боскетом чьи-то плечи
Зигзагом молнии блестят.
Забыв на время о народе
И чуть нарушив этикет,
Его Величество снисходит
На пять минут к мадам Жоржетт.
Parbleu!.. Как вы неосторожны!
Эй, тише там! Эй, чернь, молчать!
Тс-с! Тише! Тише! Разве можно
Его Величеству мешать?!
Блеснуло утро! И, как птица,
Сквозь гордый строй рапир и шпаг
Над побледневшею столицей
Взметнулся гневно алый флаг!
И снова вспомнив о народе,
Увидев в первый раз народ,
Его Величество восходит
На пять минут на эшафот!
Parbleu!.. Как вы неосторожны!
Эй, тише там! Эй, чернь, молчать!
Тс-с! Тише! Тише! Разве можно
Его Величеству мешать?!
 

Королева бледна

 
Королева бледна,
Королева грустна,
Королева от гнева дрожит.
В стороне – одинок —
Голубой василек —
Бедный паж, пригорюнясь сидит.
Королева бледна,
Королева грустна,
Королевская грудь, как морская волна,
В пене кружев вздымается, гневом бурля.
Королеве сегодня всю ночь напролет
Снился юноша-паж, голубой бернадот
И… костыль короля.
 

Если бы

 
Если бы я был слоном из Бомбея,
То, избегая всех драм,
Силы слоновой своей не жалея,
Целую жизнь вас на собственной шее
Я бы носил, о Madame!
Если б я был крокодилом из Нила,
То, подплывя к берегам
И отряхнувшись от грязного ила,
К вам я подполз бы, и тихо и мило
Съел бы я вас, о Madame!
Если б я был быстроногою серной,
То по отвесным камням
(Хоть это было бы, может, и скверно!)
Все же от вас с быстротою чрезмерной
Я бы удрал, о Madame!
Но, к сожалению, (как достоверно
Это известно и вам),
В смысле тех качеств я создан мизерно:
Не крокодил я, не слон и не серна!
Вот в чем беда, о Madame!..
 

Бестактный поступок

 
Подобно скатившейся с неба звезде,
Прекрасная дама купалась в пруде.
Заметив у берега смятый корсаж,
Явился к пруду любознательный паж.
Увидев пажа от себя в двух шагах,
Прелестная дама воскликнула: «Ах!»
Но паж ничего не ответствовал ей
И стал равнодушно кормить голубей.
Подобным бестактным поступком пажа
Зарезана дама была без ножа.*
И вышла сердито она из воды,
А паж в тот же вечер дождался беды:
За дерзких поступков фривольный уклон
В дворцовой'конюшне был высечен он.
………………………
* В некоторых списках вместо четырех последних строк стоит:
Так, в этом пруду всем повесам в укор
Прекрасная дама сидит до сих пор!
 

Леди и Леда

 
Между статуй прямо к Леде
Шла по парку гордо леди,
А за нею чинно следом
Шел лакей с шотландским пледом.
И сказала гордо леди,
Подойдя вплотную к Леде:
«Шокинг!» – и за этим вслед
Завернула Леду в плед.
О, заботливая леди,
Плед совсем не нужен Леде!
Уверяю вас, для Лед
Нужен лебедь, а не плед!
 

Дама и обезьяна

 
Сбившись в слабостях со счета,
Догаресса монна Бланка
В ожидании Эрота
Забавлялась с обезьянкой.
И взглянув на вещи прямо,
В элегическом мечтаньи
Говорила эта дама
Удивленной обезьяне:
– Почему мы к вам так строги?
Ведь у вас, без всякой лести,
Те же руки, те же ноги
И все прочее на месте!
Все, что требует от мужа
Эротический регламент,
Все у вас есть! Плюс к тому же
Африканский темперамент!
– Ах, мадам, не в том вопрос-то! —
Шимпанзе сказал, вздыхая, —
Это все ужасно просто,
И причина здесь иная!
Чтоб доставить даме счастье,
Мы с большим успехом можем
Потягаться в деле страсти
С вашим мужем, старым дожем!
Я бы мог быть арлекином:
Шимпанзе ведь не священник!
Но что делать?!.. Для любви нам
Не хватает только… денег!..
 

Смерть поэта

 
Знайте: как-то, когда-то и где-то
Одинокий поэт жил да был…
И всю жизнь свою, как все поэты,
Он писал, пил вино и любил.
Обогнавши Богатство и Славу,
Смерть пришла и сказала ему:
– Ты поэт и бессмертен!.. И право,
Как мне бить, я никак не пойму?!!
Улыбаясь, развел он руками
И с поклоном промолвил в ответ:
– В жизни я не отказывал даме!
Вашу руку!..
И умер поэт.
 

Слон и муха

 
Однажды некий крупный слон,
Красою мухи поражен,
К той мухе, словно феодал,
Преступной страстью воспылал.
Но муха, быстро рассудив,
Что толстый слон, хоть и красив,
Но все же толст для жениха,
Взяла и скрылась от греха.
Влюбленный слон не пил, не ел.
Влюбленный слон бледнел, худел
И таял, таял по часам. —
Dans chaque malheure cherchez la femme!
И как французский томный граф,
Он умер, тихо прошептав:
«Не для меня придет весна!»
Так муха слопала слона.
Отсюда ясно, что слоны
Влюбляться в муху не должны,
Зане на сей предмет для них
Судьба назначила слоних.
 

Король бубен

 
В далеком неком царстве,
В заморском государстве,
Хоть это выражение
Немного старовато,
Но все же, тем не менее,
Жил был король когда-то.
Как водится, конечно,
Он жил весьма приятно,
Любил народ сердечно
И был любим обратно.
И назывался он
Король бубен!
Однажды на балу
Король, к стыду и сраму,
Заметил вдруг в углу
Неведомую даму.
– О, кто вы, дивный Икс?
Эй, ты, Валет червей,
Кто это? – Дама пик-с!
– Позвать ее скорей!
Покинув бал тайком,
Пылая страстью низкой,
Сидят в саду вдвоем
Король с авантюристкой.
Последний сделав шаг,
Вдруг молвил он, расстроясь:
– Позвольте… как же так?
Вы… только лишь… по пояс?!
И крикнул, полон гнева:
– Вы, значит, полудева?!
На что сия кокотка
Ответствовала кротко
Без слез и не грубя:
– Взгляните на себя!
Взглянул… и был весьма смущен
Король бубен.
Вздохнул он платонично,
И, против ожидания,
Увы, весьма прилично
Закончилось свидание.
 

Когда цветёт сирень

 
В тот день все люди были милы
И пахла, выбившись из силы,
Как сумасшедшая, сирень.
И взяв с собою сыр и булку,
Сюзанна вышла на прогулку.
Ах, скучно дома в майский день!
Увидев издали Сюзанну,
Воскликнул пылкий Жан: Осанна!
И прыгнул к ней через плетень.
Пылая факелом от страсти,
Сюзанне Жан промолвил: – 3драссте!
И тотчас к ней присел на пень.
Была чревата эта встреча!
И, поглядев на них, под вечер
Стал розоветь в смущеньи день.
И вот на утро, как ни странно,
Не вышла к завтраку Сюзанна…
– Ах, мама, у меня мигрень!
Вот что от края и до края
С Сюзаннами бывает в мае,
Когда в садах цветет сирень!..
 

Еретичка

 
От Люксембурга до Бастильи,
Еретикам на вечный страх,
Герольды папские трубили
На всех парижских площадях:
– Мы, добрый папа Лев четвертый,
Скорбим о дщери Анж-Питу,
Продавшей явно душу черту
За неземную красоту.
И вот, в знак милости господней,
К ней, пребывающей во зле,
Казнить ее велел сегодня
Наместник Бога на земле!
И к Анж-Питу в час утра ранний
С молитвой кроткой на устах
И с папской буллою в кармане
Пришел напутственный монах.
Она приподняла ресницы:
– Ах, как безжалостны все вы!
На небо к господу явиться
Я не могу без головы!
Казни меня, но без увечья!
Должна же я, пойми, монах,
С моим возлюбленным при встрече
Поцеловаться в небесах!
 

Николетта

 
Как-то раз порой вечерней
В покосившейся таверне
У красотки Николетты,
Чьи глаза, как два стилета,
Нас собралось ровно семь.
Пить хотелось очень всем.
За бутылкою кианти
Говорили мы о Канте,
06 его императиве,
О Бразилии, о Хиве,
О сидящих vis-а-vis
И, конечно, о любви.
Долго это продолжалось.
В результате оказалось,
Что красотка Николетта,
Чьи глаза, как два стилета,
В развращенности своей
Делит честь на семь частей
– Нет! – воскликнули мы хором, —
Не помиримся с позором.
Так мы этого не бросим!
Призовем ее, и спросим!
Пусть сгорает от стыда!
Рассердились мы тогда.
– Почему, о Николетта,
Чьи глаза, как два стилета,
Вы связали ваше имя
Сразу с нами семерыми?
И ответ был дня ясней:
– Ах, в неделе же семь дней![1]1
  В некоторых списках вместо двух последних строк стоит:
И пришлось нам примириться.Слава Богу, что не тридцать.

[Закрыть]
Больше мы ее не спросим.
Слава богу, что не восемь!!!
 

В розовом алькове

 
К монне Фиаметте
Стукнул на рассвете
Граф Ренэ Камбон.
И хоть Фиаметта
Не была одета,
Все ж был принят он
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос.
Ах, мой друг, ответьте,
Что прекрасней в свете
Неодетых дам?
Граф был не дурак же,
Думал точно так же!
И все стихло там
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос.
В позе очень стильной
Задремал жантильный
Граф Ренэ Камбон…
Тут – я буду точен —
Ровно двух пощечин
Вдруг раздался звон
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос.
И, открывши веки,
Граф Ренэ навеки
Удалился вспять…
Посудите сами,
Черт возьми, при даме
Разве можно спать
В розовом алькове,
Где у изголовья
Под гирляндой роз
Мраморной Психее
Что-то шепчет, млея,
Мраморный Эрос?!
 

Король Артур

 
Средь королевских всяких благ
Король Артур, король-чудак
Жил был давным-давно!..
И тем Артур известен был,
Что лишь две вещи он любил:
Раздумье и вино!
И так всю жизнь по мере сил
Король Артур грустил и пил
Немного чересчур!
И всех английских королей
Он был грустнее и пьяней,
Чудак, король Артур.
Но вот однажды юный паж
Сказал ему: «Король нельзя ж…
Грустить и день и ночь!
О, мой король, скажи, нельзя ль
Твою гнетущую печаль
Прогнать весельем прочь?!»
Но выпив залпом свой бокал,
Мой мальчик, – сумрачно сказал
Король ему в ответ, —
Король твой грустен оттого,
Что он король!.. и для него
Ни в чем свободы нет!
 

Мисс Эвелин

 
Есть старая-старая песня,
Довольно печальный рассказ,
Как всех англичанок прелестней
Гуляла в саду как-то раз
Мисс Эвелин с папой и мамой.
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.
Но кроме прелестной той миссис,
Лорд Честер в саду этом был.
Любовный почувствовав кризис,
Лорд Честер навек полюбил
Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.
Став сразу румяным от счастья
И вскрикнув на целый квартал,
В порыве бушующей страсти
Он к сердцу навеки прижал
Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.
Хоть в страсти пылал он, как Этна,
Но все же однажды в тоске
(Хоть это весьма некорректно)
Повесил на толстом суке
Мисс Эвелин с папой и мамой,
С прислугой, обвешанной четками,
С неведомой старою дамой,
С щенком и двенадцатью тетками.
 

Звездочёт

 
Я вас прошу, позвольте мне
Сыграть вам на одной струне
Возможно покороче
О звездочете, о весне,
О звездочетовой жене,
О звездах и о прочем.
Следя за шашнями светил,
Без горя и забот
В высокой башне жил да был
Почтенный звездочет.
Он был учен и очень мудр,
Но шутит зло Эрот!..
И вот, в одно из вешних утр
Женился звездочет.
У звездочетовой жены
Глаза, как пара звезд,
Лицо, как томный лик луны,
А страсть – кометный хвост.
Она грустна, она бледна,
У ней влюбленный вид.
А звездочет всю ночь сполна
За звездами следит!..
Бледнея каждою весной,
Как лилия в снегу,
Она с особенной тоской
Глядела на слугу…
Был недогадлив тот слуга,
Но все же как-то раз
Воскликнул вдруг слуга: «Ага!»
И… кончен мои рассказ.
А вывод здесь, друзья, такой:
Коль мужем стать пришлось,
Смотри-ка лучше за женой,
А звезды брось!
 

И лучшая из змей есть всё-таки змея

 
В старом замке за горою
Одинокий жил кудесник,
Был на «ты» он с сатаною! —
Так поется в старой песне.
Был особой он закваски:
Не любил он вкуса пудры
И не верил женской ласке,
Потому что был он мудрый.
Но без женской ласки, право,
Жизнь немного хромонога.
Деньги, почести и слава
Без любви… Да ну их к богу!
И сидел он вечер каждый,
О взаимности тоскуя,
И задумал он однажды
Сделать женщину такую,
Чтоб она была душевно
На подобие кристалла,
Не бранилась ежедневно,
Не лгала и не болтала.
И, склонясь к своим ретортам,
Сделал женщину кудесник,
Ибо был на «ты» он с чертом! —
Так поется в старой песне.
И чиста и непорочна,
Из реторты в результате
Вышла женщина… ну, точно
Лотос Ганга в женском платье!
И была она покорна,
Как прирученная лайка,
Как особенный, отборный
Черный негр из Танганайки.
И как будто по заказу,
Все желанья исполняла,
И не вскрикнула ни разу,
И ни разу не солгала.
Ровно через две редели
Вышел из дому кудесник
И… повесился на ели! —
Так поется в старой песне