Книга: Стамбул. Город воспоминаний - Орхан Памук

У Орхана Памука же вышел совершенно уникальный сплав воспоминаний детства, очерков-размышлений о менталитете стамбульцев и, собственно, экскурсов в историю Стамбула (не очень кстати понятно, зачем в конце книги прилеплен указатель мест и имён - неужели предполагается, что кто-то будет пользоваться этим изданием как справочником?!).

В небольших главах, следуя прихотливой, не всегда сразу понятной структуре автор рассказывает то о своей не очень-то счастливой, хоть и вполне обеспеченной семье, то о традициях ещё османских времён, то о писателях и художниках, приезжавших в город за свежими впечатлениями. Некоторые эпизоды трагичны, как, например, описание погромов греческих кварталов, некоторые будто взяты из учебника по магическому реализму, как история создания стамбульской энциклопедии. И постепенно из этой мозаики разрозненных на первый взгляд фактов проступает и образ самого писателя, и образ его персонального Стамбула.

Застрявший на перепутье культур, полный внутренних противоречий, он прекрасен и своими парадными видами, и руинами бедных кварталов. Он вызывает нежность, сожаление и сочувствие, но, прежде всего, окутывает в щемящую приятную печаль, как в тёплое одеяло. И да, это определение можно отнести как к городу, так и к человеку.

Памук бережно воссоздаёт детали частной и общественной жизни, при этом оставляя некоторую недосказанность, желание узнать, что же дальше, задать множество наивных вопросов: А сколько ещё осталось деревянных особняков на Босфоре? А как сложилась судьба мамы? До сих пор ли ходят пароходики? Почему книга посвящена только отцу? Что теперь Орхан думает о печали нынешнего Стамбула, спустя почти двадцать лет после выхода этой книги?

И ещё, текст полон самых разных восхитительных перечислений: вещей, людей, явлений. Дальше приведу самое длинное, на несколько страниц в моей читалке, которое я перечитала раза три-четыре и буду перечитывать ещё. Этот странно успокаивающий меланхоличный отрывок заставляет скучать по осени - и по моему собственному, давно не существующему городу из детских воспоминаний.

Но я сейчас хочу рассказать не о меланхолии Стамбула, а о той, в чем-то похожей на нее, печали, которую мы, стамбульцы, принимаем с гордостью и переживаем все вместе, сообща. Чтобы почувствовать ее, нужно суметь увидеть ее истоки в городских пейзажах и в моментах, выхваченных из потока городской жизни. Я говорю о рано опускающихся сумерках и об отцах семейств с сумками в руках, спешащих домой по окраинным улочкам, освещенным тусклыми фонарями. Я говорю о пожилых продавцах книг, которые после очередного экономического кризиса, дрожа от холода в своих лавках, целыми днями впустую ждут покупателей; о парикмахерах, жалующихся, что народ стал меньше бриться; о застывших у пустых пристаней старых босфорских пароходах и о матросах, с ведрами в руках моющих палубу, одним глазом поглядывая на стоящий в отдалении черно-белый телевизор и думая о том, что скоро они пойдут в каюту спать; о детях, играющих в футбол на мощенных брусчаткой узких улочках среди машин; о женщинах с платками на головах и с пластиковыми пакетами в руках, молча ждущих на остановке автобуса, который все не едет; о пустых лодочных сараях рядом со старыми ялы; о чайных, под завязку набитых безработными; о терпеливых сутенерах, разгуливающих летними вечерами по самой большой городской площади в надежде отловить пьяного туриста; о толпах людей, спешащих зимними вечерами на пароход; о женах, заждавшихся возвращения своих мужей и выглядывающих, раздвинув занавески, в вечернюю темноту за окном; о стариках в тюбетейках, торгующих во дворах мечетей религиозными брошюрами, четками и розовым маслом; о похожих как две капли воды подъездах десятков тысяч многоквартирных домов, чьи стены от грязи, ржавчины, копоти и пыли потеряли всякий цвет; о муниципальных зданиях, где каждая дощечка в полу скрипела от шагов еще в те времена, когда они были особняками пашей; о сломанных качелях в парках; о корабельных сиренах, ревущих в тумане; о полуразрушенных городских стенах, сохранившихся еще с византийских времен; о рынках, пустеющих по вечерам; о руинах бывших дервишеских обителей; о чайках, неподвижно сидящих под дождем на ржавых, обросших мидиями и водорослями бортах барж; о еле заметном дымке, поднимающемся из единственной трубы огромного столетнего особняка в самый холодный день зимы; о толпе мужчин, ловящих рыбу с Галатского моста; о холоде в читальных залах библиотек; об уличных фотографах; о запахе дыхания, вырывающемся из кинотеатров, которые раньше были роскошными заведениями с позолоченными потолками, а теперь превратились в салоны порнофильмов, посещаемые мужчинами с виноватым выражением на лице; о проспектах, на которых после заката не встретишь ни одной женщины; о толпах, собирающихся жаркими, но ветреными днями у дверей контролируемых муниципальными властями публичных домов; о молодых женщинах, выстраивающихся в очередь у дверей лавок, торгующих мясом по сниженным ценам; о перегоревших лампочках, зияющих черными дырами в буквах призывов, что по религиозным праздникам натягивают между минаретами; о там и сям наклеенных на стены потемневших и порванных рекламных плакатах; об усталых старых долмушах, которые, скрипя и охая, ползут по крутым склонам грязных городских улиц, – в любом западном городе эти американские раритеты 1950-х годов попали бы в музей, а здесь продолжают трудиться; об автобусах, набитых пассажирами; о мечетях, у которых постоянно крадут свинцовые облицовочные плитки и водосточные трубы; о кладбищах, похожих на чуждые этому городу участки какого-то другого мира, и о растущих там кипарисах; о тусклых корабельных огнях, зажигающихся по вечерам на пароходах, идущих из Кадыкёя в Каракёй; о маленьких детях, пытающихся продать каждому встречному пакет бумажных салфеток; о башнях с часами, на которые никто никогда не смотрит; о школьниках, читающих на уроках истории рассказы о победах османских времен и получающих дома побои; о то и дело объявляемых запретах выходить из дому в связи с подсчетом избирателей, переписью населения или поиском террористов, когда люди сидят по своим квартирам и в страхе ждут «уполномоченных»; о втиснутых в самый дальний угол газеты письмах читателей, которые никто не читает: «У мечети в нашем квартале проваливается купол, а ей лет триста семьдесят, не меньше, – куда смотрит правительство?»; о ступеньках подземных и надземных переходов в самых оживленных местах города, каждая из которых разбита по-своему; о человеке, сорок лет подряд на одном и том же месте торгующем открытками с видами Стамбула; о нищих, появляющихся откуда ни возьмись в самых неожиданных местах, и о нищих, которые изо дня в день стоят на одном и том же углу и произносят одни и те же жалобные речи; о тяжелом запахе мочи, вдруг ударяющем в нос на оживленных проспектах, на пароходах, в пассажах и подземных переходах; о юных девушках, читающих колонки сестрицы Гюзин в газете «Хюрриет»; о вечерней заре, окрашивающей окна в Ускюдаре в красновато-оранжевый цвет; о ранних утренних часах, когда все спят и только рыбаки выходят в море; о невесть почему зовущемся зоопарком участке парка Гюльхане, где в клетке сидят две козы и три утомленные жизнью кошки; о выступающих по дешевым ночным клубам второсортных певцах, подражающих американским и турецким поп-звездам, и о первоклассных певцах тоже; о бесконечных уроках английского языка, на которых школьники за шесть лет с грехом пополам заучивают только «yes» и «nо»; о переселенцах, стоящих на пристани в Галате; о валяющихся на рынках зимними вечерами после окончания торговли овощах, фруктах, мусоре, обрывках бумаги, пластиковых пакетах, мешках, коробках и ящиках; о красивых женщинах, закутанных в платки, которые, смущаясь, торгуются с рыночными продавцами; о молодых матерях, бредущих по улицам с тремя детьми; о заливе Золотой Рог, видном с Галатского моста до самого Эюпа; о продавцах бубликов, в ожидании покупателей разгуливающих по набережной погрузившись в созерцание окрестностей; о сливающихся в единый протяжный гул корабельных гудках, доносящихся с Босфора в 9:05 утра 10 ноября, когда весь город застывает, чтобы почтить память Ататюрка; об источниках, которые столетиями верой и правдой служили горожанам, а ныне остались без кранов и превратились в бесполезные груды мрамора, и ступеньки их скрылись под слоями асфальта; о доме на маленькой улочке, в котором в годы моего детства жили представители среднего класса – доктора, адвокаты, учителя, – слушавшие по вечерам вместе со своими семьями радио, а теперь квартиры этого дома заставлены вязальными и пуговичными машинами, и за ними, чтобы вовремя успеть выполнить заказ, ночи напролет работают молоденькие девушки – за самую низкую в городе зарплату; о том, что все здесь разрушенное, поломанное и обветшавшее; об аистах, которые в начале осени летят с Балкан, из Восточной и Южной Европы на юг и по пути пролетают над Босфором и островами, и все, задрав голову, смотрят на них; и о толпах курящих папиросы мужчин, возвращающихся домой после матчей национальной футбольной сборной, которые в годы моего детства неизменно кончались крупным поражением, – обо всем этом говорю я.

Удивительной силы и красоты произведение открывает нам душу не только старинного города, но и самого автора. С первых глав Орхан Памук делиться с читателями интимными подробностями собственной жизни, словно мы с ним большие друзья, и между нами не может быть никаких тайн. Тут и подростковые секреты, и переживания по, казалось бы, пустяковым причинам. И наивные мечты, и томная печаль. Все поражает своей открытостью. И вот уже и ты - часть семейства, живущего в районе Нишанташи. И ищешь второго Орхана - неуловимого на узких улочках Стамбула.

Здесь в каждой строчке - любовь. Автор находит родной город в картинах именитых и не очень художников, в произведениях поэтов и писателей. Он собирает мозаику из любого воспоминания, чтобы воссоздать единый образ. И он предстанет перед нами и будет понят... Мы поразимся и архитектурным красотам, и образу жизни, но еще больше нам удастся прочувствовать печаль. Легкую грусть, присущую каждому стамбульцу, который испытывает ностальгию по утраченному величию Османской империи.

А потом мы будем любоваться на виды Босфора, изредка жалуясь на развалины вокруг и поблекшие краски, но и тут имеется своя прелесть, не сравнимая ни с чем... И посчитаем корабли, и увидим катастрофы местного значения, которые и пугают и манят одновременно. С нами поделятся также и семейными историями. И неуклюжая первая любовь вперемешку с художественными изысками будет глотком свежего воздуха.

Так о чем эта книга? Она о чувствах без конца. Потому что для автора нет ничего прекраснее Стамбула. Они неразрывно связанны. И я прониклась этим путешествием (а как же иначе?) и тоже полюбила город, которому отдано его сердце.