Текст книги "Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение"

Недаром ведь воззвание бакунинского «Союза» доказывало, что их цель– создать генеральный штаб революционного движения и что «число этих членов организации не должно быть очень велико. Для международной организации во всей Европе достаточно сотни хорошо сплоченных революционеров. Две, три сотни революционеров достаточны для организации движения в самой обширной стране». В программе бакунинского «Союза социалистической демократии» и «Революционной организации международных братьев» очень пестро перемешаны усвоенные Бакуниным реалистические идеи Маркса и соответствующие его естеству романтические фантазии. В программе этих организаций ясно, например, указывается, что никакие революционеры и никакие революционные организации сами по себе не в состоянии «сделать революции», если народ не готов для этой революции.

Но вслед за этим сейчас же идут фантастические рассуждения о значении и сите кучки хорошо сплоченных и организованных революционеров, о революционных «инстинктах» всякого народа и т. д. и т. п., а в параграфе втором программы «Международного союза социалистической демократии» неожиданно заявляется, что этот союз «прежде всего стремится к политическому, экономическому и социальному равенству классов». За это чудовищное «равенство классов» досталось Бакунину от Маркса. Бакунин сам признал после основательной головомойки, устроенной ему на конгрессе, что организации, стремящейся теперь же устроить социалистический переворот и отмахивающейся от демократического государства как от жалкой постепеновщины, не пристало говорить о «равенстве классов» как своей главной цели.

«Новый Интернационал», основанный Бакуниным, оказался мертворожденным предприятием. Нашумев в течение недолгого срока, пустив несколько гремучих и эффектных революционных фейерверков и приняв самое шумливое участие в той самой политической деятельности, которую теоретически он столь рьяно презирал и отрицал, «Новый Интернационал» сошел со сцены, а 6 сентября 1873 г. на конгрессе в Женеве было объявлено распущенным и «Международное товарищество рабочих».

Маркс предполагал широко использовать для обширных теоретических работ тот досуг, который образовался у него с прекращением Интернационала. Как ни много сил, нервов и времени требовала от Маркса работа в Интернационале, но он всегда как-то находил время для обширных теоретических занятий, несмотря на то, что ему приходилось отдавать массу внимания и труда на добывание хлеба насущного, нетерпеливо экспонировал себя толпе любопытных.

В одном из писем к Кугельману Маркс полушутливо-полускорбно пишет: «Подумай, мой дорогой, что если бы день имел 48 часов, то и тогда я все же не справлялся бы со своею ежедневною работою за последние месяцы». Работа для «Интернационала» достигает громадных размеров, далее чрезмерный наплыв эмигрантов в Лондоне, которых нам приходится устраивать. Кроме того, мне не дают проходу еще и другие лица, интервьюеры и всякие другие, желающие собственными глазами увидеть monstre'a».

Но, несмотря на это, в эпоху интенсивной работы для Интернационала Маркс выпустил первый том «Капитала».

Первый том «Капитала» появился в печати как раз тогда, когда в Лозанне происходил конгресс Интернационала.

В предисловии к «Капиталу» Маркс недаром писал, что «в области политической экономии свободное научное исследование встречает не только тех же самых врагов, как и в других областях. Своеобразный характер предмета, который она рассматривает, вызывает на борьбу против такого исследования самые сильные, самые мелочные, самые злобные человеческие страсти, возбуждает против него всех фурий частного интереса».

Встреча, которая была оказана первому тому «Капитала», как нельзя лучше подтвердила справедливость приведенных слов Маркса. Главный камень преткновения состоял в том, что Маркс искусною и твердою рукою подводил надежный научный фундамент под те самые социалистические теории, которые до сих пор немецкие ученые привыкли третировать, как «чародейства красных вымыслов», как карточный домик, рассыпающийся от первого легкого дуновения научной критики. Но с «Капиталом» разделаться было не так легко. Маркс, ждавший и призывавший серьезную научную критику, был крайне раздражен этим «заговором молчания», как он писал Кугельману. «Трусость профессиональных мандаринов, с одной стороны, – пишет Маркс в феврале 1809 г. Кугельману, – и заговор замалчивания буржуазной и реакционной прессы – с другой, сильно мне вредят».

Но долго замалчивать такое произведение, как «Капитал» Маркса, нельзя было. О нем заговорила скоро и буржуазная печать, и еще раньше стали приходить восторженные отзывы социалистической аудитории.

Бывший товарищ Маркса, Арнольд Руге, ко времени появления «Капитала» уже успевший резко разойтись с Марксом, с восторгом приветствовал появление «Капитала». Он писал о нем: «Это – произведение, составляющее эпоху; оно проливает яркий, часто резкий свет на развитие, на гибель и страшные родовые боли общественных периодов. Объяснение прибавочной ценности посредством неоплаченного труда, доказательство экспроприации рабочих, работающих на себя, и предстоящей экспроприации экспроприаторов – являются классическими. Маркс обладает обширными знаниями и великолепным диалектическим талантом. Книга его выходит за пределы горизонта многих людей и публицистов, но она несомненно проложит себе путь и, несмотря на широко задуманный план ее или же благодаря, ему будет иметь могучее влияние». Слова Арнольда Руге показывают, что тотчас же по выходе «Капитала» передовые мыслители Германии поняли, какую могущественную роль призван сыграть этот ученый трактат. Конечно, на первых порах число людей, понявших «Капитал» и его значение, было очень невелико, и в письмах Маркса, относящихся к этой эпохе, ясно звучат нотки раздражения.

Но великие идеи «Капитала», точно концентрические круги, расходящиеся от брошенного в воду камня, охватывали все более и более широкие слои.

Замечательно при этим, что успех идеи «Капитала» совершенно не соответствовал степени экономической зрелости тех стран, где они распространялись. Наиболее широко и быстро распространялись они в Германии, а за нею следовала из великих европейских государств наиболее отсталая по своему экономическому развитию – Россия[34]34
  Тезис об «отсталой по своему экономическому развитию России» активно пропагандировался в большевистской среде и сыграл свою роль в осуществлении революции 1917 года. См. о лживости тезиса в книгах современного автора О. Платонова и др. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Маркс в одном из писем Кугельману уже в конце шестидесятых годов отметил успех своих идей в России, и нельзя сказать, чтобы очень возгордился по этому поводу или даже просто обрадовался. «Несколько дней тому назад, – пишет Маркс в октябре 1868 г., – какой-то петербургский книгоиздатель поразил меня известием о том, что «Капитал» печатается в настоящее время в русском переводе[35]35
  Первый русский перевод первого тома «Капитала» вышел в России в 1872 г. в издательстве Н.П. Полякова. Либеральное издательское товарищество, возглавляемое Н.П. Поляковым, при участии В.И. Яковлева и других, имело отношение к революционному кружку «чайковцев», делавшему попытки использовать легальные возможности для революционной пропаганды. Книги, издававшиеся Н.П. Поляковым, не раз привлекали внимание царской цензуры. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Он просил мою фотографическую карточку для его обложки, и в таком пустяке я не мог отказать моим хорошим друзьям– русским. Ирония судьбы заключается в том, что русские, против которых я вот уже 25 лет выступал не только на немецком, но и на французском и на английском языках, всегда были моими доброжелателями. В 1843–1844 гг. в Париже тамошние русские аристократы меня на руках носили. Мое сочинение против Прудона (1847 г.), а также и вышедшее у Дункера (1859 г.) нигде не нашли большего сбыта, чем в России. И первая чужая нация, переведшая «Капитал», – это русская. Но все это нельзя очень высоко ценить. Русская аристократия в юности своей воспитывается в немецких университетах и в Париже. Она всегда гонится за самым крайним из того, что дает Запад. Это чистая гастрономия, какой занималась часть французской аристократии в XVIII веке».

Но очень скоро Маркс убедился, что его идеи не только тешат русскую аристократию, как «пленной мысли раздражение», как острая пряная духовная пища. Вскоре по выходе «Капитала» Маркс убедился, что в далекой, таинственной России объявился новый друг– читатель «Капитала», читатель, никогда и никакой «гастрономии» и не нюхавший и глубоко усвоивший социальную суть марксизма.

В конце 1857 года Маркс получил из С.-Петербурга от Иосифа Дицгена[36]36
  Дицген Иосиф (1828–1888) – рабочий-кожевник еврейско-немецкого происхождения. Преследуемый за революционную деятельность, в 1848 г. эмигрировал в США, откуда перебрался в Россию (где жил с 1864 по 1869 г.), затем вернулся в Германию, но в итоге вновь оказался в США. Организатор одной из секций 1-го Интернационала в Германии; сотрудничал с большевистскими газетами Германии и Америки. О нем В. Ленин написал: «Дицген-отец, которого не надо смешивать с его столь же претенциозным, сколь неудачным литератором-сынком…» – Примеч. ред.


[Закрыть], «мастера владимирской фабрики кожевенных изделий», письмо, которое ясно показало, как быстро проникли и как глубоко были поняты основные идеи «Капитала» передовыми единицами рабочего класса. В атом замечательном письме талантливый философ-кожевник писал Марксу:

«Глубокоуважаемый г. Маркс!

Позвольте мне, прошу Вас, хотя я с Вами не знаком, выразить Вам мою признательность за те неоценимые услуги, которые Вы своими исследованиями оказали как науке, так и, в частности, рабочему классу. Уже в ранней юности, как я был в состоянии скорее только угадывать, чем понимать все богатое содержание Ваших произведений, я был ими очарован и, не переставая, по несколько раз перечитывал, пока не достигал удовлетворявшего меня ясного их понимания. Но тот энтузиазм, который возбудило во мне изучение Вашего недавно появившегося в Гамбурге произведения (т. е. «Капитала»), побуждает меня, может быть, с навязчивой нескромностью выразить Вам свою признательность, почтение и благодарность. Появившуюся в Берлине первую книгу «К критике политической экономии» я в свое время проштудировал весьма прилежно и признаюсь, что никогда ни одна книга, сколь бы многотомна она ни была, не дала мне столь много новых положительных знаний и такого ясного понимания предмета, как эта небольшая брошюра. И поэтому я с большим нетерпением ожидал ее продолжение. Вы впервые в ясной, неопровержимой научной форме высказывали то, что отныне станет сознательной тенденцией исторического развития, а именно – тенденцию подчинить человеческому сознанию, бывшему до сих пор слепым, естественную силу общественного процесса производства. Вы объяснили причины этой тенденции, Вы помогли проникнуться сознанием того, что наше производство носит стихийный характер, и в этом Ваша бессмертная заслуга, глубокоуважаемый г. Маркс. Стечением времени все оценят и должны оценить но заслугам Ваши произведения. Между строк Вашего произведения я читаю, что предпосылку Вашей глубоко обоснованной политической экономии составляет глубоко обоснованная философия».

Кратко изложив далее свои идеи, Дицген заканчивал свое письмо словами: «Еще раз заканчиваю уверением, что я принимаю живейшее участие в Ваших стремлениях, выходящих далеко за пределы нашего времени. Социальное развитие, борьба за господство рабочего класса интересует меня гораздо живее, нежели мои собственные личные дела. Я жалею только о том, что я не в состоянии принимать в этом более деятельного участия.

Иосиф Дицген, мастер Владимирской фабрики кожевенных изделий.

Васильевский остров. СПб., 24 октября 1867 г.».

Это письмо рабочего доставило Марксу минуты глубокого удовлетворения. В такие минуты Маркс ясно чувствовал, что великие идеи «Капитала» с удивительною быстротою успели проникнуть даже в далекую Русь, и здесь более горячо восприняты и глубоко поняты теми, пока, единицами, для армии которых и создавался «Капитал».

А вскоре по выходе на русском языке «Капитала» о нем появилась в «Вестнике Европы» глубокая критическая статья Кауфмана, которую Маркс с сочувствием изложил в предисловии ко второму изданию «Капитала».

В то же самое время стали во все растущем числе появляться статьи о «Капитале» на немецком и французском языках. Марксу уже но приходилось жаловаться на то, что «Капитал» замалчивают.

Глава IX

Карл Маркс и рабочее движение в Германии. – Лассальянство и марксизм. – Личная жизнь Маркса. – К характеристике Маркса

Величайший немецкий социалист действовал в самой Германии всего один год, все остальные годы он провел на чужбине, сначала в добровольном, а потом и вынужденном изгнании. Только «безумный» 1848 год, революционным вихрем пронесшийся по всей Западной Европе, позволил Марксу вернуться на родину и принять самое непосредственное и энергичное участие в ее политических судьбах. Мы видели, что Маркс весь отдался тогда блестящей газетной кампании против абсолютизма и феодализма, угрюмою и упрямою стеною задерживавших бурные порывы освободительного движения. Карл Маркс стал уделять все больше времени и внимания непосредственной работе над организацией и политическим сплочением немецкого рабочего класса, но эта новая деятельность Маркса в самом ее начале была насильственно прервана реакцией, выселившей Маркса из пределов Пруссии и вновь заставившей его сделаться политическим изгнанником.

Когда революционное движение было подавлено, торжествующая реакция принялась ожесточенно вытаптывать все посевы и всходы «безумного» года и, конечно, уничтожила огромное число рабочих организаций.

После долгих сношений и совещаний между различными немецкими государствами были выработаны общие правила, опубликованные 13 июля 1854 года.

Первый параграф этих правил гласил: «Во всех союзных немецких государствах могут быть допускаемы лишь такие союзы, вторые могут представить достаточные доказательства в том, что их цели находятся в согласии с союзными и местными законами и не угрожают общественной безопасности и порядку».

Подобные «каучуковые» параграфы уже сами по тебе вполне развязывали правительству руки и позволяли на законном основании разогнать все рабочие организации. Но не довольствуясь этим, для большей вразумительности Союзный сейм изготовил специальный восьмой параграф, уже прямо гласивший: «В интересах общей безопасности все союзные правительства сим обязуются в течение двух месяцев закрыть все еще существующие в их пределах рабочие союзы и рабочие братства, преследующие политические, социалистические или коммунистические цели, и под угрозой наказания помешать возобновлению подобных союзов».

Рабочие союзы, правда, не совсем исчезли. Остались в живых образовательные и чисто экономические союзы рабочих, но и они влачили унылое и жалкое существование. Рабочая масса Германии пятидесятых годов была еще слишком малочисленна, неорганизованна и малосознательна для того, чтобы не съежиться под тупыми ударами реакции и вступить с ней в борьбу один на один. Тяжелая мгла реакции все гуще заволакивала страну. Политически безглагольна и недвижима была рабочая масса, и только в ее скрытой глубине мало-помалу разгорался священный огонь сознательности и медленно накапливались силы.

Один из видных деятелей той эпохи, Бернхард Беккер[37]37
  Беккер Бернхард (1826–1882) – еврейско-немецкий публицист и историк, председатель Всеобщего германского рабочего союза (1864–1865); делегат Гаагского конгресса 1-го Интернационала (1872). Друг и последователь Лассаля, однако его ярым противником оставалась близкая знакомая Лассаля графиня Гацфельд, спонсировавшая социалистов.


[Закрыть], в таких словах говорит об этом тяжелом и тусклом времени: «Теперь в Германии, куда ни посмотришь, повсюду замечаешь отвращение к политике, страх и сонливость. «Крайние» демократы сидят по тюрьмам, голодают в изгнании или же, благодаря политическому надзору, карам и штрафам, присмирели и стали осторожны. И их надежды и бодрость подчинились общему упадку духа и разочарованию. Многие из прежних партийных товарищей перешли в лагерь реакции или сделались более умеренными. От испытанного потрясения многие преждевременно постарели и умерли с разбитым сердцем. Другие, разочарованные сделанными ошибками, потеряли бодрость, уверенность, веру в самих себя. Разбитые и усталые выходили из тюрем на свободу одни политические заключенные за другими, чтобы погрузиться в тусклую жизнь филистера и уйти в семейную жизнь и материальную карьеру».

Медленно и туго рассеивались тучи реакции, разгоняемые вновь оживляющимся общественным движением. Лишь к шестидесятым годам по всей Европе вновь повеяло свежим порывом к освобождению. Появился и стал быстро расти Интернационал.

Постоянно отрезанный от родины, Маркс и вообще был этим самым лишен возможности принять непосредственное участие в немецком рабочем движении, но кроме этого, близкое участие в международном рабочем движении мешало ему погрузиться в детали рабочего движения в Германии. И только по мере того, как, немецкое рабочее движение начиная с шестидесятых годов начинало обнаруживать быстрый темп роста и зрелости, Маркс стал уделять ему все большее и большее внимание.

В Германии в это время быстро всходила яркая звезда Лассаля. Лассаль сам признавал и называл себя учеником Маркса и открыто указывал и на авторитет, и на приоритет последнего. Но все это нимало не мешало Марксу и Лассалю быть людьми совершенно разного психического склада и различных социально-политических воззрений. Это ясно сказалось в той блестящей кампании, которую вел Лассаль в шестидесятых годах, в период конституционного конфликта между немецкой либеральной буржуазией и феодальным правительством.

В начале шестидесятых годов по всей Европе вновь повеяло дуновением свободы. В частности, в Германии вновь обострилась борьба между либеральной буржуазией и феодальным правительством с Бисмарком во главе. Либеральная буржуазия, твердо опираясь на мощное промышленное развитие Германии, на свою сплоченность и интеллигентность, настойчиво тянулась к политической власти, но феодальное правительство, опиравшееся на поземельную знать, каждый раз больно ударяло буржуазию по пальцам и ни за что не хотело уступить свои теплые и насиженные места хозяев политической сцены буржуазным «выскочкам».

В этой борьбе между феодальным и буржуазно-конституционным строем обе борющиеся стороны, не чувствуя себя достаточно сильными для единоборства, пытались перетянуть на свою сторону промышленный пролетариат. Было, конечно, ясно, что сознательный пролетариат в этой конституционной борьбе всею своею помощью станет на сторону либеральной буржуазии в ее тяжбе с абсолютизмом и феодализмом. Чем быстрее рос немецкий пролетариат, тем глубже врезались в его тело феодально-абсолютистские путы, разбросанные но всей Германии, оставшиеся от разбитого, но не добитого дореволюционного строя.

Немецкий пролетариат не мог шагу сделать вперед, не ударившись больно об эти бесчисленные обломки феодально-приказного строя. Немецкому пролетариату, как воздух, необходима была политическая свобода, необходим был широкий конституционный строй. Могли ли быть при этих условиях какие-либо сомнения в том, что мало-мальски сознательные слои пролетариата объединятся с либеральной буржуазией для борьбы с феодализмом за «конституционные гарантии»?

Но это само по себе чрезвычайно ясное и чрезвычайно благоприятное для буржуазии положение вещей очень затемнялось и осложнялось чрезвычайною перепутанностью социально-политических отношений и воззрений, господствовавших в Германии шестидесятых годов.

Немецкой буржуазии, конечно, вполне ясно было, что она должна и легко может привлечь все симпатии и всю поддержку промышленного пролетариата на свою сторону, поскольку она сотрется с абсолютизмом во имя конституционализма. И, быть может, никогда либеральная немецкая буржуазия не «возилась» столько с рабочим классом, как в шестидесятые годы. Она устраивала и поддерживала всевозможные просветительные и образовательные рабочие общества, она браталась с рабочими, она содействовала устройству среди рабочих всяческих обществ экономической самопомощи, и на первых порах буржуазии казалось, что все идет к обоюдному согласию между нею и рабочим классом.

Но во всех этих хлопотах о рабочих буржуазия не допускала и мысли о возможности самостоятельного рабочего движения, не допускала и мысли о политической самостоятельности рабочих. Насколько она сочувственно относилась к бесчисленным затеям устройства экономической самодеятельности среди рабочих, настолько же сурово и раздраженно осуждала она все самостоятельные политические движения рабочих. А между тем в немецком рабочем движении шестидесятых годов проснулось мощное стремление выйти из политической опеки буржуазии и стать на свои ноги. Вместить в свою конституционную борьбу с абсолютизмом и политически самостоятельное рабочее движение немецкая либеральная буржуазия не соглашалась ни за что, и благодаря этому всякий самостоятельный политический шаг пролетариата навлекал на него гнев и немилость буржуазии. А в шестидесятых годах немецкий пролетариат, очнувшись от разгрома 1848 года, делал все более твердые шаги по пути своего политического самоопределения. И это сильно раздражало либеральную буржуазию. Она была убеждена, что рабочий класс Германии будет ее политической армией, которой она будет свободно командовать и располагать.

До чего буржуазия опасалась всякого самостоятельного политического движения среди рабочих, показывает, например, такой факт, что в «Национальный союз» доступ широкой рабочей массе был прегражден высоким членским взносом, взимаемым к тому же сразу. Напрасно вожаки рабочих, стоявшие к рядах прогрессивной партии, употребляли все усилия, чтобы рабочим хотя бы рассрочили членский взнос, на все эти хлопоты прогрессисты ответили отказом, боясь, что рабочие широкою волною присоединятся к центральным организациям либеральной буржуазии.

При таких условиях всякий истинно прогрессивный политический шаг со стороны немецкого рабочего класса усложнял и обострял отношения между либералами и демократами и приближал неминуемость разрыва между ними. Эти постоянные трения между рабочими, стремившимися к политической самостоятельности, и политически опекавшими их либералами усиливали уже пробудившееся у рабочих стремление к классовой организации. К самому началу шестидесятых годов под влиянием целого ряда факторов, отчасти международного, а отчасти национального характера, у рабочих Германии сделалась очень популярной идея общего рабочего съезда.

Пропаганда общенемецкого рабочего съезда, конечно, очень огорчила и встревожила немецких прогрессистов. «Народная газета» прогрессистов заклинала рабочих отказаться от этой затеи, по ее словам, прямо играющей на руку реакции, раздробляющей силы единой конституционной армии и красным призраком отпугивающей в лагерь реакции многих друзей свободы.

Но эти суровые осуждения либералов только убеждали наиболее прогрессивные слои рабочих в том, что по пути политической самостоятельности они могут идти, только выйдя окончательно из-под опеки буржуазии и создав свою самостоятельную организацию.

И уже в 1862 году наиболее передовые и решительные слои немецкого пролетариата вышли из организации прогрессистов и основали свой рабочий союз «Вперед». Идея общенемецкого рабочего съезда, встречая для своего практического осуществления нескончаемые трудности как внутри самого рабочего класса, так и во внешних условиях, однако, созревала все более и более. Пропагандисты этой идеи не тешили себя никакими особенными иллюзиями и не собирались навязать рабочему съезду какие-либо определенные решения. Фальтейх, один из наиболее неутомимых пропагандистов рабочего съезда, в своем оставшемся неопубликованном воззвании хорошо охарактеризовал задачи, которые ставились съезду. «Мы знаем, – гласило это воззвание, – духовную и материальную нужду своих товарищей и принимаем ее близко к сердцу; мы хотим, друзья, чтобы вы заявили, наконец, как сильно гнетет вас эта нужда, и конгресс должен быть вашими устами. Он должен доказать, что немецкое рабочее сословие стало совершеннолетним и чувствует себя призванным, если не дать окончательное разрешение важного социального вопроса, то, по крайней мере, положить ему начало и подвинуть его вперед. Рабочее сословие соединяет в себе необходимые для этого ясность ума, богатство чувства, обдуманность и выдержку в действиях, оно одинаково чуждо стяжательному материализму англичанина и утопическому идеализму француза, оно обладает способностью и желанием трудолюбиво завоевать себе свое освобождение, продолжая спокойно строить на основе данных отношений».

После разных мытарств и затруднений рабочие, подготовившие съезд, решили обратиться за советом и помощью к Фердинанду Лассалю. Лассаль живо откликнулся, и с этих пор блестящая политическая кампания, которую вел Лассаль, делает его центральной фигурой немецкого рабочего движения, здесь нет места, да это и не входит в задачу, описывать хоть бы в общих чертах яркую и многообразную деятельность Лассаля. Нам нужно в этой деятельности отметить лишь главные пункты расхождения между Лассалем и Марксом. Трудно преувеличить громадность роли, сыгранной Лассалем в деле политического воспитания немецкого рабочего класса. С одной стороны, условия очень благоприятствовали Лассалю: шестидесятые годы во всей Западной Европе были отмечены сильным политическим подъемом рабочего класса. В этот подъем был втянут и немецкий пролетариат. Что же касается специально-немецких условий, то и они с одной стороны тоже чрезвычайно благоприятствовали Лассалю: за немецким пролетариатом шестидесятых годов «ухаживали» и феодальное правительство, и либеральная буржуазия.

Но если это последнее обстоятельство, с одной стороны, создавало благоприятную почву для политического пробуждения и сплочения немецкого пролетариата, то, с другой стороны, это же создавало чрезвычайную скользкую почву, соблазняющую ко всякого рода политиканству. И как мы знаем, Лассаль очень часто на этой именно почве от политики соскальзывал к политиканству и делал грубые политические бестактности.

Положение его было чрезвычайно трудно. Мы уже знаем, что либеральная немецкая буржуазия, всячески поощрявшая образовательное и экономическое движение пролетариата, вместе с тем испуганно и раздраженно косилась на всякое самостоятельное политическое движение немецкого рабочего класса. В своей конституционной программе немецкие прогрессисты, правда, гарантировали все те политические «свободы», которых в первую голову добивался тогда пролетариат, но коренное политическое требование пролетариата– всеобщее избирательное право, хотя формально и не отвергалось прогрессистами, но и не находило в них искренней и действительной поддержки. И несправедливо было бы видеть в этом простое проявление классовой корысти немецкой буржуазии. Не следует забывать, что тогдашняя европейская демократия жила под свежим еще впечатлением государственного переворота, устроенного Луи Наполеоном с помощью всенародного голосования. Этот реакционный переворот надолго дискредитировал в глазах европейской демократии идею всеобщего избирательного права, идею, которой она еще недавно так пламенно поклонялась, видя в ней панацею от всех политических и социальных бед. И, благодаря тому же самому обстоятельству, идея всеобщего избирательного права сразу привлекла к себе широкие симпатии со стороны охранителей.

Консервативные элементы немецкого общества шестидесятых годов вообще склонны были забросить в пролетарское море удочку с «социалистической» приманкой, чтобы отвлечь рабочий класс от ненавистной либеральной буржуазии и, изолировав ее, легко разбить. Среди известных и очень влиятельных консервативных кругов Германии шестидесятых годов получил довольно широкое распространение тот «консервативный социализм», который был распространен в Англии двадцатых годов. Рабочее движение по малочисленности и неорганизованности пролетариата тогда еще очень мало пугало немецкие феодальные классы, и они не прочь были за счет буржуазии заняться «социальной политикой», положить начало «социальному королевству», а во всеобщем избирательном праве, памятуя знаменитый эксперимент Наполеона III, они склонны были видеть лишь средство укрепления своей власти.

При таких необычных условиях Лассалю нелегко было вести кампанию в пользу всеобщего избирательного права и в пользу самостоятельного политического выступления рабочего класса. Нужна была железная энергия и могучий талант Лассаля, чтобы в такое сравнительно короткое время с таким блестящим успехом и при таких неблагоприятных условиях привить рабочему классу Германии непоколебимую веру во всеобщее избирательное право.

«Еще до выхода в свет «Гласного ответа» Лассаля, – рассказывает в своих воспоминаниях Август Бебель[38]38
  Бебель Август (1840–1913) – деятель германского и международного рабочего движения, один из основателей и руководителей 2-го Интернационала.


[Закрыть], – я в феврале 1863 г. на празднестве по поводу второй годовщины со времени основания «Ремесленного образовательного союза» высказался против всеобщего избирательного права».

И если Бебель и многие тысячи других вскоре радикально изменили свое отношение к всеобщему избирательному праву, то этим в значительной степени они были обязаны блестящей кампании, которую вел за эту идею Лассаль. Энгельс писал в 1865 г.: «Что же касается всеобщего избирательного права, то достаточно посмотреть на Францию, чтобы убедиться, какие смирные выборы можно организовать, располагая многочисленным тупоумным сельским населением, хорошо организованной бюрократией, основательно придавленной печатью, в достаточной мере преследуемыми полицией союзами, при полном отсутствии политических собраний. Скольких представителей имеют рабочие во французской палате депутатов, благодаря всеобщему прямому избирательному праву?.. Какие результаты дало бы всеобщее избирательное право в Германии, где феодальное дворянство обладает везде действительною социальною и политической силою и где на одного промышленного рабочего приходится два сельских поденщика? Борьба против феодальной и бюрократической реакции – они неотделимы друг от друга – равнозначима в Германии борьбе за духовное и политическое освобождение сельского пролетариата – и пока сельский пролетариат не вовлечен в движение, до тех пор городской пролетариат не сможет в Германии ничего поделать, до тех пор всеобщее прямое избирательное право будет для пролетариата не оружием, а западнею».

С другой же стороны, консерваторы во главе с Бисмарком тоже верили в консервативную силу всеобщего избирательного права. В 1866 г. Бисмарк говорил в Учредительном рейхстаге северогерманского Союза: «Прямые выборы и всеобщее избирательное право я считаю большею порукою за консервативное направление, чем всякое искусственное избирательное право, рассчитывающее на искусственное большинство. Мое убеждение, что искусственная система непрямых и классовых выборов гораздо более опасна, так как она мешает соприкосновению высшей власти со здоровыми элементами, составляющими ядро и массу народа, – основано на долгом опыте. В стране с монархическими традициями и лояльным образом мыслей всеобщее избирательное право приведет, устраняя влияние либеральных буржуазных классов, к монархическим выборам».

Взгляды Лассаля на всеобщее избирательное право можно понять только в связи с его убеждением, что историческая роль буржуазии уже в 60-х годах была сыграна и она не сегодня завтра сойдет с исторической сцены. С другой же стороны, он под «пролетариатом» понимал совсем не то, что Маркс. «Пролетариатом» Лассаль считал всю сборную разношерстную массу «трудящихся классов», мелкого люда и потому был убежден, что уже в 60-е годы, когда немецкий рабочий класс был еще сравнительно малочисленен, немецкий «пролетариат» составлял 96 % всего населения.

Теперь часто повторяют, что Лассаль односторонне увлекался этой идеей всеобщего избирательного права, что он сильно переоценивал ее значение, но при этом забывают, что именно благодаря этому увлечению и преувеличению Лассалю удалось одолеть целый ряд психологических препятствий, без этих «односторонностей» едва ли одолимых.