Текст книги "Дети Дрейка"

– Лохиван, – начала она. – Ты припоминаешь человека, которого мы встретили в коридоре? Того, что от боли сгибался вдвое?

Тот поднял глаза.

– Я помню его.

Волшебница знала, что Лохиван, в отличие от своего отца, мог бы назвать по имени каждого Тезерени – как рожденного в самом клане, так и чужака, принятого в клан в то или иное время. Это было для него даже предметом гордости.

– Это означало бы… – Лохиван повернулся к одному из своих людей. – Попробуйте найти Айвора! Его взяли в эту экспедицию, так как он был одним из участников первой.

Шарисса, услышав это, нахмурилась. Было ли это простым совпадением?

– А Айвор с вами в родстве?

– Да. Послушный; никаких примечательных черт. Он был одним из самых первых, кто совершил путешествие из Нимта сюда.

Когда один воин вышел, чтобы выполнить приказ Лохивана, появились другие. Один из них поприветствовал Лохивана, который встал.

– Ну?

– Найдено трое мертвых. Мы обнаружили еще одного человека с разорванным животом неподалеку отсюда.

– Ничего больше?

– Ничего.

– Избавьтесь от этого… этого… избавьтесь от него, не привлекая внимания. Понятно?

– Да, господин мой.

В то время как другие начали вытаскивать тело наружу, Лохиван в первый раз обратил внимание на Фонона. Не глядя на Шариссу, он подошел к эльфу и опустился на колени рядом с ним.

– Что за штука это была, эльф? Твои товарищи сейчас там, снаружи? – Он схватил одной рукой Фонона за челюсть. – Я был слишком снисходителен с тобой?

Облегчение, которое испытала Шарисса при виде Лохивана, улетучилось. Он не имел никакого права так обращаться с Фононом.

– Что он мог бы знать? Какую роль он мог бы играть, Лохиван? Взгляни на него. Вы его превратили почти в скелет!

– Это… это… нормально, госп-пожа моя. – После возвращения Тезерени Фонон начал преувеличивать серьезность своего состояния. Шарисса пыталась не обращать на это внимания, понимая, что Фонон хотел заставить их поверить, что он слабее, чем на самом деле.

– Я не знаю… ничего, друг. В этом я клянусь т-тебе. Вы что, думаете, что я п-призвал бы с-сюда такое… такое чудовище – при том, что не могу защитить даже себя? Я п-предпочел бы, чтобы вы перерез… перерезали мне горло, чем… чем позволить, чтобы м-меня разорвало это гнусное чудище.

– Ты утверждаешь, что эльфы не делали этого?

– Ваш человек был болен еще раньше, Лохиван, – снова напомнила ему Шарисса. Не было доказано, что это действительно был Айвор, но она подозревала, что такое доказательство появится. – Причина могла быть какой-то другой.

Лохиван вздохнул. Поднявшись на ноги, он снял шлем и почесал шею, где были видны пятна сухой кожи. Это сделалось настолько для него привычным, что он даже больше и не жаловался, что кожа чешется.

– Возможно, ты права. Искатели отсутствовали, и это бросалось в глаза.

Шарисса не понимала.

– Я подумала, что гнездовье, к которому мы направляемся, было покинуто, а искатели – мертвы.

– Есть несколько, которых надо уничтожить. Просто случайно уцелевшие.

Изменившееся выражение на лице эльфа заставило волшебницу бросить на него взгляд и снова отвести его в сторону. При упоминании о пещерах он задумался – как будто он понял что-то, чего не могла понять она. Когда Лохиван уйдет, она, возможно, сможет…

– Я боюсь, что должен прервать твою беседу с пленником, – заявил Лохиван. – У тебя, мне думается, будет другая возможность, чтобы поговорить с ним. А теперь я предпочел бы, чтобы ты находилась там, где я смогу лучше охранять тебя.

– Меня? Это был один из ваших людей, который страдал…

– И он направился к тебе. Возможно, тот, кто ответственен за это, счел, что ты представляешь для него риск. Я хочу, чтобы с тобой, Шарисса, ничего не случилось. – Тон Лохивана сделался мягче.

Ей хотелось поспорить, но результат был бы тем же самым. Фонон, стоявший позади Тезерени, жестом показал ей, что она должна согласиться. Слишком активный протест может привести к тому, что они могут передумать и больше не разрешить ей снова повидаться с эльфом.

– Очень хорошо. – Было сомнительно, чтобы ответ пришел так скоро.

– Позволь мне сопроводить тебя обратно.

– Это не обязательно. – Шарисса не хотела, чтобы он дотрагивался до нее.

– Так для тебя будет безопаснее. Возможно, это не простая случайность.

Как и прежде, исход спора был предрешен. Признав поражение, она кивнула и подала ему руку.

– Я… благодарен… также и вам, – заметил Фонон, когда Лохиван собирался вывести Шариссу наружу. – Как… удачно, что вы оказались поблизости.

Это означало, что Лохиван либо шпионил за ними, либо ждал, пока Шарисса выйдет из фургона. Тезерени взглянул на нее, но оставил без внимания слова эльфа. И очень быстро вывел Шариссу из фургона.

Снаружи по-прежнему находилось несколько Тезерени. Двое убирали обломки того, что раньше было дверью. Шарисса поискала взглядом тела часовых, но их уже убрали. Она почувствовала к ним некоторую жалость, но меньшую, чем к тем эльфам, которых Тезерени истребили несколько недель назад. Многое из того, от чего страдали Тезерени, они навлекли на себя сами.

Только два дня вне крепости – и вот что произошло. Когда они с Лохиваном молча шли прочь от места бойни, Шарисса задавала себе вопрос, что же принесут грядущие дни.

Почему-то ей казалось, что они окажутся еще хуже.

Глава 13

– Она спит, повелитель.

– Хорошо.

Они втроем стояли в его палатке. Баракас использовал палатку как место для совещаний; именно поэтому он и чувствовал себя вправе пользоваться ею – остальные воины спали на воздухе. Глава клана был одет в доспехи лишь частично, поскольку слишком много времени тратил на то, чтобы одеваться. Его это слегка беспокоило, но он решил не обращать внимания на такую мелочь после ужасного и отвратительного происшествия.

Риган, полностью одетый в доспехи и достаточно раздраженный из-за недосыпа, спросил:

– Что вы сделали с его трупом, Лохиван?

Его брат, все еще стоявший на одном колене, ответил:

– Это создание похоронят без лишнего шума. Отец, чудище было не кем иным, как одним из наших людей. Риган, ты знал Айвора?

– Это был Айвор?

«Один из наших собственных людей, – подумал повелитель Тезерени. – Они прикончили одного из наших прямо в моем лагере и несмотря на мои предосторожности!» Вся округа была тщательно окутана защитными заклинаниями. В прошлом он всегда избегал подобного, предпочитая полагаться на готовность свою и своих людей, но последнее время реакция у него была не такой быстрой, как прежде, а среди членов клана возникли сомнения, которых в первые дни пребывания здесь не было.

– Умерло трое других людей. Все они – принятые в клан чужаки.

Потеря невелика, но все же потеря. Некоторые из тех враадов, кто присоединился к клану, начнут нервничать. Предводителю, чтобы погасить их страхи, нужно было, чтобы дела шли нормально. Членам экспедиции надо будет проявлять больше бдительности, чем раньше.

– Что случилось с ним? Какие произошли перемены?

Лохиван поклонился.

– Я не знаю. Было предположение, что это могли бы сделать искатели.

– А по чьей указке? Эльфа? – усмехнулся Риган. – Конечно, он их обвинит! Он защищает сво…

– Риган, замолчи! – Баракас обдумывал имевшиеся предположения. – Если это были эльф или его друзья, то они, думаю, могли бы с тем же успехом освободить его. Они не оставили бы его на нашу милость. Скажи мне, Лохиван, он похож на самоубийцу?

– Он – воин, отец, и готов рисковать собой; но я думаю, что самоубийство не для него. Его смерть тогда не имела бы смысла.

Уголком глаза Баракас видел, что его старший сын заводит себя, чтобы произнести другую тираду. Он вовремя прервал эту вспышку. Риган нахмурился, но промолчал.

– Спросите тех, кто знал Айвора лучше, насчет того, вел ли он себя последнее время как-то иначе. – У повелителя Тезерени возникла мысль. – Он был членом первой экспедиции?

– Да, государь.

Могло ли оказаться так, что Айвор обнаружил что-то или прикоснулся к чему-нибудь такому, что лучше было не трогать? Не могла ли Тезерени ждать какая-то ловушка? Баракас подумал о ящике и его пленнике. Он поступил мудро, прихватив с собой обитателя того, что Дру Зери называл Пустотой. Захват пещер мог оказаться не таким уж и простым.

– Что ты собираешься делать, отец? – осмелился спросить Риган.

– Мы продолжим путь с той же скоростью. Всегда следует ожидать каких-то потерь. Прежде чем это закончится, погибнут и другие. Жертвой может оказаться даже один из вас.

На лицах Ригана и Лохивана отразилось беспокойство. Предводителю клана не приходило в голову, что жертвой может оказаться и он сам. В конце концов, он был олицетворением клана.

– Пусть завтра объявят, что Айвор и другие умерли почетной смертью. В особенности Айвор. Вы оба можете идти.

Его сыновья поклонились и быстро вышли, чтобы сначала рассказать братьям о том, что они обсуждали с отцом, а потом уже выполнять другие команды Баракаса. Глава клана тем временем не стал снимать с себя доспехи, а продолжал обдумывать происшествие, при котором погибло несколько воинов и едва уцелела Шарисса Зери. В некотором смысле он почти позавидовал Айвору. Его беспокоило лишь то, что ему самому не хватало воли, чтобы воспользоваться заклинанием, которое подействовало на Айвора.

Если бы дело было в нем самом, решил Баракас, он использовал бы это превращение в соответствии со своими желаниями. У него была воля, которой недоставало Айвору. Он, повелитель Тезерени, стал бы живым символом клана.

Баракас начал чесаться, но, осознав это, заставил себя остановиться. За последние несколько дней сыпь и сухость кожи начали проходить. Скоро он будет от них избавлен. Чем больше против них боролись, тем слабее они становились. Это был – как часто он говаривал самому себе – просто вопрос воли.

Они говорили и говорили, однако до чародея не доходило то, что они пытались сказать. С какого-то момента ему стало трудно различать большинство лиц – как будто чем старательнее он пытался узнать их, тем более расплывчатыми они становились.

Геррод мог лишь смотреть на них – испытывая какую-то необъяснимую завороженность, которая не позволяла ему отвернуться от них и искать выход из этого сумасшедшего дома. Каждое движение, которое предпринимал для этого чародей, лишь приводило к появлению перед ним новых и настолько же тревожащих его лиц.

– Кровь Дракона! – прошептал он не то в первый, не то в сотый раз – Геррод потерял счет. Он едва был уверен в собственном существовании – не говоря уже о том, что происходило вокруг него. Дрейк мог бы не спеша подкрасться к нему и схватить, пока Геррод стоял там как дурак. Однако уйти отсюда было невозможно.

Со страхом – и одновременно с каким-то детским благоговением – Геррод робко протянул руку и коснулся лица, наиболее походившего на него.

Что-то такое, что он мог лишь ощущать – но не видеть, – появилось в пещере. Что-то потащило его за плащ, но, погруженный в грезы, чародей едва это заметил. Он услышал слабый звук, который мог быть призывом к нему или просто шумом ветра – ничего не значащий звук, о котором Геррод быстро забыл.

Капюшон своего плаща он натянул до глаз.

Геррод пытался снова вернуться к разглядыванию лиц, хотя отчасти и понимал опасность этого занятия. Он, однако, не мог снять затеняющий глаза капюшон, потому что могучие руки схватили его, как в клещи, не давая даже поднять для защиты руку.

Соблазнительный голос, доносящийся из кристаллов, был заглушен возбужденными кликами, отдававшимися в ушах. Его оттащили назад – одна или несколько могучих фигур.

Шепот прекратился. Непреодолимое желание смотреть на свои искаженные отражения исчезло почти полностью.

Тот, кто держал Геррода, выпустил его. Чародей пытался отдышаться; этой возможности ему долго не хватало, хотя осознал он это только сейчас. Геррод обернулся и увидел того, кто вытащил его на свободу.

Это, несомненно, был глава квелей. Существо, похожее на броненосца, рассматривало враада – похоже, с сочувствием.

– Со мной… вот-вот вес будет в порядке, – сказал ему Геррод, отвечая на то, что ему представилось вопросом. Он надеялся, что кристалл правильно передавал его слова и мысли.

Квель издал неразборчивый звук и указал на стоявшего перед ним Геррода, после чего потряс своей когтистой лапой. Чародей оглядел себя и недоуменно нахмурился – пока не сообразил, что больше не понимает издаваемые квелем звуки. Что случилось с кристаллом, Геррод не знал; он не мог вспомнить, уронил ли его в пещере или оставил где бы то ни было.

Геррод произнес заклинание, использовав в нем имя своего отца. Теперешнее положение требовало разъяснения, а он лишился единственного средства общения. Он хотел узнать, какой цели служила та пещера и кто ее построил. Чародей едва мог припомнить события, произошедшие как раз перед тем, как он с неохотой вошел в безумную пещеру. Создали ли ее квели – или же они обнаружили ее? По их поведению он заключил, что верно, скорее, второе, но в его мыслях была такая путаница, что доверять им не следовало. Несмотря на испытание, перенесенное им, Геррод хотел вернуться туда. Но не наобум, как это получилось в первый раз, а обдуманно, с полным уважением к мощи, таившейся внутри, и готовностью к встрече с ней.

Он собирался показать руками, что хочет возвратиться в пещеру с кристаллами, когда все закружилось вокруг него. Геррод видел, что вот-вот ударится лицом об пол; этого, подставив лапы, позволил избежать покрытый чешуей спутник, который, похоже, ожидал именно такого результата. Чародей не успел подумать, отчего бы это, поскольку тут же потерял сознание.

Когда он пришел в себя, вокруг толпились квели, не обращая на него внимания – пока не увидели, что он очнулся. Затем, подобно актерам, надевшим маски, подземные жители бурно возрадовались его выздоровлению.

Они отвели его в другую пещеру, в которой человек едва мог бы надеяться выжить. Его положили на какую-то циновку, от которой чересчур сильно пахло его хозяевами и холодной землей. Чародей медленно поднялся на ноги. Он отверг помощь квелей, покачав головой. Огромные создания отступили назад, чтобы ему было просторнее. Было невозможно сказать, проявляют ли они какие-либо чувства, но Герроду показалось, что их слегка удивило то, как быстро он оправился. Вне сомнений, квели заходили в пещеру с кристаллами – до Геррода, – но ему они пока не рассказали, что случилось с этими несчастными.

«Тем пришлось гораздо хуже, чем мне, – решил он. – Гораздо хуже – если они испытывали перед этим местом подлинный страх». Чародей был уверен, что так оно и было; квели – независимо от их намерений – отделались бы легче, если бы притворились, что испытывают уверенность, а не страх. Это подтвердило предположение Геррода, что их и в самом деле напугало то, что они там обнаружили.

Так что же они увидели в этом месте?

– Я нуждаюсь… – Чародей остановился, когда глава квелей подал ему кристалл; Геррод не имел представления, тот же самый, что раньше, или такой же.

«Разум в порядке… страх не разъел… вопрос?» Так вот оно что. Те, кто до него заходили в эту пещеру, потеряли разум из-за какого-то страха. Что бы квели ни увидели, это было для них чересчур. Однако кто-то вытащил его наружу. Как?

В то время как он думал над этим, существо повторило вопрос.

– Со мной все в порядке. – Это было не вполне правдой, но должно было их удовлетворить. Геррод не имел намерения рассказывать им о голосах – его голосе, который все еще шептал в его голове. Голоса хотели, чтобы он возвратился в пещеру, возвратился и снова стал слушать то, что они собирались сказать.

Он вернется. В этом он был уверен. Даже если квели не разрешат, чародей возвратится в пещеру. «Пища съедена… время идет… вопрос?» Такие переходы во время разговора озадачивали его, но сейчас он моментально догадался о смысле сказанного. Его спрашивали, нужна ли ему пища; а сколько времени прошло с той поры, как он потерял сознание?

– Как долго я оставался без сознания?

Ответ нельзя было признать определенным – скорее приблизительным: часа два-три – насколько Геррод мог оценить представления квелей о ходе времени. Потеря сознания пошла ему скорее на пользу. У Геррода не было возможности оправиться после дневного перехода. Ему все еще хотелось выспаться, проспать целую ночь, но сошел бы отдых и урывками. И еще раз образ жизни Тезерени пришелся кстати. При правлении его отца каждый член клана научился работать изо всех сил, обходясь лишь минимумом сна.

Его желудок утверждал, что давно не видел пищи. Геррод спросил себя, будет ли здешняя еда такой же неаппетитной, как и месиво, которое употребляли дозорные. Возможно, и так – но он все равно будет ее есть. Для задачи, стоявшей перед ним, задачи, в правильном понимании которой он не был даже уверен, Тезерени понадобятся силы.

Как бы осознав, что он согласен, новоприбывший, ниже остальных, но все же почти человеческого роста, принес ему чашу с чем-то жидким. Геррод, глядя на низенького квеля, понюхал содержимое… и содрогнулся. Он оторвал взгляд от квеля и заглянул в чашу.

Месиво дозорных показалось бы восхитительным в сравнении с содержимым чаши.

Когда он поднял глаза, низенький квель ушел. Геррод спросил себя, не самка ли это. Ни один из остальных квелей не собирался отвечать на этот мелькнувший у него вопрос, но Геррод был уверен, что его предположение верно. В таком случае, те, кто сопровождали его, были – почти наверняка – самцами; если, конечно, вновь прибывший не был всего лишь подростком. Однако враад отверг эту мысль и утвердился во мнении, что его нынешние спутники – самцы, хотя внешность низенького квеля была почти такой же.

Под немигающими взглядами собравшихся Геррод начал есть. Пища исчезала быстро – отчасти потому, что они не дали ему ложку, тем самым вынуждая его наклонить чашу и хлебать отвратительную жидкость через край.

– Спасибо, добавки не надо, – пробормотал Геррод, подавая почти опустошенную чашу одному из квелей, который тут же отбросил ее в сторону – как будто никто не захочет воспользоваться ею после человека. Это напомнило чародею о его действительном положении. При всем своем дружелюбии эти квели были настроены не более дружески, чем стражи, которые привели его сюда. Они сознательно поставили его в положение, из-за которого лишился разума, возможно, не один из них. Если бы им попался не он, сошел бы эльф или представитель какого-то другого народа. Квелям было все равно; для них было более важным выяснить все об интересующей их пещере.

Глава квелей в этот момент издал низкое и долгое гудение, обратившись к сотоварищам. Те безропотно стали покидать пещеру. Никто не обращал ни малейшего внимания на одиночку-враада – даже глава квелей, который молча ждал, пока остальные выйдут. Как только они остались вдвоем, огромный человек-зверь повернулся к своему гостю.

Затем маска упала, явив отчасти разум, скрытый за нечеловеческим лицом. Разум жестокий, однако расчетливый – и по-своему настолько же опасный, как и разум самих Тезерени. Если бы Геррод не напомнил себе, что он был – насколько ему представлялось – единственным для квелей ключом к разгадке тайны пещеры с кристаллами, он испугался бы за свою участь. Они нуждались в нем – иначе не стали бы ухаживать за ним, пока он приходил в себя. Несмотря на опасность, которую представлял для него квель, чародей улыбнулся.

«Впечатления от пещеры… утверждение!» Странные голоса-образы, роившиеся у него голове, раздражали его, но он быстро взял себя в руки.

– Вы хотите знать, что я видел, ведь так? Вы хотите знать, почему я все еще сохраняю разум?

«Согласие… утверждение!»

Не навредит ли он себе, если расскажет правду? Геррод сомневался в этом, так что рассказал квелю все, что он видел, слышал и чувствовал. Это показалось ему совершенно возможным – несмотря на его нынешнее положение. В течение рассказа глава квелей оставался неподвижным – как если бы рассказ заворожил его. Иногда он «задавал» вопрос – обычно по поводу какой-нибудь мелкой детали. Из вопросов враад узнал немного – лишь то, что в пещере побывала не одна жертва. Сколько квелей попытались победить в себе страх и потерпели неудачу? Не единожды он ощутил границы познаний квелей, но каждый раз его собеседник глубоко прятал образы и чувства – чтобы слишком многое не выплывало на поверхность.

Рассказ очень быстро подошел к концу. Геррода охватила внезапная тревога. Не ошибся ли он? Может, он дал им то, в чем они нуждались? Не сделался ли он теперь бесполезным для них?

Квель наклонился вперед; его дыхание было еще более зловонным, чем въедливый запах недавней трапезы Геррода.

«Сотрудничество… продолжение существования… утверждение!»

Чародей кивал, пытаясь не обращать внимание на лихорадочное биение своего сердца.

– Мне приятно остаться в живых. Я буду сотрудничать.

«Назначение кристаллов… оружие против врагов – птичьего народа… утверждение!., вопрос?»

– Что? О… – кивнул, зевая, Геррод. – Они могли бы оказаться оружием, которое вы сможете применить против искателей. – Он не имел ни малейшего представления о том, как это можно было сделать, но у Геррода появилась уверенность в том, что кристаллы можно будет превратить в оружие. Со временем он надеялся обратить это оружие против захвативших его квелей.

Где-то в уголке мозга всплыло воспоминание о Шариссе, напомнив ему о его первоначальной цели. Он отогнал эти мысли, убедив себя, что эта пещера с кристаллами поможет ему – хотя бы тем, что даст время продумать план побега. О том, что пещера – безотносительно к этому – привлекала его, он старался не думать. Пренебречь Шариссой ради собственных интересов – хотя бы и на время – было как раз тем, чего можно было бы ждать от отца.

«Время отдыха… утверждение!»

– Я… – Геррод не мог припомнить, что собирался сказать. Он зевнул – на этот раз долго и основательно. Усыпляющее средство в пище. Почему он не подумал об этом? Чародей откинул голову назад и снова зевнул. Имеет ли это значение? Он может начать строить планы бегства, когда проснется. Да, так, пожалуй, будет лучше. Он, в конце концов, хорошо отдохнет, а любой план потребует от него максимальных усилий и сосредоточенности.

«Приятно… отдохнуть… утверждение!» – возник образ, спроецированный квелем. Геррод кивнул. Все, что угодно его хозяину – если это давало возможность поспать. Придет завтрашний день – или когда там он наконец проснется, – и Тезерени начнет осуществлять свои замыслы.

Когда Геррод начал засыпать, ему показалось, что он услышал чье-то хихиканье. Этот звук квели воспроизвести не могли, и он знал, что услышанный им голос не был его собственным. Какое-то время чародей боролся со сном и ждал, что этот звук повторится. Он все еще напрягал для этого слух, когда наконец поддался сну и задремал.

Побег, как он позже понял, будет не таким уж и простым. Прошло два дня – по его оценке, так как солнце он видеть не мог. В подземном мире его удерживали не просто усилия спутников, а захватившая его жажда открытий. Слишком многое манило его – наподобие пещеры с кристаллами, хотя не с такой неодолимой силой. Хотя квели и не владели волшебными силами кристаллов – в отличие от строителей пещеры, – кое-что они умели. Герроду еще предстояло увидеть – не говоря уже о том, чтобы изучить, – предмет, который они назвали «сборщик». Чародей предположил, что это был драгоценный камень невероятных размеров – если то, что рассказал ему предводитель, было правдой. Как этот камень был способен поглощать и перераспределять волшебные силы на пользу квелям, он и представить себе не мог. Это место – помимо древней пещеры – было единственным, куда они не позволяли ему заглядывать.

Прогуливаясь с предводителем, который все-таки оказался самцом, чародей ощупывал кое-какие небольшие драгоценные камни, находившиеся в кисете у него на поясе. Они были сходны с теми, которые позволяли ему разговаривать с квелями и, вероятно, могли быть использованы для этого, но он предполагал применить их в другом. Стать их обладателем оказалось удивительно просто: их добывали в таких огромных количествах, что он был ошеломлен, когда впервые увидел, как это делается. Всех юных квелей вскоре после рождения приносили сюда. Они почти во всем походили на родителей – если не считать, что их панцири были мягкими и почти лишенными складок (но со временем затвердевали). Кристаллы выдавались молодым, как только на панцирях у тех появлялись складки. Со временем кристаллы врастали в жесткую кожу и обеспечивали это подобие связи между квелями.

Украсть три штуки из холма, в котором их были тысячи, оказалось невероятно легко. Настолько легко, что Геррод время от времени спрашивал себя, не хотел ли его спутник, чтобы он взял эти камни. Но это значения не имело. Приобретение камней было первым шагом в его плане бегства, плане, который можно будет осуществить лишь тогда, когда он возвратится в пещеру и разгадает тайну, связанную с лицами, – не говоря уже обо всех других секретах.

«Не забывать о Шариссе!» – упрекнул он себя. Слишком легко в этих обстоятельствах можно было позабыть о собственном положении, не то что о дочери Дру Зери. Было также нетрудно позабыть о том, что в действительности происходило с его лицом – старческим лицом враада. Именно его Геррод и видел каждый раз, когда обращал внимание на свое отражение.

Взволнованный квель примчался к предводителю, и они вдвоем начали быстро обмениваться репликами. Даже обладая кристаллом, чародей не мог понять смысл того, что они говорили. Образы, которые он видел, были смутными – как будто квели нарочно мешали ему понять их. Это не удивляло его; он знал, что находится с ними лишь до тех пор, пока он им полезен. Он также знал и то, что они сделают, когда тайны пещеры кристаллов будут принадлежать им.

Предводитель резко обернулся к нему; его темные глаза сузились. Он издал негромкое резкое гудение; как мог понять Геррод – знак гнева и тревоги.

«Поверхность земли… шпион в небе… следит за намерениями… утверждение!»

Тезерени уже потащили за собой, когда он еще пытался понять эту фразу. Что-то происходило на поверхности земли – разведчик или еще кто-то… в небе?

Искатель?

Они втроем вошли в еще одну пещеру, которой Геррод раньше не видел. Насколько обширными были владения квелей? Ему дали понять, что квели сохранили лишь остаток былой мощи. Если это так, то их Империя по размеру соперничала с Империей искателей.

Горстка квелей окружала изображение. Чародей, заглядывая через высокие округлые плечи, видел, как порхала над маленьким участком земли крошечная фигурка – не длиннее руки Геррода. Все это наблюдалось сквозь кристалл, который стоял на треноге в центре пещеры.

Это и вправду был искатель. Геррод не узнавал местность, но, судя по скалам и почти голой земле, он счел, что это часть полуострова, на котором жили квели.

Искатель, казалось, завис в воздухе; быстрые взмахи крыльев удерживали его над землей. Изображение было слишком маленьким, чтобы определить, самец это или самка; как и у квелей, их пол было сложно различить, так они были похожи.

Один из наблюдавших хмыкнул и коснулся поверхности кристалла. Изображение увеличилось. Тезерени увидел, что это была самка, хотя значения это и не имело. Он все еще не знал, почему одинокая искательница рискует жизнью, появившись в землях своих древних врагов.

Протянув руку к шее, искательница потянула за цепочку. Геррод прищурился и увидел, что на цепочке висел медальон. Медальоны для искателей были почти тем же, что кристаллы для квелей: они защищали тех, кто их носил, заключая в себе некое вредоносное заклятие. Не один из его клана погиб, столкнувшись с подобным оружием. Тезерени как можно ближе подошел к кристаллу. Предводитель квелей взглянул в его сторону, но потом сосредоточил внимание на том, чем занималась крошечная фигурка.

Искательница сняла свой медальон – и тут же уронила его вниз, на землю.

Среди квелей возникло замешательство.

Их глава отдал команду – снова не понятую Герродом. К этому времени Тезерени сообразил, что его намеренно оставляют в неведении.

Некоторые из квелей повернулись к своему предводителю с явно недоумевающим видом. Один что-то пробормотал с явно вопросительной интонацией.

Оттолкнув незадачливого враада в сторону – почти к стене, – глава квелей повернулся к задавшему вопрос и повторил команду.

Опустив голову, тот вернулся к кристаллу и под бдительным наблюдением всех присутствовавших – включая пришедшего в себя Геррода – коснулся другой стороны кристалла.

В течение этой краткой стычки искательница по-прежнему висела в воздухе. Лишь когда один из квелей коснулся камня, враад понял, что та предлагала перемирие. Она наверняка знала, что этой местностью владеют квели.

В обмен на встречу для переговоров была предложена ее жизнь.

Предводитель квелей решил отклонить это предложение.

Изображение скрылось в ослепительном сиянии, заставив многих квелей прикрыть глаза и на мгновение ошеломив неподготовленного к этому чародея. Геррод долго моргал, пока к нему не вернулось некоторое подобие зрения. Он поднял взгляд, пытаясь различить что-то среди плавающих перед глазами пятен. Изображение также сделалось четким, и чародей уже смог различить сияющие холмы и редкие растения. От искательницы не осталось и следа.

Тот же квель, который управлял кристаллом до этого момента, прикоснулся к нему снова. Теперь Геррод видел в основном поверхность земли. Предводитель с самодовольным видом издал гулкий звук.

Когда Геррод увидел, что осталось от посланницы искателей, то был рад, что он не может воспринимать к тому же и запах.

Квели были хорошо защищены. Одинокому искателю надеяться было не на что. Обгоревшее тело, почему-то напомнившее Герроду что-то съедобное – ужасная карикатура, – лежало на земле. Лицо – скорее то, что от него осталось – было в земле, так что чародей не мог видеть застывший в ее глазах укор. Она пришла с миром – если только удерживающие его квели не знали, что это не так, – а они сожгли ее.

Оружием им служила сама земля. Многие из тех сверкающих обломков, казалось, разбросанных повсюду, в действительности служили иной цели. Точно так же, как множество драгоценных камней приносило свет в этот подземный мир, эти обломки, разложенью по плану, могли создать луч ярчайшего света. Пользуясь своими познаниями, квели просто управляли сразу несколькими из них.

«Наши народы действительно близки», – подумал он с отвращением. Такой фокус пришелся бы очень по вкусу многим из его собратьев-враадов. Баракас счел бы его восхитительной игрушкой, пригодной для его арсенала.

Теперь, когда кризис миновал, многие квели начали терять интерес к произошедшему. Только Геррода, похоже, затронуло то, чего изначально хотела искательница. Было маловероятно, что она приносит себя в жертву. Что-то озаботило ее и ее народ настолько, что они решили рискнуть. Герроду хотелось бы разглядеть ее получше. В каком состоянии она была перед смертью? Было ли это лишь плодом его воображения – или она действительно казалась усталой, потерпевшей поражение?