Текст книги "Сладкая месть"

– С вашего позволения сюда, пожалуйста, – сказала она.

С мгновение Уолтер не мог пошевелиться. Конечно, он помнил Сибель, такую же прекрасную и желанную, но при виде ее прекрасного лица его словно обухом по голове ударили. В его мыслях она возникала прекрасным видением, однако сейчас, когда это видение обрело плоть и кровь, Сибель не только не разочаровала Уолтера – она предстала перед ним богиней, перед совершенством которой отступали даже его мечты. И этот ангел беспокоился о нем! Сердце затрепетало в его груди, к устам подступали не те слова – не вежливые сдержанные слова благодарности за беспокойство о его здоровье, а горячие и страстные признания в любви, наиболее неуместные в это время и в этом месте.

Сибель заметила Уолтера гораздо раньше, чем он ее.

Несколько утомившись от пересказа и обсуждения новостей, которые и новостями для нее не были, она то и дело обращала взор в зал, не забывая при этом слушать. Она сразу же наметила группу, приближавшуюся к очагу, где высилось главное кресло принца Ллевелина. Она не узнала графа Пемброка, поскольку не видела его с детства, – впрочем, из-за ран она не узнала бы его в любом случае. Однако, несмотря на тусклый свет, она узнала Уолтера с легкостью, поразившей ее и ввергшей в растерянность.

С первого же взгляда заметив, как сильно Уолтер хромает, Сибель поняла, что он ранен, прежде чем это поняла бабушка. Тот факт, что он шагает без поддержки, подавил ее первый импульс броситься к нему на помощь. Она помнила свои гордые слова, когда мать сказала, что ее отец и дед убедят Уолтера, что она уже стала его преданной рабой. «Я быстро лишу его иллюзий на этот счет», – сказала она тогда.

Если бы она ринулась к Уолтеру со слезами на глазах, спрашивая дрожащим голосом, насколько серьезно он ранен, едва ли ей удалось бы убедить его в том, что она отнюдь не всецело принадлежит ему. Сдержанность являлась необходимой и единственно правильной тактикой в данном случае. В доказательство безошибочности ее рассуждений и действий бабушка воздала ей должное, распорядившись, чтобы она позаботилась об Уолтере.

Сосредоточившись на мыслях о ранах, Сибель неправильно истолковала его заминку с ответом, когда попросила следовать за ней. Она решила, что гордость побудила его отвергнуть необходимость в помощи. Глупо, но Сибель привыкла к мысли, что мужскую гордость следует оберегать. Она придвинулась ближе и сказала еще тише:

– Я очень сильна. Вы можете опереться на меня. Никто не заметит.

Уолтер подумал было сказать, что в этом нет необходимости, но, когда открыл рот, побоялся, что издаст что-либо нечленораздельное или вообще ничего не сможет выговорить. Кроме того, мысль о том, что он обовьет Сибель рукой и сможет опереться на нее (пускай даже едва касаясь девушки, поскольку он, естественно, не думал, что она сможет послужить ему хорошей опорой), была настолько сладостной!. Если не считать поцелуя руки, он еще ни разу не прикасался ни к одной части ее тела. Она встала с левой от него стороны, ибо заметила, что он хромал на левую ногу. Совершенно забыв о ране в плече, Уолтер поднял руку, чтобы обнять Сибель за плечи, и едва удержался от вопля.

Хотя Уолтер не издал ничего, кроме низкого рыка, Сибель все мгновенно поняла. Она быстро скользнула к нему с другого бока, подставила свои плечи под его здоровую руку и обняла за талию. Удивление и волна головокружения толкнули Уолтера прямо на нее, но она поддержала его и принялась медленно удаляться от группы у очага. К тому времени, как они достигли выхода из зала, Уолтер справился с равновесием, и Сибель избавилась от опасений, что, несмотря на все его возражения, ей придется позвать на помощь, чтобы поднять его по лестнице в комнату бабушки. Тем не менее, он не убрал руки с плеч Сибель, да и она не предложила ему так поступить.

В палате она подвела его к стулу и мягко высвободилась. Поначалу Сибель перепугалась, когда Уолтер так тяжело навалился на нее, но вскоре поняла, что это была лишь минутная слабость. Она знала, что вполне могла предоставить ему идти самому, однако убедилась при этом, как ей приятно прижиматься к нему сбоку. Возможно, если бы он так не промок, не был облачен в латы и существовал благоразумный повод продлить эти объятия, Сибель так бы и поступила; однако при данных обстоятельствах это было неудобно.

– Постойте минутку, – сказала Сибель. Она быстро разожгла невысокий огонь и сунула в пламя длинную лучину, чтобы зажечь свечи. Проделав все это, она вернулась к Уолтеру и склонилась над ним. – Теперь садитесь, – приказала она, снимая металлическую рубаху. Она подняла ее до уровня груди и замешкалась, вспомнив, что он не может безболезненно поднять левую руку.

– Снимайте же, – сказал Уолтер, смекнув, почему она мешкает. – Не знаю, что там с моим плечом, но я уже несколько раз снимал и надевал кольчугу.

– Я могла бы вызвать оружейника, чтобы он разрезал ее, – предложила Сибель. – Только рукав, так, чтобы легко можно было починить.

– Скорее всего он сделает мне лишь в десять раз хуже. Просто снимите ее, и все.

Сибель решила, что он прав, и как можно быстрее стянула кольчугу. Когда из-под нее показалось лицо Уолтера, оно было бледным, но он был готов к боли и не выказал признаков обморока. Удовлетворенная, Сибель заботливо отложила кольчугу в сторону, как ее и учили.

– Я скажу одному из сквайров моего отца высушить и почистить ее, – уверила она его, – но сначала позвольте мне снять с вас мокрую одежду. Надеюсь, вы еще не простудились. Как вы умудрились так промокнуть? День был погожим. Сейчас идет дождь?

– Нет. Это случилось во время переправы через реку. Завязла телега с поклажей, а лорд Пемброк как раз снова разорвал губы, и... – Он печально засмеялся. – Лучше не вспоминать об этом. Эй! Что вы собираетесь делать с этим ножом?

– Я хочу разрезать вашу тунику и рубаху. Нет надобности причинять вам боль снова. Тревожить руку, которая так сильно болит при этом, очень опасно.

– Нет надобности портить рубаху и тунику из-за пустячной боли, – запротестовал Уолтер. – Мое плечо заживет.

– А вашу рубаху и тунику зашьют, – засмеялась Сибель. – Уж не решили ли вы, что я собираюсь порвать ее в клочья? Мне необходимо лишь разрезать швы, которые можно зашить за несколько минут, что желательно сделать после того, как одежду постирают. – И добавила, сморщив нос: – Вам нужна жена, сэр Уолтер.

Эти слова вырвались сами собой, без всякой мысли – подобными непринужденными замечаниями она сотни раз дразнила Саймона, пока тот не встретил Рианнон. Если бы она продолжила разговор в той же непринужденной манере, эти слова имели бы малый смысл. Однако в эту минуту Сибель вспомнила, с кем говорила. Ее голос дрогнул, лицо залил густой румянец, а рука, державшая нож, выронила его и поднялась, чтобы прикрыть губы.

– Да, – сказал Уолтер столь энергично и многозначительно, что Сибель еще сильнее покраснела. Последовала секундная пауза, и он добавил: – Сибель?

– Вы насмерть простудитесь, – пробормотала она, наклоняясь за ножом. – Знаете ли, я ни на что не намекала. Это лишний раз доказывает старый принцип, что каждая женщина стремится способствовать свадьбе каждого мужчины....

– Да, – повторил Уолтер, – пожалуй.

Слова не несли большого смысла, хотя Сибель все прекрасно поняла, а лицо у Уолтера сделалось таким, что она невольно отпрянула назад. Движение вернуло его к реальности, и он опустил глаза. Неблагородно добиваться девушки, не получив на то разрешения ее отца. Едва соображая, что он делает, Уолтер поднялся и направился к выходу.

– Куда вы? – воскликнула Сибель.

– Я должен поговорить с вашим отцом, – ответил Уолтер. – Я...

– Но не в мокрой же боевой тунике, – возразила Сибель, удерживая смех. Ее смущение рассеялось, и теперь замешательство Уолтера ее забавляло. – Возможно, вы не заметили, – сдержанно добавила она, – но в зале полно гостей. Присаживайтесь. Когда я осмотрю ваши раны, а вы согреетесь и переоденетесь, найти папу вам не составит большого труда. Они проговорят о политике до утра.

Уолтер смерил себя взглядом, мгновение помешкал и вернулся на стул. Сибель опустилась на колени возле него, затем принялась разрезать и разрывать тунику шов за швом. Какое-то время Уолтер упорно смотрел прямо перед собой, но затем осторожно перевел взгляд на Сибель. Как только ему стало ясно, что она была полностью поглощена лишь своим делом, он начал разглядывать ее более пристально.

Безусловно, подумал Уолтер, Сибель наверняка знает, что он намерен просить ее в жены, и она, несомненно, желает этого. Если бы она не хотела этого, то сказала бы, что отец слишком занят для разговоров с ним. Но ничего подобного не произошло. Не хотела ли она намекнуть, что отец примет его предложение и ей это известно? Надежда, порожденная этой мыслью, напрягла мышцы Уолтера, словно «и порывался немедленно броситься к лорду Джеффри.

– Я уколола вас? – спросила Сибель, отдернув нож и обеспокоено подняв глаза.

– Нет, – коротко ответил Уолтер.

Он быстро отвел взгляд в сторону, но, поскольку она и наверняка уже догадалась, что он глазел на нее, Уолтер почувствовал себя в глупом положении и снова посмотрел на нее. Она вернулась к работе, но цвет ее лица стал несколько румянее. Уолтер улыбнулся. Он вел себя, как идиот, но в случае с Сибель совершенно было ясно, что вреда ему от этого не будет. Если женщина знала, что она смутила мужчину, ей это никогда не вредило.

Он снова неловко заерзал на стуле, на этот раз нож действительно уколол его. Сибель с сожалением вскрикнула, но Уолтер сказал, что виноват сам.

– Вам что-то мешает сидеть? – спросила Сибель с притворной невинностью.

– Да, – ответил Уолтер, уловив шутливый тон. Удивленная, Сибель снова подняла глаза.

– Что же? – На этот раз вопрос прозвучал искренне. Она не помнила, чтобы на стуле лежал предмет, который мог бы ему помешать.

– Вопрос, который я хочу задать вашему отцу, – отметил Уолтер. – Мне бы хотелось, чтобы вы поспешили с моей работой.

– Я могу ускорить дело, лишь порезав ткань, – вымолвила Сибель, снова покраснев.

– Сделайте одолжение, – тут же согласился Уолтер. – Ради такого дела я могу пожертвовать старой рубахой и туникой.

С минуту Сибель удивленно смотрела на него, затем залилась звонким смехом. Она не привыкла, чтобы мужчины, не принадлежащие ее семье, отвечали на ее остроты и делали прямые намеки, но такое веселье ей нравилось гораздо больше тех забав, когда она делала дыры в соломенных чучелах.

– Не нужно, – посоветовала она ему, – ибо вы получите один и тот же ответ, пойдете ли вы сейчас или позже. Следовательно, от порчи вашей одежды не будет никакой пользы.

Такой ответ слегка расслабил Уолтера, но, хотя Сибель снова склонилась над работой, он видел изгиб ее щеки и знал, что она улыбается. Уолтер не сомневался, что Сибель не страдала бессердечием. Не была она и кокеткой. А это означало, что он устраивал лорда Джеффри, а она знала об этом и желала этого.

Уолтеру стало легче. Последние несколько швов туники разошлись, и Сибель поднялась, чтобы помочь ему снять рубаху. Уолтер ясно увидел ее лицо. Она улыбалась, но взгляд ее был скорее озорным, нежели признательным или даже послушным, и к Уолтеру вернулась неловкость. Он все еще верил, что Сибель знала о том, что ее отец хочет заключить с ним брачное соглашение, да и сама Сибель не возражала против брака, но за всем этим явно крылся какой-то подвох.

Что бы ни чувствовал Уолтер, неловкость Сибель как рукой сняло. Начав работу над его рубахой, она спросила, как ему удосужилось получить такие увечья. Уолтеру пришлось изложить историю, приготовленную им для Жервез и Мари, но не успел он дойти до атаки Монмутского гарнизона на их небольшой отряд, как Сибель перебила его:

– Боже правый! Вы что, все ненормальные? Одна сотня человек против нескольких тысяч! Я слышала, что лорд Пемброк обратился к высокому рыцарству со словами: «Никогда еще в битве я не поворачивался к врагу спиной. Я не предлагаю поступать именно так сейчас, но пусть все, кто хочет бежать...».

– Он не говорил ничего подобного, – оборвал ее Уолтер. – Он сказал, что если мы обратимся в беспорядочное бегство, то нас захватят врасплох и уничтожат, а если мы повернемся к врагу лицом и смело вступим в бой, то армия, находящаяся неподалеку от нас, успеет прийти к нам на подмогу. Именно так все и случилось.

Во время ответа Уолтера занятые руки Сибель приостановили работу, и она подняла на него глаза.

– Прошу прощения. Мне бы следовало не лезть со своей глупой критикой, не зная всех обстоятельств дела. Не сердитесь. – Ее огромные глаза были крайне серьезны.

Не успев сообразить, что он делает, Уолтер коснулся рукой ее щеки.

– Я не сержусь, – прошептал он. – Не думаю, что я способен сердиться на вас.

Он начал наклоняться вперед. Лицо Сибель приблизилось к нему, но она тут же издала тихий вздох и резко отвернулась. Уолтер выпрямился.

– Вам лучше закончить работу и позволить мне уйти, пока я не натворил чего-нибудь непозволительного, – пробормотал он.

– Пожалуйста, продолжайте. Расскажите мне, что было дальше, – попросила Сибель, будто он ничего и не сделал.

– Больше рассказывать, в сущности, и нечего, если только вас не волнует детальное описание битвы, а я не думаю, что это может вас заинтересовать. Ричард – невозмутимый человек. Он не забыл сказать своему старшему сквайру, одному из рыцарей, посланным к Джилберту Бассетту, что надо предупредить его о том, что мы угодили в ловушку, и разрушить мост, соединяющий армию с замком. Догадываюсь, что его там была настоящая сеча.

Последовала небольшая пауза. Спустя несколько часов, Сибель с восторгом бы отзывалась об ударе, нанесенном делу короля. Ее отец не нарушил бы клятвы верности, данной Генриху, но Сибель такой клятвы не давала и не видела роичин, почему ей не следует высказывать свою точку зрения – в безопасной компании, конечно. Однако стоило рубахе разойтись и обнажить тело Уолтера, демонстрируя несколько гноящихся рубцов и ужасный синяк на плече, Сибель вдруг подумала, что только благодаря некоему чуду битва не сложилась по-иному. Что, если бы именно Уолтер остался лежать на поле брани перед замком Монмут? Но разве другие мужчины не имели жен, сестер, матерей? Она, конечно же, не радовалась их смерти. Вдруг Сибель содрогнулась, вспоминая ввалившиеся глаза матери и бабушки, когда их мужья уходили в бой.

– Что-нибудь не так? – спросил Уолтер, почувствовав дрожь, пробежавшую по ее телу.

– Нет, все нормально, – ответила девушка. – Просто дотронулась до мокрого рукава. Стоя на коленях у огня, я разогрелась от работы.

А когда он, не вполне удовлетворенный ответом, смерил ее недоверчивым взглядом, она принялась лихорадочно придумывать, чем бы отвлечь его внимание, и вспомнила странную фразу, которую он обронил во время своего повествования.

– Вы догадываетесь, что там была настоящая сеча? – вопросительно повторила она. – Что вы имеете в виду? Вас там не было?

– Был, – ответил Уолтер, печально усмехнувшись. – Меня уверили, что я выполнил свой долг, но, сказать по правде, я не очень хорошо помню прибытие армии и то, что произошло после. Когда я очнулся в Абергавенни через день после битвы, то решил, что меня взяли в плен.

– Вам нанесли удар в голову? – обеспокоено спросила Сибель, поспешно поднявшись на ноги и заглянув Уолтеру прямо в глаза. – У вас случались другие провалы памяти?

– Нет, и мне не нанесли удар в голову. Это весьма странно. Я думал так же, как и вы, но голова была единственной уцелевшей частью моего тела. Дэй тоже думал, что меня, должно быть, оглушили, ибо я въехал в замок, свалился на свою походную кровать и не приходил в себя все то время, пока они переносили меня в палату, разоружали и зашивали. Он велел лекарю хорошенько осмотреть мою голову. Лекарь сказал, что там нет следов удара. Я и сам это чувствовал, и все как будто было хорошо.

– Не могу сказать, что я высокого мнения о знаниях лекарей, – заметила Сибель, рассматривая синяк, который открыла. Она разрезала еще несколько ниток и скинула рубаху, разглядывая остальные ссадины на теле Уолтера, и покачала головой. – Здесь что-то не так, – пробормотала она скорее себе, чем ему. – Другие ссадины сливаются в желто-зеленые тона, и здесь нет опухоли.

Она осторожно прощупала раны, бессознательно подвинувшись ближе. Уолтер в ту же секунду резко отвернул голову в сторону.

– Простите, – сказала Сибель. – Я причинила вам боль? Здесь болит больше всего?

– Нет, – ответил Уолтер сдавленным голосом.

– Сейчас не время для героизма! – резко выпалила Сибель. – Я буду гораздо больше вам благодарна, если вы накричите и позволите мне выяснить, в чем дело.

– Я и не строю из себя героя. Уверяю вас, там, где вы касаетесь меня своей рукой, мне не больнее, чем в любой другой части моего тела.

– Тогда почему же вы отворачиваетесь? – спросила Сибель, ибо голова Уолтера все еще была повернута.

– Потому, что, если я поверну голову и, открыв рот, начну говорить, все кончится тем, что я превращусь в младенца, берущего грудь матери.

Сибель открыла от изумления рот и резко отпрянула, сообразив, что ее хорошо сформированная грудь находилась как раз напротив того места, где был бы рот Уолтера, смотри он прямо перед собой.

– Почему же вы мне ничего не сказали об этом? – недовольно спросила она.

Конечно, она злилась не на Уолтера, а на себя. После первого неловкого диалога насчет того, что Уолтеру необходима жена, она твердо решила следить за своей речью и действиями, помнить, что он ей не отец, не брат и не дядя, но снова забылась. Безопасности ради она подошла к нему из-за спины, откуда могла видеть не хуже и не создавать проблем.

Наступила короткая пауза. Уолтер понимал, что Сибель не ожидала, да и не хотела ответа на свой вопрос. Понимал он также, что, по всей вероятности, ему не следует отвечать, по это желание было непреодолимым.

– Зачем мне жаловаться на то, что доставляет удовольствие? – спросил он.

– Какая грубость! – рассердилась Сибель, но испортила строгость сдавленным смешком.

Ей не удавалось, с печалью думала Сибель, следовать сонету матери и держать Уолтера в постоянной неуверенности, но он был таким забавным, что подобная задача оказалась тяжелой. С первым замечанием насчет жены она, бесспорно ошиблась, и после этого разговор как-то не вязался. Если бы он сказал нечто о любви, она бы постаралась сохранять сдержанность и строгость. Но как можно злиться на такие замечания, какие делал он? Она снова улыбнулась, вспомнив, что «штуковиной, мешавшей ему сидеть на стуле», явился вопрос, который он хотел задать ее отцу.

Ее пальцы продолжали исследовать его синяки, и иногда Уолтер вдруг вздрагивал и говорил:

– Здесь.

Сибель тотчас же отнимала руку, уводила ее и осторожно прикасалась к нему в другом месте.

– Лучше? Хуже?

– Не знаю, – отвечал он, стиснув зубы.

Она прощупала выпуклость плеча, верх, заднюю и переднюю стороны, но не стала ничего спрашивать, ибо почувствовала, как слегка расслабилось тело Уолтера.

– Все не так уж и плохо, – удовлетворенно сказала она. – Вы сломали ключицу рядышком с плечевым суставом. Кость срастется легко. Я опасалась, что вы повредили сустав, что было бы очень скверно, ибо даже когда он заживает, то порой костенеет и причиняет постоянную боль. Лекарь, смотревший вас, – неуч.

– Скорее всего, у него хватало забот о тяжело раненных, – возразил Уолтер.

– Скорее всего, – согласилась Сибель.

Она немного колебалась, как поступить с раной, которую обнаружила. Вправить кость ей не составляло труда, но она сомневалась, правильно ли она это сделала. Лучше спросить совета. Ей также понадобятся мази для порезов: они заживали неважно. Будет гораздо проще, если Уолтер примет баню, тогда можно будет промыть все сразу. Единственной другой серьезной раной была травма левой ноги, из-за которой он и хромал. Сибель подошла к нему спереди и сказала отрывисто:

– Встаньте и снимите чауссы[8]8
  Чауссы – нижняя одежда – прототип современных кальсон, их шили, а не вязали, следовательно, их трудно было подогнать под размер; они завязывались на талии и приспосабливались к ногам с помощью кроссгартеров.


[Закрыть].

Уолтер слегка подпрыгнул. Открытие Сибель одновременно порадовало и раздосадовало его. Он тоже боялся, что поврежден сустав, ибо такая рана могла оставить его калекой на всю жизнь. Сломанная ключица была гораздо лучше, но досада заключалась в том, что на некоторое время он стал небоеспособным. Он как раз размышлял, как ему с этим поступить, поэтому приказ Сибель застал его врасплох.

– Нет! – воскликнул он.

Сибель уставилась на него изумленным взглядом.

– Но я должна взглянуть на вашу ногу, – сказала она, – Я не могу осмотреть рану через ткань.

– Вы увидите не только мое разбитое колено, но и нечто другое, – сдержанно возразил Уолтер.

Сибель озадаченно нахмурила брови.

– Я знаю, что мужчины сложены иначе, чем женщины. Вы будете не первым голым мужчиной, которого я видела.

– В подобном состоянии – первым, – отрезал Уолтер. – Ради милосердной Марии, Сибель, найдите мне, чем прикрыться. И позвольте мне просить у вашего отца вашей руки. Когда вы будете моей, то можете делать со мной все, что вам будет угодно.