Текст книги "Внеземной разум. Мифы и реальность"

Олег Фейгин
Внеземной разум. Мифы и реальность

От автора

Факты – воздух ученого.

И. П. Павлов

Пломбой очевидности в науке часто оказываются запечатанными настоящие клады, а очевидные противоречия… могут быть источниками сведений для поисков решения сложных задач.

А. М. Хазен

В наше время трудно найти человека, не слышавшего об НЛО. Таинственные неопознанные летающие объекты легко встретить на страницах вполне реалистических рассказов, повестей и романов, о них пишут стихи и песни, служат они частенько и объектом шуток, а также темой карикатур. Ну и конечно же НЛО являются главными персонажами множества научно-фантастических произведений, количество которых столь велико, что, даже посвящая каждому несколько строк, придется написать солидное многотомное сочинение. К сожалению, назвать феномен НЛО, довольно любопытный сам по себе, целиком научным нельзя – уж слишком много сказок скопилось вокруг него. Более того, благодаря НЛО (по-английски UFO) возникла целая паранаука – уфология, забивающая сознание неискушенного обывателя всяческими баснями об инопланетных пришельцах. Рядясь в одежды настоящих ученых, уфологи довели систематизацию НЛО до впечатляющих масштабов, «изучая» надводные, глубоководные, космические и даже подземные неопознанные объекты. Во всем этом кроется какой-то непонятный психологический парадокс – фантазии уфологов, порой вполне увлекательные сюжеты для фантастических книг, почему-то позиционируются этими параучеными как «реальные» наблюдения. Да и вообще, рвение, с которым уфологи отстаивают реальность инопланетных тарелочек с зелеными человечками, сильно напоминает экстаз верующих в ожидании чудесного знамения…

Каждый человек на своем жизненном пути хоть раз сталкивается с загадочным, непонятным, неизведанным. Кто-то проходит мимо, в повседневной суете не обращая внимания на чудеса мироздания, а у кого-то впечатления об этом остаются в памяти навсегда, а иногда даже определяют всю последующую судьбу. Так случилось с выдающимся сербским изобретателем Никола Теслой. Однажды в отрогах сербских гор Велибит после редкой и очень сильной зимней грозы наступили трескучие морозы. В тот вечер, играя со своим котом Мачком, Никола был просто поражен, увидев волны призрачного света, с легким потрескиванием охватывающие шерсть его любимца при каждом прикосновении и поглаживании. Отец будущего ученого, высокообразованный священник Милутин с улыбкой заметил, что это, наверное, шерсть Мачка впитала частички молний, рассеянные в сухом «вымороженном» воздухе после необычной грозы…. «Вот так, – вспоминал впоследствии великий изобретатель, – в мою жизнь навсегда вошло чудо электричества, определив основную область всех моих последующих исканий».

Помнится, как с одним из таких таинственных явлений природы встретился и я, будучи еще школьником младших классов…

Августовскую жару на Ставрополье, где прошло мое детство, в тот год еженедельно сменяли стремительные летние грозы, с сильнейшими молниевыми разрядами и шквалами крупного, с голубиное яйцо, града. Вот после одной из таких предвечерних канонад, сопровождавшихся потоками ливня и больно секущих лицо льдинок, наступил чудесный ясный вечер. Распахнулись бездонные небеса с россыпями мерцающих звезд, и появился полный лунный круг. Играя в прятки, я забрался в густые заросли боярышника, можжевельника и ежевики. Стрекотали цикады, у далекого болота выводили вибрирующие рулады его обитатели, где-то гомонили детские голоса, и тут вдруг на меня из ближайшего перелеска медленно выплыло нечто… Огромный белый шар беззвучно и медленно парил над линией электропередачи, переливаясь внутренними сполохами красновато-желтого оттенка. Как зачарованный я двинулся к ближайшему столбу и с благоговейным ужасом стал следить за надвигавшимся на меня округлым дивом, которое не спеша проплыло прямо над моей головой, распространяя призрачное мерцание. Приглядевшись, я увидел, что по дымчатой поверхности пробегает легкая рябь – казалось, она дрожит от сдерживаемого внутри напряжения. Прислушавшись, можно было различить явственное, сопровождаемое щелчками и потрескиванием жужжание, подобное тому, что издают высоковольтные провода. А затем на меня накатилась волна незнакомых запахов, резких, с каким-то «электрическим» привкусом. (Позже в рентгеновском кабинете нашей больницы, во время ежегодного обязательного обследования школьников, я учуял тот же самый запах, а добродушная медсестра, увидев, как я принюхиваюсь, улыбаясь, заметила: «Что-то озончиком сегодня сильно пахнет».) Между тем переливающееся всеми красками чудо двигалось дальше и, следуя линии проводов, исчезло за далеким пригорком. Внезапно раздался резкий хлопок, и дальние деревья осветил белый сполох, напоминающий лампу-вспышку фотоаппарата. Тут же погасли окна близлежащих домов и редкие фонари. Через несколько минут замелькали тонкие лучики карманных фонариков и чей-то голос крикнул: «Трансформатор сгорел!»

Прошло время, и я понял, что мне тогда удалось увидеть шаровую молнию.

Встреча с этим поразительным явлением природы – одна из самых ярких страниц в моей жизни, и я часто вспоминаю о ней именно сегодня, когда ежедневно мы узнаем о новых победах науки над неизвестным. Правда, надо заметить, в последнее время к ним все чаще начинают присоединяться и репортажи о поединках настоящих ученых с лженаучными, идеалистическими доктринами, включая эзотерику и просто махровую поповщину. Больше всего это касается теории эволюции, со времен великого Чарльза Дарвина не дающей покоя церковникам. В определенных, но, к счастью, довольно узких научных кругах сейчас, как и столетие назад, опять стало модным рассуждать о науке с позиций давно прогнившего идеализма и фетишизма. Постоянно расширяют свое влияние и уфология с теософией, включая такие экзотические подразделы лженауки, как, например, «квантовая магия». Все это наполнено квазинаучными рассуждениями об «интегральном развитии живого организма Вселенной» и о направляемом «свыше» процессе самоорганизации, в ходе которого самопроизвольно и неизбежно возникают все более сложные структуры. На основе подобных «синергетических» представлений даже возник междисциплинарный раздел «Обобщенной истории живого мироздания». Эволюция Вселенной с точки зрения подобной псевдонауки выглядит как развитие единого «живого» организма. Само возникновение жизни предстает уже не случайностью, а закономерным итогом развития подобного «вселенского квазиживого монстра». Вселенная словно была изначально спроектирована так, чтобы в ней появилась жизнь, и проект сей был чрезвычайно точен: малейшее изменение базовых физических констант сделало бы жизнь невозможной.

Много копий сломано вокруг так называемого «антропного принципа». Этот «принцип» был введен в семидесятых годах прошлого столетия космологами в связи с появлением моделей «Мультивселенных», состоящих из множества миров, подобных нашему. В атропном принципе полагается, что если бы физические законы были иные, то и некому было бы их изучать, при этом, возможно, только наша Вселенная и пригодна для жизни. За антропный принцип сразу же ухватились недалекие теологи, упростив его до чрезвычайности: если эволюция Вселенной привела к возникновению разумной жизни, следовательно, это произошло далеко не случайно, с участием «всемирного разума» Божественной природы.

Вот так и начинают раздуваться мыльные пузыри глупейших идей. А ведь насколько все на самом деле элементарно: есть природные процессы, как закономерные, так и случайные, их прихотливое сочетание может привести к некоему результату – будь то возникновение камня или рождение человека. О чем здесь мудрствовать? Любое событие, как стечение неких обстоятельств, уже удивительно. Но ведь не поражаемся же мы встрече с незнакомым прохожим, и ведь не ради этого создан наш мир! Тем не менее, если проследить уходящую в глубь веков цепь обстоятельств, приведших к такому мимолетному свиданию, да еще включить действие сопутствующих физических законов, картина получится очень даже впечатляющая!

Разумеется, вопросы устройства мироздания теряют всякий смысл, если убрать из нашей реальности главное действующее лицо – человека, естествоиспытателя и наблюдателя. Наши далекие предки и не подозревали, что вопрос о происхождении живого из неживого может стать серьезной проблемой для их потомков. Для них все вокруг было живым и одухотворенным: солнце и воздух, горы и реки, облака и море. Мудрецы Античности и Средневековья тоже не видели непроходимой грани между живым и неживым: вслед за Аристотелем большинство ученых вплоть до эпохи Возрождения полагали самозарождение жизни самым обычным явлением.

Сегодня, в начале третьего тысячелетия нашей эры, загадка возникновения жизни благодаря писателям-фантастам давно уже перешла в плоскость поиска инопланетного разума. Особенно бурно стали появляться различные сенсации о пришельцах после первых сообщений о катастрофах космических кораблей «маленьких зеленых человечков» в конце сороковых годов прошлого столетия. С тех пор воздушное пространство нашей планеты буквально заполонили – «по сообщениям очевидцев» – мириады неопознанных летающих объектов, в основном представленных разнообразнейшими «летающими тарелками».

Эта странная оккупация нашей Земли инопланетянами, которых вроде бы видели многие, и в то же время не видел никто (научно зафиксированных фактов контакта пока нет!), сама по себе является любопытнейшим парадоксом восприятия человеком идеи чужого разума. Интерес к теме НЛО постоянно поддерживается не только газетными утками-однодневками, без которых современная пресса, похоже, уже не может существовать, но и такими вполне добротно сделанными голливудскими телесериалами, как «Совершенно секретно», «Звездный путь», «Вавилон» и многими другими. Не отстают от киношников и писатели. Конечно, очень интересно читать о забавных инопланетянах – иногда прелестных, а иногда «страшных и ужасных» – в произведениях А. Азимова, Р. Брэдбери, Г. Каттнера, К. Саймака, Р. Шекли и многих-многих других замечательных фантастов. К примеру, патриарх американской фантастики Роберт Силверберг просто неистощим в придумывании форм внеземной жизни. Перед нами проходит череда невероятных существ. Вот обитатели звездной системы Регула: круглые желто-зеленые создания величиной с баскетбольный мяч на веретенообразных ножках с двойными коленками. Вокруг их туловищ равномерно распределялись пять рук с двойными локтевыми суставами, один глаз без век – на темени, пять с веками – по одному на каждой руке. Дополнял этот невероятный портрет большой, широко раскрытый рот. Гнорфы из «Нейтральной планеты» уже другие – они одеты в коричнево-шоколадную блестящую чешуйчатую кожу, спадающую широкими складками. Их толстые щупальца попарно торчат по обе стороны лысой головы. Хиннерангийцы из рассказа «Пересадочная станция» на них совсем не похожи: это «невысокие угловатые существа с красно-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик извивающихся нитей».

Подобный паноптикум фантастических, но таких на удивление зримых существ, созданных фантазией писателя, служит блестящим украшением литературных произведений, но в устах всевозможных уфологов, с настойчивостью, достойной лучшего применения, якобы «исследующих» феномен контакта землян с инопланетным разумом, заставляет лишь усомниться в их умственной полноценности.

К глубокому сожалению, редкие голоса настоящих ученых – профессионалов своего дела, пытающихся критически, с научной точки зрения, осмыслить «фактор пришельцев в феномене НЛО», совершенно тонут в разноязыком хоре всяческих «дипломированных уфологов-экстрасенсов». Между тем проблема поиска, тактики и стратегии контакта с чуждым нам интеллектом весьма любопытна и может выглядеть вполне научно при соответствующем подходе. Подумайте только – сколько дисциплин имеет прямое отношение к исследованиям феномена НЛО! Физика, химия, метеорология, геофизика, астрофизика, биохимия – все трудно даже перечислить!

Феномен НЛО несомненно нуждается в анализе и всесторонних исследованиях. В своей книге «Космос. Эволюция Вселенной, жизни и цивилизации» Карл Саган, большой энтузиаст исследования загадок космоса, писал:

В великой межзвездной пустоте встречаются облака из газа, пыли и органического вещества. Радиотелескопы обнаружили в космосе десятки разных органических молекул. Распространенность этих молекул заставляет думать, что необходимые для жизни вещества встречаются повсеместно. Не исключено, что в космосе жизнь с неизбежностью возникает и развивается, если ей на это отпущено достаточно времени. На некоторых из миллиардов планет нашей Галактики, Млечного Пути, жизнь может не возникнуть никогда. На других она появится и погибнет или никогда не зайдет в своем развитии дальше простейших форм. Но я верю, что есть горстка миров, где возможно зарождение разума и расцвет цивилизаций более развитых, чем наша.

Возможно, какие-то НЛО и есть посланцы этих миров…

Введение
Чудо инопланетного разума по уравнению Дрейка

О, решите мне загадку жизни, мучительную древнюю загадку, над которой билось уже столько голов, – головы в шапках, расписанных иероглифами, головы в тюрбанах и черных беретах, головы в париках и тысячи других бедных потеющих человеческих голов…

Г. Гейне

Однако выяснение и окончательное признание необходимости и факта космического эмбриогенеза для всякого нового явления нисколько не устраняет реальности его исторического возникновения.

П.Г. Шарден. Происхождение жизни

Можно смело сказать, что зловещий призрак инопланетной разумной жизни, стремящейся поработить и уничтожить землян, возник после выхода романа Герберта Уэллса «Война миров». С тех пор ужасные марсиане, пьющие кровь своих человеческих жертв, прочно вошли в сознание читателей всего мира как один из вероятных образов пришельцев – инопланетян. Само слово «марсианин» надолго стало синонимом внеземного разумного существа. Правда, кроме Уэллса, на читающую публику повлиял младший современник великого фантаста, американский литератор средней руки Берроуз, но главную роль тут сыграли Джованни Скиапарелли с его марсианскими «каналами», замечательный французский просветитель Камиль Фламмарион и американский астроном Персиваль Лоуэлл. Без их энергии, фантазии и настойчивости поиски внеземной жизни наверняка бы начались гораздо позже и, вполне возможно, имели бы иное направление. А стартовала эта бурная марсианская эпопея, вместившая в себя три века астрономических наблюдений и ракетно-космических исследований, с сенсационного открытия, сделанного Джованни Скиапарелли в 1877 году. Итальянский астроном предъявил научной общественности удивительные эскизы сетки каналов, покрывающих, подобно морщинам и шрамам, красноватый диск планеты бога войны. «Каналы Скиапарелли» взбудоражили астрономов позапрошлого века и дали толчок к поискам жизни на Марсе, не прекращающимся и сегодня.

Джованни Вирджинио Скиапарелли родился 14 марта 1835 года в городе Савильяно, расположенном в Северо-Западной Италии, в Пьемонте, неподалеку от французской границы в предгорье Альп. Скиапарелли принадлежали к старинному, знаменитому аристократическому роду, сильно обедневшему к началу XIX века. Страсть к созерцанию звездного неба появилась у Джованни очень рано, когда он был еще совсем ребенком. Все началось с того, что его отец, маркиз Вирджинио, однажды ночью повел сына любоваться звездами и разными созвездиями. Впоследствии астроном вспоминал, как это грандиозное зрелище – мириады мерцающих светил, искры падающих звезд – породило в его душе «бурю мыслей и чувств о необъятности космоса и времени».

Получив хорошее начальное образование, юный Скиапарелли продолжил учебу в Туринском университете, тогда считавшемся одним из самых престижных университетов Европы, и в 1854 году, закончив его, получил степень инженера по гидравлике и архитектуре. Однако в нем по-прежнему жил интерес к астрономии, который и привел его в конце концов в Берлинскую королевскую обсерваторию. Здесь в 1857 году, получив небольшую стипендию от правительства Пьемонта, Скиапарелли и сделал первые шаги в науке. А через два года он отправился в Петербург, работать в Пулковской обсерватории – его научный руководитель, профессор Иоганн Франц Энке, будучи членом-корреспондентом Петербургской академии наук, договорился с директором Пулковской обсерватории, Вильгельмом Струве, о годичной стажировке своего ученика в России.

Пулковская обсерватория была построена в 1839 году. Создавалась она под руководством Фридриха Георга Вильгельма Струве, который и стал ее первым директором. Родом из Гамбурга, воспитанник Дерптского университета, Струве почти до самой смерти оставался на этом посту. Узы теплой дружбы связывали Скиапарелли с сыном Струве Отто Васильевичем, наследовавшим от отца должность директора Пулковской обсерватории. Их переписка длилась многие годы.

В 1860 году Скиапарелли вернулся в Италию и занялся астрономическими наблюдениями в Миланской обсерватории. Несмотря на устаревшие и слабые оптические инструменты, уже в апреле 1861 года он открыл новый астероид, которых в то время было известно всего несколько десятков.

После того как Скиапарелли стал директором обсерватории, он сделал еще одно открытие – разработал теорию образования метеорных потоков в результате разрушения ядер комет под действием приливных сил Солнца.

1877 год, год великого противостояния Марса, породил множество открытий в астрономии. Так, например, были обнаружены два небольших спутника Марса – Фобос и Деймос (в переводе с латыни – «страх» и «ужас»). А 12 сентября Скиапарелли увидел в телескоп свои знаменитые марсианские каналы.

Скиапарелли, решив проверить, как работает новый мощный телескоп-рефрактор, направил его на поверхность Марса. То, что увидел астроном в окуляр своего телескопа, настолько поразило его, что он, по собственным словам, долго не мог прийти в себя. Предоставим же слово этому замечательному исследователю, описавшему свои наблюдения в статье «Планета Марс»:

Обширная суша планеты изрезана по всем направлениям многочисленными разветвляющимися, подобно сети, линиями или нежными штрихами, которые кажутся более или менее темными. Они идут через обширные области поверхности планеты по прямому направлению, не имеющему ничего общего с извилистыми течениями земных рек.

Одни из этих линий, самые короткие, не достигают длины 500 километров; другие, напротив, имеют в длину тысячи километров и охватывают четверть, иные даже более трети большого круга шара планеты.

Органическая жизнь на Марсе, если только она вообще существует на этой планете, зависит, конечно, главным образом от них. Изменения внешнего вида каналов указывают на перемены в их состоянии. Можно допустить, что в каналах бывают приливы или что они совершенно высыхают, если темные линии, какими они представляются земному наблюдателю, делаются неясными, или расплывчатыми, или вовсе пропадают.

<…> Самое неожиданное явление, которое показывают каналы Марса, состоит в их раздвоении. Оно, как кажется, случается главным образом в течение времени до и после большого наводнения северного полушария планеты, то есть во время равноденствий.

Раздвоение совсем не ограничивается одними каналами. Подобное же стремление к раздвоению замечается у озер Марса. Мы часто видим, что на Марсе озеро вдруг превращается в две короткие, широкие, одинаково направленные темные линии. Такое раздвоение занимает границы первоначального озера и не идет далеко в длину.

Первые попытки объяснить свойства и причины раздвоения Марсовых каналов опирались на принцип, что при разгадке явлений природы необходимо исходить из простейших предположений. Поэтому они были построены исключительно на воздействии неодушевленной природы. В них видели действие света в Марсовой атмосфере или обманы зрения, производимые парами. Одни усматривали в них явления, происходящие в обледеневшей поверхности планеты, замерзшей в вечном зимнем холоде. Другие предполагали, что раздвоение каналов происходит от двойных трещин в коре планеты или от одиночных трещин; при этом второе изображение трещины производится массой дыма, который вырывается из этой трещины по всей ее длине и увлекается ветром в сторону. К сожалению, нам не удалось до сих пор найти вполне правильное объяснение, допуская лишь воздействие неодушевленной природы. Если же привлечь силы органической природы, то задача значительно облегчается. Но тогда число всех более или менее правдоподобных предположений возрастает почти бесконечно.

Жители Луны и Марса не могли бы, однако, составить себе правильное представление о причинах изменений вида нашей планеты, если у них нет предварительных сведений об устройстве Земли. Так и люди могут ограничиваться одними догадками относительно Марса, потому что до сих пор о физических свойствах Марса известно очень мало, а об органических – ничего не известно. Эта неизвестность кладет на все попытки таких объяснений и догадок печать произвола и препятствует успеху достоверного познания.

<…> Но эта неизвестность с течением времени постепенно уменьшится, на это еще можно надеяться. Если мы и не узнаем истинного значения удвоения каналов Марса, то, по крайней мере, мы узнаем, чем они не могут быть. Смертный, желая познать такие таинственные явления, может рассчитывать несколько на любезность природы. Это выражение – любезность природы – придумал Галилей. Природа иногда совершенно неожиданно раскрывает нам такие области, которые до того были скрыты и недоступны исследованию.

Как мы видим, позиция самого Скиапарелли относительно возможности жизни на Марсе была достаточно взвешенная и осторожная. В конечном итоге он больше склонялся к гипотезе, что открытые им особенности марсианского ландшафта имеют вполне естественное происхождение. Образ марсианина, разумного существа с Красной планеты, стал плодом творчества совсем другого ученого – страстного популяризатора астрономических знаний француза Камиля Фламмариона.

Николя Камиль Фламмарион родился 26 февраля 1842 года в семье мелкого фермера-торговца Этьенна Жюля Фламмариона, в городке Монтиньи-ле-Руа на западе Франции. Уже в детстве Фламмарион увлекся астрономией – его первым опытом стало наблюдение солнечного затмения с помощью отражения в воде и закопченных стеклышек. После окончания начальной школы Камиль поступил в духовную школу, но гораздо больше, чем теология, его увлекали метеорологические и небесные явления: он увлеченно следил, как изменяется в разное время суток видимость вершины далекой горы Монблан, как появляется и исчезает туман, как летит в небе комета. Окончить учебу Камилю так и не удалось – вынужденный помогать родителям, переехавшим в Париж, он устроился учеником к граверу-чеканщику. Но Фламмарион не оставлял мечты получить настоящее образование, и позже он поступает в Политехническую ассоциацию, параллельно обучается в частной школе живописи, самостоятельно изучает английский, алгебру, геометрию, а 24 июня 1858 года после краткого экзамена-собеседования его зачисляют астрономом-вычислителем в штат Парижской астрономической обсерватории, руководимой самим Урбеном Жаном Жозефом Леверье, тем самым Леверье, который прославился, предсказав математически существование планеты Нептун. Итак, мечта Фламмариона сбылась – он будет заниматься астрономией!

В 1861 году вышло одно из его самых известных произведений – «Множественность обитаемых миров». Книга принесла большой успех автору, что, однако, вынудило его покинуть Парижскую обсерваторию, поскольку желчный и раздражительный Леверье не терпел, когда его сотрудники занимались посторонними делами. Однако известность молодого литератора все-таки сыграла свою роль, и вскоре, по протекции академика Делоне, Камилю удалось устроиться в Парижское бюро долгот.

Невероятная популярность первой книги Фламмариона вызвала поток предложений о сотрудничестве в различных журналах и газетах. Он становится научным редактором в целом ряде журналов и газет, да и сам пишет статьи и научные обозрения.

С середины шестидесятых годов XIX века Фламмарион начинает проводить свои ежемесячные астрономические конференции и выступать с публичными лекциями. Росла известность ученого и за рубежом, его приглашают с лекциями в разные страны Европы, и он никогда не отказывается. Несколько раз Фламмарион проводил астрономические публичные конференции в городах Италии. На одной из таких конференций, в Милане, он встретился со Скиапарелли. Они быстро подружились, а потом переписывались до самой смерти открывателя «марсианских каналов». После той знаменательной миланской встречи в работах французского популяризатора все чаще стали появляться рассуждения о «марсианских каналах», «марсианских городах», внешнем облике «марсиан», воображаемой растительности и ландшафтах Красной планеты.

В конце XIX – первой половине XX века вопрос жизни на других небесных телах Вселенной казался почти решенным. Особенно перспективным в этом отношении был Марс с его каналами. И тут фантазии Фламмариона оказались очень кстати.

Что же изменилось сегодня в нашем восприятии Вселенной и можем ли мы с уверенностью утверждать, что мы не одиноки на бескрайних просторах Метагалактики? Увы, ответы на эти вопросы еще ждут своих исследователей, а пока мы очень осторожно отметим, что существуют ряд научных фактов, косвенно указывающих на вероятность самых элементарных организмов внеземного происхождения.

Так, еще в середине семидесятых годов прошлого века в образцах породы, исследуемой спускаемыми аппаратами на поверхности Марса, вроде бы визуально было определено нечто, напоминающее следы жизнедеятельности микроскопических существ. Однако дальнейшие химические пробы совершенно не подтвердили эту гипотезу.

В 1984 году в Антарктиде был найден метеорит, возможно прилетевший с Марса, на котором вроде бы были обнаружены следы микроскопических бактерий. К сожалению, однозначного вывода об их происхождении сделать не удалось, и внеземная природа этих микроорганизмов до сих пор находится под большим сомнением.

В начале нашего столетия российские исследователи доказали, что некоторые колонии микробов способны выжить в рабочей зоне ядерного реактора при уровне радиации, в тысячи раз превышающем смертельную дозу для человека. Более того, с течением времени эти простейшие организмы успешно адаптируются к еще более чудовищным дозам радиоактивного излучения. Также было доказано, что и глубокий вакуум не является непреодолимым препятствием для цист (шариков, покрытых защитной оболочкой, в которые «сворачиваются» микроорганизмы в неблагоприятных условиях) некоторых бактерий, оживающих после многократных циклов воздействия космического пространства. Это косвенно подтверждает теорию о том, что не только на Марсе могли существовать живые организмы – своеобразные «споры жизни» вполне способны преодолевать межзвездные расстояния. В 2002 году в «смертельной» кислотной атмосфере Венеры были обнаружены карбониты – органические соединения, с некоторой вероятностью позволяющие надеяться на присутствие там простейших организмов – вирусов, микробов. А в следующем, 2003 году ученые обнаружили соединения серы на поверхности Европы, спутника Юпитера, что можно также с определенной долей фантазии считать следами жизнедеятельности бактерий, подобных тем бактериям, что обитают во льдах Антарктиды.

То и дело в печати появляются сообщения об очередной попытке установления связи с нашими космическими братьями по разуму или об очередной попытке отыскать в радиошуме космоса некие осмысленные сигналы. Например, в конце семидесятых годов прошлого века радиотелескоп американского университета Огайо зафиксировал сразу серию странных сигналов, пришедших из созвездия Стрельца, длившуюся 37 секунд. Источник сигнала, прошедшего 220 миллионов световых лет, неизвестен, и это позволяет некоторым радиоастрономам надеяться на его искусственное происхождение. А в 2003 году телескоп в Пуэрто-Рико уловил мощный сигнал из области, расположенной между созвездиями Рыб и Овна, где также нет каких-либо звездных объектов.

В 1960 году профессор астрономии и астрофизики калифорнийского университета Санта-Круз Фрэнк Дональд Дрейк предложил формулу, впоследствии получившую имя «уравнение Дрейка». С помощью этого математического выражения доктор Дрейк предполагал грубо оценить число цивилизаций в нашей Галактике, с которыми человечество могло бы вступить в контакт.

Выглядит формула следующим образом:

N = R · f_p · n_e · f_l · fⁱ · f_c · L,

где:

N – количество разумных цивилизаций, готовых вступить в контакт;

R – количество звезд в нашей Галактике, с учетом гаснущих и возникающих;

f_p – доля звезд, обладающих планетами;

n_e – среднее количество планет (и спутников) с подходящими условиями для зарождения цивилизации;

f_l – вероятность зарождения жизни на планете с подходящими условиями;

f_i – вероятность возникновения разумных форм жизни на планете, на которой есть жизнь;

f_c – отношение количества планет, разумные жители которых способны к контакту и ищут его, к количеству планет, на которых есть разумная жизнь;

L – время жизни достаточно технологически развитой цивилизации.

Дрейк оценил вероятность установления контакта с иной цивилизацией как десять шансов из ста. В свое время это послужило весомым аргументом для выделения солидных инвестиций на программы поиска внеземных цивилизаций. Между тем критики уравнения Дрейка вполне справедливо указывали, что более-менее реально в нем можно представить лишь один параметр – количество звезд в нашей Галактике. Все это дает большой простор для творчества профессионалов и любителей, и они всячески видоизменяют и дополняют знаменитое уравнение. Спектр оценок, которые можно встретить в научных трактатах и популярных журналах, включает и полное отсутствие, и миллиарды наших разумных галактических соседей. Ну а большинство астрономов все же склоняются к некоему среднему параметру, возникающему из «канонического» вида уравнения Дрейка при подстановке самых современных данных, полученных космическим телескопом Хаббла. Такие взвешенные оценки показывают, что жизнь – теоретически – может существовать на сотнях тысяч небесных тел.

Как тут не вспомнить о ежедневно порхающих вокруг нас газетных утках, настойчиво крякающих о самых разных «фактах» установления древних связей с инопланетянами – так называемом «палеоконтакте». Известный исследователь «возможного и невозможного» в окружающем нас мире А. М. Хазен еще в восьмидесятых годах прошлого века писал: