Текст книги "Алтай – Гималаи. Дневники. Статьи"

Этот год оказался больным во всех отношениях. Все мы переболели. Если подсчитать все болезни, то выйдет, что ими была занята большая часть года. И сердце, и невралгия, и гланды, и зубы, и глаза, и всякие раздражения слизистых оболочек, и лихорадки. Удивительно, как все сгустилось и в каких неожиданных формах. Впрочем, и все в мире столкнулось неожиданно. Отовсюду пишут о плохом здоровье. Всюду жалуются. А положение все усложняется.

Конечно, и в прошлом было немало болезней – и печень, и пневмония, и всякие виды инфлюэнцы. Требовался и Кисловодск и Нейенар. Врачи – Двукраев, Романовский, Цейдлер, Бертенсон иногда даже устрашали. Бодрее всех был Двукраев. Его формула «ближе к земле» запомнилась.

Лучше всего мы чувствовали себя на тибетских нагорьях. Казалось, мы были окружены всякими опасностями и невзгодами, но весь путь устояли в палатке на крепчайшем морозе. Удивительно, как выдержала Е.И. Только раз в Нагчу было у нее такое воспаление центров, что можно было опасаться – как выдержит. На морозе – огнем горела. Но и это прошло. Вообще, азиатские просторы – целительны. Вспоминаем и финские снега 1916–1917. Они переломили отвратительную пневмонию. Морозно было в Сердоболе и на Ладожских островах. Полыхало северное сияние, и звенел и благоухал снежный воздух. Не раз на Гималаях вспоминали мы эти снежные сияния.

Здесь превосходен горный воздух. Здесь горные сияния, названные Гималайскими свечениями. Целая сказочная горная страна. Почему же этот год выдался таким больным? Люди ли его отравили? Сказались ли потрясающие пространственные токи? Не удивимся, если ожесточенная человеческая мысль отравляет пространство. [...]

1939

Превозмогаю невралгию. Читаю старых друзей – Бальзака, Анатоля Франса, письма Ван Гога. Светик правильно замечает, что в его письмах нет ничего ненормального. На него нападали отдельные припадки безумия. Да и было ли это безумием или протестом против окружающего мещанства? Ван Гог был у Кормона. Там же бывали и Гоген, и Тулуз-Лотрек, и Боннар. Не испортил их Кормон.

Перечитываю былины в новом московском издании с отличными палехскими иллюстрациями. Народ познает свои сокровища. Замечательна былина о Дюке Степановиче, где сопоставляется богатство Галича с Киевом. Выходит, что Галич много превосходит Киев и зодчеством, и товарами, и всем великолепием. Добрыня принял портомойницу за матушку Дюка – в таком богатейшем наряде она была. Впрочем, и в «Слове о полку Игореве» превозносится богатство и мощность Галича. Старое достояние Руси.

Вот опять русский народ объединен с Галицкой старинной областью. Наверно, произойдут раскопки, еще что-нибудь замечательное выйдет наружу. Показания былины о Дюке и «Слово о полку Игореве» недаром устремляют внимание к Галицким взгорьям. И угры и болгары имели причины стремиться в этих направлениях. Любопытно, кто первый направил палеховцев и мстерцев в область былинной иллюстрации? Счастлива была мысль использовать народное дарование в этой области. Помню, как на нашем веку этих даровитых мастеров честили «богомазами». Впрочем, тогда ухитрялись порочить многие народные достояния. Доставалось нам немало за любовь к народному художеству. Правилен был путь наш. Не пришлось с него сворачивать.

И Настасья Микулична – величественный прообраз русского женского движения давно нам был близок. Характерно женское движение в русском народе – в народах Союза. Выросло оно самобытно, как и быть должно. Женщина заняла присущее ей место мощно, как поленица удалая. Радостно читать, как индус пишет о своем пребывании в землях Союза. Народы волею своею показали здоровое, преуспевающее строительство. Как вспомнишь об этом историческом строительстве, и невралгия полегчает. Привет народам Союза. Привет Родине.

1939

Стоянка была в открытой безводной пустыне. За барханами раскинулись приветливые миражи. Небывалые светлые озера, рощи деревьев, даже точно бы виднелись стены жилья. Врач экспедиции, прежде не видевший миражей, негодовал: «Зачем ночевать среди песков, когда в полутора верстах и вода, и топливо, и даже жилье!» Уговоры не подействовали, и наш спутник зашагал по песчаным кочкам к призрачному озеру. Часа через три он вернулся сердитый и молча заперся в палатке.

Сколько миражей! И какие привлекательные! Много опыта надо иметь, чтобы отличить очевидность от действительности.

Много неожиданностей и не в пустыне. На ладожских островах мы пустились бродить. Кружили долго. Любовались скалами, вереском, елями, соснами, чудесными заливами. Наконец, увидели заманчивую скалу и решили влезть на нее. Карабкались с трудом и предвкушали за вершиною новые дали. Взошли, преодолели и оказались перед кухней нашего дома. Тоже своего рода мираж.

И сейчас вокруг нас вершины, подле которых Монблан окажется карликом. На многие островерхие зубцы не всходил человек. Вот бы взобраться. Но знаем окрестности. Знаем, что с вершины увидим давно знакомые долины, к которым ведут удобные дороги. Но найдутся и те вершины, откуда открываются новые всходы, и стоит преодолеть их и не пожалеть сил.

В Трансгималаях иногда с перевала открывались бесчисленные вершины, все в блеске снегового убора. Глаз уже не мог охватить строения этого каменного океана. Кто знает, где явь и где мираж? Узкою тропою проходят путники. Вожатый каравана не дает удалиться в непроходимый лабиринт.

Изумляясь несказанному, великолепному разнообразию вершин, вы уже готовы признать все вероятия. Ночью, когда полыхает Гималайское сияние, мы готовы к любой сказке. Но нет больших сказок, нежели сама жизнь.

1939

Иногда кажется, что разные памятки никогда не забудутся, а на деле в волнах житейских многое совершенно стирается. И не только ненужное стирается, но нередко и очень значительное.

Шестнадцатого декабря 1916 года мы выехали в Финляндию. Карелия была хороша для моих нескончаемых бронхитов и пневмоний. Вернулись, началась работа с Горьким. Мелькнуло приглашение быть министром изящных искусств. Но ползучая пневмония в начале мая опять заставила ехать в Карелию, где у нас еще с декабря было снято имение Юхинлахти в ладожских шхерах.

Затем события совсем прервали сношения, а тут приглашение от профессора Биорка выяснить положение русского художественного отдела, оставшегося в Швеции после выставки в Мальме в 1914 году. Затем Стокгольм, а там Хагберт Райт и выставка в Лондоне. Роберт Харше приехал с приглашением музейного тура по Америке. Пусть и там пройдет весть о русском искусстве.

В первой половине 1923 года исполнилась наша давнишняя, заветная мечта – Индия, Средняя Азия. Около половины мая 1926 года наша экспедиция через пограничный пункт в Козеуне перешла на Родину, а тринадцатого июня мы уже были в Москве. В отчете нашего музея приведены выдержки моего письма оттуда. Дружеские встречи со многими и давними и новыми друзьями. В беседах с Наркомпросом и Наркоминделом и другими деятелями обсуждались художественные и научные работы экспедиции. Выражались пожелания о дальнейших работах уже на Родине.

В первой половине сентября с Алтая мы выехали на Ургу, где и пробыли до 13 апреля – первого возможного караванного пути через Монголию на Тибет. Святослав, который все это время оставался в Европе и Америке, рассказывает, как сердечно наши учреждения приветствовали и приезд Московского Художественного театра, и русские сельскохозяйственные и промышленные миссии. Не прерывались сношения с Родиной, и хотя и затрудненно, но все же нам удавалось по запросу сельскохозяйственного института посылать различные полезные семена от нашего Гималайского института.

С письмами всегда было очень трудно. Иногда они доходили, а иногда, неизвестно где и почему, проваливались. На мое приветствие к юбилею Академии художеств получился ответ от Бродского [...].

1939

Реализм есть отображение действительности. Казалось бы, чего проще. Между тем какая же это будет действительность? Реализму противопоставляется натурализм. В этом заключается как бы желание подчеркнуть особые качества реализма. Должно быть, авторы этих формул хотят подчеркнуть, что натурализм есть слепое подражание природе, тогда как реализм выражает сущность действительности. Говорят, что портрет реален тогда, когда он изображает не случайный какой-нибудь аспект лица, но именно, когда он отображает сущность, характерную и убедительную. В последнем слове и заключается различие между глубоким, осмысленным реализмом и случайно-поверхностным натурализмом. В реализме непременно будет участвовать истинное творчество, тогда как натуралист будет рабом случайного миража. Из реализма будет рождаться здоровое развитие искусства, тогда как натурализм приводит в тупик. О качествах настоящего, творческого реализма следует глубоко подумать, чтобы молодежь не оставалась в каком-либо заблуждении.

Натурализм пренебрегает композицией, тогда как реализм не исключает такого творческого начала. Композиция должна быть воспитываема в художнике. С самых первых своих шагов в искусстве молодой художник должен развивать в себе эту способность. Наряду с мастерскими, в которых преследуются этюдные задачи, должны происходить беседы о композиции. Они не должны оставаться в пределах словообмена, но должны закрепляться сочинением эскизов. Молодежь должна запасаться такими эскизами. Существует заблуждение, что раньше человек должен законченно научиться рисовать и живописать, а уже потом думать о композиции. Забывается, что нет предела мастерству рисования и живописания. И никто не может дерзнуть утверждать, что он этому уже вполне научился. А кроме того, может случиться любопытнейший внутренний процесс, который захлопнет навсегда вход в композицию.

Можно наблюдать, что многие, которые сызмальства не потянулись к эскизам, утратили эту способность. Все должно быть воспитываемо и образовываемо. Нельзя думать, что какие-то совершенства упадут с неба в готовом виде. Также и понимание истинного убедительного реализма не приходит сразу, а будет синтезом множайших прозорливых вдохновений.

1939

За последнее время за границей на разных языках появилась целая серия обзоров русского искусства, как общих, так и в отдельных областях. Казалось бы, это должно радовать во всех отношениях. Мы всегда мечтали о прославлении русского искусства среди всех народов, и каждый рассказ об искусстве Родины должен быть нам очень ценен. Все-таки, оказывается, есть одно «но». За малыми исключениями эти обзоры очень тенденциозны и пристрастны.

Вместо широкого и справедливого исторического обзора почти все иностранные авторы избирают себе одну какую-то группу и, фаворизируя ее, попирают и стараются умалить все остальное. Иногда избранная группа – модернистична, другой раз избирается группа самая старая, но и то и другое не мешает дать чужеземным народам веское справедливое представление о развитии искусства нашей Родины. Совершенно непонятно, к чему некоторые писатели для прославления одного явления непременно должны охаять все остальное. Так или иначе все явления искусства имеют свою преемственность. Некоторые шаги новаторов бывают очень стремительны, и тем не менее, для полного понимания их необходимо знать и все бывшее. Кажущиеся противоречия искусства делаются еще более обоснованными, когда мы знакомимся с их истоками. Критика есть справедливое определение художественного произведения, так по крайней мере должно быть. Неразумно что-либо выдвигать поруганием всего соседнего. Многие обзоры искусства придется пересмотреть, предпосылая широкий и доброжелательный взгляд.

Не нужно думать, что сказанное относится лишь к русскому искусству, и в других обзорах часто можно найти тот же недостаток. В последнем номере чикагского журнала «Юнити» доктор Козенс справедливо отчитал американского писателя Ван-Луна за его пристрастное суждение об искусстве Индии. На пространстве более полтысячи страниц всего две из них уделены искусству всей Индии и притом с самыми невежественными замечаниями. Оставлены без внимания такие незабываемые творения Индии, как фрески Аджанты, сказочное величие Эллоры или Элефанты, фееричность Гольта-пасса, красота Амбера, Агры, суровый грандиоз Читора и Гвалиора, все эллинистические и персидские влияния – всего не перечесть! Только небрежная рука высокомерного осудителя могла забросить многовековое искусство в небрежении. Поистине, «распространение неверных сведений есть особо вредное невежество».

1939

«Здравствуй, племя младое, незнакомое...» Да разве уж такое незнакомое? Если вспомним о лучших устремлениях, о доверчивости, о желании что-то сделать полезное, то и незнакомство отпадет. А все молодое – доходчиво и любит движение. С молодых лет судьба поставила нас близко к учащейся молодежи. В этом – великое благо. Два десятка лет перед нами проходили ежегодно самые разнообразные учащиеся. Среди них были самые неожиданные и, казалось бы, трудные характеры, но все же нельзя назвать их племенем незнакомым.

Лучшее жизненное испытание оказывается в общении с молодыми. Если хотите остаться молодым, то не прерывайте этих светлых общений. Молодежь хочет победить житейские трудности. Молодежь имеет запас мужества, который потом часто растрачивается и сменяется слабоволием и сомнением. Считается, что смена поколений происходит через двадцать лет. Но, кроме того, каждый год кто-то подходит обновляющий, мятущийся, ищущий. Хорошо, что пришлось иметь дело именно с трудящейся молодежью. Ее было в нашем окружении больше, нежели обеспеченной и богатой. Показательно было наблюдать, как и в самых трудных бытовых условиях молодые дарования стойко развивались. Такие наблюдения тем дороже, что в них заключается не сентиментальное предположение, но самая светлая действительность.

Трудовая молодежь отдавала свои дарования не только станковой живописи, но и решительно всем проявлениям народного искусства. Мы всегда указывали, что нелепое название «художественная промышленность» должно быть отставлено и заменено широким понятием искусства. Сколько раз приходилось указывать, что пуговица, сработанная Бенвенуто Челлини, будет гораздо выше, нежели множество холстов в широчайших золотых рамах. В распространении правильного понимания искусства помогала нам фабричная молодежь. Она приходила к нам уже оттуда с желанием внести в ту же фабрику высокие художественные понимания. Прошедших школу фабрика повышала в должностях, и их утонченный вкус позволял им совершенно иначе отнестись к понятию труда. Только таким народным посевом можно создавать племя молодое, новое и знакомое по общим устремлениям к высокому качеству труда. Народам опять придется вернуться к основе высокого просвещения и творчества. После войны, после обороны и защиты главное внимание сосредоточится на строительстве во всех областях жизни. Племя молодое, племя народных художников будет оплотом многих достижений.

Здравствуй, племя младое, нам знакомое...

1939