Текст книги "Командарм. Позади Москва"

Глава 10

Капитан Дронов, район Вязьмы, октябрь 1941 года

Командир особого «безномерного» минометного дивизиона РВГК капитан Павел Дронов высунулся из кабины, пытаясь хоть что-то разглядеть в скрывшем дорогу густом тумане. Несмотря на то что уже практически рассвело, узкие желтоватые лучики накрытых светомаскировочными щитками фар ничем помочь не могли, теряясь в молочно-белом мареве буквально в паре метров от машины. Да что ж за напасть такая! Тут и ехать-то осталось от силы километра три, может, немногим больше – и на тебе. А опоздать никак нельзя, просто категорически невозможно: залп нужно дать в строго оговоренное время, немчура-то на месте сидеть не станет. Так что, товарищ капитан, извольте, кровь из носу, в семь тридцать находиться в заданном районе, чтобы в восемь ноль-ноль нанести удар по полученным координатам, которые передадут по радио находящиеся в районе цели разведчики.

Отчего такая спешка – дивизион неожиданно сдернули с места на рассвете, отменив все полученные ранее приказы, – Дронов догадывался: не зря ведь координаты именно разведгруппа должна сообщить! Видать, нащупали в ближнем немецком тылу что-то такое, ради чего не жаль задействовать трехбатарейный дивизион полного состава. А это, знаете ли, не фунт изюму: дюжина реактивных установок БМ-13-16 по суммарной мощности залпа сравнима с ударом нескольких полков тяжелых шестидюймовых гаубиц! За просто так подобную силищу туда-сюда не кидают.

Вот только этот гадский туман… То ли болота рядом, то ли день ожидает быть потеплее вчерашнего: капитан, хоть и был весьма далек от метеорологии, еще с детства помнил, что сильный туман означает скорое изменение погоды. Да и порядком размякшая после дождей дорога тоже подкидывала проблем, хоть настоящая осенняя распутица еще даже не начиналась: дважды приходилось выпихивать из размытой колеи забуксовавшие машины. Выпихивать, разумеется, руками расчетов – приписанный к дивизиону десятитонный «Сталинец» остался в расположении, чтобы не задерживать колонну своей максимальной скоростью аж в целых семь километров в час.

– Да лезьте уж обратно, тарщ капитан! – буркнул водитель, дергая командира за полу шинели. – Доедем мы, не переживайте, недолго осталось.

– Только смотри поосторожнее. – Не споря, Павел уселся на дерматиновый диван, зябко поежившись. Рывком захлопнул дверцу. – Ух, сырость какая.

– Так а я о чем? – хмыкнул шофер, возясь с передачей. – Подумаешь, туман опустился, экая проблема. Я ж-то дорогу вижу, а остальные следом идут, по габаритам. Через двадцать минут на месте будем, как раз к сроку поспеем.

Дивизион и на самом деле успел к указанному времени. Пока расчеты расчехляли пусковые установки, опускали на грунт домкраты-упоры, закрывали стекла кабин откидными бронещитками и навешивали на направляющие реактивные снаряды первого залпа, Дронов связался со штабом, получив обещанные координаты. Прикинув по карте, удовлетворенно дернул головой: дистанция всего пять километров, нормально. В принципе, М-13 вполне уверенно летит и на восемь с половиной, но на максимальную дальность он пока еще ни разу не стрелял. Экспериментировать же не хотелось совершенно: командование особо подчеркнуло, что дело крайне важное и промахнуться никак нельзя. Накрыть предстояло скопление вражеской бронетехники и автотранспорта, скучковавшееся возле взорванного разведгруппой моста. Поскольку мост наши диверсанты рванули еще ночью, а речушка, через которую он был переброшен, не могла похвастаться особой шириной и глубиной, к этому времени вражеские саперы уже практически закончили наводить переправу. Потому и следовало торопиться.

Правда, имелось и еще кое-что: особо оговаривалось, что ни один РС не должен упасть в соседнем квадрате. Причем с пометкой «категорически» и «под личную ответственность». Задумчиво нахмурившись, капитан вновь вчитался в карту. Ну, и чего там такого-то, в этом самом квадрате «43–12»? Упирающаяся в разрушенный мост шоссированная дорога проходит его по самому краю, захватывая едва ли парой километров, а больше ничего интересного там нет. Просто лес. Ну, разве что в трех километрах от реки уходит северо-восточнее небольшой проселок, по которому теоретически можно добраться до наших передовых позиций. Гм, возможно, в этом все и дело? Допустим, те самые разведчики, что уничтожили переправу и заставили немцев скопиться на берегу, передав координаты, станут по ней уходить к своим? Но в подобном случае сколько ж их? Не рота ведь и даже не взвод. И что они, вот так всем скопом по дороге и пойдут, рискуя попасть под свои же снаряды? Глупости. А в густом лесу М-13 им не особо и опасен, поскольку контактный взрыватель сработает от первого же удара о верхние ветви…

Впрочем, ладно, к чему гадать? Коль сказано – сюда ни-ни, так они и не стрельнут. Чай, не впервой по фрицу лупят, чтобы аж на целых три кэмэ промахнуться! Нет, понятно, что рассеивание никто не отменял; что боковое отклонение начинается от полусотни метров, а по дальности – так и вовсе почти от трехсот, и с возрастанием дистанции только увеличивается, но все ж не на три километра![27]27
  При дальности стрельбы в 3 километра боковое отклонение 132-мм реактивных снарядов М-13 составляло порядка 50 метров, а по дальности – 257 метров.


[Закрыть] Так что, будем считать, командование просто перестраховывается. А уж зачем да почему? Так это уж точно не его дело!..

– Тарщ командир, пусковые снаряжены и готовы к открытию огня! – доложил подбежавший младший лейтенант Ивочкин, командир первой батареи. – Боеприпасы второго залпа выгружены, личный состав укрылся.

– Добро, лейтенант, – по старинной армейской традиции опустив приставку «младший», кивнул Павел. – Боевая готовность! Залп через, – он взглянул на наручные часы, – пять минут.

Самолично проверив работу наводчиков – ну да, ну да, приказ же! Который категорический и под личную ответственность! – командир минометного дивизиона отдал распоряжение открыть огонь.

Командиры боевых машин заняли места в кабинах перед коробками пультов управления огнем, соединенных с аккумуляторами и направляющими пусковых установок. Дождавшись команды, ракетчики крутанули рукоятки ПУО, замыкая электрические цепи, активирующие пиропатроны, которые, в свою очередь, воспламенили пороховые двигатели реактивных снарядов. И крутили, пока все шестнадцать РС не покинули направляющие рельсы, на что ушло не более 10 секунд.

Выбросив огненные хвосты, реактивные снаряды сорвались с направляющих, со скрежещущим воем устремившись в небо. Луговину, где побатарейно расположились все двенадцать боевых машин, мгновенно затянуло густым дымом, в клочья разорвавшим остатки не успевшего истаять тумана. Глядя на скрывающиеся в низких тучах пышущие жаром светляки пороховых двигателей, Дронов зло дернул щекой: получите, сволочи, подарочек! Эх, жаль, нет у них в боекомплектах зажигательных снарядов, как у капитана Флерова! Тогда бы фашистам еще хуже пришлось, как в июле под Оршей![28]28
  Согласно историческим данным, во время первого применения реактивных минометов БМ-13-16 под Оршей 14 июля 1941 года использовались не только осколочно-фугасные реактивные снаряды РОФС-132, но и зажигательные РЗС-132, снаряженными термитными боевыми частями. Состоящая из семи пусковых установок батарея капитана И.А. Флерова выпустила 112 РС. Боевая часть РЗС-132 оснащалась 36-ю зажигательными элементами с температурой горения до 8000 °C, способными вызывать массовые очаги возгораний. По свидетельствам очевидцев, в первые же мгновения взрывающиеся в воздухе РЗС прожгли крыши вагонов с боеприпасами и цистерны с горючим, после чего забитую эшелонами железнодорожную станцию в буквальном смысле поглотил огонь. Число немецких потерь в результате всего лишь одного ракетного удара оказалось поистине огромным. В результате в гитлеровских документах на некоторое время появилось новое понятие – «русская многоствольная огнеметная пушка» (информация взята из иллюстрированного справочника: А.Н. Ардашев, «Огнеметно-зажигательное оружие», Москва, АСТ-Астрель, 2001).
  Еще один интересный факт: официально будущая «Катюша» была принята на вооружение артиллерии РККА 21 июня 1941 года – ровно за день до начала Великой Отечественной войны (с мая этого же года установки БМ-13-16 состояли на вооружении химвойск Красной армии; на тот момент в наличии имелось всего пять пусковых установок).


[Закрыть]

* * *

Командир первого батальона 35-го танкового полка «4. Panzerdivision» майор Курт Бауэр пребывал в крайне отвратном настроении и прочих спутанных чувствах.

Мало того, что накануне русские танки устроили очередную засаду на передовые части полка, ухитрившись уничтожить четырнадцать боевых машин, не считая куда большего количества сожженных бронетранспортеров и автотранспорта, и беспрепятственно отойти, оставив на поле боя всего два своих «Pz. 34». Так сегодняшним утром их то ли диверсанты, то ли партизаны еще и взорвали переправу через небольшую реку, снова поломав весь график движения. Самым обидным оказалось то, что речушка едва достигала десятиметровой ширины, однако отличалась крайне топкими берегами, вдобавок еще и размытыми недавними дождями. Пехотинцы вполне могли переправиться на противоположный берег, идя всего-то по грудь в воде, однако попытавшийся воспользоваться обнаруженным бродом бронетранспортер благополучно заглох ровно посередине реки, и его пришлось вытягивать обратно при помощи двух сцепленных цугом легких танков. Других попыток форсировать водную преграду предпринимать не стали, дождавшись подхода саперного батальона, бойцы которого уже почти закончили восстанавливать взорванный мост, благо леса вокруг было в достатке.

И вот теперь еще и это!

В первый момент, прочитав полученную радиограмму, Бауэр даже не сразу вник в суть, уж больно диким казалось содержание: буквально час назад всего в семи километрах отсюда пропал командующий Второй танковой армией генерал-полковник Гудериан! Пропал! Командующий! Танковой армией! Scheiße! Немногие уцелевшие свидетели показывали, что перед этим на дороге видели русский танк. Причем часть из них утверждала, что он был трофейным и с немецким экипажем, а часть – так и вовсе говорила про два панцера, один из которых вел по колонне огонь со стороны леса, прикрывая собрата. Никаких других подробностей пока не имелось. О том, что могло понадобиться здесь генерал-полковнику, комбат понятия не имел. Впрочем, Herr Guderian и раньше периодически практиковал подобное, предпочитая внезапно появляться на передовой, так что сам факт его поездки майора не особенно и удивлял. Чего, разумеется, не скажешь о ее весьма неожиданном итоге…

Раскрыв планшет, Бауэр вчитался в карту. Так, вот указанное в радиограмме место, где пропал или был захвачен командующий… и что из этого следует? Да ничего из этого не следует, собственно говоря! Самая обычная грунтовка, какие в основном и встречаются в этой варварской стране и которые сами большевики гордо именуют «шоссированной дорогой». Та самая, по которой они буквально только что и проехали, не заметив ровным счетом ничего подозрительного или необычного. Да и что там может быть подозрительного и необычного?! Просто подмытая дождями дерьмовая дорога и дерьмовый лес по сторонам!

Сдавленно выругавшись, майор взял себя в руки, успокаиваясь, и продолжил размышлять.

«Хорошо, допустим, русские каким-то образом – чушь, конечно, но допустим – узнали, где именно поедет господин генерал, и устроили засаду… нет, точно чушь! Если б они хотели его захватить, этим занялись бы… да вон хоть те же самые диверсанты, что взорвали мост! Но танк? Или сразу два? Они их что, в лесу прятали? Идиотизм…»

Курт снова взглянул на карту. Ладно, в конце концов, факт пленения Гудериана сомнений не вызывает, так что примем это как должное. Допустим, его и на самом деле – случайно, разумеется! – захватили отставшие от вчерашней panzergruppe русские танкисты. Могло подобное произойти? Вполне, на войне и не такое случается. Мало ли, гусеницу порвали или двигатель не позволил продолжить движение, вот они и оказались в нужном месте, в нужное время. Важно иное: что бы на их месте предпринял в подобной ситуации он сам? Куда двинулся? Нет, понятно, что к своим, но куда конкретно?

Ткнув пальцем в карту, Бауэр ухмыльнулся: да вот сюда, понятно, больше-то и некуда! Небольшая развилка, от которой на северо-восток отходит ответвление дороги, отмеченное на карте как «условно проходимое». Вот туда они и свернули, иначе уже давно б уперлись в тылы растянувшейся почти на полтора километра колонны. Послать на разведку пару танков? Разумеется, послать. Вряд ли это приведет к чему-то толковому, но если он этого НЕ сделает, будет только хуже. В подобной ситуации вышестоящее командование всегда ищет, на кого бы свалить ответственность, а кто, кроме него, как нельзя лучше подходит на эту роль? Вот именно.

Захлопнув и застегнув планшет, майор Курт Бауэр жестом подозвал мающегося бездельем неподалеку наводчика:

– Отто, немедленно разыщи лейтенанта Шредера. Передай, что это крайне важно и срочно. Выполняй, бегом!

– Слушаюсь, герр майор. – Танкист натянул промасленную пилотку и рванул выполнять приказ.

Командир батальона достал из кармана портсигар, откинул крышку и вытащил сигарету. Щелкнула зажигалка, и Бауэр сделал первую затяжку. Пока подчиненный ищет Густава, он вполне успеет перекурить. Да и вообще…

Заслышав доносящийся сверху и усиливающийся с каждым мгновением непонятный звук, майор задрал голову, тут же напрочь позабыв про сигарету: в затянутом низкой облачностью небе возникли десятки огненных точек. Под обстрел реактивных минометов Курт еще ни разу не попадал, хоть и слышал от сослуживцев об этом чудовищном русском оружии, но сейчас как-то сразу и со всей остротой осознал, ЧТО ИМЕННО видит.

– Nein… Scheiße! Nein!!![29]29
  Нет… Дерьмо! Нет!!!


[Закрыть]

Выпавшая из внезапно онемевших пальцев сигарета спикировала под ноги, рассыпавшись россыпью алых искр. И следом за ней к земле ринулись сто девяносто два реактивных снаряда М-13, каждый из которых нес почти по пять килограммов взрывчатки. В течение нескольких секунд весь берег безымянной речушки превратился в огненный ад. Капитан Дронов мог с полным основанием гордиться собой: несмотря на пятикилометровое расстояние, рассеяние вышло минимальным, и большая часть РС легла точно в заданный квадрат. Меньшая часть все же отклонилась от курса и прошла мимо цели, разорвавшись в лесу или на противоположном берегу.

Пикирующие с неба полутораметровые серебристые сигары взрывались, дырявя осколками борта бронетранспортеров, в клочья разносили грузовики и артиллерийские тягачи. Несколько ракет попали по новому мосту, в щепки разметав многочасовой труд саперов. Несмотря на то, что РС не предназначались для непосредственной борьбы с танками, прямого попадания в МТО или башню вполне хватало, чтобы гарантированно вывести боевую машину из строя. А падающие с близким накрытием реактивные снаряды разбивали гусеницы или повреждали ходовую. Особенно это касалось легких танков, которых в батальоне было подавляющее большинство: тонкая броня не могла защитить от осколков, а карбюраторные двигатели мгновенно вспыхивали, превращая танк в огненный факел.

Но хуже всего пришлось оказавшимся на открытом месте солдатам, поскольку подрыв на грунте боевой части реактивного снаряда М-13 обеспечивал радиус сплошного осколочного поражения до десяти метров, а действительного – до тридцати. Отыскать подходящее укрытие за считаные секунды было нереально, и потому число погибших и раненых мгновенно перевалило за две сотни. Падающие РС не делали никакого различия между пехотинцами, экипажами танков, по понятной причине вовсе не сидевшими под защитой брони, обслугой пушек или саперами. Техника в районе переправы располагалась достаточно скученно, чему способствовал местный рельеф, и действие осколков и ударной волны усиливалось множественными рикошетами. Реактивные снаряды М-13 почти в два раза превосходили по мощности и осколочному воздействию гаубичный снаряд калибра 122–152 мм: подрыв заряда происходил одновременно с двух сторон, что вызывало так называемую встречную детонацию, значительно увеличивающую силу взрыва. Корпус конуса-обтекателя боевой части РС при этом фрагментировался на огромное количество поражающих элементов, раскаленных до температуры почти в 800 °C, вызывающих мгновенное воспламенение бензобаков или детонацию боекомплектов, поджигавших брезентовые тенты и борта автомашин.

Командир первого батальона 35-го танкового полка «4. Panzerdivision» майор Курт Бауэр погиб мгновенно и без мучений, так и не успев осознать всего масштаба постигшей его подразделение катастрофы. Реактивный снаряд угодил точно в башню танка, рядом с которым он и стоял, с открытым ртом глядя на несущуюся с небес воющую смерть. Удвоенный детонацией боекомплекта взрыв буквально развалил командирскую «тройку», сорвав башню и раскроив корпус по сварным швам. Посланный на поиски лейтенанта Шредера наводчик успел пробежать почти двадцать метров, когда близкий разрыв подбросил его в воздух, парой мгновений спустя впечатав в землю. Впрочем, он этого уже не почувствовал, поскольку иззубренный осколок пробил его грудь еще в полете. А в пяти километрах восточнее запыхавшиеся расчеты уже заканчивали подвешивать на направляющие вторую партию 132-мм реактивных снарядов…

* * *

До развилки «тридцатьчетверка» добралась буквально за считаные минуты: дизель, словно осознав всю серьезность ситуации, работал как часы. Широкие гусеницы глубоко вдавливались во влажную глину, оставляя узнаваемые «вафельные» отпечатки; подброшенные траками липкие брызги порой долетали до самой башни. Впрочем, сидящих внутри боевой машины танкистов это никоим образом не волновало – экипажу и без того было чем заняться.

– Ну, чего там, командир? Он – не он? – осведомился башнер у Серышева, рассматривающего в свете забранной решетчатым чехлом лампы документы пленного офицера.

– Он, – судорожно сглотнув, ответил лейтенант внезапно охрипшим голосом. – «Генерал-полковник Гудериан», тут так и написано.

– А я что говорил? – хохотнул Цыганков. – Говорю ж, везучий наш новый командир, как пять дурных! Да и прошлый, крепкого ему здоровьишка, был тоже не пальцем деланный, верно, мужики? Такую цацу в плен взяли, теперь бы еще живым доставить.

– Не каркай! – отрезал лейтенант, вертя в руке протянутый Анисимовым пистолет. Поднеся трофей поближе к свету, прочитал выбитую на затворе надпись: «Вальтер эр-эр-ка».

– Пэ-пэ-ка, – поправил радиотелефонист. – Тарщ командир, там же не по-нашему написано, а по-немецки. Я про такую модель слышал, только видеть не приходилось. Разрешите глянуть?

– Да хоть вовсе себе забери, дарю, – буркнул Василий, смущенный собственной оплошностью. – Сильно мне нужен этот пистоль фрицевский.

– Правда?! – ахнул Божков, принимая оружие. – Вот спасибо, тарщ лейтенант! Хотя, наверное, все одно отдать придется, когда пленного сдавать станем. Генеральское оружие, все ж таки, скажут, мол, не положено… Эх…

– Давай сначала доберемся, а уж там посмотрим. И вообще, расслабились, товарищи танкисты! Хватит болтать!

– Есть! – нестройно отрапортовал экипаж.

Перегнувшись со своего места, Серышев ткнул в плечо заряжающего:

– Степа, ну как он там? Пришел в себя?

– Да непонятно пока, – сообщил Анисимов. – Глаза какие-то дурные, плавают, будто перепил сильно. То ли контузило, то ли башку зашиб, когда я его из броневика вытаскивал…

Осознав, что именно он сказал, танкист торопливо добавил:

– Да не, точно контузия, никак не мог он головой стукнуться, я ж аккуратно!

Услышав слова товарища, Цыганков звучно фыркнул, но комментировать не стал, старательно делая вид, что всецело поглощен управлением танком.

– Ладно, присматривай… чтобы снова головой не ударился. Да, Степа, у нас где-то запасной шлемофон валялся, натяни ему на башку на всякий случай. И руки ремнем свяжи, пока он вялый, а то мало ли что.

– Сделаю, – завозился башнер.

Несколько минут товарищи молчали. «Тридцатьчетверка» мягко покачивалась на неровностях почвы, успокаивающе гудел двигатель. Затем вновь раздался бас мехвода:

– Доехали, командир, вижу развилку. Вокруг никого. Сворачиваю.

Сбросив скорость, танк вывернул правой гусеницей здоровенный пласт глины, съезжая с шоссе на неприметную лесную дорогу, где едва прошла бы, цепляя бортами ветви росших по обочинам деревьев, полуторка. Судя по характерным колеям, до войны по проселку ездил исключительно гужевой транспорт, да и то в сухое время года. Впрочем, танку это никак помешать не могло: с хрустом подминая траками придорожные кусты, «Т-34» углубился в лес, постепенно снова набирая скорость.

«Неужели все-таки оторвемся без боя? – подумал лейтенант. – Ох, хорошо бы, коль так»…

– Тарщ командир. – Раздавшийся в наушниках голос радиста оторвал Василия от размышлений. – Вас снова комбат вызывает.

– «Гранит-три» на приеме.

– Здесь «Первый». Прошу подтвердить личность вашего гостя. Только да или нет.

– Личность подтверждаю. Да.

– Добро. Сообщите ваши координаты.

Сверившись с картой, Серышев назвал квадрат, где находился танк.

И только сейчас неожиданно понял, что означает позывной «Первый» и кому он принадлежит…

– Добро. Следуйте прежним курсом, вас встретят. Конец связи.

– Конец связи… – автоматически пробормотал Василий, опуская руку, которой прижимал к горлу кругляши ларингофона.

– Ну что там, командир? Все в порядке?

– Нормально, Гриша. С ума сойти…

– Вы это чего, тарщ лейтенант? – забеспокоился Божков. – Зачем с ума-то сходить?

– Так со мной только что лично товарищ командарм разговаривал, вот чего!..

Глава 11

Штаб 24-й армии, район Вязьмы, октябрь 1941 года

Когда в комнату ворвался, громко топая сапогами, капитан Еремеев, Кобрин уже не спал. И потому встретил адъютанта стоящим около стола, наливая из давным-давно остывшего чайника чай в жестяную кружку: горло после вчерашнего совещания, как водится, затянувшегося, прилично саднило, поскольку говорить пришлось много, порой на повышенных тонах. На повышенных – не потому, что с Сергеем кто-то спорил, хоть и до подобного дело тоже пару раз доходило, просто качество связи оказалось такое, что если не орать, собеседник рискует и вовсе ничего не расслышать. А посредством радиограмм много не наобщаешься. Поздним же вечером, уже практически ночью, командарма неожиданно вызвала Москва. Впрочем, последнее не стало неожиданностью: спасибо Зыкину, предупредил, при этом напустив на себя предельно загадочный вид. Вот тут, словно по волшебству, связь как раз таки сработала на отлично, то ли простое совпадение, то ли… фиг его знает, что именно «то ли». Во время недолгого разговора Витька оставался в помещении, перед тем выгнав оттуда телефонистов. В разговор особист, понятное дело, не лез, сидя на табурете возле двери – а то вдруг кто подслушает? – и старательно делая вид, что происходящее его никоим образом не касается.

В том, что рано или поздно с ним захочет пообщаться Сам, Кобрин нисколько не сомневался. Скорее, даже наоборот: ожидал этого звонка куда раньше. Но товарищ Сталин, исходя из каких-то одному ему ведомых соображений, отнюдь не торопился услышать голос того, кого он столько времени искал. Да и сам разговор, с точки зрения Сергея, вышел достаточно… пресным. Ни единым словом или даже интонацией не намекнув, что он в курсе истинной личности командарма Ракутина, Иосиф Виссарионович поинтересовался положением на фронте (будто сам не знал), пообещал любую помощь и, пожелав всяческих успехов, распрощался. Пожалуй, единственным, что несколько выходило за рамки обычного разговора, стали последние его минуты, когда Вождь все-таки намекнул на то, что могли понять только они двое. Не считая, разумеется, наркомвнудела и изображавшего сидящую статую лейтенанта Зыкина:

– Да, чуть совсем не забыл, товарищ генерал-майор. – В голосе верховного главнокомандующего промелькнула усмешка: мол, ну да, конечно, будто товарищ Сталин способен что-то позабыть! – Мне передали, что вы согласны посетить нашу замечательную столицу. Это очень хорошо, я абсолютно убежден, что этот прекрасный город вам понравится. Даже сейчас, в такое сложное время. Нам ведь найдется о чем поговорить, я не ошибаюсь?

– Так точно, товарищ Сталин, – четко ответил Сергей. – Обязательно найдется. Очень надеюсь, что смогу принять ваше приглашение примерно через неделю, возможно, даже раньше.

– Неделя? Уверены, что успеете завершить ваши дела? – помолчав несколько секунд, осведомился Иосиф Виссарионович, четко акцентировав последнее слово. – Ситуация на фронте непростая, так что торопиться, пожалуй, не стоит. Так что вы уж там получше все НАШИ дела завершайте, чтобы больше уже к ним не возвращаться, хорошо? А я подожду, товарищ… Ракутин. Договорились?

– Так точно, товарищ Сталин. – Кобрин, разумеется, сделал вид, что не заметил крохотной паузы.

– Тогда я вас больше не задерживаю, товарищ генерал-майор. Если возникнут какие-то просьбы или пожелания, сообщайте немедленно, есть мнение, что ваш участок фронта сейчас наиболее важен. Наш сотрудник знает, как это сделать. Спокойной ночи, Константин Иванович.

– Благодарю, товарищ Сталин. Спокойной ночи. – Несколько мгновений подержав в руке сигналящую гудками отбоя массивную эбонитовую трубку, Сергей аккуратно опустил ее на рычаги.

Вот так. Он столько ждал этого момента, еще с того дня, когда в конце июня решился раскрыться Зыкину, а все вышло как-то донельзя буднично и… просто, что ли? С другой стороны, а чего он, собственно, ожидал? Да, информация о будущем крайне важна для руководства страны, и на то, чтобы ее получить, уже затрачено великое множество сил, он, скорее всего, даже понятия не имеет, насколько именно много. Но никто не собирается носиться с неким Кобриным, словно с писаной торбой из древней пословицы: не то время и не те люди вокруг. Менталитет другой, знаете ли. Главное для ныне живущих – долг перед Родиной и ее, этой самой Родины, судьба. Остальное – глубоко вторично. Кобрин нужен сейчас на фронте, на посту командарма? Вот и пускай воюет. Поскольку сейчас Вязьма и на самом деле главное направление. Ну, а снова не получится встретиться? Тоже ничего страшного, Иосиф Виссарионович ведь не зря произнес фразу «я подожду», небольшой паузой дав понять, КОМУ ИМЕННО она предназначена…

– Разрешите, товарищ генерал-майор? – выдохнул ввалившийся в комнату Еремеев, с трудом переводя сбитое дыхание.

– Так уж вошел, – хмыкнул Кобрин, с любопытством глядя на взъерошенного адъютанта. – Доброе утро, Игорек. Что стряслось-то? Надеюсь, не «Юнкерсы» снова прилетели?

– Никак нет… хуже… тьфу ты, мать твою, в смысле, лучше! Виноват! Разрешите доложить!

– Чаю хлебни, – Кобрин впихнул в руки капитана кружку, – и отдышись. А теперь, будь так добр, изволь и на самом деле доложить, как положено. Ну?

Шумно приложившись к кружке, Еремеев сделал несколько глотков, автоматически отер губы тыльной стороной ладони и сообщил уже почти нормальным голосом:

– Там это, из сто пятой танковой только что сообщили, их танкисты Гудериана в плен захватили! Живым!

– Чего?! Сведения точные?

– Вроде точные, они своему комбату по радио сообщили, а тот комдиву доложил.

– Связь с ними есть? Узнать немедленно. И командира дивизии ко мне… нет, отставить, долго. Пока только связь и карту с координатами их местонахождения на данный момент. А вот начальник разведотдела мне нужен уже сейчас! Давай, Игореша, давай, шевелись! Если это правда, ты даже не представляешь, как хорошо может получиться! Да не стой же столбом, выполняй, давай! Кстати, не знаешь, куда Зыкин запропастился, зараза? Он мне тоже нужен, причем срочно! То рядом крутится, как сосватанный, то не отыщешь его, когда нужен…

– Никак нет, не знаю!

– Что? А, ты про Витьку… Так, товарищ капитан, я что-то недопонял, ты почему еще тут?! А ну, бегом выполнять приказ! Живо, одна нога здесь, другая тоже!..

* * *

– Степа, лезь наверх, – скомандовал Василий. – Осмотрись, вдруг кто следом попрется. И тряпку сними, не хватало только, чтобы по нам свои долбанули.

– Понял. – Башнер откинул крышку верхнего люка, высовываясь из башни.

Прохладный утренний ветерок приятно холодил кожу – в танке, несмотря на октябрь, было душно. Первым делом он сдернул с брони оба кумачовых отреза, отправив их внутрь, затем, устроившись поудобнее, занялся наблюдением. Хотя за чем тут наблюдать-то? Разве что за стелющейся следом за «тридцатьчетверкой» грунтовкой, взрезанной двумя ровными колеями, продавленными гусеницами. Похоже, дорога и на самом деле использовалась исключительно гужевым транспортом: ветви росших по обочинам деревьев переплелись между собой и периодически скребли по башенной броне и крышке застопоренного в вертикальном положении люка. Наверное, летом это выглядело особенно красиво, эдакий зеленый туннель, уходящий в глубь леса, вот только с земли или крестьянской подводы. Степану приходилось то и дело пригибать голову, укрываясь за массивной створкой. В памяти внезапно всплыли полузабытые детские воспоминания: родная деревушка в Орловской области и старый, давным-давно заброшенный купеческий тракт, по которому местные пацаны ходили в лес по грибы или орехи. Узенькая уже не дорога, а скорее тропа, и склонившиеся над ней кроны вымахавших, как казалось десятилетним пацанам, аж до самого неба деревьев…

Скрежещуще-воющий звук, донесшийся со стороны, куда вело основное шоссе, оторвал башнера от приятных, аж в груди заныло, воспоминаний. Это еще что такое? Секундой спустя раздались вполне узнаваемые гулкие удары мощных взрывов. Первый, второй… пятый… десятый… примерно на третьем десятке Степан сбился окончательно, прекратив считать. Ого, неслабо! По ходу, нехило наши немчуре всыпали! Интересно, чем это они долбят? На гаубицы точно не похоже, на бомбардировщики или, допустим, штурмовики тоже – моторов не слыхать. И не минометный обстрел – хоть и воет перед очередным взрывом, но вовсе не так, как мина, даже крупнокалиберная. Да и не расслышишь мину на таком расстоянии. Непонятно…

Спустившись в боевое отделение, Анисимов ткнул командира в плечо, жестом позвав за собой. Выбравшись наверх, ротный несколько секунд вслушивался в непонятный вой, затем широко улыбнулся:

– Так это ж, Степа, наверное, наши реактивные минометы работают! Сам я их не видал, но раненые в госпитале рассказывали. Жуткая штука, говорят, фрицы их как огня боятся! Еще в июле они фашисту под Оршей так всыпали, что те до сих пор в себя приходят! Точно тебе говорю!

– Минометы? – нахмурив лоб, усомнился товарищ, мысленно представив помянутое оружие. – А чего звук такой странный? Да и взрывы больно сильные.

– Так они ж не обычными минами стреляют, а реактивными! Ты про эрэсы, что наши штурмовики используют, слышал?

– Слыхал.

– Вот примерно такими они и стреляют, только побольше да помощнее. Видать, ту колонну, за которой мы ехали, у реки накрыли. Молодцы, коль так! Ладно, присматривай за тылом, я пока с пленным побуду, а то мало ли. Если не довезем, чую, никому не поздоровится. Держи оптику, только, смотри, не раскокай, ценная вещь. – Серышев протянул башнеру трофейный бинокль, восьмикратный «Цейсс», врученный ему лично комбатом. – Все, давай повнимательней, а я вниз…

* * *

Командир взвода обер-лейтенант Гюнтер Леманн мог с полным основанием считать себя большим счастливчиком. Пустяковая поломка трансмиссии задержала его машину почти на полтора часа; кроме того, еще одному из танков подразделения требовалось подтянуть излишне провисшие гусеничные ленты. Ротный, досадливо дернув щекой и обозвав его позорищем панцерваффе, разрешил остановиться на ремонт и даже оставил в качестве сопровождения пару легких «Pz. 38» (t) из состава группы управления[30]30
  Средняя танковая рота панцерваффе включала три взвода по четыре боевых машины плюс так называемая Gruppe Fuehrer – «группа управления», своего рода резерв командира. В ее состав входило два средних и пять легких танков той или иной модификации.


[Закрыть]. Последнее Леманна не удивило – после вчерашнего разгрома, учиненного атаковавшими из засады русскими танками, передвигаться поодиночке не рекомендовалось.

Если бы не эта поломка, Леманн наверняка попал бы под удар чудовищного нового оружия большевиков и, вполне вероятно, оказался в числе тех нескольких сотен погибших, что в клочья разорвали на речном берегу реактивные снаряды. Или сгорел вместе с танком, как закончили свою бренную жизнь многие из его камрадов. Но Гюнтеру повезло. Повезло настолько, что он не только не успел догнать основную колонну, но еще и опоздал к короткому и не слишком понятному бою в нескольких километрах от реки.