Текст книги "Дети Дрейка"

– Вы доставите меня туда! Один или оба вместе! Фонон фыркнул.

– Даже если бы я и желал этого, враад, ни у одного из нас нет для этого достаточной силы – после того, что мы перенесли. Я даже не уверен, что сделать это было бы безопасно. Мой народ жил здесь гораздо дольше, чем вы, и у нас есть рассказы…

– Снова какие-то проклятые сказки!

– У нас есть повествования, – продолжил Фонон, наслаждаясь своей ролью – хоть Шарисса и видела, что он понимал, как рискованно доводить Баракаса до крайностей, – о временах, когда земля пробуждается… как это и было сделано отступником-хранителем.

– И ч-ч-что говорят эти повес-с-ствования? – спросил Лохиван. Теперь он держал ящик обеими руками, как будто собирался торжественно передать его Шариссе. Знал ли Темный Конь, что Тезерени используют его? Возможно, вечноживущий почти что пожертвовал собой – чтобы Шариссе предоставили свободу? Она надеялась, что время для ответов придет. Она надеялась, что придет время и для Темного Коня.

– Что те, кто привлекает к себе чье-то внимание в такие бурные времена, рискуют обнаружить вскоре, что не знают, в кого превратились. Вот что они говорят.

– Риган, – начал Баракас; на его лице выражался яростный гнев. – Если в следующий раз эльф не заговорит понятнее, я даю тебе разрешение зарубить его мечом.

– Фонон, – предупредила Шарисса. Он взял ее за руку.

– Ты помнишь, что сказал второй хранитель: что мы могли бы управлять этими изменениями. Так и было – в прошлом. Когда земля пробуждается, появляется неистовое колдовство. Те, кто слишком расходует свою силу, становятся более податливыми, более чувствительными к… изменениям.

Баракас изучал древнюю пещеру. Более тихим голосом он произнес:

– Я решил сделать это место крепостью, из которой буду руководить правителями этой земли; это хороший выбор, так как она находится во владениях моего наследника.

Шарисса с интересом увидела, что Риган, похоже, не слишком доволен этим решением. Он надеялся получить собственное Королевство – а не такое, в котором его положение окажется чуть выше нынешнего. Баракаса, похоже, это не заботило.

– Пожалуй, придется некоторое время подождать, но это место будет принадлежать мне! Риган! Ко мне!

Убрав с лица недовольное выражение, наследник приблизился к отцу.

– Государь?

– Ты останешься здесь и приложишь усилия к тому, чтобы подготовить это место. Будь настороже.

– Да, отец.

– Мне также понадобится, чтобы для моей поездки приготовили самых быстрых дрейков. Две дюжины – нет, дюжину! Не больше, чем необходимо! – Баракас повернулся к троим пленникам. – Вы трое будете сопровождать меня! – Он жестом отмел все протесты, в том числе и протест Ригана, которому едва ли понравилась мысль о том, что Шариссу от него заберут. Обращаясь к волшебнице, Баракас продолжил: – Если бы я думал, что могу доверять вам, я бы приказал снять эти повязки. А так они останутся на ваших шеях. Не пытайтесь удалить их без моего разрешения – обнаружите, что они могут кусаться!

Шарисса хотела сказать, что сейчас у них всех общая забота, но она знала, что владыка клана никогда не поверит, что она добровольно согласится поехать с ним.

Баракас, повелитель Тезерени, оглядел своих людей.

– Ну? Чего ради вы толпитесь тут? У вас много дел!

Воины рассеялись по сторонам – за исключением тех немногих, чьей задачей было либо защищать их властелина, либо ждать дальнейших команд, которые могли последовать. Риган остался, хотя Лохиван с ящиком исчез – к большому огорчению Шариссы. Спешная поездка в крепость Тезерени только отдалит ее от вечноживущего.

– Мы отправляемся через час, – в заключение объявил повелитель Тезерени, – и будем ехать, пока у дрейков хватит сил. Затем мы поспим столько времени, чтобы те достаточно отдохнули, и затем снова в путь – пока дрейки снова не утомятся до предела.

– А как же с нами? – спросил Геррод. – Мы уже едва держимся на ногах… как, должно быть, и ты.

– Мы – Тезерени, Геррод. Имя «Тезерени» – если ты об этом позабыл – означает мощь. Мы вынесем то, что должны вынести, – ради других! Этим двоим, – он указал на Шариссу и Фонона, – придется переносить трудности наравне с нами.

Чародей фыркнул и что-то пробормотал, но отец уже отвернулся прочь.

Хотя троим пленникам и не дали возможности отдохнуть (Баракас действительно решил выехать через час), им дали поесть. Однако после дней, проведенных с изгоем, и у них исказилось восприятие времени, так что есть они начали без большой охоты. Только когда пища начала согревать Шариссу, она почувствовала приступ голода. После этого она уже ела с аппетитом, как и ее товарищи.

Стражи наблюдали за ними – чтобы быть уверенными, что никто из них не прикоснулся к повязкам на горле. Баракас предупредил пленников о том, что это опасно, но определенно понимал, что эти трое обязательно попытаются бежать – рано или поздно. А для этого им понадобятся все их способности.

Они сидели там же, где ранее стояли; никто явно не думал, что здесь понадобятся какие-то сиденья. Только трон Баракаса (где они раздобыли это уродство, Шариссе и в голову не могло прийти) напоминал что-то, предназначенное для сидения, хотя большинству людей показался бы неудобным. Именно такой трон, на взгляд Шариссы, и предпочитал Баракас – сиденье, для пользования которым требовалось терпение и упрямство.

Оставшееся до отъезда время волшебница рассматривала каменных колоссов, находившихся всего в нескольких шагах. Хоть ее способности были снова приглушены (в последнее время это, казалось, уже вошло в привычку), она могла ощущать, что внутри них теплится жизнь. Почему-то никто, кроме нее, этого не замечал. Фонон, пока ел, время от времени поднимал взгляд – словно он что-то чувствовал, но не мог определить, что именно. Было ли дело в том, что ей этот мир был намного ближе, чем остальным? Шарисса приняла свой новый дом без колебаний, восхищаясь его естественной красотой, подобную которой она, будучи слишком молодой, никогда не замечала в Нимте. Возможно, именно по этой причине она научилась управлять силами этого мира так, как это пока не удавалось никому другому из враадов.

Но почему силы внутри статуй возрастали с каждой минутой?

Что случится, когда земля и в самом деле пробудится? Было ли это первым знаком?

Ее размышления прервались, когда Баракас вернулся в центральную пещеру. Он все еще хромал, но беспокойство за супругу и судьбу его рождающейся Империи заставляло его не обращать внимания ни на что – кроме разве что самой сильной боли. Риган тащился позади него, напоминая подростка-дрейка, наказанного матерью. Вне сомнений, он пробовал – безуспешно – убедить отца или оставить Шариссу здесь, или позволить ему ехать с ними.

Баракас кивнул ей.

– Вас как следует накормили, госпожа моя Шарисса? Он, казалось, использовал это обращение только тогда, когда чего-то хотел от нее. Шарисса это поняла и, взяв себя в руки, ответила:

– Достаточно – пока что. Однако нам не помешало бы отдохнуть.

– Когда вы пробудете с нами достаточно долго, то научитесь спать в седле.

– Я надеюсь, что настолько долго я с вами не пробуду.

Баракас изобразил подобие улыбки.

– Честный ответ. Это – похвальная черта, хотя именно сейчас и бесполезная.

– Отец…

– Умолкни, Риган. У тебя, помнится, есть обязанности. Выполняй их, как подобает будущему главе клана… будущему Императору.

Неуклюжий Тезерени с вожделением посмотрел на Шариссу, которая демонстративно не глядела в его сторону. Удрученный, он отдал отцу честь и удалился.

Баракас снял шлем, что последнее время, как помнилось Шариссе, происходило крайне редко. Волшебницу потрясло то, насколько в его волосах прибавилось седины. На его лице возникли борозды, прорезать которые могли только время и усталость. Это отчасти напомнило ей о том, как выглядело лицо Геррода после его неудачного колдовства в пещере безумного хранителя. Баракас, повелитель Тезерени, не делался старше – он уже был стар.

– Он вскоре будет Императором, – уверил их Баракас. Он встретил пристальный взгляд Геррода и увидел в нем сочувствие. – Да, я наконец становлюсь старым. Повелитель драконов приближается к своему концу. Вероятно, еще несколько десятилетий – и только.

– По крайней мере ты прожил все эти тысячелетия, – сказал чародей. Он указал на собственное лицо. – На этом лице достаточно скоро появятся складки. Этому миру нравится убивать тех, кто не склоняется перед ним.

Повелитель Тезерени склонил голову набок и стал разглядывать Геррода. Затем, насмешливо улыбнувшись, покачал головой и снова направил свое внимание на Шариссу.

– Мне кое-что от вас нужно.

– Меня это едва ли удивляет.

– Выслушайте меня. Если вы поможете мне, я не буду больше настаивать на браке между вами и моим старшим сыном. Вы с эльфом сможете отправиться, куда вам угодно.

– Все только и хотят соединить нас, – заметил Фонон. Пища – даже такая – во многом восстановила его чувство юмора, хоть он, как и другие, продолжал пока оставаться пленником. Глава клана пропустил его слова мимо ушей.

– Хорошо?

– Вы не сказали мне, чего вы хотите от меня.

Геррод наклонился вперед прежде, чем его отец успел заговорить, и предупредил:

– Остерегайся любых обещаний! Даже клятвы могут быть нарушены!

– Не будет никакого нарушения клятв! – Баракас, похоже, был готов резко поставить сына на место; но, по-видимому, представлял себе, как это будет выглядеть в глазах волшебницы. – Это касается твоей семьи, особенно твоей матери и братьев с сестрами!

Чародей попробовал притвориться, что ему это безразлично, но Шарисса уже знала, что, несмотря на расхождения с отцом, Герроду вовсе не хотелось, чтобы его бывшую семью постигла какая-то беда.

– Что же вы хотите? – спросила она, отчасти пытаясь отвлечь внимание Баракаса от сына-отступника – поскольку каждый раз, когда отец обращал на него внимание, в подземном зале явственно ощущался холод.

Баракас почесал шею; но, в отличие от большинства других Тезерени, он больше не страдал от сыпи.

– Я хочу, чтобы вы – и они – сотрудничали с нами все то время, пока не удастся выяснить, произошло что-то или нет с теми, кто остался в крепости – и особенно с госпожой Альцией.

Ответ был несколько неопределенным, но суть его растрогала Шариссу до такой степени, которую она сочла бы раньше невозможной. Баракас мог быть ее врагом, но забота о жене оказалась даже сильнее, чем его стремление к власти.

– Я поклянусь духом дрейка, что вы окажетесь на свободе после того, как я смогу убедиться, что нам ничего не угрожает. Хорошо?

– Все мы?

– Все вы.

Она изучала его в течение нескольких секунд, собираясь с мыслями. Шарисса хотела от Баракаса еще одной вещи – и теперь настал единственный момент, когда она имела возможность добиться ее. И если она упустит эту возможность…

– В том числе и Темный Конь.

Выражение его лица изменилось так, что Шарисса почти пожалела о своем требовании; но она не могла оставить призрачного скакуна во власти Баракаса.

– Вам нужен демон? – Он с трудом пытался восстановить самообладание и сумел – отчасти – это сделать. – Забирайте его! Хотя наше колдовство и утратило былую силу, мы обязательно достигнем нашей цели!

– Тогда я буду сотрудничать с вами, – сказала она прямо и откровенно.

Ее негромкий ответ заставил Баракаса прервать свою тираду. Он сделал глубокий вдох.

– Благодарю вас, госпожа моя Шарисса. Вы увидите, что я сдержу свое слово, не принимая во внимание моих сыновей с их собственными мнениями.

«Он подразумевает Геррода и Ригана», – подумала она.

– Теперь, когда все улажено, – продолжал Баракас, – я могу сообщить вам, что дрейки для нас приготовлены. Стража!

Их быстро подняли на ноги и провели через пещеру, и наконец они пришли к выходу из нее, через который Шарисса и Тезерени вошли почти неделю назад. К ее удивлению, Баракас миновал нескольких могучих крылатых дрейков и направился вокруг горы к тому месту, где ждали лишенные крыльев верховые дрейки.

– Мы не полетим по воздуху?

Геррод, который гораздо лучше своих сотоварищей понимал, как делаются дела в клане, объяснил:

– Отец полагает, что в воздухе мы будем слишком бросаться в глаза. Кроме того, путешествие по земле окажется быстрее. Летучим дрейкам приходится отдыхать чаще – особенно если они кого-то на себе несут.

– Это объясняет, почему мы добирались сюда относительно медленно, – пояснил Фонон. – Он хотел, чтобы подкрепление было уже здесь и успело отдохнуть.

Помимо стражей, охранявших пленников, к ним должна была присоединиться группа других Тезерени. Шарисса удивилась – но и испытала облегчение, – когда увидела, что к ним принадлежал и Лохиван и что в его руках все еще был ящик.

Баракас обратил внимание на больного сына.

– Кто велел тебе появиться здесь?

– Я долж-ж-жсн ис-с-скупить с-с-свою вину. Баракасу, похоже, было неловко – казалось, он хотел, чтобы все окружающие смотрели куда-то еще, а не на него с Лохиваном.

– Твоя болезнь…

– Я с-с-справлюс-с-сь с-с-с ней, – произнес Лохиван странным голосом. Он как мог старался, чтобы никто не видел его лица – возможно, потому, что оно было изуродованным настолько, что могло бы вызвать отвращение кое у кого из Тезерени.

– Интересно… – пробормотал Геррод.

– Что тебе интересно? – спросила Шарисса. Он обернулся, не поняв, что заговорил вслух.

– Ничего. Просто одна мысль.

Разговор между Баракасом и Лохиваном сделался негромким. Они обменялись несколькими репликами, после чего глава клана кивнул. Было трудно судить о том, что испытывает Лохиван, но он, похоже, почувствовал сильное облегчение. – Мы потеряли уже большую часть дня, – сказал Баракас остальным. – Прошу всех сесть на дрейков.

Они повиновались. Когда каждый был готов, Баракас повернулся в седле и посмотрел на остающихся. Один из них держал древко, на котором развевалось знамя клана. Другие, в том числе и Риган, стояли на коленях под трепетавшим флагом.

– Я вскоре вернусь. Мы победили то, что нам угрожало, неважно, магией или просто силой, и эта пещера, эта естественная твердыня, станет тем центром, откуда будет управляться Империя, охватывающая этот весь континент. Я наделил Королевством каждого из моих наиболее верных сыновей, – Баракас даже не взглянул в сторону Лохивана, – и мой старший сын, Риган, будет совместно со мной править здесь – до моей смерти, когда он станет Императором. Тринадцать королевств, а внутри них – двадцать пять герцогств для тех, кто их заслуживает!

– Еще одна возвышенная, великолепная речь, – с кислой усмешкой прошептал Геррод Шариссе.

Баракас либо не слышал его, либо сделал вид, что не слышал.

– Мы оказались… вдалеке от нашего клана, и возникло беспокойство по поводу их безопасности. По-моему, бояться почти нечего, но я вес же обязан лично отправиться к ним. Как только я удостоверюсь, что все в порядке, я вернусь сюда с большим количеством наших братьев, и мы по-настоящему начнем овладевать этой землей! — Он смотрел на Киван Грат так, как будто гора представляла собой весь континент. – Мы преобразуем эту страну согласно нашей воле!

Баракас сложил руки на груди в знак того, что его речь окончена. Тезерени вскочили на ноги с радостными кликами – как и подобало. Риган обнажил меч и поднял его, отдавая отцу честь.

– Напыщенность и заурядность, – пробормотал Геррод.

– Мы отправляемся, – заявил им Баракас, испепеляя взглядом нераскаявшегося сына.

Баракас, не во всем готовый доверять чужакам, предоставил управлять дрейками пленников охранникам, сопровождавшим их. Один из стражей взял поводья того, на котором ехала Шарисса, и повел его – но медленно, так, чтобы дрейк предводителя был впереди. Повелитель Тезерени обязательно должен был находиться во главе – хотя бы лишь символически.

Остающиеся провожали их криками, выражавшими почтение и преданность. Не будь Шарисса уставшей до предела (а насколько же они устанут, когда наконец сделают привал), их восторг порадовал бы ее намного больше. А при нынешнем положении дел ей оставалось только надеяться, что этот восторг продлится еще месяц.

Ближайшая из стоявших рядом с ней женщин-солдат сняла шлем и начала чесать ужасного вида пятно сухой покрасневшей кожи, которое покрывало большую часть шеи и доходило до подбородка. Шарисса некоторое время смотрела на это, но затем воин, который вел ее дрейка, потянул за узду, и животное сделало поворот, так что эта женщина и остальные Тезерени оказались позади. Шарисса настолько устала, что не стала оборачиваться, чтобы взглянуть еще раз.

Кроме того, следовало подумать о множестве гораздо более важных вещей. Слишком важных, чтобы беспокоиться о надоедливой, но явно пустяковой сыпи.

Глава 19

Когда Баракас поддался на уговоры своих людей дать дрейкам отдых, пока они еще не начали сваливаться на ходу, было далеко за полночь. К этому времени Шарисса уже засыпала в седле. Несмотря на уверения главы клана, что она действительно научится спать во время верховой езды, волшебница была очень рада слезть с непокорного животного и как-то дотащиться до безопасного укрытия, где она могла бы попытаться восстановить свои силы. Геррод и Фонон выглядели немногим лучше – как и сами Тезерени, хотя тс выехали отдохнувшими.

Только Баракас казался энергичным, но это объяснялось беспокойством. Если бы ему пришлось долго поддерживать себя в таком состоянии, это истощило бы его.

Сон не принес Шариссе долгожданного отдыха. Ей снились сны, каких она никогда не видела прежде, и в этих снах было мало утешительного. В одном из них из земли возникла рука и схватила ее, сминая, подобно глине, и придавая ей все новые и новые ужасные формы. В другом сне они с Фононом обнимались. Это было приятно, и Шарисса знала, что сейчас последует поцелуй. Но вдруг его лицо сделалось как морда ящерицы, а он все еще пытался ее поцеловать. Тут она проснулась и больше получаса не могла заснуть – настолько реальным показалось ей это видение.

Были и другие сны, но от них остались лишь неясные воспоминания. Из них она запомнила только одну деталь, но и той хватило, чтобы заставить ее содрогнуться.

В нескольких из этих кошмаров она слышала издевательский смех безумного хранителя. Этот смех, похоже, переходил из одного сна в другой. Он вес еще звучал в ушах Шариссы, когда чье-то прикосновение к плечу снова разбудило ее.

Глаза слепил солнечный свет. Фонон улыбался ей. Он казался посвежевшим, но на лице все еще оставались следы усталости. Шариссе не хотелось и думать о том, как выглядит она сама. Ее изумляло, что кто-то все еще мог находить се привлекательной. Если бы сейчас ей дали зеркало, волшебница не удивилась бы, увидев в нем лицо, в сравнении с которым дрейк показался бы красавцем.

Эльф протянул руку, и Шарисса взяла ее. Фонон помог ей подняться на ноги и сказал:

– Тебя мог бы разбудить или я, или один из них. Я знал, что ты вес еще слишком утомлена, но подумал, что тебе будет более приятно увидеть мое бледное лицо, чем их металлические маски.

– Гораздо приятнее. – Ей доставляло удовольствие прикосновение его руки, и она хотела продлить это ощущение. – А есть ли еда?

– Я не потревожил бы тебя, если бы ее не было. – Он указал рукой на две чаши, стоявшие у их ног. Что-то тушеное; блюдо, очень похожее на то, которым кормила ее однажды госпожа Альция. Оно и пахло почти так же хорошо. Тот случай она припомнила потому, что он казался совершенно неуместным, когда имеешь дело с одним из Тезерени. Иногда трудно было представить, что супруга Баракаса не была уроженкой клана и что не было никакого клана, пока Баракас не объединил вместе родственников и не сплотил их в единственное подлинное семейство среди враадов. Семейные связи у враадов почти отсутствовали, а понятие клана они знали лишь на заре своего существования. Баракас, однако, сделал так, что к этому понятию больше не станут относиться с пренебрежением – и его супруга помогала ему в этой борьбе. Она – почти в такой же степени, как и Баракас, – помогла сделать Тезерени той силой, какой они стали.

Шарисса надеялась, что с госпожой Альцией ничего не случилось.

– Где Геррод? – спросила она, пытаясь отделаться от мыслей о госпоже Альции.

Фонон подал ей одну из чаш. Он поколебался, затем ответил:

– Последний раз я видел его с братом. Они покидали лагерь.

«Попытка сделать что-то в связи с болезнью Лохивана?» Другая причина ей не приходила в голову. Не все их былые разногласия ушли в прошлое, но общее беспокойство о родственниках свело их вместе – по крайней мере, на время. Будь это любое другое семейство, волшебница радовалась бы за Геррода. А в нынешнем положении она надеялась, что он не сделается снова одним из них.

На них легла тень. Они подняли глаза и увидели Тезерени в латах и шлеме.

– Мой повелитель приказал уведомить вас, что скоро мы отправляемся в путь. Приготовьтесь.

Когда воин отошел, Фонон простонал:

– Я редко столько ездил верхом. Подумать только, когда-то я думал, что лошадь – это ужасное животное, с которым трудно справиться. Да просто сесть верхом на одно из этих чудовищ и то хуже.

— А чего ты ожидал? – резко спросила она. Шарисса чувствовала необходимость знать все, что только возможно, а Фонон мог снабдить ее этими знаниями. Из всех них только он родился в этой стране.

Его былая веселость ушла, и он стал серьезным.

– Я не знаю, о прекраснейшая дочь враадов. Единственное, что можно сказать относительно этой земли, – это то, что она непредсказуема. Я сожалею, но приходится признать, что мы оба в равной степени можем оказаться правыми. – Он взял ее за руку. – Мне жаль, что я не могу помочь тебе.

Она сжала его руку и, неожиданно для себя, наклонилась и поцеловала его. И пока он с изумлением смотрел на нее, волшебница улыбнулась и сказала:

– Но ты же помогаешь.

И снова они ехали так быстро, будто отступник-хранитель кусал их дрейков за хвосты. Геррод и Лохиван возвратились как раз тогда, когда закончились приготовления к безумной дневной скачке; возвратились по одному, как будто отношения между ними не изменились. Шарисса посмотрела на чародея, желая получить какое-либо объяснение, но Геррод лишь надвинул на голову капюшон и укутался в свой широчайший плащ. Единственное, что было ясно Шариссе, – это то, что он был еще более обеспокоен, чем вчера.

Когда они выехали, солнце стояло высоко в небе. И опять это была безумная гонка, в которой каждый старался не отставать от главы клана. Этот день оказался хуже первого, и Шарисса подозревала, что знает причину. Она была уверена, что Баракас снова попробовал телепортироваться к крепости и, конечно же, потерпел неудачу. Тем важнее для них оказывалась необходимость покрывать каждый день как можно большее расстояние.

Возможности поговорить не было, но она бросала на Фонона взгляды всякий раз, когда ей это удавалось. Он с едва заметной улыбкой отвечал ей тем же.

По другую сторону от нее, за Тезерени-охранником, ехал Геррод, глядя прямо перед собой. Только однажды он направил взгляд на Шариссу, но капюшон настолько скрывал его лицо, что ей показалось, будто она смотрит в невидящее лицо мертвеца. Она отвернулась в сторону – и почти сразу пожалела об этом; но, когда ей захотелось попросить у него прощения, его внимание уже снова было обращено к дороге, лежавшей перед ним.

Чтобы увидеть Лохивана, Шариссе приходилось выворачивать шею и смотреть назад; а делать это в течение долгого времени было опасно. Он ехал в конце колонны, опустив голову вниз – так, что, даже если бы на нем не было шлема, Шарисса не смогла бы увидеть его лицо. Сбоку от седла болталась ужасная тюрьма Темного Коня – явно доверенная на хранение Лохивану, несмотря на его предательство. Рассердившись на себя за то, что она не потребовала выпустить вечноживущего из ящика, Шарисса поклялась себе, что поговорит об этом с Баракасом, как только они остановятся. Если ей удастся убедить его, что Темный Конь прислушается к ней и не станет искать мести, Баракас, может быть, и согласится предоставить призрачному скакуну свободу. Возможно, если она упомянет о помощи, которую мог бы оказать им Темный Конь… хотя это зависело от того, насколько силен сейчас вечноживущий. Его, как она с горечью припомнила, жестоко наказали за нападение на повелителя Тезерени.

Когда они наконец остановились, снова настала ночь. Дрейки хорошо выдерживали длительные перегоны с большой скоростью, но тогда им приходилось давать намного более долгий отдых, чем лошадям. Их также приходилось кормить, причем мясом. В эту поездку Тезерени захватили с собой как можно больше особой добавки к пище для дрейков. В сочетании с мясом она лучше насыщала их и предотвращала любую возможность – хотя бы и незначительную – того, что дрейки, пожелав свежей пищи, вцепятся в своих хозяев.

Шарисса, как она и пообещала себе, покинув седло, сразу разыскала Баракаса. Позади нее тащилась ее очередная безмолвная тень – охранник. Баракаса она застала за разговором с кем-то из стражей; очевидно, они говорили о необходимости выставить на ночь дозор. Баракас, если бы ему этого захотелось, мог бы переложить на других все заботы, но это не входило в его привычки. Давным-давно она слышала его слова о том, что вождь не должен сидеть на месте и становиться жирным и ленивым. Он работал вместе со своими подданными, тем самым напоминая им, почему он является их господином.

Баракас отпустил воина как раз в тот момент, когда Шарисса подошла к нему. В отдалении она увидела неясный силуэт Лохивана, который чересчур долгое время возился со своим дрейком. Он, казалось, пристально следил за отцом, как будто чего-то хотел от него.

– Что же вам угодно, госпожа моя Шарисса? – спросил Баракас. Судя по голосу, он устал так же сильно, как и она.

– У меня к вам просьба, господин мой Баракас.

– Соблюдаете этикет, не так ли? Сначала скажите мне кое-что, госпожа моя. Достаточно ли вы отдохнули, чтобы основательно использовать ваши способности?

Каким-то образом они поменялись ролями, и теперь он просил ее об одолжении. Она промолчала, считая, что самое лучше – выслушать его до конца. Это могло помочь ее собственному делу.

– Я едва ли отдохнула – если вы именно это имеете в виду. Если же вы хотите знать, могу ли я телепортировать кого-то к крепости, то сомневаюсь в этом. Крепость я помню достаточно хорошо лишь изнутри; если припомните, вы не так уж часто позволяли мне выходить наружу.

– И я должен об этом сожалеть, так?

– Мне жаль. – Волшебнице действительно было жаль. Было похоже, что ей здесь ничего не удастся сделать; но виновен в этом был Баракас. – И если для вас это не так важно, я предпочла бы не переноситься внутрь… просто на всякий случай.

– Я понимаю. Я сам пытался перенестись к воротам крепости. – Баракас подергал свою седеющую бороду. – И возможно, что пользоваться колдовством пока что небезопасно. Когда я пробовал это сделать – перед сегодняшним перегоном, – то ощутил нечто огромное – вот единственный способ его описать – и распространяющееся в окрестностях крепости.

Она подумала о пробуждающейся земле и смехе изгоя – и то и другое еще живо помнилось ей по ее снам.

– Вы думаете, что…

– Я не знаю, что думать. – Он дал понять, что не хочет об этом разговаривать. – Вы желали обратится ко мне с просьбой.

– Она касается Темного Коня.

– Прямо сейчас? – В сгущающихся сумерках она не могла видеть его глаза, но знала, что они были узкими, подозрительными. – В чем же она заключается?

Шарисса сделала глубокий вдох.

– Я дала слово, что буду помогать вам; а вы дали слово, что вы отпустите всех нас. Однако я надеялась, что, не дожидаясь этого момента, вы выпустите Темного Коня из…

– Он нужен мне, чтобы быть уверенным, что вы выполните обещанное, госпожа моя Шарисса.

Волшебница кивнула.

– Я понимаю, что вы чувствуете после того, как он напал на вас, но меня он будет слушаться. Если я попрошу его подчиниться моему решению, он так и сделает – в этом я уверена. Если же нет… – Она заколебалась и спросила себя, что вечноживущий подумает об этом предложении. – Если же нет, то вы можете снова заключить его в эту ловушку, а я не стану возражать.

Некоторое время стояла тишина, затем Баракас сказал:

– Я подумаю над этим за едой.

– Вы снова привязали его к ящику. Он не сможет теперь причинить вам никакого вреда!

– Никогда не следует недооценивать противника, особенно раненого. Часто такие смертельно опасны. – Баракас кивнул ей. – Я извещу вас о своем решении. Обещаю вам.

Он ушел, больше не говоря ни слова. Шарисса нахмурилась и снова поискала глазами Лохивана, но тот исчез.

Ей было непонятно, почему повелитель Тезерени не взял сейчас с собой остальных своих детей. Даже Лохиван остался бы в пещерах, если бы не отказался повиноваться отцу. Было ли дело в том, что Баракаса беспокоило то, что они могут увидеть? Находился ли Лохиван здесь только потому, что бросил отцу вызов, желая доказать верность клану и искупить свою вину? Геррод в счет не шел, он – с точки зрения отца – был почти чужаком.

– Госпожа моя, – внезапно произнесла ее тень, время от времени почесывая себе спину. – Вам надо поесть и отдохнуть. Господин мой Баракас потребует, чтобы мы были готовы одновременно с ним.

– Хорошо. – Она спросила себя, когда же она получит ответ. Сегодня вечером? Завтра?

«Когда ему захочется его дать», – наконец решила Шарисса, нахмурившись. Она повернулась и пошла обратно к тому месту, где Фонон уже ждал с едой для них обоих.

Это «когда» случилось, едва она собралась ложиться спать. Большинство других уже отдыхали, но она нашла ручеек и, несмотря на протест телохранителя, выстирала свою одежду и вымылась. Воин, к се удивлению, отнесся с уважением к ее желанию уединиться и как мог старался удержать взгляд на близлежащих кустарниках. Шарисса устала настолько, что се едва ли заботило, смотрит ли он на нее. Она просто испытывала удовольствие от ощущения чистоты. Среди вещей, захваченных для нес, были дорожные платья, очень похожие на то, что носила она. Шарисса могла лишь предполагать, откуда они взялись, но сидели они на ней безупречно и избавили ее от необходимости надеть только что выстиранную влажную одежду. Эти платья достаточно хорошо подчеркивали ее фигуру, и она спрашивала себя, не захватили ли их из крепости, где госпожа Альция могла приказать сшить их для Шариссы.

Тяжелые шаги предупредили се о приближении Тезерени. Фонон и Геррод, которые спали в нескольких шагах от нее, либо не слышали этих шагов, либо решили, что лучше всего не вмешиваться в то, о чем ничего не знали.

– Госпожа моя Шарисса.

Как это и было принято у Тезерени, лишь у главы клана была палатка. Волшебница и се сотоварищи спали, укрывшись дорожными одеялами, которые им дали Тезерени, а их головы лежали на маленьких циновках, выданных вместе с одеялами. Шариссе, давно уже привычной к вылазкам для исследования развалин поселений основателей, это могло показаться раем – в сравнении с многочасовой ездой на дрейке. Ей было почти жаль, что сейчас придется разговаривать с Баракасом, но она напомнила себе, что делает это ради Темного Коня.