Текст книги "Цена крови"

Ее собственные апартаменты были построены из дерева на втором этаже, а первый этаж, который представлял собой в основном сооружение еще из римской каменной кладки, был отремонтирован и укреплен. Она поселила солдат своей нормандской охраны внизу, тогда как просторные помещения наверху занял ее небольшой двор, состоявший из почти тридцати женщин и детей. В комнате королевы были окна, узкие и высокие, со вставками не из рога, а из толстого стекла. Так что даже в такие пасмурные дни, как этот, свет лился внутрь, словно сияющий водопад.

В это утро она сидела с книгой на коленях на низкой, выложенной подушками скамье, а по обе стороны от нее расположились мальчики. Страницы книги были испещрены рисунками странных существ, вид которых вызывал восторг ее маленьких слушателей, тогда как сама Эмма находила их страшными и уродливыми. Интересно, думала она, что в этих чудищах могло так привлекать маленьких мальчиков?

Она перевернула страницу, в уме придумывая историю, которая соответствовала бы открывшемуся там следующему рисунку – безголовому человеку, чьи громадные глаза, нос и рот зияли на груди, ниже плеч. Рисунок этот был ей знаком, поскольку книга была у детей самой любимой, а свои истории она складывала из кусочков и отрывков других сказок.

Время от времени она поглядывала на других присутствующих в комнате, которые прислушивались к ее рассказу, не отрываясь от работы. Уаймарк, Марго и Вульфа сидели группой в центре комнаты и занимались рукоделием. Покрывало для алтаря, которое они сейчас подшивали, было почти закончено, и Эмма считала его одним из самых красивых изделий, изготовленных при ее дворе. Оно было из кроваво-красного шелка, обрамлено лентой из золотистой ткани, а центральный узор в виде большого золотого распятия она вышивала сама со всем своим усердием. С каждым стежком она шептала молитву святой Бригитте, покровительнице детей, моля ее о защите для подрастающего мальчика. Завтра она расскажет королю, что снова ждет ребенка, и, прежде чем отбыть с двором в Сандвич, сама отнесет это покрывало в церковь святой Бригитты.

Едва успела она закончить свою сказку отчаянной битвой между двумя монстрами не на жизнь, а на смерть, как в комнату вошел слуга и объявил о прибытии дворецкого короля, Хьюберта, который следовал буквально в шаге за ним.

– Добрый день, Хьюберт, – сказала она, глядя на неожиданного гостя, который, отвесив небрежный поклон, с торжественным видом встал перед ней, сложив руки на груди.

Она с тревогой смотрела на этого маленького церковника в темной рясе с лицом проныры, поскольку они с ним недолюбливали друг друга. Хьюберт десятилетиями служил королю в качестве его личного писаря, временами – советчика, а также – у нее были свои основания так считать – придворного шпиона. Его появление здесь означало, что он принес важное послание от короля, а по безмятежному выражению его лица она подозревала, что ей не понравится то, что она сейчас услышит.

– Надеюсь, ничего не случилось, – сказала она.

– Король просит вас подготовить вашего сына к путешествию, миледи. В течение ближайшего часа он должен будет отправиться в школу при аббатстве в Или.

Она почувствовала, как Эдвард подле нее от удивления вздрогнул. Она также была удивлена и напугана, но не должна была показывать этого Хьюберту.

– То, о чем вы просите, невозможно, – ответила она, следя за тем, чтобы голос ее звучал спокойно. – На то, чтобы подготовить моего сына к такому непростому делу, нужно гораздо больше времени. Если я не ошибаюсь, путешествие в Или должно занять не менее пяти дней.

– Все необходимые приготовления уже завершены, миледи, – заверил ее Хьюберт. – И вам нужно лишь отдать мальчика вместе с одеждой, которая ему понадобится. Я убежден, что ваши слуги способны сделать все это в отведенное вам время.

Она взглянула в сторону Марго, которая уже выскользнула из комнаты и через минуту, как догадывалась Эмма, вернется сюда со слугами. Марго, как и она сама, хорошо понимала, что бороться с неминуемым бессмысленно. Приказ, которого она так боялась, наконец поступил. Король забирает у нее сына, и она не может ничего сделать, чтобы помешать этому. Но почему именно теперь? И откуда такая спешка? Все это походило на какое-то наказание, хотя она надеялась, что Этельред просто хотел еще раз, как бы между делом, продемонстрировать ей свою власть – и не более того.

Горе и мрачные предчувствия липким комком подкатили к ее горлу, и она с натугой проглотила его. Она не должна пугать Эдварда. Ради его блага она должна оставаться спокойной, должна сделать так, чтобы он отнесся к этому как к великому приключению.

Она обняла сына за плечи и прижала его к себе.

– Что ж, Эдвард, – беспечным тоном сказала она, – король отдал нам приказ, и мы должны повиноваться. Ты уже слишком большой, чтобы помогал тебе только один отец Мартин, так что теперь ты отправишься в аббатство, где у тебя будет много учителей.

Лицо мальчика, однако, было затуманено сомнением.

– А разве ты не поедешь со мной? – спросил он.

Она погладила рукой его белокурые волосы и представила его в Или, одинокого и испуганного, среди незнакомых лиц, без матери, которая могла бы позаботиться о нем. Она быстро прогнала от себя эту картину, потому что иначе начала бы плакать, а этого делать было нельзя.

– Я не могу поехать с тобой, любовь моя, – сказала она. – Но я уверена, что король отправит с тобой большой отряд, с флагами и вооруженной охраной, какие сопровождают и его самого при выезде. А теперь вот няня поможет тебе выбрать вещи, которые ты возьмешь с собой. Вульфа и Роберт тоже будут тебе помогать.

Маленькое личико Эдварда недовольно сморщилось, когда он слезал со скамейки, но он не расплакался.

– А можно мне взять с собой эту книжку? – угрюмо спросил он у нее.

– Конечно, – ответила она и, захлопнув книгу, передала ее няне.

Когда дети ушли, она вновь повернулась к Хьюберту.

– Кто будет сопровождать Эдварда в этом путешествии? – спросила она. По крайней мере, это будет не Эдмунд, который уже убыл в Сандвич.

– Ответственность за него возьмут на себя епископ Эльмхем и аббат Или. У каждого из них есть своя большая свита, и все они собираются в соборе Святого Павла, где к ним и должен присоединиться этелинг. Король желает, чтобы его сын перед отъездом ждал его в большой королевской зале.

– Все понятно, – сказала она. – Благодарю вас, Хьюберт. Сообщите королю, что я сама провожу Эдварда в залу, как только он будет готов.

Дождавшись, когда дверь за камергером закроется, она тут же вскочила, злая и озабоченная. Нужно было еще многое сделать, потому что она не собиралась посылать своего сына в Или без сопровождающих из ее собственного окружения. Она приказала одному из слуг позвать отца Мартина, а затем повернулась к Уаймарк, которая подошла к ней сбоку и взяла за руку.

– Вы же знали, что когда-то это должно было случиться, – сказала Уаймарк.

– Ему нет еще и пяти лет, – с горечью в голосе бросила Эмма. – Он еще слишком мал, чтобы понять, почему его отсылают отсюда, и я не позволю, чтобы он оставался там один среди незнакомых людей.

Почему только она не приготовилась к этому заранее?

А потому, ответила она себе, что не хотела сталкиваться лицом к лицу с этой проблемой даже в своих мыслях. И теперь она должна найти способ решить ее в течение одного часа.

Она посмотрела в глаза Уаймарк и увидела в них отражение своего собственного горя. А еще она увидела там понимание и покорное смирение. Уаймарк уже догадалась, что было у нее на уме.

– Вы хотите, чтобы Роберт сопровождал Эдварда, – сказала Уаймарк и тяжело вздохнула. – Да, конечно, он должен это сделать. Эдварду понадобится компаньон.

Эмма сжала ее руку. Уаймарк угадала, но это было еще не все.

– Я хочу, чтобы вы поехали туда оба, – сказала она. – Роберту будет только на руку продолжать расти рядом с Эдвардом, а ты позаботишься об обоих наших сыновьях. Поселись где-нибудь неподалеку от аббатства и посылай мне весточки об Эдварде как можно чаще. Отец Мартин тоже поедет с вами; его охотно пустят на территорию аббатства. – Она сделала паузу, перебирая в уме, что еще должно быть сделано. – Вас будет сопровождать кое-кто из моей нормандской охраны, а у Эдварда должен быть свой камердинер для его личных нужд, человек, которому мы могли бы доверять. Думаю, это будет юный Лифинг.

Все происходило слишком быстро. Она чувствовала себя беспомощной в борьбе с обстоятельствами, которые не могла контролировать, как будто ей приходилось бороться с неукротимой бурей. Она внимательно смотрела в лицо Уаймарк, знакомое ей так же, как свое собственное, а затем заключила ее в долгие и крепкие объятия.

– Я буду скучать по тебе, – прошептала Эмма. – Сейчас трудно сказать, сколько мы будем в разлуке, но у Эдварда должен быть кто-то рядом, к кому он мог бы обратиться, если его нужно будет успокоить и утешить, а ты была для него словно вторая мать. Будь как можно ближе к нему.

– Обязательно, – сказала Уаймарк. – Он мне как родной сын. И вам об этом известно.

Наконец они выпустили друг друга из объятий, и Эмма, поцеловав подругу в лоб, сказала:

– Поторопись. У тебя очень мало времени.

Уаймарк кивнула, а когда она ушла, Эмма, прежде чем идти помогать Эдварду собираться, кончиками пальцев надавила на свои глаза, чтобы придать лицу выражение, хотя бы отдаленно напоминающее невозмутимость. Когда она убрала ладони и открыла глаза, то увидела, что возле нее стоит Марго с чашей вина в руках.

– Выпейте немного, – сказала Марго. – Это успокоит вас, и именно такой должен запомнить вас Эдвард.

Она взяла чашу, послушно сделала глоток, потом еще один, после чего с благодарной улыбкой протянула вино обратно Марго.

– Я хочу, чтобы ты завернула покрывало для алтаря на всю длину в вощеную шерстяную ткань, – сказала она. – Оно должно отправиться в Или вместе с Эдвардом. Я не знаю, какие дары собирается послать туда король в оплату за приют для своего сына, но аббат будет ожидать какой-то компенсации также и лично от меня.

Она не пошлет Эдварда туда с пустыми руками. Нет, она обязательно сделает так, чтобы аббат был ей признателен. Шелковое покрывало для алтаря, расшитое золотом, станет лишь первым ее даром из многих. Святой Бригитте придется подождать.

Через час, стоя на ступеньках часовни у западных ворот, Эмма подняла своего сына на руки, чтобы пожелать ему счастливого пути.

– Я поцелую тебя нашим особым поцелуем, – сказал он, обхватив ее руками за шею.

Она кивнула и закрыла глаза, а он стал целовать ее сначала в лоб, в веки, потом в губы, а последний поцелуй пришелся в кончик носа.

– Благослови тебя Господь, – сказал Эдвард, совсем как тогда, когда они прощались каждый вечер перед сном.

– Храни тебя Господь, – ответила она, хотя и не была уверена, что Господу можно довериться в таком вопросе.

Эдварда подняли и посадили, как и Роберта, в седло перед одним из ее нормандских вассалов. Уаймарк ехала рядом, и, когда вся группа уже тронулась, она на прощание помахала ей рукой. Эмма сухими глазами следила за тем, как всадники исчезают в тумане. Затем она отправилась искать короля.

Он по-прежнему находился в большой зале, где принимал Эдварда перед его отъездом; вокруг него толпились чиновники и прислуга, занимавшиеся, как она догадывалась, последними приготовлениями к предстоящему сбору флота в Сандвиче. Она уклонилась от попытки Хьюберта объявить о ее прибытии и прямиком направилась к помосту, на котором за столом, заваленным бумагами, восседал Этельред.

– Я исполнила ваш приказ относительно моего сына, милорд, – сказала она, – но я хотела бы знать, почему вы настояли на том, чтобы отослать Эдварда, в такой холодной и бессердечной манере. Это было сделано жестоко, и я хотела бы знать причины этого.

Как только она заговорила, все в зале тут же умолкли, но она говорила твердо и решительно. Пусть слушают все. Вероятно, им будет любопытно узнать его ответ в не меньшей степени, чем ей самой.

– Вы просто расстроены, миледи, – сказал он, даже не удосужившись взглянуть ей в лицо. – Я обсужу с вами все ваши тревоги позднее.

– Если вы посмотрите на меня, милорд, вы заметите, что я не расстроена. Мне просто интересно. И думаю, что как ваша королева, – она сделала упор на свой титул, – я заслуживаю ответа.

Тогда он действительно посмотрел на нее, после чего едва заметным щелчком пальцев очистил залу от зрителей. Этот жест был атрибутом его власти, который он использовал так небрежно, мимоходом, что можно было действительно подумать, будто он не догадывается, насколько устрашающе это выглядит. Но Эмма хорошо знала короля и понимала, что каждое его слово и каждый жест имеют свою цель. Этим он напоминал ей, что, хотя она, может быть, и королева, ее власть является лишь отражением власти его самого и Эдварда как его наследника. А теперь Эдвард уехал.

– Вы страдаете, миледи, оттого, что потеряли своего сына? – спросил он. – Или же, возможно, явное желание вашего сына уехать от вас настолько вас расстроило?

Эти слова были рассчитаны на то, чтобы причинить ей боль, и первым ее желанием было немедленно и резко ответить ему. Однако она не имела оружия против него. Она не могла сделать ему больно, сказав, что у его сына нет к нему никаких чувств, потому что Этельреду было наплевать на это. Он хотел только, чтобы дети боялись его, и в этом он преуспел, даже очень.

– Вместо того чтобы насмехаться надо мной, – сказала она, – вы могли бы похвалить меня, ведь я воспитала своего сына так, что он подчиняется вашим приказам, не задавая вопросов. И я по-прежнему хотела бы знать, почему вы сочли необходимым отослать Эдварда, не предупредив об этом заранее.

– Мне сообщили, – сказал он, продолжая читать один из документов, лежавших перед ним, – что вы носите ребенка. Почему вы оказались настолько забывчивы, что не удосужились поделиться со мной столь радостным известием?

Выходит, кто-то предал ее. Опешив, она уже открыла было рот, чтобы ответить, но он взмахом руки остановил ее объяснения.

– Это не имеет особого значения, – продолжал он. – Теперь, когда Эдвард уехал, вы сможете направить всю вашу энергию на подготовку к предстоящему рождению ребенка. С этой целью вы освобождаетесь от необходимости присутствовать на заседаниях совета – на неопределенный срок.

– Милорд, я лишь хотела быть полностью уверена…

– Через три дня я уезжаю в Сандвич. Вы со своим окружением остаетесь здесь, в Лондоне, и до моего отъезда на юг вам запрещается входить в мою залу или в мои покои без вызова. Я не желаю видеть ваших выходок, подобных тому, что произошло сегодня. Вам это понятно?

– Нет, не понятно, – бросила она. – Я не ваша пленница, и я не ребенок, хотя относитесь вы ко мне именно так. Если вы не желаете слушать мои советы, я буду держать язык за зубами, но отлучение меня от двора предполагает, что я совершила какое-то преступление, хоть ничего дурного я не сделала. Почему мы всегда должны находиться в противостоянии? В чем мой проступок?

Но ответ на этот вопрос она уже знала. Она посмела взвалить на свои плечи выполнение обязанностей королевы, в то время как ему она нужна была лишь для постели. Этельред хотел, чтобы раздача привилегий, принятие решений и вся власть были сосредоточены исключительно в его руках. Ему не нужны были соперники вокруг его трона – ни его сыновья, ни его знать, и, уж конечно, ни королева.

– Да, леди, – сказал он, – похоже, что мы с вами действительно всегда должны находиться в противостоянии. А знаете почему? Потому что против своей воли я был вынужден дать вам корону, однако сей дар вас не удовлетворил. Я дал вам земли и богатство, я назвал вашего сына наследником престола, но и это не утолило вашей жажды к расширению своего влияния. Вы хотите подчинить себе меня, но меня подчинить не удастся. Я буду использовать вас, как это будет устраивать меня, а в настоящее время меня устроит оставить вас в Лондоне, пока вы будете ждать рождения своего ребенка.

Теперь он уже внимательно смотрел на нее, ожидая, чтобы она совершила оплошность. Но ей было уже все равно. Он и так забрал у нее сына и отлучил ее от королевского двора. Что еще он может ей сделать?

– А если бы я захотела покинуть Лондон?

Он пожал плечами:

– Езжайте куда хотите, но, если вы собираетесь последовать за вашим сыном в Или, я советую вам хорошенько подумать. Возможно, вы имеете влияние на некоторых епископов, Эмма, но аббат Или принадлежит мне, и он получил соответствующие приказы. Так что на радушный прием там не рассчитывайте. – Он взял в руку несколько документов со стола и поднял их вверх. – Хьюберт!

Она продолжала смотреть на него, но он уже, казалось, забыл о ней. Даже лесть была бы сейчас бессмысленна. Она развернулась и пошла к выходу через залу, ошеломленная и шокированная тем, как он обернул против нее свои извращенные рассуждения.

Она не рассказывала никому о своей беременности из страха, что у нее опять может быть выкидыш, даже не думая о том, что кто-то может догадаться о ее положении и доложить об этом королю, – вероятнее всего, это была Эдит. Этельред с его подозрительностью повсюду видел одно лишь коварство, хотя, бог свидетель, у нее и в мыслях ничего подобного не было. Теперь же он использовал ее беременность в качестве повода к тому, чтобы удалить ее от двора, и такого она не ожидала. Ребенок, которого она так хотела, о котором молила Небеса, станет ее наказанием. Ее место возле короля, к которому она столько лет готовила себя, было у нее отнято. Он отлучил ее от каналов власти и информации.

Но еще хуже, что он оторвал ее от сына; и, если ей не оставалось делать ничего другого, ей придется найти способ исправить эту ситуацию.

Эмма положила ладонь на живот. Пройдет еще по меньшей мере шесть месяцев, прежде чем это дитя увидит мир. А до этих пор она мало что могла сделать.

«Шесть месяцев, – подумала она, – не такой уж и большой срок».

Но эта мысль ее мало утешила. Поскольку в жизни мальчика, которому еще не исполнилось и пяти лет, шесть месяцев были настоящей вечностью.

Глава 16

Июнь 1009 года

Кент

Этельстан в компании пятнадцати всадников ехал из Кентербери по южной части Уотлинг-стрит[7]7
  Уотлинг-стрит – название древней дороги в Англии и Уэльсе, которой пользуются и в наши дни. Изначально проходила между современными городами Кентербери и Сент-Олбанс.


[Закрыть] по направлению к Сандвичу. По обе стороны грязной изрытой дороги ровная деревенская местность перемежалась длинными полями поспевающего зерна, участками густого леса и широкими лугами, на которых недавно остриженные овцы зябко жались друг к другу, чтобы согреться.

Ближе к сумеркам с неба заморосил дождь – прощальный отголосок жестокой бури, разразившейся два дня назад. Капризы погоды заставили Этельстана остановиться на два дня в Рочестере, и сейчас он пытался наверстать потерянное время, но без особого успеха. Порывы штормового ветра забросали дорогу обломками спутанных веток и даже вырванными с корнем деревьями, так что его людям часто приходилось расчищать путь или объезжать заваленные участки. Такое медленное продвижение злило его, но с этим ничего нельзя было поделать. Он уже и так опоздал на много дней, так что еще несколько часов не играли большой роли.

Когда он наконец выехал на последний подъем и увидел перед собой Сандвич, дождь внезапно прекратился, хотя небо оставалось затянутым тучами. Он оглядел гавань, окружавшую город с трех сторон, в поисках леса корабельных мачт. Они действительно были там, но гораздо меньше, чем он ожидал. В широком, защищенном от ветра канале стояло на якоре примерно сорок, может быть, пятьдесят кораблей. А он рассчитывал увидеть по меньшей мере втрое больше.

По его расчетам, флот не должен был отплывать отсюда самое раннее – до середины июня, так что отсутствие множества кораблей озадачило его. Матросы в командах моряков плохо знали своих капитанов, да и друг друга тоже. Некоторые из этих людей даже никогда не сидели на скамьях для гребцов, и, поэтому, конечно, нельзя было выпускать в открытое море сразу так много судов, даже в целях тренировки экипажей. Тогда, во имя Всевышнего, где же могли находиться все корабли?

Он провел свой отряд через палаточный городок, раскинувшийся вокруг Сандвича для размещения моряков нового флота; ему показалось, что количество палаток здесь уменьшилось больше чем наполовину. Внутри, за городскими воротами, дома были построены недавно, свежепокрашенные и с новыми кровлями, поскольку Сандвич был полностью разрушен во время набега викингов три года назад. Последствия разрушений, вызванных прошедшей сильной бурей, были устранены, в городе, похоже, царил мир и порядок – без сомнения, благодаря присутствию здесь короля. Знатные дворяне, которым предстояло обедать с королем сегодня вечером, уже начали собираться у входа в королевскую залу. Этельстан обошел эту группу и направился к расположенному неподалеку павильону, над которым под порывами ветра с моря судорожно развевался штандарт Эдмунда. Направив своих людей разбить шатер рядом с жилищем Эдмунда, он спешился и вошел в палатку брата.

Его брат в этот момент разговаривал с двумя стражниками из своей охраны, но, как только увидел Этельстана, он тут же жестом отослал их на улицу.

– Где ты был, ради Христа? – спросил Эдмунд. – Король уже бог весть что подозревает.

– Я ездил в Мерсию, – сказал Этельстан, – разбирался в делах Идрика. А здесь что происходит? – спросил он, кивая в сторону гавани.

Эдмунд указал ему на табурет, и сразу же рядом появился слуга с водой и куском ткани. Этельстан принялся вытирать дорожную пыль с лица и рук, продолжая слушать брата.

– У нас тут такие проблемы, которые и вообразить себе трудно, – проворчал Эдмунд. – Как только сюда приехал король, брат Идрика, эта неотесанная деревенщина Брихтрик, обвинил Вульфнота в том, что тот планирует мятеж против короны.

Этельстан замер; вода стекала с его лица и капала на пол. В мозгу его вспышками, словно предупреждающий маяк, мелькали воспоминания о том злополучном разговоре с Вульфнотом в Корфе.

– Господи! – еле выдохнул он. – И как же Вульфнот ответил на это обвинение?

– Он не ответил на него, – сказал Эдмунд, пододвигая еще один табурет и садясь напротив него. – В этом случае было бы просто его слово против слова Брихтрика. Я подозреваю, что Вульфнот посчитал, что его убьют в любом случае, что бы он ни сказал, поэтому он скрылся. И прихватил с собой двадцать кораблей вместе с их командами. А это более тысячи человек, которых король не может позволить себе потерять.

«Проклятье!» – подумал Этельстан. Вульфнот и его люди, несомненно, были лучшими моряками во всей Англии. И их потеря стала серьезным ударом для всего королевского флота.

– Но сейчас еще хуже, – продолжал Эдмунд угрюмым голосом. – Вульфнот принял решение пройти набегом по всему побережью Сассекса в поисках припасов. Он и его команды в основном нападают на королевские склады, забирая продукты и оружие и истребляя всех, кто пытается их остановить. Когда эти вести докатились до нас, наш знаменитый флотоводец, Идрик, – это имя он произнес с насмешливой ухмылкой, – настоял на том, чтобы Вульфнота вернули сюда, живого или мертвого. Король согласился на это, а Идрик приказал своему брату взять столько кораблей, сколько понадобится, чтобы выполнить эту задачу.

Слушая брата, Этельстан продолжал вытирать лицо и руки, но теперь он отбросил полотенце в сторону и весь превратился во внимание.

– И сколько же он взял?

– Восемьдесят наших лучших кораблей.

– Он взял восемьдесят кораблей, чтобы захватить двадцать? – эхом переспросил Этельстан. – И король позволил ему это? Он что, сошел с ума?

Эдмунд предложил ему чашу эля, но он жестом отказался.

– Брихтрик утверждал, что искусство мореплавания, которым владеют люди из Сассекса, дает Вульфноту большое преимущество, – сказал Эдмунд. – Он настаивал, что без большого численного преимущества у него будет мало надежд захватить такую добычу. Они отплыли пять дней назад, и с тех пор от них нет никаких вестей. А позапрошлой ночью здесь разразился ужасный шторм, настоящий ад, местные жители такого не припомнят. Одному господу известно, как они справились в такую бурю. Король направил своих людей по суше, чтобы они прошли через все гавани вдоль побережья в поисках известий о флоте.

Этельстан молчал, переваривая информацию. Больше всего его тревожило обвинение в подготовке мятежа. Возможно, обвинение Вульфноту бросил и Брихтрик, однако за всем этим определенно стоял Идрик. Мог он каким-то образом проведать о том, что Вульфнот встречался в Корфе со всеми сыновьями короля?

– А Брихтрик больше никого не обвинял? – наконец спросил он.

– Нет, насколько я знаю. Но лишь одному богу известно, о чем Идрик говорит королю, когда они остаются наедине. Однако мы с тобой знаем, что единственным преступлением Вульфнота до сих пор было то, что он ненавидит Идрика.

– Верно, – согласился Этельстан. – Впрочем, своим побегом он сам приговорил себя к смерти, а это передаст в руки Идрика еще больше власти. Черт! – Он вскочил и стал взволнованно расхаживать по палатке. – Теперь у нас совсем мало надежд восстановить короля против него и еще меньше шансов как-то спасти шкуру Вульфнота. И нам очень повезет, если он не утянет вместе с собой и нас тоже.

Эдмунд сделал долгий глоток эля, утерся тыльной стороной ладони и пробормотал себе под нос проклятия.

– Это моя вина, Этельстан, ведь это я вызвал Вульфнота в Корф прошлой осенью. Впрочем, возможно, мне удастся исправить положение, если я расскажу королю, что там произошло – что я поддерживал Вульфнота, а ты наотрез отказался иметь что-либо общее с его планами.

Этельстан остановился и хмуро посмотрел на брата.

– Не вижу, какую пользу это могло бы принести, – сказал он. – Это не только не исправит ситуацию, а лишь настроит короля против нас обоих. Если же он будет продолжать хорошо думать о тебе, это станет нашим преимуществом. К тому же мы даже не можем быть полностью уверены, что он не знает о случившемся в Корфе, – за исключением смерти Эдгара. Об этом мы можем только догадываться.

Эдмунд проворчал что-то невнятное, и Этельстан принял это за согласие, хотя и недовольное.

– А что тебе удалось узнать про Идрика в Мерсии? – спросил Эдмунд.

Этельстан скривился.

– Вульфнот был прав, когда говорил, что там его не любят. Он деспотичный чиновник, который собирает налоги и подати гораздо более высокие, чем в Сассексе и Нортумбрии, а разницу кладет себе в карман. Его состояние растет за счет великого множества танов, многие из которых являются родней Эльфхельма, а значит, имеют достаточно оснований его ненавидеть. Они называют его Идрик Хапуга. Король точно не знает обо всем этом, иначе Идрик не ходил бы в его фаворитах. – Он потер шею, которая у него сейчас постоянно болела, и, взглянув на брата, тяжело вздохнул. – Однако, если я выступлю с обвинениями против Идрика после всей этой истории с Вульфстаном, король, скорее всего, даже не станет меня слушать.

Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент один из воинов Эдмунда откинул кожаную штору на входе в палатку и доложил:

– На севере замечены всадники, милорд, они едут со стороны Истри.

– Это, наверное, вести о судьбе флота, – сказал Эдмунд. – Если они захватили Вульфнота, это может означать катастрофу для нас с тобой.

– Я не знаю, как Вульфнот мог скрыться, если его преследовали восемьдесят кораблей, – сказал Этельстан. – Но у нас нет другого выбора, кроме как пойти и самим услышать последние новости. Я не повторю ошибку Вульфнота и не стану бежать, не воспользовавшись шансом защитить себя.

Этельред важно вошел в залу позади знаменосцев, несших его штандарты, и занял свое место на помосте в окружении архиепископов, элдорменов и своей дочери. Эдит приветствовала его реверансом и ослепительной улыбкой, и он в ответ что-то одобрительно проворчал. В отсутствие королевы эта девочка чувствовала себя намного свободнее. Единственное, о чем он сожалел в связи с тем, что оставил Эмму в изоляции в Лондоне, было то, что он не мог отделаться от нее раньше.

Ополоснув руки в поставленной перед ним миске, он кивнул Вульфстану, и, пока архиепископ читал молитву, Этельред смотрел на склоненные головы собравшихся здесь магнатов, пытаясь выудить какую-то информацию из того, каким образом они выстроились сейчас. Он знал, что результатом подобных собраний знати часто становились сделки, междоусобная вражда, браки и заговоры.

Он обратил внимание, что похожий на медведя Турбранд, которого ему наконец удалось вытащить из его глухой берлоги в Холдернессе, расположился между Моркаром и его братом Сифертом. Это, конечно, не предвещало ничего хорошего. Все трое были близки к Эльфхельму и, вероятно, затаили обиду и на него самого, и на Идрика. Рано или поздно этой троицей нужно будет заняться, но пока он еще не решил, как лучше сделать это.

С удовлетворением он отметил, что Эдрид и Эдвиг сидят рядом с элдорменом Эльфриком. Этот старик присмотрит за ними. Он поискал глазами Эдмунда и Этельстана и нашел их стоящими в конце залы. Ему уже час назад сообщили о приезде Этельстана, который, к счастью, не привез с собой и половины отряда, который король почти ожидал увидеть с ним. Хотя он уже разработал план, как при случае решить этот вопрос, для него стало облегчением, что не нужно приводить план в действие сейчас. Если Этельстан и задумал что-то вместе с Вульфнотом, своевременное вмешательство Идрика пока что пресекло все это.

Он давно уже понял, что ключом к управлению королевством было умение держать своих врагов далеко друг от друга, чтобы они не могли объединиться и собрать против него значительные силы. Силе короля способствовала слабость его знати. Однажды Этельстан и сам придет к этому, если он стремится получить трон.

Пока же его сын стоял и выжидающе смотрел куда-то в сторону дверей. Проследив за его взглядом, Этельред увидел трех гонцов, мокрых и перепачканных дорожной грязью, которые толпились у заширмленного прохода в ожидании, когда закончится молитва. Он положил руку на плечо Вульфстану, чтобы остановить его, после чего кивнул людям у входа; все присутствующие напряженно следили за тем, как один из этих мужчин вышел вперед, заметно хромая на одну ногу.

– Это Ситрик, милорд, – шепнул ему на ухо Идрик. – Он тан моего брата Этельнота. Похоже, он участвовал в какой-то схватке.

Ситрик, который был совсем еще юношей, выглядел ужасно. Его длинные красивые волосы были спутаны и взъерошены, под одним глазом на широком лице красовался большой синяк, а от уха к подбородку тянулась глубокая царапина. Глядя, как он хромает вперед, Этельред почувствовал, что по спине у него пробежал холодок страха.

Подойдя к помосту, молодой мужчина опустился на одно колено и склонил голову.

– Встаньте, – сказал Этельред. – Какие новости вы нам привезли?