Текст книги "Игра в пятнашки (сборник)"

Глава четырнадцатая

За восемьдесят часов, прошедших с пятидесяти минут второго в ночь на пятницу, когда Сара Яффе сообщила мне по телефону о пропаже ключей, до девяти часов утра в понедельник, когда я позвонил Вульфу из кабинета комиссара полиции, спать мне довелось, пожалуй, часов пять, не больше.

Первые два часа из этих восьмидесяти я провел в квартире покойной Сары Яффе, большей частью – когда уже появились хоть какие-то взрослые и спасли меня от Кейси – за столом в алькове, где я завтракал с Сарой в среду утром. Провел, отвечая на вопросы практически мне не знакомого капитана по фамилии Ольмстед из убойного отдела Западного Манхэттена.

После третьего удушения весь отдел, естественно, так и брызгал раскаленным маслом. Эксперты на квартире Сары Яффе в ту ночь отрывались на полную катушку. Использование убийцей бронзового тигра и шнура, срезанного с жалюзи в алькове, показывало, что он не ограничился передвижениями по прихожей. Поэтому в квартире не осталось ни одного квадратного дюйма, не присыпанного порошком для выявления отпечатков и не исследованного под лупой при косом свете.

В четыре тридцать утра меня доставили в Девятнадцатый участок на Восточной Шестьдесят седьмой улице. Отвели наверх, в кабинет к лейтенанту и еще одному детективу, вооруженному грудой стенографических блокнотов, и велели дать полный отчет о собрании в кабинете Вульфа, до последнего слова и движения каждого присутствовавшего.

На это ушло четыре часа, в последний из которых мы втроем приговорили с десяток сэндвичей с ветчиной, шесть мускусных дынь и галлон кофе, щедро оплаченных из моего кармана. По окончании допроса мне позволили связаться с Вульфом по телефону.

– Звоню из полицейского участка, – уведомил я его. – Под боком у меня лейтенант, а на параллельном аппарате сержант, поэтому не говорите ничего лишнего. Меня не арестовали, хотя формально я виновен во взломе и незаконном проникновении, потому что разбил стекло в двери и вошел. За исключением этого, докладывать больше не о чем. Не знаю, когда буду дома. Я предоставил им полный отчет о прошлом вечере в нашем кабинете. Они как пить дать обратятся за ним и к вам.

– Уже. В одиннадцать часов прибудет лейтенант Роуклифф. Я вынужден был согласиться его принять. Ты позавтракал?

Не задать подобный вопрос он не мог. Я ответил, что сыт.

После этого лейтенант с сержантом оставили меня, и я битый час просидел в кабинете под присмотром полицейского в форме. Мне уже начинало казаться, что история вот-вот пойдет на второй круг, за исключением разве что детали с наручниками, когда явился детектив и велел мне двигать вниз.

Шагая впереди него, я проследовал на улицу, и, черт побери, там опять поджидало такси. Оно доставило нас на Леонард-стрит, 155, где детектив отвел меня наверх, в кабинет. И кто бы, вы думали, явился ко мне? Мой друг Мандельбаум, помощник окружного прокурора, без толку точивший со мной лясы во вторник.

Но и спустя четыре часа, насколько мне представлялось, толку мы так и не добились. Я мучился ощущением, будто меня тщательно экзаменуют на предмет того, что, где и когда произошло. Просто чтобы посмотреть, выдержу ли я экзамен. И это не имеет никакого отношения к поискам сукиного сына, за которым я охочусь.

При необходимости я вполне способен проявлять терпение и теперь старался изо всех сил. Однако прошло уже более двенадцати часов с тех пор, как я открыл дверь и увидел ее там, на полу, с вывалившимся языком. И я ответил на целую пропасть вопросов.

По истечении четырех часов Мандельбаум оттолкнулся в кресле от стола, встал и заявил:

– Кажется, на этом все. Ваши показания распечатают, и я отвезу копию в Верхний Манхэттен. Этим вечером или утром – скорее всего, утром – я позвоню вам, чтобы вы приехали и подписали их. Так что оставайтесь у телефона или давайте о себе знать.

Я нахмурился:

– Вы хотите сказать, что я могу идти?

– Конечно. Обстоятельства оправдывают способ, которым вы проникли в здание. А поскольку вы согласились возместить ущерб, иска против вас не последует. Оставайтесь по месту жительства, конечно же, и на связи. – Он бросил взгляд на запястье. – Меня ждут.

С этими словами он развернулся к двери.

Тут на меня накатило нечто испытанное прежде. Внезапно я обнаружил, что решение уже принято. Принято мною, по зрелому размышлению, хоть и без моего ведома. На сей раз, впрочем, для этого понадобилась секунда, ибо решение являлось беспрецедентным: представитель закона велит мне возвращаться домой, к Ниро Вульфу, а я не хочу и не собираюсь.

– Подождите! – выкрикнул я.

Мандельбаум остановился. Я воззвал к нему:

– Я выложил вам все, что знал. И попрошу кое-что взамен… Немного. Я хочу увидеться с инспектором Кремером, и немедленно. Он занят, и я не знаю, где он. Может, до завтра буду его искать. Организуйте мне встречу.

Он насторожился:

– По данному делу?

– Да.

– С какой стати?

– Потому что он может согласиться, а вы – нет.

Не опаздывай он к следующему клиенту, наверняка принялся бы спорить. А так взглянул на часы, подошел к телефону и стал звонить. Даже для него, помощника окружного прокурора, ведущего дело Идз и Фомос, это обернулось той еще работенкой. Но через десять минут телефонных переговоров он сообщил:

– Инспектор на совещании у комиссара. Отправляйтесь туда, запишитесь на прием и ждите.

Я поблагодарил его вдогонку.

За все это время пообедать мне так и не удалось, и по пути на Центр-стрит, которая была совсем недалеко, я купил четыре аппетитных зрелых банана и зашел с ними в кафешку, где запил их пинтой молока.

Обстановка у кабинета комиссара полиции Скиннера многообещающей не выглядела. Не потому, что в просторной и оживленной приемной толклось множество посетителей всех мастей. Это-то было вполне обычным. Просто мне не удалось выяснить, с кем разговаривал Мандельбаум. Никто даже не подтвердил, что Кремер все еще у комиссара.

Что еще хуже, в кабинете Скиннера имелась вторая дверь, выходившая в коридор за углом. Следить сразу за двумя выходами непросто. Тем не менее я попытался. Вышел в коридор, свернул за угол и прямо у той другой двери наткнулся на сержанта Пэрли Стеббинса. Завидев меня, он непроизвольно зарычал.

Я подошел к нему:

– Я тебя когда-нибудь просил об одолжении?

– Никогда, – прохрипел он в обычной своей манере. – Ты не такой тупица.

– Только не сейчас. Я собираюсь пристать к инспектору Кремеру, когда он выйдет. Попрошу уделить мне пять минут. А ты, будь любезен, подержи рот на замке. Можешь, конечно, все мне испортить, но зачем? Я добропорядочный обыватель, плачу налоги, а в тюрьме оказывался всего лишь девять раз.

– Он очень занят.

– Я тоже.

– Что ты хочешь спросить у него?

Ответ был у меня наготове, но он мне так и не понадобился. Распахнулась дверь, и из кабинета к нам вышел Кремер. Он собирался пройти мимо, настолько поглощенный своими мыслями, что даже не заметил меня, но я встал у него на пути.

– Ты? – В восторг он отнюдь не пришел и метнул свирепый взгляд в Пэрли: – Это еще что такое?

Я вмешался:

– Это моя идея, инспектор. Мне есть что сказать. Если поблизости имеется свободный кабинет, пяти минут хватит.

– У меня нет времени.

– Тогда четыре.

Он нахмурился:

– Тебя подослал Вульф?

– Нет. Это моя идея, – с нажимом ответил я.

– Так в чем дело? Можно поговорить прямо здесь.

Он прислонился к стенке, я встал напротив. Пэрли замкнул нашу компанию в треугольник.

– В кабинете окружного прокурора мне велели идти домой, – начал я. – Вместо этого я пришел сюда искать вас. Вы слышали во вторник, как мистер Вульф назвал меня клиентом. То была шикарная хохма, хотя он и говорил более-менее серьезно… Достаточно серьезно, чтобы послать меня разведать, получится ли устроить переполох в «Софтдауне». И мне повезло. Прошлым вечером они все явились…

– Мне об этом известно.

– Понял. Я ощущал некоторую вину за Присциллу Идз. Допускаю, лишь по трагической случайности мое желание использовать ее для невинного розыгрыша привело к такому вот исходу, но, естественно, я хотел поймать ублюдка, устроившего этот исход…

– Это мне тоже известно. Ближе к делу.

– Как раз к нему подошел. С Сарой Яффе совсем другая история. Беда с ней произошла не только по трагической случайности. Все то время, что она рассказывала мне по телефону о пропавших ключах, убийца таился в чулане и поджидал ее. Я объяснил ей, что́ делать. Мне не особо верилось, что он где-то в квартире. Один шанс из сотни, никак не больше. Я не знал ни единой причины, по которой кто-то мог желать ей смерти, и не знаю до сих пор. Я проинструктировал ее исходя из этого убеждения. А ведь мог бы велеть, чтобы она бежала к открытому окошку и позвала на помощь, и это, вполне возможно, спасло бы ее. Или же посоветовать чем-нибудь вооружиться. Например, табуреткой, стоявшей прямо у телефона. Прислониться к стене и лупить по ней, кричать что есть мочи, пока кто-нибудь не придет. Это могло бы не только спасти ее, но и позволить схватить его. Но я не сделал и этого. У меня было припасено кое-что получше. Я велел ей идти в прихожую, а затем к входной двери. И все для чего? Чтобы она оказалась в паре метров от чулана, где он прятался? Чтобы он, услышав, как она приближается и проходит мимо, распахнул дверь, шагнул к ней и ударил? Это я сказал ей, что́ делать. И она исполнила мои указания, хотя и признавалась, что большая трусиха. Черт, тут дело не в трагической случайности.

– Так чего ты хочешь? Медаль на грудь? – проскрежетал Кремер.

– Нет, благодарю. Мне нужен шанс схватить его. С тем, что сейчас у меня на душе, я не поеду домой просиживать задницу, и ждать, когда на мистера Вульфа снизойдет гений, и вечером просто отправляться в кровать. Так уж получается, что я в состоянии вам помочь. И я хочу это сделать. Например, вы, конечно, допросили всех присутствовавших у Вульфа вчерашним вечером. Но вы не закончите с ними, пока – и если – дело не будет раскрыто. Ключи украли прошлым вечером в кабинете мистера Вульфа. Наверняка это произошло за моей спиной, потому что глаз у меня наметанный и вчера он уж точно не скучал. Если вы допрашиваете кого-то из них прямо сейчас, позвольте мне поприсутствовать и внести поправки, если моя память заявит о подобной необходимости. И так можно продолжать, пока вы его не схватите. Я могу быть вам полезен. Я был там прошлым вечером и наблюдал за происходящим, а потому знаю про то, когда ключи могли украсть, а когда – нет, больше, нежели можно выяснить за целый месяц допросов. Еще я с удовольствием помогу любым другим доступным способом. Если только мне не надо будет переводить лейтенанта Роуклиффа за руку через дорогу.

Он хмыкнул:

– Типично вульфовский подход.

– Нет. Единственный мой разговор с мистером Вульфом произошел этим утром в девять. Надо мной нависал лейтенант, а сержант слушал нашу беседу по телефону. Это сугубо личное, как я и говорил. Просто потому, что некоторое время мне явно будет не до сна.

Кремер повернулся к Пэрли:

– Он там был и мог бы помочь. Ты знаешь его, как и я. Что скажешь? Он не врет?

– Вряд ли, – поддержал меня сержант. – Мозги у него уж давно пухли. А тут еще и досталось как следует. Такого ему не вынести. Я бы согласился. Вышвырнуть его мы всегда успеем.

Кремер перевел взгляд на меня:

– Если это какая-то хитрость, я тебя за ребра подвешу. И смотри у меня: чтобы до Вульфа ничего не дошло, ни единого слова! Как и до прессы и вообще кого угодно.

– Так точно.

– Вокруг этого дела и без того стоял невообразимый шум, как ты наверняка знаешь. А теперь, после третьей жертвы, еще одного удушения вообще весь город взвыл. С твоих показаний сделали двенадцать копий. Одну из них прямо сейчас изучает сам комиссар. Заместитель комиссара Уэйд в кабинете дальше по коридору занят с Брукером. Окружной прокурор Боуэн у себя с мисс Дьюди, а Мандельбаум после тебя должен был снова взяться за Хэя, бывшего мужа. Можешь присоединиться к любому. Я предупрежу, что ты придешь. Или же ступай со Стеббинсом и мною. Мы собираемся заново допросить Хелмара.

– Для начала, пожалуй, отправлюсь с вами.

– Тогда пошли.

Он двинулся дальше.

Мой дебют в качестве добровольного помощника Нью-Йоркского полицейского управления во время допроса Перри Хелмара, сидевшего по левую руку от инспектора Кремера, длился пять часов. Конечно, я отнюдь не впервые наблюдал Кремера за работой. Но тут обстоятельства были совершенно иными, и я без всяких оговорок всецело выступал на его стороне.

После всех тех бесчисленных случаев, когда прямо у меня на глазах Вульф раскручивал дело, угодить мне, пожалуй, было трудно как никому другому. Однако, по моему мнению, Кремер управился с Хелмаром весьма неплохо. Вряд ли инспектору удалось прочесть мои показания более одного раза, с его-то занятостью. И при всем том представления Кремера о собрании в кабинете Вульфа оказались ясными и точными.

Особого вклада в действо я не внес, сделал лишь несколько замечаний да выступил с парой предложений, ни одно из которых не привело к сколь-нибудь ощутимому результату.

В девять часов Хелмара без сопровождения отправили домой, предварительно уведомив, что, скорее всего, он снова понадобится утром. Кремер отправился на очередное совещание в кабинет комиссара, а мы с Пэрли покинули здание вместе. Он находился при исполнении тринадцать часов, и в его программе значились лишь еда и сон. Я предложил угостить его жареными моллюсками в ресторане «У Луи».

Уж не знаю, откуда я выяснил, что предлагать Пэрли жареных моллюсков в означенном заведении все равно что размахивать красной тряпкой перед лягушкой-быком. Наша близость – отнюдь не компанейская – никогда прежде не достигала пика совместной трапезы. Ввиду моего нового, пускай и временного, статуса в Нью-Йоркском полицейском управлении колебался он от силы секунды четыре-пять.

В ресторане я настоял на том, чтобы Пэрли потоптался у телефонной будки с открытой дверью, пока я буду звонить Вульфу.

Начал я с извинений:

– Мне следовало позвонить пораньше и предупредить, чтобы к ужину меня не ждали, но я был занят. Вместе с сержантом Стеббинсом присутствовал при допросе Перри Хелмара инспектором Кремером. Мистер Кремер полагает, что раз уж я был на вчерашнем собрании, мои наблюдения могут оказаться полезными. И я с ним согласен. Сейчас собираюсь угостить сержанта Стеббинса кое-какими дарами моря. А затем для лучшего усвоения пищи отправлюсь в кабинет окружного прокурора и отмечусь на допросе Энди Фомоса. Либо его, либо Оливера Питкина. Поэтому я снова не могу сказать вам, когда буду дома. Это тройное убийство, естественно, потребует от копов круглосуточной работы. И возможно, я буду участвовать в ней, пока не свалюсь. В погоне за колоритным и страстным. Согласно намеченному плану. Однажды я вам позвоню.

В ответ раздался некий звук, вроде подавленного смешка, совершенно неуместный.

– Чертов дверной звонок трещит без передыху, – пожаловался он. – Но мы с Фрицем справимся. По возможности держи меня в курсе.

В трубке послышался щелчок. Я медленно повесил ее и на миг замер. Вульф сам натура весьма колоритная. Если он намеревался взяться за работу, то должен был настоять на моем немедленном возвращении. Если нет, ему полагалось выразить недовольство моим братанием с нашими заклятыми врагами.

– Знаешь, – обратился я к Пэрли, – чудаки такие интересные люди.

– Не для меня, – возразил он. – Каждый чертов убийца, которого я когда-либо встречал, оказывался чудаком.

К тому времени, как сержант покончил с двумя полными порциями жареных моллюсков, двумя кружками эля и парой кусков яблочного чизкейка, я был уже почти полностью в курсе результатов работы полиции.

В четверг вечером слежки ни за кем не велось. Даже за Энди Фомосом. Через пять минут после моего звонка Пэрли отправил двадцать человек проверить по телефону или же лично каждого присутствовавшего на собрании в кабинете Вульфа, не исключая Натаниэля Паркера. Хотя четверо, в том числе Паркер, предположительно имели алиби – их пока только проверяли, – окончательно подозрений не сняли ни с кого, равно как ни на кого не обратили особого внимания.

Тут Пэрли мне попенял. Если бы я позвонил ему сразу после звонка Сары Яффе и он ухватился бы за это и не только послал бы человека на Восьмидесятую улицу, но и тут же принялся бы проверять всех причастных, то душитель был бы у нас в руках.

Я согласился, но уточнил: а принял бы он всерьез мой сигнал?

И сержант вынужден был признать, что нет. Главным образом потому, что никто и понятия не имел о каких-либо мотивах для убийства Сары Яффе. Даже расскажи я ему об угрозе Сары вчинить иск, было бы слишком большой натяжкой предполагать, будто ее за это прикончат.

Касательно же алиби, подтвержденных или нет, копы держались того же мнения, что и Вульф, когда он заявил Виоле Дьюди, что если она и не совершила убийства, то вполне могла их организовать. Пэрли сообщил, что полиция отрядила двадцать шесть человек, съевших собаку на подобной рутине, для выявления возможной связи между подозреваемыми и наемным убийцей. В известном смысле это было проще, но в то же время и сложнее, ибо охотились они за душителем, а не стрелком.

Пока копы не нашли таксиста, который между полночью и 1:45 высаживал пассажира у дома на Восточной Восьмидесятой или в непосредственной близости, равно как и забирал кого-нибудь оттуда после двух часов ночи. Поиски продолжались, хотя шансы представлялись незначительными. Всего лишь в трех кварталах располагалась станция метро.

Ночного портье звали Вильям Фишлер. Я не ошибся насчет него: он и вправду оказался болваном. Поначалу он утверждал, будто с 12:30 до 1:45 – в период, когда убийца, должно быть, вошел в парадную и поднялся в квартиру, – якобы неотлучно присутствовал на посту. Стоял на страже возле парадного входа и отлучался лишь пару раз для поездки на лифте с жильцами.

Затем Фишлер осознал, что, если будет и дальше держаться подобных показаний, получится, что убийца проник в здание и на лестницу во время его кратких поездок на лифте. Так что он сделал разворот на сто восемьдесят градусов и, в сущности, признался, что, занятый внизу бутербродами и кофе, едва ли вообще видел парадный вход.

Примерно так же дело обстояло и с 1:58 до 2:23, когда убийца должен был спуститься по лестнице, выйти на тротуар и скрыться.

Еще Фишлер признал, что примерно без четверти два находился снаружи на тротуаре, держа дверь открытой, поскольку это входило в его обязанности. Сообщение Сары во время звонка мне, что так все и обстояло, когда она с Паркером подъехала на такси, адвокат подтвердил.

Алиби Паркера представлялось герметичным. Сара сказала мне, что он не заходил с нею в здание. Ночной портье подтвердил это, равно как и таксист, которого, конечно же, отыскали. С Восьмидесятой улицы он отвез Паркера домой.

Сама картина убийства особых вопросов не вызывала. Проникнув в квартиру, убийца вооружился бронзовым тигром и шнуром от жалюзи и спрятался в чулане. Если изначально он и замышлял напасть на Сару, как только она войдет, от этого намерения ему пришлось отказаться, поскольку с Сарой явился ночной портье, открывший ей дверь.

Она тут же прошла к телефону в гостиной, чтобы позвонить мне. И конечно, нападать на нее во время разговора было неразумно. Когда же убийца услышал, что Сара возвращается в прихожую, он или не знал, что она не повесила трубку, или не смог устоять перед столь близкой целью, или же опасался, что она собирается выйти из квартиры. Как бы то ни было, он напал.

Совершив преступление, он вышел из квартиры, спустился по лестнице и либо обнаружил, что в главном вестибюле никого нет, и покинул здание через парадный вход, либо спустился в подвал и скрылся через служебный проход.

Обнаруженные в квартире отпечатки никому из подозреваемых не принадлежали. На бронзовом тигре их не оказалось вовсе, равно как и на дверной ручке чулана.

Полиция отчаянно искала мотив. В случае с Присциллой Идз он просматривался с той же очевидностью, что и нос на физиономии, и подходил всем пяти фигурантам. С Сарой Яффе ничего подобного не наблюдалось. Для кого-то из софтдаунцев убить ее своими руками или же подослать к ней наемного убийцу только из-за угрозы иска было бы чистым безумием, а никто из пятерых как будто безумием не страдал.

Выявление мотива у кого-то из них послужило бы огромным подспорьем, и именно этой цели были подчинены допросы подозреваемых. Два из пяти часов, что Кремер и я провели с Хелмаром, ушли на тщательное и подробное выяснение его отношений с Сарой, от начала и до конца.

Пэрли основательно ввел меня в курс дела. Вряд ли он что-либо утаил. И я был тронут. Когда официант принес счет и сержант попробовал настоять на совместной оплате, пошутив, что городские полицейские не голодают, я счел делом чести выложить всю сумму. В конце концов, я получил сполна за все съеденное им.

Ему было известно, что мое жалованье больше его заработка раза в четыре. И это при том, что у Вульфа мне обеспечен бесплатный стол и кров. Но он не собирался лакомиться жареными моллюсками за счет какого-то чертова плутократа. Пришлось заявить, что, раз уж я его пригласил, на кону стоит мое доброе имя.

На улице мы расстались. Он двинулся на запад, а я – на Леонард-стрит. Мне предстояло выбрать между Фомосом и Питкином, и по пути я проголосовал за Питкина.