Текст книги "Черная гора (сборник)"

Рекс Стаут
Черная гора (сборник)

Черная гора
Перевод Т. А. Даниловой и А. В. Санина

Предупреждение

Я не могу всецело поручиться за достоверность описываемых здесь событий, так как большинство разговоров, свидетелем коих я был, велись в чужой стране и на чужом языке, в котором я ни уха ни рыла не смыслю. Поэтому, при всех моих неоспоримых талантах, я не в силах притворяться, будто понимал хоть какую-то часть из того, что слышал. Тем не менее за то, что все случилось именно так, а не иначе, готов поручиться сам Ниро Вульф, который в свободные минуты помогал мне переводить эту абракадабру на человеческий язык. В тех случаях, когда разговоры велись без его участия, я постарался описать все так добросовестно, как только мог. Возможно, и не стоило во всем этом признаваться, но в противном случае совесть моя была бы не совсем чиста.

Арчи Гудвин

Глава первая

В тот мартовский четверг Ниро Вульф первый раз в своей жизни очутился в морге. Вечером я едва успел подойти к телефону. В кармане у меня лежал билет на баскетбольный матч, и я ужинал на кухне, потому что должен был выйти без десяти восемь, а Вульф не сядет за стол с тем, кто куда-то спешит.

Раньше поесть я не мог, поскольку Фриц готовил дикую индейку и должен был подать ее в столовую на блюде, чтобы Вульф мог лицезреть птицу нетронутой, прежде чем ее сочную мякоть осквернит чей-то нож.

Иногда, собираясь на игру или в театр, я сам брал что-нибудь из холодильника около половины седьмого и успевал вовремя, но в этот раз мне очень захотелось отведать индюшатинки, не говоря уж о соусе из сельдерея и кукурузных оладьях.

Когда я встал и отодвинул стул, то опаздывал на шесть минут, а тут еще зазвонил телефон. Попросив Фрица взять трубку на кухне, я вышел в прихожую, снял с вешалки пальто и уже надевал его, когда он меня окликнул:

– Арчи! С тобой хочет поговорить сержант Стеббинс.

Я пробурчал нечто не предназначенное для ваших ушей, поспешил в кабинет, подлетел к своему столу, схватил трубку и проорал в нее:

– Валяй! У тебя целых восемь секунд.

Но разговор продлился дольше чем восемьдесят раз по восемь, и вовсе не потому, что на этом настаивал Пэрли Стеббинс. Я сам не мог оторваться от трубки после первой же его фразы.

Повесив трубку, я постоял немного, тупо уставившись на стол Вульфа. Много раз за минувшие годы мне приходилось приносить Вульфу, мягко говоря, нерадостные вести, но на сей раз все обстояло хуже некуда.

Признаться, я и сам был потрясен. Сначала я даже пожалел, что не ушел двумя минутами раньше, но, осознав, что так было бы совсем скверно – для Вульфа, по крайней мере, – пересек прихожую, вошел в столовую и сказал:

– Звонил Пэрли Стеббинс. Полчаса назад мужчина, вышедший из своего дома на Восточной Пятьдесят четвертой улице, был убит выстрелом из проезжавшей рядом машины. Найденные на теле документы…

Вульф прервал меня:

– Неужели тебе нужно напоминать, что дела не должны препятствовать приему пищи?

– Нет. И дела тут ни при чем. На теле найдены документы на имя Марко Вукчича. Пэрли говорит, что сомнений нет. Два вызванных на место происшествия сыщика знали Марко в лицо. Тем не менее Пэрли хочет, чтобы я приехал для опознания. Если не возражаете, я поеду. Конечно, это зрелище менее приятное, чем баскетбол, но я уверен, что Марко на моем месте поступил бы так же… – Я хотел продолжать, но поперхнулся и закашлялся.

Не говоря ни слова, Вульф аккуратно положил нож и вилку на тарелку. Он уставил на меня свой взгляд, однако не хмурился. Уголок его рта дернулся – раз, другой. Чтобы справиться с этим, Вульф стиснул губы.

Наконец он кивнул мне:

– Ступай. Позвонишь.

– У вас есть какие-то…

– Нет. Позвонишь.

Я повернулся и вышел.

Пройдя квартал вниз по Десятой авеню, я поймал такси на Тридцать четвертой улице. Мы довольно быстро пересекли Манхэттен и добрались до городского морга на Восточной Двадцать девятой улице. Поскольку меня там знали и ждали, то пропустили без лишних вопросов.

Я старался не обращать внимания на стоявший там запах. Один из помощников прозектора, по фамилии Фабер, пытался однажды меня убедить, будто у них пахнет как в больнице, но я, с моим-то обонянием, не купился на такую дешевку. Фабер утверждал, что в самом помещении – не в холодильнике – редко находится больше пары трупов, а я ответил, что в таком случае там, должно быть, нарочно распыляют какую-то дрянь, чтобы пахло моргом.

С сыщиком из уголовной полиции, который вел меня по коридору, я был знаком шапочно, а вот прозектора видел впервые. Он возился с чем-то на длинном столе, залитом ярким светом. Рядом стоял его помощник. Мы с сыщиком остановились и некоторое время смотрели на них.

Детальное описание этой процедуры будет вам полезно только в том случае, если вы, что маловероятно, соберетесь заняться поисками пули, вошедшей в тело под углом между пятым и шестым ребром, а посему я его опускаю.

– Ну? – спросил сыщик.

– Да, – ответил я. – Я подтверждаю, что это Марко Вукчич, владелец ресторана «Рустерман». Если вы хотите, чтобы я подписал протокол, то подготовьте документы, а я пока позвоню.

Выйдя из прозекторской, я прошел по коридору к телефонной будке и набрал номер. Обычно Фриц поднимает трубку после второго или третьего гудка, а Вульф – после пятого или шестого, но на этот раз Вульф взял трубку сразу.

– Да?

– Говорит Арчи. Это Марко. У него две пули в груди и одна в животе. Думаю, Стеббинс уже на месте происшествия, на Пятьдесят четвертой улице. Да и Кремер, наверное, там. Может быть, мне тоже поехать?

– Нет. Оставайся на месте. Я приеду посмотреть на Марко. Где это находится?

Расследуя убийства в Манхэттене вот уже больше двадцати лет, Вульф до сих пор не знает, где расположен морг. Я объяснил… Подумав, что при данных обстоятельствах ему не помешала бы некоторая поддержка, и зная, как Вульф ненавидит поездки в машине, я собрался было предложить свои услуги в качестве шофера, но Вульф уже повесил трубку.

Выйдя из будки, я подошел к сидящему за столом сержанту Доновану и поставил его в известность, что опознал тело, но Вульф хочет приехать и удостовериться сам. Донован покачал головой:

– Мне выдали разрешение только на тебя.

– Ерунда. При чем тут разрешение? Любой проживающий в Нью-Йорке честный налогоплательщик имеет право взглянуть на останки своих родственников, друзей или врагов. Мистер Вульф живет в этом городе и честно платит налоги. Я сам заполняю его налоговые декларации.

– А я думал, ты частный сыщик.

– Да, я частный сыщик, но мне не нравится твой тон. Я еще и бухгалтер, личный секретарь и заноза в заднице. Ставлю восемь против пяти, что ты никогда не слышал словосочетания «личный секретарь» и уж тем более не видел занозу в заднице.

Он даже не рассердился.

– Ну да, ты же у нас образованный. Но мне нужно разрешение на Ниро Вульфа. Знаю я его. Пусть морочит голову ребятам из убойного отдела или самому окружному прокурору, а со мной эти штучки не пройдут.

Я не нашелся, чт́о возразить. Вообще-то я хорошо себе представлял, с какой публикой приходится иметь дело Доновану. К нему могла заявиться парочка проходимцев, собирающих сведения для фальшивого опознания, или истеричная дамочка, которой не терпится узнать, не стала ли она вдовой. От такого любой на стенку полезет.

Поэтому я просто попытался ему все объяснить. Рассказал немного о Марко Вукчиче. О том, что он был одним из десяти людей, к которым Ниро Вульф обращался по имени. Что в течение многих лет раз в месяц Марко ужинал у нас, а мы с Вульфом – у него, в ресторане. Что они с Вульфом вместе росли в Черногории, которая теперь стала частью Югославии.

Донован вроде бы слушал, но особого впечатления на него мой рассказ не произвел. Когда, решив, что предельно ясно изложил ситуацию, я сделал перерыв, чтобы перевести дыхание, сержант повернулся к телефону, позвонил в уголовную полицию и, с ходу наябедничав на Вульфа, испросил разрешение на его приезд. Потом повесил трубку и заявил, что ему перезвонят.

Копья ломать из-за этого не стоило. Тем более что разрешение он получил за минуту до приезда Вульфа. Я сам открыл боссу входную дверь.

– Сюда, – сказал я и провел его по коридору в прозекторскую.

Врач уже вынул пулю, которая вошла между пятым и шестым ребром, и собирался доставать ту, что застряла глубже. Увидев это, я остановился в трех шагах. Вульф же продолжал двигаться, пока самая выдающаяся часть его тела – живот – не уперлась в край стола. Прозектор узнал Вульфа сразу.

– Я так понимаю, что убитый был вашим другом, мистер Вульф?

– Был, – сказал Вульф, немного громче обычного.

Он придвинулся ближе, протянул руку и, взяв Марко за подбородок, попытался закрыть ему рот. Однако стоило убрать руку, как рот открылся снова. Вульф хмуро воззрился на прозектора.

– Мы это уладим, – заверил его врач.

Вульф кивнул. Он засунул руку в карман, порылся там и показал доктору две маленькие монеты.

– Это старые динары. Я хотел бы выполнить обещание, данное ему много лет назад.

Врач кивнул и отошел. Вульф положил монеты на глаза своего друга. Голова Марко была чуть наклонена в сторону, и Вульфу пришлось ее поправить, чтобы монеты не свалились. Он отвернулся.

– Вот и все. Больше у меня нет перед ним обязательств. Идем, Арчи.

У выхода болтал с сержантом сыщик из уголовной полиции, сопровождавший меня. Он сказал, что подписывать протокол мне не нужно, и спросил Вульфа, подтверждает ли тот опознание. Вульф кивнул и поинтересовался:

– Где мистер Кремер?

– Извините, не знаю.

Вульф повернулся ко мне:

– Я попросил водителя подождать. Ты сказал, что Марко жил на Восточной Пятьдесят четвертой улице?

– Да.

– Поехали туда.

Поездка в такси для Вульфа была чем-то из ряда вон выходящим. Недоверие его к машинам столь велико, что, сидя в любом четырехколесном монстре, он не в состоянии разговаривать, даже если за рулем нахожусь я.

Однако на сей раз он преодолел себя. Стал расспрашивать меня о Марко Вукчиче. Я напомнил, что он знал Марко намного дольше и лучше. Вульф ответил, что некоторые темы Марко с ним никогда не обсуждал. Например, отношения с женщинами.

Я с этим согласился, но добавил, что, насколько мне известно, Марко вообще не тратил времени на обсуждение своих отношений с женщинами. Он просто наслаждался ими. И я привел пример.

Пару лет назад я привел поужинать в «Рустерман» девушку по имени Сью Дондеро. Марко положил на нее глаз и прислал нам в подарок бутылку своего лучшего кларета. На следующий день он позвонил мне и поинтересовался, не дам ли я ему адрес и телефон Сью. Я удовлетворил его просьбу и постарался выкинуть Сью из головы…

– Почему? – перебил Вульф.

– …чтобы дать ей возможность пораскинуть мозгами. Марко – единственный владелец «Рустермана», богатый вдовец. Сью могла подцепить его.

– Но не подцепила.

– Нет. Насколько мне известно, что-то у них не сладилось.

– Что за черт?! – выругался водитель, резко затормозив.

Он только свернул с Парк-авеню на Пятьдесят четвертую улицу, чтобы пересечь Лексингтон-авеню, как его остановил полицейский. Резкое торможение лишний раз утвердило Вульфа в нелюбви к машинам.

Таксист высунулся из окна и возмутился:

– Послушайте, моему пассажиру нужен дом в этом квартале.

– Ничем не могу помочь. Улица перекрыта. Поворачивайте.

Водитель резко вырулил и подвез нас к тротуару. Я заплатил, выбрался из машины и придержал дверцу, давая Вульфу возможность извлечь из машины свою тушу. С минуту он постоял, переводя дыхание, а затем мы направились в восточную сторону.

В десяти шагах от нас маячил другой полицейский, немного дальше – еще один. Центр квартала кишел полицейскими машинами, прожекторами, суетящимися копами и уличными зеваками. С нашей стороны часть тротуара отгородили лентой. Когда мы подошли, полицейский преградил нам путь и рявкнул:

– Переходите на ту сторону и не задерживайтесь!

– Я приехал взглянуть на место убийства, – сказал Вульф.

– Знаю. Вы и еще десять тысяч человек. Освободите место.

– Я друг убитого. Меня зовут Ниро Вульф.

– Ага, а меня – генерал Макартур[1]1
  [Дуглас] Макартур (1880–1964) – американский генерал, в годы Второй мировой войны командовавший союзными войсками в юго-западной части Тихого океана, затем – всеми американскими войсками на Тихом океане. В 1950–1951 годах командовал силами ООН в Корее. В 1951 году уволен в отставку президентом Трумэном, поскольку выступал за широкомасштабную войну с КНР. – Ред.


[Закрыть]. Проваливайте.

Разговор мог бы получить интересное развитие, если бы вдруг в свете прожектора я не заметил знакомую физиономию.

– Роуклифф! – завопил я.

Лейтенант обернулся, попробовал всмотреться в мое лицо, вышел из освещенного круга, вгляделся еще внимательнее и наконец подошел.

– Ну? – требовательно спросил он.

Из всех сотрудников отдела по расследованию тяжких преступлений, с которыми мы имели дело, от начальников до подчиненных, лейтенант Роуклифф – единственный, от общения с которым я просто сатанею, причем уверен, что наши чувства взаимны. Он-то уж точно мечтал бы видеть меня в геенне огненной, где ему самое место. Поэтому, позвав его, я предоставил вести переговоры Вульфу.

– Добрый вечер, мистер Роуклифф. Мистер Кремер здесь?

– Нет.

– А мистер Стеббинс?

– Нет.

– Я хотел бы осмотреть то место, где погиб мистер Вукчич.

– Вы мешаете. Мы работаем.

– Я тоже.

Роуклифф задумался. Он бы с удовольствием приказал парочке помощников отвести нас к реке и утопить, но это было бы явно не ко времени. И потом, Вульф выбрался из дому по делу – вещь неслыханная. Роуклифф понимал: случилось нечто из ряда вон выходящее, и еще неизвестно, как отреагирует начальство, если он даст волю чувствам. Кроме того, он, конечно, знал, что Вульф и Вукчич были близкими друзьями. Сделав над собой видимое усилие, он все-таки проворчал:

– Идите сюда, – и подвел нас по тротуару к фасаду дома. – Конечно, к окончательным выводам мы еще не пришли, – сказал он, – но думаем, что дело было так. Вукчич вышел из дома один. Он прошел между двумя стоявшими автомобилями, чтобы поймать такси, идущее с западной стороны. Машина, припаркованная во втором ряду, примерно ярдах в двадцати к западу, – не наемная, черный или темно-синий «форд»-седан, – тронулась с места. Когда она поравнялась с Вукчичем, из нее открыли огонь. Пока неясно, стрелял ли водитель или кто-то сидевший рядом с ним. Мы не нашли ни одного свидетеля. Вукчич упал вон там, – указал Роуклифф. – И уже не поднялся. Как видите, мы пока не продвинулись ни на шаг. У нас до сих пор нет на руках никаких существенных ниточек. Вукчич жил один на верхнем этаже. Когда уходил, с ним никого не было. Ел он, конечно, у себя в ресторане. Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

– Не сходите с тротуара. Мы хотим еще осмотреть мостовую при дневном свете.

И он оставил нас.

Вульф постоял минуту, разглядывая то место, где упал Марко, затем поднял голову и осмотрелся. Свет прожектора упал ему на лицо, и он моргнул. Впервые на моей памяти он начал расследование с выезда на место преступления (не считая случаев, когда его вынуждали к тому особые обстоятельства – например, если речь шла о спасении моей жизни). И мне было любопытно, как он будет действовать. Слишком уж редко выпадала такая возможность.

Вульф начал с того, что повернулся ко мне и спросил:

– Как пройти к ресторану?

Я показал на запад:

– Четыре квартала вверх по Лексингтон-авеню, потом свернуть за угол. Мы можем поймать такси.

– Нет, мы пойдем пешком.

И он двинулся вперед. Я последовал за ним, все больше и больше изумляясь. Смерть старого и самого близкого друга, конечно, потрясла его. Нам предстояло пройти пять перекрестков, где чудовища на колесах поджидали его на каждом углу, готовые к прыжку, но он шагал, не глядя по сторонам, как будто для него это было естественным и нормальным.

Глава вторая

Происходившее в «Рустермане» я не назвал бы ни естественным, ни нормальным. Швейцар, шести футов ростом, с квадратной челюстью, позволил нам пройти и вдруг выпалил в широкую спину Вульфа:

– Это правда, мистер Вульф?

Тот пропустил его вопрос мимо ушей, но я обернулся и кивнул.

Мы миновали гардероб. В большом холле, который нужно было пересечь, чтобы попасть в обеденную залу, и который Марко называл комнатой отдыха, а я – баром, потому что тут действительно была барная стойка, находилось всего лишь несколько завсегдатаев. Время приближалось к половине десятого, поэтому все клиенты были в обеденной зале, поглощая куропаток, запеченных в горшочке, или турнедо[2]2
  Турнедо – блюдо французской кухни; маленькие, в палец толщиной, кусочки вырезки, нарезанные ровно поперек волокон и поджаренные на сковородке, гриле или решетке. – Ред.


[Закрыть] Богарне.

Особый тон, сдержанный, но не чопорный, заведению задал, конечно, Марко с помощью Феликса, Лео и Джо. До этого вечера я никогда не видел, чтобы кто-то из них, нарушая правила, хотя бы моргнул. Когда мы вошли, Лео, стоявший у входа в зал, заметил нас и шагнул навстречу, но тут же развернулся, отошел назад и крикнул:

– Джо!

Завсегдатаи бара принялись оживленно переговариваться. Лео повернулся уже в нашу сторону, прижал ладонь ко рту, подошел к нам и уставился на Вульфа. Я заметил, что на лбу у него выступил пот – еще одно нарушение. В ресторане, где подают голубей по пять или более баксов за штуку, метрдотели и официанты не имеют права потеть…

– Это правда? – прошептал Лео, все еще прикрывая рот ладонью.

Казалось, он, и так не слишком крупный, не коротышка, но совсем узкий, только в плечах пошире, съеживается на наших глазах. Он отнял руку ото рта и произнес приглушенно:

– Боже мой, мистер Вульф, неужели это правда? Должно быть…

Кто-то схватил его сзади за плечо.

Вышибала Джо был специально обучен хватать. Годы, проведенные с Марко, отшлифовали его манеры, и он уже мало походил на профессионального борца, однако сохранял внушительные размеры и облик.

– Держи себя в руках, черт побери! – прорычал он. – Не желаете ли столик, мистер Вульф? Марко здесь нет.

– Я знаю, что его нет. Он мертв. Я не…

– Пожалуйста, не так громко. Прошу вас. Так вы знаете, что он погиб?

– Да. Я видел его. Мне не нужен столик. Где Феликс?

– Феликс наверху, в конторе, с двумя полицейскими. Они пришли и сказали, что в Марко стреляли и он убит. Феликс поручил нам с Лео следить за порядком в зале и поднялся с ними наверх. Мы никому ничего не говорили, кроме Винсента. Феликс сказал, что Марко не понравилось бы, если бы ужин был испорчен. Меня тошнит от одного вида этих людей, которые пьют, едят, смеются. Но может быть, Феликс прав? И лицо у него было такое, что лучше не спорить. Вы думаете, он прав? Лично я выставил бы всех и закрыл дверь.

Вульф покачал головой:

– Нет. Феликс прав. Пусть едят. Я поднимусь. Идем, Арчи.

И он двинулся к лифту.

Третий этаж здания перестроили около года назад. В передней части сделали контору, а в задней – три кабинета. Вульф без стука открыл дверь конторы и вошел, я последовал за ним. Трое мужчин, сидящих на стульях вокруг стола, обернулись. Феликс Мартин, хорошо сложенный, невысокий седовласый крепыш с бегающими черными глазами, само собой в форменной одежде, встал и направился к нам. Остальные двое продолжали сидеть. У них тоже имелась форма: у одного – инспектора, у другого – сержанта, но они обычно обходились без нее.

– Мистер Вульф, – заговорил Феликс. Голос его казался на удивление низким для человека подобных габаритов, даже когда вы к нему привыкали. – Случилось самое ужасное. Самое ужасное. А ведь дела шли так хорошо!

Вульф кивнул ему и повернулся к инспектору Кремеру.

– Узнали что-нибудь? – требовательно спросил он.

Кремер и бровью не повел. Его крупное круглое лицо всегда чуть краснело, а холодные серые глаза становились еще холоднее, когда он пытался держать себя в руках.

– Я знаю, – признался он, – что вы лично заинтересованы в этом деле. Я согласился с сержантом Стеббинсом, что мы должны это принять во внимание. Это как раз тот случай, когда я с радостью приму от вас любую помощь. Поэтому давайте обсудим все спокойно. Принеси стулья, Гудвин.

Для Вульфа я выбрал стул, стоящий за столом Марко, потому что он больше остальных соответствовал его габаритам. Для себя взял первый попавшийся. Я присоединился к обществу, когда Вульф повторил, крайне раздраженно:

– Узнали что-нибудь?

Кремер сдержался и на сей раз:

– Пока ничего важного. Убийство совершено всего два часа назад.

– Я знаю.

Вульф попробовал сесть на стуле поудобнее.

– Вы, конечно, спросили Феликса, не знает ли он убийцу. – Он перевел взгляд: – Знаешь, Феликс?

– Нет, сэр. Не могу в это поверить.

– У тебя есть какие-нибудь предположения?

– Нет, сэр.

– Где ты был начиная с семи часов?

– Я? – Его глаза твердо смотрели на Вульфа. – Я был здесь.

– Все время?

– Да, сэр.

– А где был Джо?

– Тоже здесь.

– Все время?

– Да, сэр.

– Ты уверен?

– Да, сэр.

– А где был Лео?

– Тоже здесь, никуда не отлучался. Где же еще мы можем быть во время ужина? А когда Марко не пришел…

– Если вы не против, – вмешался Кремер, – я все это уже знаю. Мне не нужно…

– Мне нужно, – прервал его Вульф. – Я несу двойную ответственность, мистер Кремер. Я, безусловно, намерен приложить все силы к тому, чтобы убийца моего друга был пойман и привлечен к ответственности в кратчайший срок. Но на мне лежит еще и другое бремя. Как вы вскоре официально узнаете, согласно завещанию моего друга, я являюсь ad interim[3]3
  Временно (лат.).


[Закрыть] его душеприказчиком и опекуном имущества. Не наследником. Этот ресторан представлял единственную реальную ценность Марко. И он был завещан шестерым из тех людей, которые здесь работают. Причем наибольшая часть переходит к тем троим, о которых я спрашивал. Об условиях завещания они узнали год назад, когда в него внесли изменения. У мистера Вукчича не было близких родственников, да и вообще никого в этой стране.

Кремер посмотрел на Феликса:

– Сколько стоит это заведение?

Феликс пожал плечами:

– Не представляю.

– Вы знали, что в случае смерти Вукчича становитесь совладельцем ресторана?

– Конечно. Вы слышали, чт́о сказал мистер Вульф.

– Вы умолчали об этом.

– Боже мой!

Феликс дрожа вскочил со стула. Он постоял с минуту, чтобы унять дрожь, снова сел и наклонился к Кремеру:

– Требуется время, чтобы рассказать о некоторых вещах, мистер. Обо всем, что было между Марко и мной, между ним и всеми нами, я готов рассказать с удовольствием. Таить мне нечего. Да, работать с ним порой было трудно. Он бывал суров, а иногда груб, мог накричать, но это был замечательный человек. Послушайте, я скажу вам, как к нему относился. Вот я, а рядом Марко. – Феликс постучал себе пальцем по локтю. – Вдруг появляется некто, наводит на него пистолет и собирается выстрелить. Я бросаюсь, чтобы заслонить собой Марко. Думаете, я герой? Нет. Я совсем не герой. Просто я так к нему отношусь. Спросите мистера Вульфа.

Кремер проворчал:

– Он только что выяснял, где вы были после семи часов. Ну а Лео и Джо? Как они относились к Марко?

Феликс выпрямился:

– Они сами вам скажут.

– А вы как думаете?

– Иначе, чем я, потому что у них другой темперамент. Но чтобы они могли навредить ему? Да никогда! Джо не закрыл бы собой Марко, но набросился бы на человека с пистолетом. Насчет Лео не знаю. Пожалуй, он позвал бы на помощь, крикнул бы полицейских. Я это не в упрек ему говорю. Не всякий, кто зовет на помощь, непременно трус.

– Жаль, что никого из вас не было рядом, когда это случилось, – отметил Кремер.

Это замечание показалось мне неуместным. Было очевидно, что Феликс ему не нравится.

– И вы говорите, что представления не имеете, кто бы хотел смерти Вукчича?

– Нет, сэр, не имею. – Феликс задумался. – Конечно, есть кое-какие догадки. Взять, например, женщин. Марко был галантным кавалером. Единственное, что могло отвлечь его от работы, это женщина. Не скажу, чтобы он ставил женщин выше соуса, – он не допускал небрежности по отношению к соусу. Но он был не равнодушен к женщинам. Ему ведь не требовалось торчать на кухне, когда вечер в разгаре. Джо, Лео и я вполне со всем справлялись. И если Марко хотел поужинать с дамой, мы были не в обиде. Насчет других не скажу, не знаю. Сам я женат, у меня четверо детей и совсем нет свободного времени. Но всем известно, какую бурю чувств может вызвать женщина.

– Так он был бабник, – пробурчал сержант Стеббинс.

– Пф! – поморщился Вульф. – Галантность совсем не всегда прислужница похоти.

Все это было слишком тонко для присутствующих, но факт остается фактом: Вульф сам спрашивал меня об отношениях Марко с женщинами. А через три часа этот вопрос прозвучал снова.

Феликса отпустили, попросив прислать Джо. Появились другие детективы из уголовной полиции, а также помощник районного прокурора. Официантов и поваров допрашивали в отдельных кабинетах и у всех допытывались о женщинах, с которыми в последний год ужинал Марко.

К тому времени как Вульф выразил желание закончить на сегодня, встал и потянулся, было уже далеко з́а полночь и мы собрали целую кучу сведений, включая имена семи женщин, из которых ни одна не пользовалась дурной славой.

– Вы сказали, что приложите все усилия к тому, чтобы преступник был пойман и привлечен к ответственности в кратчайший срок, – напомнил Кремер. – Я бы не хотел вмешиваться и только напомню, что полиция будет рада помочь вам.

Пропустив ехидное замечание мимо ушей, Вульф вежливо поблагодарил Кремера и направился к двери. По дороге домой в такси я поделился с ним маленькой радостью: никто не упомянул Сью Дондеро. Вульф не ответил. Он сидел на краю сиденья, вцепившись в ремень, готовый в любой момент спасать свою жизнь.

– Хотя должен заметить, – добавил я, – женщин и без нее набралось предостаточно. Думаю, его дамам это не понравится. Завтра к полудню их будут обрабатывать тридцать пять сыщиков, по пять на каждую пассию. Упоминаю об этом просто так, на тот случай, если вам вдруг втемяшится в голову собрать всех семерых завтра в одиннадцать в вашем кабинете.

– Заткнись, – рыкнул он.

Обычно я норовлю поступить ровно наоборот, но на сей раз решил подчиниться. Когда мы подкатили к нашему старому особняку на Западной Тридцать пятой улице, я заплатил водителю, вышел, придержал дверцу для Вульфа, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Как только Вульф переступил порог, я закрыл дверь, накинул цепочку, а обернувшись, увидел Фрица, который доложил:

– Сэр, к вам пришли. Дама.

У меня мелькнула мысль, что я буду избавлен от массы неприятностей, если дамочки начнут являться сами, без приглашений, но Фриц добавил:

– Это ваша дочь, миссис Бриттон.

В голосе Фрица улавливалась слабая тень упрека. Он уже давно не одобрял отношения Вульфа к его приемной дочери.

Темноволосая девушка с Балкан, говорящая с сильным акцентом, в один прекрасный день свалилась на голову Вульфа и умудрилась впутать его в дело, которое отнюдь не способствовало увеличению нашего банковского счета[4]4
  См. роман Рекса Стаута «Только через мой труп». – Ред.


[Закрыть]. Когда все кончилось, она возвестила, что не намерена возвращаться на родину, но и не собирается воспользоваться теми преимуществами, которые дает ей бумага, оформленная много лет назад в Загребе и удостоверявшая, что она является приемной дочерью Ниро Вульфа.

Она преуспела в двух направлениях – получила работу в туристическом агентстве на Пятой авеню и через год вышла замуж за его владельца, некоего Уильяма Р. Бриттона. Между супругами Бриттон и мистером Вульфом не возникало трений. Трения возникают при контакте, а как раз контакта-то никакого и не было. Дважды в год – на день рождения приемной дочери и на Новый год – Вульф посылал ей огромный букет изысканных орхидей, и все, если не считать, что он присутствовал на похоронах Бриттона, когда тот скончался от сердечного приступа в тысяча девятьсот пятидесятом году.

Вот этого Фриц и не одобрял. Он полагал, что каждый человек, будь тот хоть сам Вульф, должен изредка приглашать дочь на обед, даже если она приемная. Когда он изложил мне свою точку зрения, как это с ним иногда случалось, я пояснил, что Карла раздражает Вульфа, а он – ее, так к чему поддерживать видимость отношений?

Я последовал за Вульфом в кабинет. Карла сидела в красном кожаном кресле. Когда мы вошли, она поднялась и возмущенно сказала:

– Я вас жду уже больше двух часов!

Вульф подошел, взял ее руку и вежливо пожал.

– По крайней мере, ты сидела в удобном кресле, – пробормотал он, направился к своему стоящему за столом креслу, единственному, которое его устраивало, и уселся.

Карла протянула мне руку с отсутствующим видом. Я пожал ее.

– Фриц не знал, где вы, – упрекнула она Вульфа.

– Верно, – согласился он.

– Но он сказал, что вы знаете о Марко.

– Да.

– Я услышала об этом по радио. Сначала собиралась пойти в ресторан к Лео, потом думала обратиться в полицию, а затем решила прийти сюда. Я полагала, что вы будете удивлены, хотя сама не удивилась.

Она говорила с горечью и выглядела расстроенной, но, должен признать, не стала от этого менее привлекательной. Карла оставалась все той же девушкой с Балкан, чьи пронзительные черные глаза поразили мое сердце много лет назад.

Вульф прищурился и взглянул на нее:

– Ты говоришь, что пришла сюда и ждала меня два часа, чтобы узнать подробности о смерти Марко? Почему? Ты была к нему привязана?

– Да.

Вульф прикрыл глаза.

– Если я правильно поняла смысл, который вы вложили в это слово, – уточнила она. – Если вы подразумевали плотское влечение, то, конечно, нет. Моя привязанность была иной.

Вульф открыл глаза:

– И какой же?

– Нас объединяла преданность великой и благородной цели – освобождению нашего народа! И вашего тоже! А вы здесь сидите и строите гримасы. Марко рассказывал мне, что просил вас помочь – идеями и деньгами, но вы отказались.

– Он не говорил мне, что ты участвуешь в деле. Не называл тебя.

– Конечно не называл, – презрительно поморщилась она. – Знал, что вы станете еще больше глумиться над нашими идеалами. Сидите, богатый, сытый и благополучный, в этом прекрасном доме, где к вашим услугам изысканные яства, оранжерея с десятью тысячами орхидей и Арчи Гудвин, который, как раб, делает за вас всю грязную работу и принимает на себя все опасности. Какое вам дело до того, что на родной земле люди стонут под гнетом? Что свобода задушена, плоды труда отнимают, а детей готовят к войне? Перестаньте гримасничать!

Вульф откинулся назад и глубоко вздохнул.

– По-видимому, – произнес он сухо, – я должен преподать тебе урок. Мои гримасы не имеют отношения к твоим чувствам и к твоей дерзости. Они относятся исключительно к стилю и интонации. Я презираю штампы, в особенности извращенные фашистами и коммунистами. Такие обороты речи, как «великая и благородная цель» и «плоды их труда», смердят, изуродованные Гитлером и Сталиным и всем их преступным окружением, Кроме того, в наш век потрясающего триумфа науки освобождение народа уже не назовешь великой и благородной целью, оно и выше, и ниже этого, поскольку стало попросту насущной, жизненной необходимостью. Она не более велика и благородна, чем борьба за хлеб насущный и надежный кров над головой. В отсутствие свободы невозможно оставаться человеком. Любой деспот, фашист или коммунист, теперь не ограничен в средствах. Что ему кованый каблук, меч или даже пулемет? Наука снабдила его оружием, которое способно ввергнуть в его власть всю планету. И только люди, готовые умереть за свободу, имеют право жить свободными.