Текст книги "Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение"

Мы видим, таким образом, что при своем появлении манифест был очень мало и очень немногими понят, и во всяком случае его непосредственное влияние было на первых порах ничтожно. Но это лишь доказывает, насколько гениальны и необычны для тогдашнего времени были основные идеи, положенные в его основу. При своем появлении замеченный и оцененный лишь кучкою единомышленников, документ сумел впоследствии совершить кругосветное путешествие и найти повсюду миллионы последователей. Разница между манифестом и другими замечательными социалистическими произведениями той эпохи заключалась в том, что эти последние произведения при своем появлении возбуждали всеобщее внимание и производили шумную сенсацию, тогда как манифест Маркса мало кто заметил. «Коммунистический манифест» некоторыми своими выводами сильно опередил свое время, приняв едва зародившиеся отношения за уже сложившиеся, но благодаря этому же, когда развитие общественных отношений подвинулось дальше, влияние «Ком. ман.» возросло, и по своей основной идее, оставляя в стороне омертвевшие частности и подробности, «Манифест» останется бессмертным, в пределах жизни капиталистического строя, произведением.

Глава VI

Февральская революция 1848 г. в Париже. – Мартовская революция в Берлине и возвращение Маркса в Германию. – «Новая рейнская газета» и сотрудничество в ней Маркса. – К характеристике политической позиции Маркса в 1848–1849 гг. – Разочарование в революционности буржуазии. – Высылка Маркса из Пруссии и закрытие «Новой рейнской газеты»

Маркс жил в Брюсселе, когда в феврале 1848 г. вспыхнула в Париже революция.

Ко второй половине сороковых годов политические события Франции запутались в мертвый узел, который могла разрубить лишь революция. С другой же стороны, в Германии и Австрии от постоянного столкновения и трения между правительством и народом скопилось столько горючего материала, что пожар революционного восстания в Париже неизбежно должен был переброситься и в эти страны. Все это было ясно передовым элементам немецкой эмиграции, и все они с, лихорадочным нетерпением ожидали наступления надвигавшегося события. С середины февраля 1848 г. брюссельская колония немецких эмигрантов в нервном напряжении со дня на день ждала революции в Париже и каждое утро жадно набрасывалась на телеграммы из Парижа. Утром 24 февраля 1848 г. обычные поезда и с ними почта не пришли из Парижа. Их ждали целый день, но тщетно – никаких вестей из Парижа не приходило, он был точно отрезан от всего мира. К вечеру на брюссельском вокзале собралась группа немецких эмигрантов, с невыносимым долее нетерпением ждавшая вестей из Парижа, здесь же в томительном ожидании, бледный и растерянный, стоял французский посол при брюссельском дворе. Наконец донесся издали глухой гудок паровоза, и все устремили вдаль горящие нетерпением глаза. Не успел еще поезд вполне остановиться, как кондуктор соскочил, громко крича: «Le drapeau rouge flotto sur la tour de Valenciennes, la republique est proclamee!» («На башне Валансьен поднят красный флаг, провозглашена республика!»)

Немецкие эмигранты ответили радостным криком: «Да здравствует республика!» В Бельгии парижская революция отозвалась лишь слабым народным волнением в Брюсселе, тотчас же подавленным. Но встревоженное бельгийское правительство усердно принялось изводить крамолу и обрушилось преследованиями на иностранцев, являющихся, по убеждению всех правительств, подстрекателями и зачинщиками мятежей. 25 февраля 1845 г. по приказу бельгийского правительства был арестован Карл Маркс, как глава немецкой эмиграции. Маркс отнесся к этому первому своему аресту очень хладнокровно, но зато жена его страшно растерялась, воображая всяческие ужасы. Сначала она бегала взад и вперед по комнате, ломая руки, а затем, накинув платок, бросилась на улицу и столкнулась здесь с тем самым полицейским, который присутствовал при аресте ее мужа. Почти в истерике она неотвязно требовала у полицейского, чтобы он отвел ее к мужу. Полицейский повел ее к старому, мрачному зданию и, впихнув в какую-то полутемную вонючую комнату, запер за нею тяжелую дверь. Она оказалась запертой в арестном доме для пропойц и проституток, среди которых провела целые сутки.

Маркс был выслан из Бельгии; по счастью, новое революционное правительство Франции отменило постановление прежнего правительства о запрещении Марксу въезда на французскую территорию и один из членов правительства прислал Марксу любезное приглашение приехать в Париж. Маркс, конечно, поспешил воспользоваться этим приглашением. Когда Маркс покинул Париж, высланный оттуда министерством Гизо, во Франции царила и правила крупная финансовая буржуазия. Июльская революция 1830 г. свелась к восшествию на престол финансовой буржуазии и открыла эру колоссальных спекуляций и хищений при пособничестве и участии всего правительства, в том числе и короля.

Промышленная буржуазия, производившая товары для широкого массового сбыта, а не для казны, и не занимавшаяся спекуляциями и казенными подрядами, чувствовала себя обойденной и настраивалась по отношению к июльской монархии все более и более оппозиционно. Миллионные спекуляции, непрерывные государственные займы и ежегодные дефициты, колебания курса и устройство дутых предприятий образовывали те потоки мутной воды, в которых крупная финансовая буржуазия ловила жирную золотую рыбу.

Но эта нездоровая лихорадочная атмосфера дутых спекуляций, обогащая крупную финансовую буржуазию и королевский двор, в то же время разнуздывала все их страсти и разоряла промышленную и мелкую буржуазию.

«Июльская монархия была акционерной компанией, – писал К. Маркс, – основанной для эксплуатации национальных богатств Франции. Министры, палаты, 240 ООО избирателей, их близкие делили между собою дивиденды. Луи-Филипп был директором этой компании. Торговля, промышленность, мореплавание, земледелие, интересы промышленной буржуазии – все подверглось опасности разрушения благодаря господствовавшей системе. Эта буржуазия и начертала на своем знамени лозунг: «Дешевое правительство».

«Финансовая аристократия издавала законы, занимала важнейшие административные посты в государстве и господствовала над общественным мнением благодаря прессе и случаю. Во всех сферах, начиная со двора и кончая последним кабачком, царила продажность, наглая ложь, жажда нажиться не путем производства, а путем присвоения чужого богатства. Верхами буржуазного общества руководили самые разнузданные и нездоровые вожделения (удовлетворение которых непрестанно попирает даже буржуазные законы), в которых богатство, приобретенное игрою, естественно ищет себе удовлетворения, превращая наслаждение в разврат, сливая в один поток кровь, грязь и деньги. Всякий темный, грязный и разнузданный сброд переносится в высшие сферы буржуазного общества и полного своего расцвета достигает в финансовой аристократии, в ее способах наживы и ее формах наслаждения».

Дефициты сделались хроническим явлением французского бюджета, для лечения которого употреблялись все растущие займы, в свою очередь вызывавшие повышение налогов. Государственные расходы росли с неослабевающей быстротой, точно гигантский насос вытягивая с населения последние соки и крохи. В 1835 году государственные расходы достигали 1047 млн.; в 1840 году– 1363 млн.; в 1844 году– 1428 млн. и в 1847 году– 1629 млн. Государственные долги и дефициты росли из года в год; ежегодный дефицит в 150–200 млн. стал самым обычным явлением; государственный долг в 326 млн. руб. в 1835 году поднялся до 369 млн. в 1845 году.

Финансовой буржуазии подобная расточительность и задолженность государства была как нельзя более на руку, так как она продолжала многомиллионные спекуляции, доставлявшие колоссальные барыши. Тогдашняя же систем налогов позаботилась о том, чтобы налоги ложились на плечи широкой массы народа. Прямые налоги возрастали медленно, увеличившись с 1835 по 1845 г. лишь на 21 млн., тогда как косвенные налоги на предметы необходимости с 560 млн. в 1835 г. возросли до 808 млн. в 1845 году и до 892 млн. в 1847 г.

Государственное хищничество июльской монархии, быстро обогащая финансовую буржуазию, разоряло мелкую буржуазию и трудящиеся классы и тормозило широкое развитие капитализма. Неудивительно, что трудящиеся классы слились с буржуазией в требовании положить конец финансовой олигархии и создать «дешевое правительство».

Мы уже знаем, что тогдашнее правительство во главе с Луи-Филиппом само принимало самое энергичное участие в спекуляциях, дутых аферах и безумном мотовстве, заразившем весь верхний слой французского общества. Вот почему требование «дешевого правительства» сделалось столь популярным в самых различных слоях французского общества. Атак как при этом правительство июльской монархии было правительство не феодальное, не дворянское, а буржуазное и так как сам Луи-Филипп был лишь верным слугою буржуазии, то теперь уже в глазах мелкой буржуазии была дискредитирована не только династия или личность Луи-Филиппа, но и монархия вообще. Июльская революция была поднята против феодальной знати, против аристократической монархии, которую она и свергла, создав буржуазную монархию; но когда и буржуазная монархия оказалась враждебной кровным интересам мелкого люда, тогда в среде последнего широко разлилось отрицательное отношение к монархии вообще и стала крепнуть симпатия к республике.

И революция 1848 года уничтожила буржуазную монархию, положила начало буржуазной республике.

Когда Маркс, высланный из Брюсселя, вернулся в Париж, республика уже была провозглашена и сформировано временное правительство. Долгая борьба за политическую государственную форму была разрешена, и промышленной буржуазии в союзе с мелкой буржуазией и пролетариатом удалось добиться наиболее «дешевого» правительства и установить политическую организацию, дававшую наибольший простор развитию капиталистического хозяйства. Но теперь стала быстро нарастать более грозная тяжба между пролетариатом и буржуазией. Когда Маркс вернулся в Париж, эта борьба уже ярко разгоралась. Временное правительство, составленное из разнородных в социальном отношении элементов, напрягало все усилия, чтобы помешать разразиться быстро надвигавшемуся острому столкновению между буржуазией и пролетариатом. Среди рабочих происходили сильнейшие волнения, они устраивали постоянные манифестации и громко требовали вмешательства правительства в область разрешения социального вопроса.

Среди французских рабочих этой эпохи были чрезвычайно сильно распространены предрассудки относительно всемогущества правительства в деле разрешения социального вопроса и устранения нищеты. Когда среди некоторой части парижских рабочих обнаружилось стремление к разрушению машин, то группа сознательных парижских рабочих опубликовала следующее обращение к товарищам-рабочим: «Братья, мы узнали, что среди радостей победы некоторые из нас, увлеченные предательскими советами, хотят омрачить славу нашей революции крайностями, они хотят изломать скоропечатные машины. Братья, мы порицаем их со всею нашей энергией; они правы: мы терпим, как и они, расстройство, внесенное введением машин в промышленность; но вместо нападения на изобретения, сокращающие труд и умножающие производство, мы обвиняем эгоистические и непредусмотрительные правительства. Их не будет существовать в будущем»

Среди парижских рабочих, повторяем, была очень сильно распространена вера в то, что правительство, перестав быть «эгоистичным» и сделавшись «предусмотрительным», сумеет разрешить социальный вопрос. Радикальная буржуазия до революционного переворота усердно поддерживала в рабочих эту иллюзию, так как эта иллюзия наряду с реальными побудительными причинами служила одним из стимулов, заставивших рабочих пойти в бой с «эгоистическим и непредусмотрительным» правительством Луи-Филиппа во имя «дешевого» и «социального» правительства республики.

И только после того, как рабочий класс пошел в огонь революции, а затем и в воду реакции, настала эпоха отрезвления от чересчур оптимистических надежд относительно нового «социального» правительства республики. Это правительство, с одной стороны, не обнаруживало особенно энергичного желания смягчить нужду и нищету пролетариата, а с другой стороны, оно было, конечно, бессильно уничтожить тяжелые горы нищеты, которые успели образоваться во Франции и давили, раздавливали своею страшною тяжестью пролетариат.

Но когда Маркс переехал в Париж, отношения между рабочим классом и передовой буржуазией хотя уже и обострились, но, так сказать, дипломатические сношения между радикальной буржуазией и революционным пролетариатом еще не были прерваны и многие еще питали надежду, что тяжба кончится социальным примирением.

В Париже Маркс не оставался простым зрителем французских событий: соединив в своих руках все руководящие нити уже знакомого нам «Союза коммунистов», он старался воздействовать на немецкие события. Центральный комитет «Союза коммунистов» был перенесен в Париж, и его вдохновителем и непосредственным руководителем сделался Маркс.

В начале марта 1848 г. центральный комитет «Союза коммунистов» составил и выпустил следующее воззвание, излагающее «Требования коммунистической партии Германии».

Его главные пункты гласили:

1) Вся Германия объявляется единой и нераздельной республикой.

3) Народные представители получают плату, чтобы в парламенте германского народа могли заседать и рабочие.

4) Всеобщее вооружение народа.

7) Княжеские и другие феодальные поместья, все рудники, шахты и т. п. становятся государственной собственностью. В этих поместьях устанавливается крупное земледельческое производство при помощи самых современных средств науки на пользу всего общества.

8) Ипотеки на крестьянские имения объявляются государственной собственностью, проценты по этим ипотекам уплачиваются крестьянами государству.

9) В местностях, где развита аренда, земельная рента или арендный взнос уплачивается как налог государству.

11) Все перевозочные средства: железные дороги, каналы, пароходы, пути сообщения, почту и т. д. государство берет в свои руки. Они превращаются в государственную собственность и предоставляются в распоряжение неимущего класса.

14) Ограничение права наследования.

15) Введение прогрессивных налогов и уничтожение налогов на предметы потребления.

16) Устройство национальных мастерских. Государство гарантирует всем рабочим существование и призревает неспособных к труду.

17) Всеобщее бесплатное народное образование.

«В интересах германского пролетариата, мелкой буржуазии и крестьянского сословия – со всей энергией приняться за работу для проведения в жизнь вышеуказанных мер, так как только осуществление их может дать миллионам, которые до сих пор эксплуатируются в Германии небольшой кучкой лиц и которых стараются и дольше держать в угнетении, возможность добиваться своих прав и достичь той власти, которая подобает им, как производителям всего богатства».

Если мы сравним эти «требования коммунистической партии в Германии», составленные в начале марта 1848 года, с теми требованиями, которые намечал «Коммунистический манифест», написанный несколькими месяцами раньше, то мы увидим, что «требования коммунистической партии» значительно умереннее требований «Манифеста»– очевидно, что Маркс убедился, что Германия еще не дозрела до того уровня социально-экономического развития, который имел в виду «Коммунистический манифест».

Характерно также, что тогда как в «Манифесте» Маркс заявлял, что «в Германии коммунистическая партия борется вместе с буржуазией, поскольку сама буржуазия ведет революционную борьбу против абсолютной монархии, феодальной земельной собственности и мелкого мещанства», в «требованиях коммунистической партии» уже говорится об общих интересах «немецкого пролетариата, мелкого мещанства и крестьянского сословия».

Центральный комитет «Союза коммунистов» умел сформировать штат эмиссаров, отправившихся в Германию, чтобы служить ферментами, вызывающими брожение в массе.

Сколько-нибудь широкой деятельности парижский центральный комитет «Союза коммунистов» развить не успел, так как 8 марта революционное движение уже перебросилось из Парижа в Берлин, и немецкий абсолютизм, оказав ему краткосрочное и растерянное сопротивление, капитулировал.

Падение абсолютизма открыло немецким коммунистам возможность выйти из душного подполья на широкий простор политической деятельности среди широкой массы населения.

Маркс с радостью покинул Париж и уехал в Германию, пробыв пять лет в политическом изгнании.

Маркс возвращался в Германию полный оптимистических надежд. Он был слишком реалистически настроен, чтобы надеяться, что революция 18 марта 1848 г. непосредственно приведет Германию к коммунистической республике, но он был убежден, что эта революция втянет Германию в длительный революционный период и события, постепенно развертываясь, приведут через падение феодализма и абсолютизма к господству буржуазии, которое, в свою очередь, силами того же самого непрерывающегося революционного периода будет заменено коммунизмом. Ближайшим этапом этого непрерывного революционного периода должна была быть полная и безусловная победа буржуазии над всеми устоями и обломками феодально-аристократического строя. «Коммунистический манифест» вполне ясно формулировал ту общую принципиальную позицию, которую должны были занять коммунисты по отношению к буржуазии, переживающей еще свой период революционной бури и натиска. С классической сжатостью и вместе с тем ясностью «Коммунистический манифест» гласил: «Коммунистическая партия борется вместе с буржуазией, поскольку сама буржуазия ведет революционную борьбу».

В 1848 году, возвращаясь на родину из политического изгнания, Маркс был склонен сильно преувеличивать революционность немецкой буржуазии. Он был убежден, что в борьбе со старым феодально-сословным порядком немецкая буржуазия способна пойти до конца. Ввиду этого выше приведенная отвлеченная и условная формула «Коммунистического манифеста», выражавшая соотношение между пролетариатом и радикальной буржуазией, получила теперь конкретный и утвердительный вид: «Так как немецкая буржуазия ведет революционную борьбу, то коммунисты должны ее поддерживать». И эта совместная политическая кампания буржуазии и пролетариата против старого порядка на первых порах поглотила все внимание и все силы Карла Маркса, когда после революции 18 марта он вернулся в освобожденную Германию. Карл Маркс поехал не в Берлин, а в Кёльн. Побудительным мотивом к этому служило то, что Рейнская провинция была наиболее передовою областью Германии, как по степени своего экономического развития, так и по политической зрелости своей богатой и влиятельной буржуазии. Кроме того, как мы уже знаем, положение печати в Кёльне было более свободно, чем в Пруссии. Здесь действовал Наполеоновский кодекс, и все проступки печати подлежали суду присяжных, а не коронному суду, как в Пруссии.

В Кёльне Маркс примкнул к радикальному крылу буржуазии и решил создать ежедневный орган радикальной демократии. Радикальная буржуазия, сама в это время стремившаяся обзавестись подобным органом, предоставила в полное распоряжение Карла Маркса всю редакторскую часть газеты, выговорив себе лишь условие, чтобы в состав редакции вошел от нее Генрих Бюргер, игравший чисто декоративную роль. Так возникла знаменитая «Новая рейнская газета», первый номер которой вышел 1 июня 1848 года. Маркс надеялся, что в высокой температуре революционного движения классовое сознание немецкого пролетариата быстро созреет, – но это было делом будущего, а в настоящем, ввиду очень отсталого положения немецкого пролетариата, было совершенно безнадежным делом для коммунистов вести сомнительную политическую кампанию, резко отмежевавшись от буржуазной демократии. «Если бы мы тогда не захотели, – писал впоследствии Энгельс, – признать отсталость социальных отношений и стремиться лишь к их развитию, то «нам бы оставалось доктринерствовать насчет коммунизма в какой-нибудь жалкой газетке и вместо крупной действующей партии основать маленькую секту. Но мы были слишком испорчены, слишком знакомы с утопистами, чтобы взяться за проповедывание в пустыне».

При тогдашних социально-политических условиях Германии совершенно обособившаяся от радикальной буржуазии коммунистическая партия была осуждена на прозябание в качестве маленькой секты. Капиталистическое развитие в Германии было сильно отставшим по сравнению с Францией и Англией; немецкий пролетариат был еще малочисленен, малосознателен во многих местах и еще не оборвал той пуповины, которая связывала его с мелкой собственностью и мелким ремеслом. Из предшествующей главы мы уже познакомились в общих чертах с положением немецкого пролетариата накануне революции 1848 года и потому, не возвращаясь в характеристике этого положения, отметим лишь, что оно с принудительной силою диктовало для всякой партии, которая не хотела быть сектой, ту линию политического поведения, которую избрали Маркс и Энгельс. Один из крупнейших деятелей немецкого рабочего движения сороковых годов Стефан Борн, вспоминая об этом времени, пишет: «В Германии, очень отставшей в своем экономическом развитии и в которой крупная промышленность едва пустила первые нежные ростки, полвека тому назад господствовали еще патриархальные отношения. Работодатель чувствовал себя обыкновенно благодетелем рабочего, которому он дает хлеб… И сами рабочие до известной степени считали себя верноподданными своих хозяев».

Политическое положение Германии в эпоху революции было таково, что общая различным классам ненависть и вражда к абсолютизму на первых порах задерживала резкое социальное обособление.

Наиболее радикальные слои немецкой буржуазии в начале революционного периода были убеждены, что «крайности» социального вопроса порождаются лишь отсталостью политического строя и установление конституционного порядка создаст добрый мир и дружное сотрудничество.

Такие условия времени как нельзя больше способствовали уверенности в том, что общая военная кампания пролетариата и буржуазии будет вполне солидарна и закончится полной победой над старым порядком и уже после этого займутся подведением своих классовых счетов оба главных участника этой союзной кампании – пролетариат и буржуазия.

Что касается вожаков рабочего движения, они остались верными тому паролю, который дал «Коммунистический манифест», и усердно поддерживали буржуазию, поскольку она играла революционную роль.

Уже знакомый нам Стефан Борн, сам вышедший из рабочей среды и очень много сделавший для ее организации, писал в редактируемом им «Народе»: «Наше время еще совершенно не созрело, наш строй жизни еще не сложился, наша революция еще не есть социальная, она еще всецело носит политический характер, и она не может быть иной, так как еще не существуют условия, необходимые для общественного переворота. Наслаждайтесь же вы, политики! Теперь ваше время… И то обстоятельство, что мы не отказываемся от участия и в нынешнем движении, не сулящем нам никакой победы, ибо мы не верим ни в Мессию, ни в возможность успешной пролетарской революции, ни в возможность теперешнего господства рабочих, – это обстоятельство, быть может, заставит вас признать, что и мы не лишены сердца».

«Работая над организацией четвертого сословия, я не упускал из виду того факта, что всему должна предшествовать победа третьего сословия, либеральная программа которого впервые откроет дорогу четвертому сословию. Ввиду этого я по возможности избегал всяких резких нападок на буржуазию».

Карл Маркс, как мы знаем, возвратившись из изгнания на родину, очень увлекся идеей совместной борьбы пролетариата и буржуазии против старого порядка.

Таким образом, и объективные экономические и политические условия, и тактика руководящих лиц рабочего движения давали радикальной буржуазии полную возможность широкой, решительной «общенародной» борьбы с разбитым, но еще далеко не добитым абсолютизмом.

Но вся беда была в том, что немецкая буржуазия утратила всякий революционный пыл, как только абсолютизм капитулировал, и чем дальше, тем больше стала обнаруживать стремление заключить с абсолютизмом соглашение на самых почетных для последнего условиях.

Первый номер редактированной Марксом «Новой рейнской газеты» вышел 1 июня 1848 года. К этому времени антиреволюционные стремления радикальной немецкой буржуазии и ее угодливость к старому порядку уже успели проявиться – вот почему уже в самых первых статьях Марксу пришлось резко высказаться о политическом поведении радикальной буржуазии.

Маркс предполагал, что конфликт между правительством и буржуазией будет быстро надвигаться и обостряться и закончится жестоким столкновением, в котором бесследно погибнет весь старый порядок. А между тем радикальная буржуазия предпочла пойти по иному пути, по пути соглашения со старою властью, по пути взаимных уступок.

После революционного удара 18 марта 1848 г. старая правительственная власть была охвачена политическим параличом, и только усердные ухаживания за нею со стороны буржуазии помогли ей оправиться и понемногу вновь почувствовать себя госпожой положения.

Началось прежде всего с требования тишины и порядка. Революционный взрыв 18 марта сразу заставил старую патриархальную власть ретироваться, но народная масса превосходно чувствовала, что исторические перевороты так быстро не совершаются, и потому она обнаруживала настойчивое стремление укрепить и защитить отвоеванные позиции. Совершенно иначе была настроена буржуазия – она считала, что день 18 марта завершил революцию, и теперь народ, сделав свое дело, должен удалиться, передав всю политическую сцену в распоряжение «высших классов». Революционное настроение народа пугало после революции буржуазию больше, чем реакционное настроение правительства.

29 марта 1848 года два вождя прирейнской буржуазии, Кампгаузен и Ганземан[17]17
  Кампгаузен и Ганземан – либеральные вожди рейнской буржуазии. В 1849 г. издавали радикальную «Новую рейнскую газету», редактором которой короткое время был Карл Маркс. – Примеч. ред.


[Закрыть], получили министерские портфели. Кампгаузен, в восторге от оказанной ему чести, старался по возможности меньше пугать и раздражать феодальное правительство, раскрывая ему объятия взаимного соглашения. Непреклонный сторонник «тишины и порядка», Кампгаузен постепенно соглашался на контрреволюционные затеи быстро оправлявшейся старой власти. Но как человек образованный и конституционалист, он противился слишком резким и бесцеремонным мерам реакции и, в конце концов, должен был уступить место более решительному и бесцеремонному в выборе средств Ганземану. Это отлично показало, что, начав с уступок реакционному правительству, радикальная буржуазия должна была постепенно дойти до соучастия в подготовке контрреволюции. Маркс в «Новой рейнской газете» удивительно метко писал по поводу выхода в отставку министерства Кампгаузена: «Министерство Кампгаузена пытается собрать гроши популярности, вызвать к себе общественное сострадание указанием на то, что оно вынуждено было уйти, так как его обманули. И действительно, министерство Кампгаузена является обманутым обманщиком. В угоду крупной буржуазии оно должно было лишить революцию ее демократических плодов; в борьбе с демократией оно вынуждено было заключить союз с аристократической партией и сделаться орудием ее контрреволюционных происков… Кампгаузен сеял реакцию в духе крупной буржуазии, он пожал ее в духе феодальной партии. Таковы были его добрые намерения, и такой оказалась его злая судьба».

В этих словах Маркса чрезвычайно ярко охарактеризована немецкая буржуазия сороковых годов. Она была охвачена революционным пылом лишь на историческое мгновение, когда народ пошел на штурм старого порядка, но как только старый порядок капитулировал, она все свои усилия направила на то, чтобы сдержать народ, чтобы не допустить «беспорядков», чтобы не обозлить правительство. Пятясь от революционно настроенного народа, она попадала в объятия реакционного правительства. В то время, как народная демократия продолжала вести борьбу с капитулировавшей, но не обезоруженной старой властью; в то время, как эта власть собирала свои силы и вновь укрепляла свои позиции, – в это же самое время немецкая буржуазия занималась в парламенте очень обстоятельными и совершенно нескончаемыми прениями, любезно предоставив всю реальную власть в руки реакционного правительства и жестоко осуждая всякие «беспорядки» народа, который стремился к тому, чтобы революция дала свои демократические плоды.

В итоге общая схема взаимоотношений между буржуазной и социалистической демократией получилась совершенно иная, чем та, которую рисовал себе Маркс, когда он, полный энтузиазма, возвращался из политического изгнания на раскрепощенную родину.

План общей кампании буржуазии и пролетариата против феодализма все более и более становился иллюзорным, так как буржуазия соглашение со старым порядком предпочла борьбе с ним, а боевой союз с пролетариатом заменила борьбой с пролетариатом.

Чем шире развертывались события, тем больше отодвигались они от 18 марта, тем все больше росла рознь между революционно настроенными группами народа и «соглашательно» настроенной буржуазией. При боязни, которую буржуазия питала к народу, и при ее готовности предоставить всю реальную власть правительству первый немецкий парламент, в конце концов, оказался совершенно бессильным. Его отучилась уважать народная масса и приучилось третировать реакционное правительство.

Буржуазия устами берлинского магистрата заклинала пролетариат не вмешиваться в политику и в особенности воздерживаться от всякой открытой борьбы, ибо «в борьбе гибнет свобода». Но, замечает историк – современник этого времени, «в то время как спокойные бюргеры считали борьбу гибелью свободы, а всякое насилие– преступлением, в это же самое время реакционеры, подсмеиваясь над бюргерами, начинали эксплуатировать революцию в свою пользу и прибирать к своим рукам всю силу».

В то время как орган реакционеров, «Новая прусская газета», яростно проповедовал энергичную борьбу с «революционерами и либералами», орган либеральной буржуазии, «Национальная газета», заявлял: «Мы не хотим продолжения революции, мы враги всякой анархии, всякого насилия и произвола, мы хотим законности, порядка и спокойствия».

«Но под анархией, – справедливо замечает Бауер, – немецкие бюргеры понимали действительное уничтожение устаревшего, сгнившего строя; насилием называли они активное низвержение старого порядка и действительное создание нового; они хотели закончить революцию прежде, чем она достигла своей цели».

Положение прусского национального собрания и франкфуртского парламента со дня на день оказывалось все более и более трагическим. Они очутились меж двух огней – революционного и контрреволюционного. Революционно настроенные слои народа открыто и резко выражали свое недоверие парламенту и вновь переходили к уличной, открытой борьбе.