Текст книги "Колхоз – дело добровольное"

Колхоз – дело добровольное
Олег Здрав

«И мы воссоздаем новый мир. Если и не тот мир, который мы потеряли, то хотя бы тот мир, в котором мы хотели бы жить»

Ч. Абдуллаев, «Хранители Холода»

© Олег Здрав, 2015

© Алис Идрисович Мусейбов, иллюстрации, 2015

Редактор Алис Идрисович Мусейбов

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог

– До краев не наливай, – странное и дикое, в другой ситуации пожелание, не встретило возражений окружающих. В очередной раз «буханку» тряхнуло на колдобине, и, поймав промежуток относительного спокойствия, до следующей кочки, жаждущие поглотили божественный напиток, даже не чокаясь. – С почином!

– Докатились, буржуйский коньяк, да, на охоте – моветон даже для татарина, однозначно, – озвучил мысль Рафик, как представитель этого самого класса охотников не славянского происхождения.

– Можно подумать, что это не ты вцепился в «Метаксу», – тут же поддел его Михась, и передразнил, удивительно похожей интонацией. – Десять баксов за бутылку – это же практически даром!

– Так оно действительно, зело недорого – такой шанс упускать нельзя. Когда ещё попадем на акцию: «три за тысячу сто». Это же дешевле «Кизлярского», который на дубовых опилках и осетинской чаче. А это самый, что ни на есть греческий божественный коньяк. Александр не даст соврать.

Камешек в мой адрес, но я молчу, делая вид, что не слышу. Оно мне надо, по третьему разу обсуждать достоинства и недостатки коньяка вместо водки на охоте. Тем более, что «Мета» явно не настоящая, хоть и куплена в относительно приличном «Метро», где явный фальсификат все же редкость. Если бы не акция, то ни за что не согласился бы на эту подделку. Но 360 рублей за пять звездочек даже меня убедили. Хотя, конечно с нормальным греческим напитком ни в какое сравнение не идет, и близко, как говорится, не стояло. Даже в «Масунисе»11
  Популярная сеть супермаркетов в Греции.


[Закрыть] или в Салониках в дьютике на порядок лучше.

– Это не коньяк, и даже не бренди, оригинальный состав с добавлением вина, – вношу ясность, ибо Рафик все одно не отстанет, да и промежуток между тостами надо растянуть, иначе некоторые товарищи будут «в зюзю», ещё до того, как доберемся до места. – И греки, её практически не пьют. Три звездочки, которые обожают наши за дешевизну – это для кулинарной выпечки, пять звезд и 38 градусов – для женщин, и семь астр – для русскоязычного туриста обоего пола.

– А что же они тогда пьют? – искренне удивляются собутыльники, и даже сидящий за баранкой, Боб, он же Вован, вопрошающе зрит в мою сторону, отражаясь в зеркале заднего вида.

– Вино пьют, обычно сухое. Оно там дешевое и качественное, и в жару с водой – самое оно. Мужики употребляют ципуро или узо – анисовую водку. Редкая гадость, по вкусу напоминает лекарство от кашля. Его разбавляют с ледяной водой, практически один к десяти – получается мутная белая настойка. Вот её и пьют один стакан за весь вечер, сидя в кафе под футбольную трансляцию – и так всю жизнь, изо дня в день

– Слава богу, что мы не греки! – выдал общее мнение непоколебимый Рафик. – За это надо выпить.

Куда деваться с подводной лодки – приходится пить, старательно подстраиваясь под амплитуду прыжков Уазика на бездорожье.

– Хорошо в Греции, наверное, – опять тонкий перевод темы на меня – развлекай мол, в дороге все равно скучно.

– В прошлом году в это время обвал в ущелье случился, единственную трассу, соединяющую две половины страны, на полгода закрыли. И вообще, там зимой лучше не жить. Да и летом там жара адская. А природа и пейзажи, будете смеяться – точь в точь, как у нас в калмыцкой степи летом. Такая же выжженная земля и мусор вдоль дорог, разве что горы на горизонте. По крайней мере, там, где жил постоянно. На побережье, конечно больше зелени.

Если честно, то город Лариса22
  С ударением на первом слоге – прим. автора.


[Закрыть] – самая худшая дыра в Европе из тех, где приходилось бывать. Тем более, летом – когда жара до пятидесяти в тени. Греция – она очень разная, и вдали от туристических районов не очень красивая и приглядная. Наверное, кризис сказывается, но в отсутствие моря и туристов – это просто ад, раскаленный добела и напрочь выжженный солнцем. Единственная достопримечательность – штаб первой сухопутной армии и авиабаза НАТО – именно из-за этого меня местные иначе как «шпион кейджиби» и не называли. В шутку, конечно, – от базы одно название осталось – несколько звеньев древних «Ирокезов», словно сошедших с экранов шестидесятых годов из фильмов о Вьетнаме.

Город студентов и военных в центре выжженного солнцем полуострова – что там делать русскому туристу, если он не шпион? Только заниматься заключением договора на поставку систем капельного орошения и технологиями выращивания хлопка. У эллинов, а греки категорически не приемлют европейское название, которым их одарили римляне, каждая провинция специализируется на выращивании одной основной культуры. Сделано это для того, чтобы избежать конкуренции друг с другом. И надо же нашему губернатору приспичило выращивать именно хлопок – поэтому я и оказался в Ларисе, а не в апельсиновом раю на полуострове на Корфу или в Халкидики.

Уж насколько я не специалист в сельском хозяйстве, но и, то сразу сообразил, что ничего путного из этой затеи не выйдет. Естественно, окромя ударного освоения очередного транша по Федеральной программе развития растениеводства.

Пока не грянул кризис, срочно требовалось освоить очередной лярд, а все фермы и заводики по производству молока из порошка, уже и так облагодетельствованы по самое «не хочу» и завалены помощью, так что уже дальше некуда. Естественно, не все фермеры, а только те, кто «равнее равных» и приближены к эпицентру, куда падают транши, но не суть важно. В любом случае, обычным крестьянам такие деньги никто не отдаст. Поэтому и принято соломоново решение развивать хлопководство в области. А мне что, надо так надо – ничем не хуже проекта по выращиванию табака, благополучно помершего пару лет назад. Я всего лишь переводчик, плюс юрист с экономическим уклоном – неофициально, конечно. По штату юрискосультом числится сын председателя областной Думы, но он благоразумно дальше олимпийского побережья и отеля в Катерини не поехал, а всю работу за него делает ваш покорный слуга. Впрочем, грех жаловаться – премиальные «сын» никогда не зажимает, и вообще довольно обаятельный, простой и веселый молодой человек, не отягощенный знаниями и заботами. У каждого свои недостатки. У него – папа.

Впрочем, есть достоинство и в этой богом забытой эллинской дыре. Знаменитые монастыри на скалах – Метеоры.

Об этом и расскажу, все равно не отстанут, больше ничего интересного там и не было, кроме изобилия вина и фруктов. Иначе опять придется заливать в себя «акционную» левую «Метаксу» – а это чревато одеколоно-фруктовой благородной отрыжкой минимум на сутки.

Рассказываю об уникальных древних монастырях, построенных на вершинах стометровых скал, дополняю фотографиями на смартфоне – народ искренне впечатлен.

– Самое интересное, что я кусок Ноева Ковчега утащил. Случайно, конечно.

– Дануна!

– Шурику больше не наливать!

– Здравствуй, белочка!

И лишь один Володя молчит и хмурится в зеркале, укоризненно качая головой. Человек искренне верующий – и к тому же не пьет почти, поэтому и тянет крест, то есть крутит бараку – а на «буханке», гидропривод руля ещё только планируется конструкторами устанавливать в этом веке, да и то лишь возможно. Так что управление автомобильным динозавром – труд тяжкий и неблагодарный, а учитывая свежий снег и гололед на трассе, так и вовсе каторжный.

– Без шуток, все так и было. Повезли нас на экскурсию по этим монастырям. Интересно, конечно, древняя история перед глазами, реально пощупать можно. Вот только набрался я вечером накануне добре, и чувствовал себя плохо – а тут ещё жара страшная, самое пекло в обед. Пока забрались в гору, сомлел совсем. Присел на скамейке в тенечке, тут мимо движется экскурсия, и что самое веселое – для русских туристов, оказывается, их сюда с самого побережья возят. И не лень же людям двенадцать часов в автобусе жариться.

Глотнул минералки – в горле пересохло, словно опять в жару в монастыре на самой верхотуре стометровой оказался, мотнул головой, отгоняя наваждение, продолжил рассказ:

– И говорит, значит, экскурсовод человеческим голосом. Так, мол, и так, здесь раньше вместо колокола висела доска с самого Ноева Ковчега, монахи в неё стучали деревянным молотом – билом, созывая к молитве. Только сейчас она на реставрации, и поэтому увидеть её нельзя.

– Ну и?

– Я лекцию как-то мимо ушей пропустил. Мало ли какие небылицы бывают. Однако, вдруг до меня доходит, что сижу я облокотившись на какую-то неровную жесткую поверхность. Оглядываюсь – доска стоит, прислоненная к стене. Серая, толстая, с обломанными краями. Тут меня и осеняет —похоже именно о ней и говорил экскурсовод.

– И что вот так прямо в коридоре стояла? Больше места не нашлось для реликвии? – влез с вопросом недоверчивый слушатель в лице Рафика.

– Откуда мне знать, как она там оказалась. Монастырь, сам по себе, очень маленький, каждый сантиметр полезной площади получен неимоверным тяжким трудом – вырублен в скале. Может просто передвинули на время.

– Мало ли какие доски там найдутся. Сам же показывал фотографию – потолки резные из дерева с жар-птицами, – вставил веское слово, молчавший всю дорогу, Борис.

– О чем речь. Сам не поверил, что деревяшке пять или восемь тысяч лет. Не иначе черт меня дернул проверить – решил отломить щепочку. Если это с ковчега доска, то она давно уже как камень должна стать.

– И чем дело закончилось?

Жестом начинающего фокусника, в подпитии, вытаскиваю из кармана портмоне с документами, и извлекаю на свет божий целлофановый пакетик с щепкой внутри.

– Обалдеть! Это оно?

– Можно потрогать? – с каким-то неестественным придыханием просит Рафик.

– Да, ладно, вам. Раз отломилась – значит, не настоящая реликвия. Не может дерево за тысячелетия не окаменеть.

– Не хорошо, Александр, негодное ты совершил, – внезапно подал голос Боб.

Прозвучало как-то неожиданно напряженно, почти зловеще и пророчески.

– Ты бы сходи в церковь, покайся, батюшке исповедуйся, – неожиданно серьезно поддержал его Борис.

– Да, ну вас. Щепка и щепка. И вообще, не крещенный я.

– Как так? – больше всех удивился Рафик, возвращая мне злополучную щепку после того, как она сделала круг по рукам.

– Не сложилось в свое время. Батя членом партии был, причем убежденным, поэтому запретил. В зрелом возрасте не до этого было. А сейчас, и вовсе смешно в лоно церкви проситься.

– Поумнел с возрастом – вот и надумал.

– И вообще, комсомолец я до сих пор формально – так и не вышел из него, по причине распада СССР, – попытался пошутить. Неудачно, честно говоря. – А для комсомольцев свой рай положен.

– Да будет так, – не понял, это что Вовка изрек?

Пытаюсь засунуть реликвию обратно в пакетик, но в этот момент машину в очередной раз подбрасывает на колдобине, и щепка больно, до крови, колет в ладонь.

Удар. Скрежет металла. Темнота.

Глава 1

– А музыка звучит, как разлуки стон.

Это старый вальс, осенний сон,

Сквозь года, даже сквозь года

Сердце обжигает грустью он.

– И какому … умнику пришла в голову идея с утра пораньше включить Софию Ротару. Никогда её особо не любил, а тут ещё с похмелья.

Открываю глаза, к слуховым ощущениям постепенно присоединяются зрительные. Солнце слепит в окно, пробиваясь сквозь тополиные ветви, листья качаются легким ветерком, отбрасывая причудливые узоры. Лепота.

– Стоп! Какие листья! Сейчас зима!

Медленно обозреваю комнату и с восторженным ужасом осознаю, что попал. Сколько книг перечитал на эту тему, что нисколько не удивлен – по моим прикидкам попаданцев в прошлом скоро будет больше, чем генералов в советской армии. Удивляет, что случилась эта беда именно со мной, но с другой стороны – чем я хуже?

Итак, имеем:

Судя по очень знакомой обстановке, попадание в поздний СССР, в свою собственную квартиру.

Отдышусь, отойду от шока, и обязательно доберусь до зеркала, но уже сейчас могу с большой вероятностью предположить, что оказался внутри своего собственного тела. Шрам под коленкой, полученный в раннем детстве при падении с гаража, опознан – никак не спутаешь.

В окне, перекрывая обзор, торчит чудо отечественного приборостроения – кондиционер БК-1500. Появился этот монстр у нас в 1982 году, отсюда можно отталкиваться, ориентируясь по времени – раньше этого срока сейчас никак не может быть.

Кондиционер – это такая здоровенная и неподъемная хреновина, выпущенная доблестными азербайджанскими умельцами в солнечном городе Баку, по японской лицензии, к слову. На потомка сумрачного самурайского гения, чисто визуально, брутальный коричневый электрический охладитель тянул с большой натяжкой. Но прохладу генерировал исправно, что, ни говори. Агрегат этот, в нашем двухсотквартирном доме, в те времена был в единственном экземпляре – помню титаническую битву между родителями, когда обсуждался вопрос о его покупке. Батя, как прирожденный новатор, горел желанием первым в районе (если не в городе!) установить символ научно-технического прогресса в своем доме, на зависть всем соседям. Женская половина семейного дуумвирата категорически возражала против неведомого агрегата, грозившего пробить брешь в годовом бюджете. В результате брешь получилась даже больше расчетной – пришлось ради эстетического равновесия купить мамочке ещё и джинсовую юбку «Монтана» за 50 рублей.

Осматриваюсь внимательнее, и замечаю в углу телевизор марки «Рубин», хотя этого слона трудно не заметить. Ага, судя по марке, точно можно сказать – сейчас на дворе уже 1983-й или чуть позже. Раньше у нас был черно-белый «Темп», позже появился «Фотон». Этот же многострадальный телек пережил не менее шести ремонтов, и был продан в чужие дальние руки, чтобы не слышать упреков от знакомых за такое счастье.

Если бы не автомобиль, то мы бы намучились его таскать в мастерскую – реально неподъемный зверь, в одиночку не утащишь никак.

По всей видимости, работает механизм защиты психики, переключая внимание на второстепенные и малозначимые детали. Именно поэтому все мысли заняты воспоминаниями о судьбе бытовой техники, но бесконечно адаптация длиться не может – пора исследовать новый, или если угодно, старый мир.

Была микроскопическая надежда, что это розыгрыш, и за стенами окажется привычный уютный двадцать первый век, но одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: нет, брат, ты, все же, попал.

Таких декораций не бывает. Спилить огромные тополя и высадить на их месте молоденькие деревца – допустим, возможно. Но снести пару элитных новостроек, и на их месте построить точную копию зоны усиленного режима номер 4 – это уже маловероятно. А перестроить полквартала обратно «под старину» не под силу даже инопланетянам.

Неторопливо осматриваю свою квартиру, оттягивая неизбежный поход к зеркалу. Приходит узнавание, всплывает в памяти давно забытое – странное чувство, ни на что не похожее.

Внезапно в панике бросаюсь к окну, выходящему на проспект, осеняет мысль, что я один в этом мире. Но, нет – бредут изнуренные жарой редкие прохожие, брутальные газоны и Зилы, давно уже ставшие редкостью на наших улицах, фыркают выхлопными газами, вот троллейбус, необычных округлых очертаний, подъехал к остановке, высадив народ.

Судя по температуре на улице – сейчас конец лета, даже отсюда видно, как расплавился асфальт и пошел волнами.

Дальше тянуть нет смысла, открываю трюмо и рассматриваю тело носителя.

– Что тут у нас? Определенно, я, собственной персоной, в возрасте четырнадцати лет. И это, значит, что закончен восьмой класс, и на дворе логически рассуждая лето 1984-го.

Включаю телевизор, долго жду, пока нагреется, изображение подергается и прояснится. М-да, отвык от такого качества, что ни говори.

Кто у нас тут? Ба, знакомые все лица – товарищ Сенкевич и «Клуб кинопутешественников». Понять о чем передача не успел – она быстро закончилась, сменившись какой-то документальной эпопеей о войне. Второй канал до обеда не работает, и терзать телевизор дальше не имеет смысла.

Надо поискать программу передач! И отталкиваясь от неё установить сегодняшнюю дату.

Напрягаю память, и скрипя синапсами и нейронными связями вспоминаю, где она обычно хранится – в «стенке», в среднем отделе.

Стенка у нас особенная – привезена из ГДР родственником, там работавшим по контракту, и даже в середине двухтысячедесятых ещё жива была на даче у тещи, сохранив вполне пристойный вид.

Вот и программа, как и положено, на последней странице, новости потом обязательно почитаю, чтобы освежить в памяти события этого периода времени. На часах без пятнадцати одиннадцать, а Сенкевич утром у нас …по средам. Получается, сегодня – 31 августа.

– Блин, мне же завтра в школу! Вот засада.

Отчаиваться непродуктивно, поэтому продолжаю осмотр собственного имущества.

Имеем: двухкомнатная хрущевка с колонкой. Потолки два двадцать, жилая площадь 28 квадратных метров. Прописаны пятеро, включая бабушку, которая с нами не живет, но поскольку жилье дают согласно количеству зарегистрированных, то она числится здесь. Мелкий, который брательник, сейчас в детсаде, и его придется вечером забирать – не забыть бы. Насколько помню, обязанность на меня повешена.

Кухня шесть квадратов – не развернешься, горячая вода только после того, как раскочегаришь колонку. Система уникальная в своем роде: чтобы прибавить или убавить горячую воду надо бегать из ванной на кухню, крутить вентиль. А поскольку температура меняется не сразу, а постепенно, то процесс далеко не тривиальный. Намылишься, а в кране только кипяток или, наоборот, ледяная вода. Трогать вентили в ванной комнате не рекомендуется, иначе колонка может перегреться и попросту взорваться. На моей памяти такое случалось трижды – обычно, по приезду гостей, недостаточно ловких для пользования этой интеллектуальной системой с обратной связью.

В более поздние времена была произведена модернизация системы в стиле «стимпанк», для чего из ванной пробили отверстие и провели два сервопривода, изготовленных соседом из чистейшей бронзы, на импортном токарном станке с чпу. Благодаря этому червячно-карданному механизму вентиль газовой колонки стало можно крутить не покидая эмалированного сосуда для мытья тела.

Впрочем, отвлекся опять.

На столе записка, точнее список, без указания адресата, но поскольку кроме меня здесь никого нет, то предназначение очевидно.

«Печенье 5 пачек.

Сгущенка 3 банки.

Суп в пакетах 6 штук

Консервы 5 штук.

Карамель 1 кг.

Лимонад 2 бутылки

Домой: масло подсолнечное 1 литр, хлеб не забудь

Целую мама».

Странный набор, мы в турпоход собираемся что ли? Посреди недели?

В подкрепление письма нашлась пятирублевая купюра синего цвета со Спасской башней и водяными звездами на просвет. Почему то мне думалось, что она с портретом Ленина – оказывается, это четвертак с вождем. Защита от подделок на примитивном уровне – на принтере таких нарисую сколько угодно за пять минут, вот только, принтера здесь нет. Спустившись с фотошопных небес, вернулся в объективную социалистическую реальность.

Насколько помню, масло подсолнечное в пластиковой таре здесь не существует, как вид, только разливное, в свою посуду. Бидончик или бутыль? Вот в чем вопрос, а память, как назло, никакого точного ответа не дает. Куплю в бидон кваса – решил вопрос кардинально, методом исключения. Теперь хочешь, не хочешь, масло будет в стеклянной бутылке.

Отправлюсь на разведку, вооружившись трехлитровым белоснежным бидончиком, и мелочью, обнаруженной в кармане штанов. Общим количеством в пятьдесят копеек. Похоже, все мои доступные финансовые ресурсы на данный момент, кроме родительской пятерки – но она подотчетная, не пошикуешь. Мамуля бухгалтером работает, и по профессиональной привычке отчет истребует до последней копейки, и вовсе не из жадности – порядка ради.

Не случайно уточнил, что из «доступных ресурсов»! На самом деле, я баснословно богат, по среднесоветским меркам, для своего возраста.

Вот только тратить деньги мне не позволяет совесть и родители, не знаю, что их них больше.

Иногда советского ребенка «страхуют», и по достижении 16 летнего возраста он может получить круглую сумму, к примеру, малой у нас «застрахован» будет на тысячу рублей. И не трудно догадаться, что ничего путного из этой затеи не выйдет – деньги просто сгорят в 1991 году, а в нашем случае ещё и документы потеряются при ликвидации предприятия.

На самом деле, это никакая не страховка, а просто накопительный счет, куда родители переводят некую сумму из своей зарплаты, но называется так.

У меня же ситуация совершенно другая. Все деньги, что лежат на моей книжке – заработаны мной честным добросовестным трудом. И это более трехсот рублей! Неимоверная сумма, равная двум маминым зарплатам.

Формально, детский труд в Советском Союзе не используется, как и положено в передовом и современном обществе. На практике же, не совсем так. Поскольку главная стержневая идеология советского строя – уважение к труду, то воспитание подрастающего поколения настоящей работой не только не осуждается, но и всячески приветствуется. Достаточно упомянуть, что одна из высших наград СССР – Золотая звезда и звание Герой Социалистического труда! Было ли в истории ещё что либо подобное, но явление знаковое – общество культа трудового человека. И это не шутка – именно «передовики», новаторы и «стахановцы» – главные герои СМИ, на телевидении и в книгах. А звание Герой Труда по статусу соответствует Герою СССР, а тот обычно присваивается за настоящий подвиг на войне.

Но это лирическое отступление, просто чтобы освежить реалии того времени.

Первый раз поехал в колхоз два года назад (относительно момента времени, где сейчас нахожусь), в июне месяце, на каникулах. В тот момент мне было всего 12 лет, причем вызвался добровольно, по собственному желанию. И даже, заработал 35 рублей чистыми! За вычетом питания – все по-честному, без обмана. Через два месяца, в сентябре, пришлось ехать в колхоз добровольно-принудительно, уже всем классом.

Что удивительно, откосивших практически не было. Возможно, с позиции просвещенного либерального двадцать первого века это выглядит странно и дико, но поездка «в колхоз» никем не воспринималась как нечто тяжелое и обременительное. Наоборот! Нас 12-ти и 13-ти летних добровольцев набралось человек двадцать только из нашей параллели, и никто из родителей не возражал, чтобы мы отдохнули и поработали под присмотром учителей. Да и само мероприятие именовалось – ЛТО. То есть, лагерь труда и отдыха. Причем с уклоном в отдых, и без привычного уставного распорядка обычных пионерлагерей. Что нисколько не отменяет реального труда и заработка.

Став старше, зарабатывать мы стали намного больше, и если память меня не подводит, то к концу школы на моей книжке уже лежала круглая сумма в тысячу полновесных советских рублей. В десятом классе осенью привез 220 рублей за месяц работы – что заметно выше средней зарплаты по стране!

Но не это самое главное – деньги, когда их не тратишь, по большому счету, вообще перестают играть хоть какую-то роль. Была идея накопить на мопед, но мечту осуществил дед, просто подарив мне новенькие «Карпаты». Произойдет это следующим летом, когда меня сплавят на два месяца к прапредкам в деревню, а промежуточное звено предков укатит в Ереван по путевке.

– Вот, я тормоз! Какая школа – мне завтра в колхоз ехать! Вот зачем список продуктовых запасов.

На самом деле, поездка в «колхоз» – это чистое, рафинированное, искрящееся радостью счастье! Особенно, если это предполагается вместо учебы. И даже июньский выезд в село – это тоже счастье. Ко всем плюсам свободы нужно добавить описание альтернативы. В моем случае – это месяц безвылазной работы на даче, неотъемлемого атрибута каждой советской семьи. Пресловутые «шесть соток» – в реальности именно столько и получается. Три полива в неделю минимум, бесконечная прополка, подвязка, обрыв «пасынков» и прочее, прочее, прочее. Причем, все это под палящим солнцем и непрерывным родительским надзором, ну разве что кроме будней, когда можно искупаться в Ахтубе без разрешения. Но удовольствие это меркнет в моих глазах, как только представишь, что добираться придется на рейсовом автобусе вися на подножке, куда успеваешь вскочить в последний момент чудом (следующий будет только через час), и до остановки чапать полкилометра пешком. То есть альтернатива колхозному «раю», без всяких натяжек, напоминает настоящий «ад», в прямом понимании этого термина. Жара плюс сорок, вездесущая неубиваемая мошка и полное отсутствие премиальных. Антресоль с закрутками, как результат, меня лично никогда сильно не воодушевляла. В магазине болгарские огурцы и помидоры консервированные круглый год, а тонкости засола и домашнего вкуса мне юному тунеядцу всегда по барабану были, особенно если для процесса соления используется мой трудовой пот, в переносном смысле, конечно.

Прежде, чем выйти на улицу, следует подкрепиться – уже двенадцатый час, а во рту маковой росинки не было. Что у нас в холодильнике? Проведем ревизию, проверим неубиваемый тезис либералов о пустых полках отечественных хладошкафов.

Пустым его точно не назовешь, но и разносолами особо не отъешься. Банки с вареньем – ага, это свежесваренное, быстрого приготовления. Своя малина и тертая смородина с сахаром, варятся пять минут, но и хранить надо в холоде.

Большой кусок масла, со странной желтоватой поверхностью – отвык уже, что натуральное сливочное без консервантов быстро окисляется снаружи, приобретая прогорклый привкус. Впрочем, внутри оно вполне съедобно и даже вкусно, отчетливые нотки сливок. Натуральное – оно все такое, не хранится без консервантов. Открытый кефир больше суток не хранится – скисает.

Ни колбасы, ни сыра в наличии нет – с этим у нас всегда проблемы были. В отличие от Украины и Белоруссии, где у нас живут родственники, на Нижней Волге с мясом и молоком всегда напряженка была. Сосиски и сардельки не сказать, что редкость, но в продаже почти никогда их не бывает. Но есть два кафе в центре города, где их всегда можно попробовать – очень вкусные, заразы, но на вынос не продают категорически.

Впрочем, от колбас давно уже отказался, и заново к ним привыкать нет никакого желания. Сыр можно купить в Волгограде, что мы и делаем, когда проезжаем – междугородняя трасса тянется через весь город, и если знать места, то можно купить много вкусного и дефицитного, и почти без очередей.

Майонез в стеклянной баночке, томатная паста, ещё какие-то емкости с непонятным содержимым. В морозилке сиротливая мороженная перемороженная синяя птица с лапами. Судя по клюву – курица, хотя больше похожа на дистофика-динозавра, судя по цвету и комплекции, умершего от истощения. Мяса ноль, но бульон и супчик получаются ароматные и вкусные – натур продукт, скормлено зерном. Впрочем, насчет кормления можно усомниться.

– А это, что такое? – ухмыляюсь несуществующим либералам в ответ, заранее предчувствуя ответ.

Странная золотистая банка с такой же крышкой, из лакированной жести. Чтобы крышка не слетела, она плотно затянута резиновым широким кольцом розового цвета. С натугой открываю, стягивая упрямую резину, и моему взору предстает … та сама серая, она же черная икра.

Чувствую себя таможенником Верещагиным:

– Опять икра, а пожрать нечего.

Белужья, насколько я понимаю, паюсная – судя по плотности. И кажется пропавшая, запашок ещё тот.

Стандартная «браконьерская» банка, весом 850 грамм, продаваемая залетным туристам, как «килограммовая» по пятнадцать рублей из-под полы. Найденная емкость почти полная – в нашей семье икру никто особо не ест, вот и эта пропала, в очередной раз, к слову говоря.

Вот такая она жизнь обычного советского человека. Колбасы не купишь, а икру хоть ложкой ешь, но не хочется. В моем времени кило черной зернистой тянуло за тысячу убиенных енотов, здесь же она даром никому не нужна. Нам, например, она достается в подарок, от родственников с низовий, причем вопреки нашему желанию. В рыболовецком колхозе это добро «зернистое» идет по бросовой цене – литр водки за килограмм.

А поскольку таких родственников в городе у каждого третьего, помимо первого, то и продукт этот намного более распространенный, чем тот же сервелат. А стоит для коренных жителей даже дешевле, примерно как килограмм сливочного масла – три рубля за банку.

Очевидное следствие из этого – осетрину можно купить по цене 2—2.50 за кило, что намного дешевле мяса, с которым, наоборот, постоянные проблемы. На рынке, да и то по большому «блату» – мясо, причем с костью, отпускается по 4—5 рублей. Есть, правда, альтернатива, в виде калмыцкой сацйгачатины, но она не всегда бывает, только под заказ и сразу полутушей, но цена очень даже приятная – полтора рубля. По вкусу ничем не хуже говядины, а скорее даже лучше.

Испорченную икру по возвращении с магазина «исправлю», замотаю в марлю и замочу на ночь в тузлуке, но смысла особого нет – не в колхоз же её с собой везти, там этого добра свежего полно, а дома её опять никто есть не будет.

Кроме икры ничего интересного найти в холодильнике не удалось. Лишь большая кастрюля с борщом, у мамани опять завал на работе – отчет в конце месяца, на двое суток наготовила.

Делаю себе сладкий чай с бутербродом из хлеба и масла, как ни банально это звучит. Чай «со слоном» – хорошо! Грузинский в эти времена категорически пить нельзя – ни вкуса, ни запаха, и даже ветки иногда вместе с листьями попадаются. А вот с кофеем здесь реальный напряг – ни растворимого, ни молотого, даже у спекулей трудно найти – но в кафешках вроде бы продается, качество не айс, похоже, ячменный, но если очень приспичит отведать по старой памяти – есть, где перехватиться.

– Ну, что же, пора выйти в новый мир!

Бидончик в руки, авоську в карман – вдруг, что «выбросят» дефицитное и вперед с песнями.

Выхожу во двор и настороженно осматриваюсь. Наша «хрушевка» не совсем стандартная, двенадцатиподъездная и похожа на многоэтажку, упавшую на бок. Длинная и низкая, как пародия на китайскую стену. Не знаю, кто проектировал, но за высоту потолков отдельное спасибо – даже в панельках она выше на добрый десяток сантиметров. Люстра в зале в уровень с моими глазами висит.

Двор девственно пуст по причине обеденной жары и середины рабочей недели. Растроганно смотрю на детскую площадку, целую и невредимую – автомобилей во всем доме всего несколько штук, и пока ещё никому в голову не приходит снести её ради парковки.

К слову, у нас есть свой личный автомобиль! И не какой-то там «Москвич-412», а самый настоящий ВАЗ-2105! Мода на автомобили ещё только появляется, а мы уже потомственные автомобилисты с десятилетним стажем.