Текст книги "Поцелуй дочери канонира"

XXV

Тэтчед-Хаус начинали строить в давние времена – стены его опирались на прочный деревянный каркас. В огне уцелели две главных опоры. Крепчайшие дубовые столбы возвышались над пожарищем, будто два сгоревших дерева. Дом был без фундамента, и эти опоры, подобно живым деревьям, коренились глубоко в земле.

Черное пепелище выглядело скорее как лесная гарь, чем как останки сгоревшего дома. Оглядывая из машины картину разорения, Вексфорд вспомнил, каким милым показался ему дом Вирсонов, когда он впервые приехал сюда. Домик-игрушка с садом и розовыми кустами у крыльца – картинка из рекламного буклета. Тот, кто уничтожил его, находил удовольствие в осквернении красоты, упивался разрушением – теперь Вексфорд уже не сомневался, что Тэтчед-Хаус подожгли намеренно. Главной целью поджигателя было скорее всего убийство, но радость губить и топтать тоже двигала им: сожжение дома было для него как золотая обертка на конфете, как глазурь на торте.

Двадцать канистр с бензином и с десяток жестянок с дизельным топливом хранились у Вирсонов в пристроенном гараже. Они были расставлены вдоль гаража по стенам, большинство – у той, которая отделяла гараж от дома. Дом и гараж покрывала общая соломенная крыша. Николас Вирсон объяснил, что запас топлива устроила его мать, обеспокоенная кризисом на Ближнем Востоке. Какой именно кризис это был, Николас не помнил, но канистры стояли в гараже уже много лет – “на черный день”. В последние дни моросили мелкие дожди, но до того долго стояла великая сушь, и огонь уничтожил в гараже все без остатка – эксперты не нашли там почти никаких улик.

Однако в руки полиции попал каким-то чудом не сгоревший огарок свечи, выкатившийся из гаража через щель под воротами. Скорее всего, эта свеча и была инструментом поджигателя. Канистры воспламенились от подложенного фитиля. Догадки следователя не всегда оправдываются, но в данном случае дело было очевидно. Пропитать кусок веревки не бензином, а соляркой, и конец ее опустить в банку с соляркой, обставленную вокруг бензиновыми канистрами. Второй конец фитиля намотать на свечку где-нибудь посередине. Остается только зажечь свечу, и через два, три, четыре часа…

Пострадавший пожарный получил сильные ожоги, но он поправится. Джойс Вирсон погибла. Вексфорд сказал газетчикам, что полиция классифицирует этот случай как преднамеренное убийство.

– Кто знал о ваших бензиновых запасах, мистер Вирсон?

– Уборщица. Садовник, который к нам приходит. Ну, потом, мама, наверное, кому-нибудь говорила – друзьям… Например, один мой хороший друг однажды проезжал мимо уже на подсосе. Заехал ко мне, и я залил ему столько, чтобы хватило доехать до дому. Еще парни, которые латали крышу. Они бывали в гараже. Ели там свои бутерброды…

“И курили”, – подумал Вексфорд.

– Хорошо бы вы назвали нам имена, – сказал он.

Пока Анни Леннокс записывала, Вексфорд вернулся мыслями к разговору, который только что произошел между ним и заместителем начальника полиции Джеймсом Фриборном. Сколько еще убийств должно произойти, чтобы они наконец поймали преступников? У них на руках уже пять трупов. Это не просто бойня, а какая-то гекатомба. Вексфорду хотелось сказать что-нибудь ядовитое, вроде того, что есть надежда успеть раньше, чем появятся недостающие девяносто пять жертв, но он счел за лучшее не поправлять начальника. Вместо этого попросил разрешения сохранить временный штаб в Танкред-Хаусе до конца недели. Фриборн с видимой неохотой разрешил. Но больше никакой охраны для девчонки! Вексфорду пришлось обещать, что на этой неделе ее охранять не будут.

– Такие дела могут тянуться годами!

– Надеюсь, у нас этого не произойдет, сэр.

Николас Вирсон спросил, закончили они или нет и нельзя ли ему идти.

– Пока нет, мистер Вирсон. Вчера, когда мы еще не знали точно причину пожара, я спросил вас, где вы провели вечер вторника. Вы были расстроены, и я не стал добиваться ответа. Но теперь я бы хотел узнать это. Где вы были?

Вирсон замялся. И предложил объяснение, которое никогда не бывает правдивым, но почему-то все время используется людьми в подобных обстоятельствах:

– Если говорить начистоту, я просто решил проехаться.

Две эти фразы вместе! Интересно, есть ли вообще люди, которые время от времени “решают проехаться”? Ночью, в начале апреля, в одиночку? По своему району, где не на что посмотреть и нет надежды набрести на удивительные места, куда стоит вернуться днем? Может, и подходящее занятие для туриста, но заниматься этим дома?

– Где вы ездили? – терпеливо спросил инспектор.

Но Вирсон справлялся из рук вон плохо.

– Я не помню. Просто кружил по улицам. Был хороший вечер, – с надеждой прибавил он.

– Хорошо, мистер Вирсон. В котором часу вы простились с матерью и выехали со двора?

– Это я вам могу сказать. В девять тридцать, минута в минуту, – ответил Николас и поспешил добавить. – Это правда.

– Где была ваша машина?

– Во дворе у дома, рядом с… рядом с маминой. Мы никогда не ставим машины в гараж.

Они бы и не смогли. Там не было места. Гараж был заставлен канистрами с бензином и банками с соляркой, готовыми взорваться, когда пламя добежит до них по куску бечевки…

– И куда вы направились?

– Не помню. Я ведь сказал. Колесил по округе. Когда вернулся, вы знаете.

Три часа спустя. Что ж, похоже, тонко рассчитано.

– Вы колесили по округе три часа? Да за это время вы бы успели доехать до Хитроу и вернуться.

Николас вымученно улыбнулся.

– Я не ездил в Хитроу.

– Я так и думал.

Если парень не признается, придется строить догадки. Вексфорд пробежал глазами список, составленный Анни Леннокс, – имена и адреса тех, кто знал о складе в гараже Вирсонов: близкие подруги Джойс, приятель Николаса, который “проезжал на подсосе”, садовник, уборщица…

– Мистер Вирсон, кажется, вы перепутали – миссис Мью работает в Танкред-Хаусе.

– Ну да, но она и у нас работает. Работала. По утрам два раза в неделю. – Казалось, его обрадовала смена темы. – Она через нас попала в Танкред. Мама ее рекомендовала.

– Понимаю.

– Клянусь вам своей жизнью и всем, что у меня есть святого, я ни в чем не виноват!

– Не знаю, что у вас есть святого, мистер Вирсон, – мягко сказал Вексфорд, – но не думаю, что в нашем случае это имеет значение. – Он столько раз слышал подобное. И жулики, и солидные люди охотно клялись здоровьем детей и спасением собственной души. – Скажите, где я теперь смогу вас найти?

Лишь только Вирсон покинул конюшню, к Вексфорду подошел Бёрден.

– Знаешь, Рег, я тогда ехал той же дорогой. В одиннадцать пятнадцать все было тихо.

– И свечной огонек не мелькнул в щели под дверью?

– Конечно, не Джойс Вирсон была целью убийцы? Я понимаю, мы имеем дело с преступником, не знающим жалости, и ему было все равно, что она тоже погибнет, но это ведь вышло случайно. Главной мишенью была другая?

– Думаю, да.

– Идем позавтракаем. Я как раз собирался. Сегодня у них тайская кухня или пирог с мясом и почками.

– Да ты хуже рекламы по телевизору!

Они вышли во двор и встали в хвост короткой очереди к фургончику с едой. Отсюда была видна только часть дома – верхние этажи восточного крыла. В одном из окон маячил силуэт Бренды Харрисон, возящей тряпкой по стеклу. Вексфорд забрал тарелку с куском пирога и картофельным пюре с тушеными овощами. Когда он вновь поднял глаза на дом, Бренды уже не было. Вместо нее у окна появилась Дейзи.

Она, конечно, не протирала стекол. Просто стояла у окна, уронив руки, и, казалось, высматривая что-то вдали: за садом, за лесами, за далеким синим горизонтом. Весь облик девушки был невыразимо печален. Она застыла в окне как олицетворенное одиночество, и инспектор ничуть не удивился, когда Дейзи опустила голову и спрятала лицо в ладонях.

Бёрден стоял рядом и тоже смотрел на окна. Когда Дейзи скрылась, он молча забрал свою тарелку с какой-то яркой и пряно пахнущей едой и банку колы, накрытую перевернутым стаканом. Уже в конюшне он задал Вексфорду лаконичный вопрос:

– Он покушался на нее, так ведь?

– На Дейзи?

– Она была его главной целью с самого начала. Когда он поджигал тот дом, он хотел убить Дейзи, а не Джойс Вирсон. Он думал, что Дейзи там. Ты сказал мне, что Вирсоны заезжали и звали Дейзи вечером к себе – пообедать и переночевать.

– Звали, но она отказалась, и твердо.

– Понятно. Мы знаем, что она к ним не поехала. Но преступник этого не знал. Знал только, что Вирсоны приезжали уговаривать ее и что они заедут еще – еще раз позвать Дейзи к себе. Наверное, было что-то, что заставило его думать, будто Дейзи в эту ночь находилась в Тэтчед-Хаусе.

– Выходит, это был не Вирсон? Он-то знал, что Дейзи там нет. Ты говоришь “его”, “знал”. Но разве это обязательно “он”, Майк? Обязательно мужчина?

– Мы полагали, что это само собой так.

– Наверное, не стоило. Ничего не бывает само собой. Биб Мью работала и здесь, и в доме Вирсонов. Она знала про бензин в гараже. Она подслушивала за дверью. И, наверное, слышала не все, что говорили в комнате. Она была здесь одиннадцатого марта. На ее показаниях держится значительная часть сценария тех событий, особенно – гипотетические перемещения убийц. Она не слишком сообразительна, но у нее хватает ума жить своим домом и работать на двух работах. Она выглядит как мужчина. Шэрон Фрэзер сказала, что все, кто ушел тогда из банка, были мужчины. Но если одной из них была Биб Мью, поняла бы Шэрон, что перед ней женщина? Один из этих клиентов стоял с пачкой зеленых банкнот в руке. С тех пор, как отменили однофунтовую купюру, в Британии не осталось зеленых банкнот. А где они есть? В какой стране все банкноты зеленого цвета?

– В Соединенных Штатах, – сказал Бёрден.

– Именно. Это были американские доллары. Мартина убили тринадцатого мая. Танни Хогарт – американец, и у него вполне могли быть доллары, когда он сюда приехал, но он прибыл в Британию не раньше июня. А Престон Литлбери? Вайн сказал нам, что большинство своих покупок тот оплачивал в долларах.

– А ты еще не читал отчет Вайна? Литлбери занимается антиквариатом, это правда, ввозит предметы старины из Восточной Европы, но сейчас основной источник дохода у него – торговля восточногерманской военной формой. Ему было как будто стыдно в этом признаться, но Барри вытянул из него. Судя по всему, здесь сумасшедший спрос на такие сувениры. Каски, ремни, камуфляж.

– Но не оружие?

– Нет, насколько мы знаем. И еще Барри говорит, что у Престона здесь нет банковского счета. Он никогда не держал денег в том банке.

– И у меня нет счета, – возразил Вексфорд, – но зато есть знаменитая карточка “Трансценденция”, с которой я могу снимать деньги в любом филиале любого банка. А кроме того, парень с долларами пришел в банк только затем, чтобы обменять их на фунты. Или нет?

– Я не видел этого Литлбери, но судя по тому, что я о нем узнал, он не тот человек, чтобы схватить пистолет и скрыться с ним. Говорю тебе, Рег, в очереди стоял Энди Гриффин – с долларами, которыми с ним расплатился Литлбери.

– А почему же он их так и не поменял? Почему мы нашли их в его комнате?

– Потому что в тот день он не достоял свою очередь. Пришли Хокинг с Бишопом, застрелили Мартина. Энди подобрал револьвер и смылся. Он взял его, чтобы продать – и он его продал. А потом шантажировал покупателя – ведь револьвер уличал в преступлении. А те доллары он не стал менять. Он принес их домой и спрятал в комоде. После того, что случилось, он боялся – может, суеверно, – что его снова увидят с этими банкнотами. Может, когда-нибудь он и поменял бы их. Но не сейчас, пока еще нет. В конце концов, за тот револьвер он получил куда больше, чем девяносто шесть долларов.

– Наверное, ты прав, – задумчиво сказал Вексфорд.

Гостеприимство друзей поддержало бы Николаса Вирсона в этот тяжелый час. Наверное, Дейзи предложила ему свой кров, но он отказался. По тем же причинам, что он назвал в прошлый раз? Но теперь ситуация изменилась – Вирсону было негде жить. На небосклоне Дейзи звезда Вирсона, сколь бы яркой она ни была в прежние дни, когда чаровала и притягивала восхищенные взгляды, уже зашла. Его заменил Танни Хогарт – “Где весь ваш блеск, когда Луна восходит?”. Это нормально для девушки ее лет. Ведь ей лишь восемнадцать. И когда у Николаса случилось страшное – погибла мать и сгорел дом, Дейзи, конечно же, предложила свою помощь. Однако ее великодушие было с презрением отвергнуто – из-за того, что у нее теперь есть Танни.

Временно Николас поселился в “Оливе и голубе”. Сейчас он сидел в баре. Мрачный и одинокий, Николас выглядел намного старше, чем в день их первой встречи в больнице, – жалкий человек, потерявший все. Когда Вексфорд подошел к нему, Вирсон прикуривал сигарету. Инспектор не решился бы предположить, где Николас взял тот темный костюм, в который был одет.

– Я бросил восемь месяцев назад, – прокомментировал Вирсон свои действия. – Мы с мамой были на Корфу, в отпуске. Показалось, удобный момент – никаких стрессов, все такое. Как странно все в жизни – я говорил, что ничто меня не заставит снова закурить, но я не предвидел такого. Сегодня я уже выкурил примерно пачку.

– Мистер Вирсон, я хочу еще раз поговорить с вами про вечер вторника.

– Ради бога, зачем?

– Я не буду вас спрашивать. Я сам буду рассказывать. Все что потребуется от вас – признавать или отрицать мои слова. Не думаю, однако, что вы будете отрицать. Вы были тем вечером в Танкред-Хаусе.

В потухших голубых глазах мелькнули искры. Вирсон глубоко затянулся – как люди, которые скручивают сигаретку из чего-то покрепче табака. Помедлив, он произнес классическую формулу тех, кого сам назвал бы “криминальным элементом”:

– Что если и был?

Что ж, по крайней мере не “Мог там быть”.

– Ни минуты не колеся по округе, вы направились прямиком туда. В доме не было никого – Дейзи уехала, а полиция больше не охраняет дом. Но этого вы и ожидали, вы знали, что так будет. Не знаю, где вы поставили машину – там есть много мест, где она будет невидима и с главного проезда, и с короткой дороги. Вы ждали. Наверное, было холодно и скучно. Но вы ждали. Я не знаю ни когда они приехали – Дейзи и Танни Хогарт, – ни на чем. В его микроавтобусе или в ее машине – в одной из ее машин. Но, в конце концов, они приехали, и вы увидели их.

– Около двенадцати, – буркнул Николас в свой стакан.

– Ага.

Вирсон продолжил мрачным и глухим голосом:

– Она вернулась около двенадцати. За рулем был какой-то юнец с длинными волосами. – Николас вскинул голову. – Он привез ее на машине Давины.

– Теперь она принадлежит Дейзи, – сказал Вексфорд.

– Но это нечестно!

Николас ударил кулаком по столу, и бармен за стойкой обернулся на них.

– Что? Ездить на машине ее бабки? Но Давина умерла.

– Не то. Я говорю про другое. Она моя! Мы были практически обручены. Она говорила, что выйдет за меня, “когда придет время”. Она так сказала в тот день, когда вышла из больницы и приехала к нам.

– Да, мистер Вирсон, такое бывает. Она еще совсем молода.

– Они зашли в дом вместе. Этот хлыщ держал свою проклятую руку на ее талии. Парнишка с трехдневной щетиной и волосами до плеч. Я знал, что в этот вечер он больше не выйдет из дому. Не знаю, откуда, но знал. Ждать было больше нечего.

– Возможно, ему повезло, что он не вышел.

Вирсон бросил на инспектора злобный взгляд.

– Возможно.

Вексфорд наполовину верил этому рассказу. Он думал, что вполне мог бы поверить в него и целиком. Но не доказать. И все же он был почти у цели. Он уже знал, что произошло в Танкред-Хаусе 11 марта. Он знал мотив преступления и имя одного из преступников. Лишь только окажется дома, он сразу позвонит Ишбель Максэмфайр.

Почта в тот день пришла поздно, когда Вексфорд уже отправился на службу. Вечером среди другой корреспонденции его дожидалась посылка от Эмиаса Айрленда – гранки нового романа Огастина Кейси “Плеть”. Эмиас писал, что таких копий издательство выпустило только пятьсот штук, Вексфорду достался экземпляр номер 350, и если он его сохранит, то однажды в его руках окажется сокровище. Особенно если на первой странице добавится автограф самого Кейси – ведь Эмиас правильно понял, что Кейси – приятель младшей дочери инспектора Шейлы?

Вексфорд подавил порыв бросить книгу в растопленный Дорой камин. Что он имел против Огастина Кейси? Да ничего. Этот человек оказал им всем добрую услугу, и теперь для Шейлы худшее уже позади.

Векфсорд набрал эдинбургский номер, но никто не ответил. Ишбель не было дома, и теперь она появится не раньше десяти или половины одиннадцатого – если человека нет дома в восемь, можно смело предполагать, что его не будет и до десяти. Инспектор решил скоротать время за романом Кейси. Ведь даже если миссис Максэмфайр подтвердит все его догадки, само по себе это такая малость, такая зыбкая почва для дальнейшего доказательства.

Он открыл “Плеть” и стал читать – вернее, попытался читать. Скоро он обнаружил, что ничего не понимает, и даже не потому, что его мысли заняты другим, а просто потому, что текст оказался бессмысленным. Значительная его часть была в стихах, остальное представляло собой разговор двух не названных персонажей – предположительно мужчин, – которые были обеспокоены вымиранием броненосцев. Инспектор заглянул в конец, ничего там не понял и, пролистав все страницы от конца к началу, увидел, что разговор о броненосцах, перемежающийся стихами, составляет все содержание книги, за исключением одной страницы, заполненной алгебраическими уравнениями, и еще одной, на которой пятьдесят семь раз повторялось единственное слово: “дерьмо”.

Через час он оставил старания и поднялся в спальню за книгой Давины Флори “Прекрасная, как дерево”, которая лежала у него на тумбочке. Вместо закладки в книге обнаружился присланный Шейлой путеводитель по городу Хайтс, штат Невада, в котором Кейси, теперь уж несомненно, будет преподавать литературу. По крайней мере, она туда не поедет. Любовь – странная вещь. Если он любит дочь, он вроде бы должен желать ей того, о чем она мечтает, – остаться с Кейси, уехать с ним на край земли. Но он не желал. Он был бесконечно рад тому, что ее мечты не сбылись. Вексфорд вздохнул и перелистнул пару страниц буклета, скользя взглядом по цветным фотографиям леса и гор, видам озера и водопадов, пейзажам городского центра с золотым куполом местного Капитолия.

Рекламы оказались более занимательны. Тут была компания, которая шила по индивидуальным заказам ковбойские сапожки “всех цветов спектра нашей и любой другой солнечной системы”. Оружейная фирма Корэма Кларка продавала в Рено, Карсон-Сити и Хайтсе столько видов разного оружия и боеприпасов, что у Вексфорда глаза на лоб полезли: духовое, гладкоствольное, нарезное; ружья, дробовики, пистолеты и револьверы с разными механизмами и дальностью боя, и даже дымный порох.

Полный спектр моделей “браунингов”, “винчестеров”, “люггеров”, “беретт”, “ремингтонов” и “шпееров” – кричала реклама. Покупаем подержанное оружие по самой высокой цене! Покупаем и продаем оптом и в розницу, производим на заказ. Вексфорд знал, что в некоторых штатах можно возить в машине оружие, даже не имея разрешения на него, – нужно только, чтобы оно лежало на сиденье на виду. Он вспомнил рассказ Бёрдена о кампусе, где всем студентам без исключения разрешили купить и носить пистолеты, когда там будто бы объявился маньяк-убийца.

Следом располагалась реклама “лучшего на Западе попкорна”, а рядом – индивидуальных автомобильных номеров, раскрашенных в веселые радужные расцветки. Вексфорд сунул буклет обратно в книжку и на полчаса погрузился в чтение. Было около десяти, когда он снова попробовал дозвониться до Ишбель Максэмфайр.

Конечно, позже десяти он не станет ей звонить. Инспектор старался держаться правила никому не звонить после десяти. Было без двух десять, когда самому Вексфорду позвонили в дверь. Инспектор подумал, что правило не звонить людям после десяти подразумевает и запрет приходить к ним после десяти, но, в конце концов, десять еще не сровнялось. Дора пошла открывать, он не успел ее опередить. Вексфорд считал, что женщина никогда не должна вечером в одиночку подходить к дверям. Никакого сексизма, обычная предусмотрительность, которая не будет лишней даже тогда, когда все женщины, как Карен Малэхайд, возьмут на себя труд изучать боевые искусства. Вексфорд встал и перешел в гостиную. Женский голос, тихий и спокойный. Все нормально. Какая-то дама собирает пожертвования.

Инспектор сел и вновь открыл “Прекрасную, как дерево” на заложенной буклетом странице. Его взгляд скользнул по рекламе оружейной фирмы. Корэм Кларк… Одно из этих имен он слышал совсем недавно в совершенно других обстоятельствах. Кларк – имя самое обычное. Но Корэм? Кого же так звали? Из школьного прошлого он вспомнил, что coram по-латыни значит “в присутствии” или “на глазах” (в те далекие дни, когда Вексфорд учился в школе, латынь входила в обязательную программу). У них было специальное стихотворение для заучивания предлогов, требующих творительного падежа:

 
А, ab, absque, coram, de,
Palam, clam, cum, ex и e,
Sine, tenus, pro и prae,
Super, subter, sub и in…
 

Забавно, что он помнит это спустя столько лет. Вошла Дора, следом еще одна женщина. Шейла. Они посмотрели друг на друга.

– Как здорово, что ты зашла, – сказал Вексфорд.

Шейла шагнула к нему и обвила руками его шею.

– Я сейчас у Сильвии. Я перепутала день новоселья и приехала к ним вчера. Но, скажите, какой роскошный дом, а? И что на них нашло, что они в конце концов сбежали из города? Мне так нравится у них! Но я решила, что нужно собраться с духом и сбежать.

В десять вечера. В этом вся Шейла.

– У тебя все в порядке? – спросил он.

– Да нет, пожалуй, не все. Я несчастная. Но скоро все будет хорошо.

На одной из диванных подушек лежали гранки “Плети”. Имя автора не было выведено на обложке крупными буквами, как у готовой книги, но все же читалось достаточно хорошо: “Огастин Кейси. “Плеть”. Гранки, предполагаемая цена в Соединенном Королевстве – £14,95”.

– Тебе пришлось выслушать от меня столько всяких гадостей. Если хочешь, давай проговорим…

Он непроизвольно вздрогнул, и это ее рассмешило.

– Пап, прости за всю ту ерунду, которую я несла.

– Я нес еще большую ерунду. Прости меня.

– Ты читаешь последнюю книгу Гаса. В ее глазах промелькнуло то былое обожание, которое так бесило Вексфорда, – рабская привязанность и самоотречение. – Тебе нравится?

Какое это теперь имело значение? Кейси исчез. Ради нее Вексфорд готов был солгать.

– Да. Очень интересно. Хорошо написано.

– Сама-то я ни слова там не поняла, – сказала Шейла.

Дора расхохоталась.

– Ради всего святого, давайте же выпьем!

– Если она выпьет, она останется ночевать, – сказал в Вексфорде полицейский.

Шейла позавтракала с родителями и пустилась в обратный путь к Сильвии. Вексфорду давно пора было на службу, но он хотел прежде позвонить Ишбель Максэмфайр. По какой-то причине, не вполне понятной ему самому, он предпочел говорить с ней из дому, а не из конюшни и не из машины. Но точно так же, как нельзя звонить человеку после десяти вечера, – нельзя и раньше девяти утра. Только проводив Шейлу, он снял трубку телефона. Ему ответил молодой женский голос с ужасным шотландским акцентом. Миссис Максэмфайр в саду – может быть, она ему перезвонит? Вексфорда это не устраивало. Эта дама, наверное, из тех, кто жалеет о каждом пенни, истраченном на междугородные звонки, как и вообще – о каждом истраченном пенни.

– Не могли бы вы попросить ее поговорить со мной сейчас, чтобы не терять времени?

И пока он ждал, когда миссис Максэмфайр подойдет к телефону, произошло кое-что замечательное. Он вдруг вспомнил, кто был тезкой невадского оружейника, чьим вторым именем было Корэм.