Текст книги "Моя судьба"

Саша Канес
Моя судьба

Мои дети

Ко Кануй
и не только

Мое сознание часто изменяет мне и будто плавает в тумане. Порой я не до конца понимаю, что вокруг происходит. Живот продолжает болеть, тянут швы. Но я помню: главное мною сделано! Я подала все сигналы, какие могла! Мне что-то капают в вену, видимо, успокаивающее, и я на какое-то время теряю ощущение этой дурацкой объективной реальности, будь она неладна. Лекарства помогают спать. Когда я задремываю, передо мной возникают лица самых родных моих людей. Обидно открывать глаза и понимать, что пока это только сон. Но я знаю себя! Энергия первых часов борьбы не исчерпана! Просто мне надо прийти в себя, и силы непременно вернутся! Мой ребенок. Вот о ком я должна сейчас думать. Моя задача – сделать все, что возможно и даже невозможно для него, для себя и для… Впрочем, для него и для себя – этого достаточно!

Рядом кто-то шебуршится. Пока слышно только тихое кряхтение, но скоро оно перейдет в плач. Я должна приподняться на подушках и покормить. Должна, должна, должна… Мне еще есть чем кормить? Вроде да…

Время устроено очень странно. Его то совершенно не хватает, то, наоборот, оказывается слишком много, и нет никаких сил дождаться, когда оно наконец пройдет. Тут нет ничего оригинального или необычного, но в моих обстоятельствах не так уж важно быть оригинальной.

Я была уверена, что у меня будет сын! Я обожаю свою дочь Дашу, но от любимого человека я мечтала произвести на свет мальчика, который вырастет и станет настоящим мужчиной. Настоящим, то есть не таким, каких много, а таким, каких почти нет. В этом мире есть немало настоящих женщин, хороших и плохих, добрых и не очень, но, по крайней мере, личностей. А среди сильного пола, похоже, личностей почти нет. Не добавляю слово «сейчас», потому что не уверена, водились ли хоть когда-нибудь в изобилии настоящие мужчины…

Я провела здесь чуть меньше двух месяцев. Перед родами должна была прибыть «группа поддержки» – мама с Дашей и, разумеется, с Ромой. Куда же деться от Ромы! А потом я ждала Леню. Для Лени это должно было стать сюрпризом. Я надеялась, самым замечательным сюрпризом в его жизни. Главное было обеспечить его приезд точно в срок. Пока же считалось, что я в длительной командировке. Но судьба распорядилась иначе…

Я сразу сказала на фирме о предстоящем декретном отпуске и пообещала, что практически все четыре месяца, которые планирую уделить своему ребенку и себе самой, все равно буду на связи и не прекращу работу на своем направлении. Понятное дело, что коллегам ничего не оставалось, как принять это как данность.

Встал вопрос о том, где мне рожать. В Москве и вообще в России рожать второго ребенка я не была готова. С Дашей в свое время все получилось удачно, но отнюдь не «благодаря», а «вопреки». К тому же тогда я была моложе, и мое природное здоровье перебороло дикую родовспомогательную систему. Но повторять этот опыт не хотелось. Разумеется, теперь появилась возможность рожать, как это по-идиотски называется, «на коммерческой основе». Но те мои знакомые, что прошли через коммерческие акушерские услуги, не были в особом восторге. Цена вопроса для меня никакого значения не имела – я была абсолютно свободна в выборе места на Земле, где моему ребенку предстояло появиться на свет. Но в какую страну ехать? Передовой в этом плане Израиль по понятным причинам не подходил. Германию я не очень любила. И вот я подыскала одно из самых спокойных на земле мест.

Про поселок вегетарианцев и натуропатов, где действует еще и прекрасный родильный дом, я узнала от одного из своих бизнес-знакомых, Аркадия Аркадьевича Шевчука. Честно говоря, настоящего бизнеса Аркадий Аркадьевич со мной никогда не вел. Как, думаю, не вел он бизнеса и ни с кем другим. Нас познакомил один банкир на какой-то дурацкой презентации еще в «старые компьютерные времена». Что там тогда презентовали, я, убей бог, не помню. Однако с тех пор мы с господином Шевчуком время от времени общались. Он немало развлекал меня своими весьма специфическими, но забавными манерами, а кроме того, некоторое время укреплял мой оптимистический взгляд на окружающую действительность. Очевидно, успокаивала я себя, в тяжелые времена никто не помрет в Москве от голода и холода, пока у «деловых людей» типа Аркадия Аркадьевича есть крыша над головой и кусок хлеба во рту. Правда, через некоторое время после нашего знакомства я узнала, что истинным источником его материального благополучия была дача в Переделкине. Огромный кирпичный особняк, стоящий на участке площадью семьдесят соток, построил еще дед-композитор, лауреат Сталинской премии. Дом этот у Аркадия Аркадьевича снимало какое-то иностранное представительство, и арендная плата вполне обеспечивала ему, мягко говоря, сносное существование. Но ему почему-то было неловко ощущать себя рантье, и он регулярно обращался ко мне и к другим знакомым с бизнес-предложениями. Они всегда оказывались в итоге бессмысленными и бессодержательными, и, что особенно любопытно, в их ценность он и сам не верил ни на грош. Аркадия Аркадьевича, как я уже давно поняла, устраивал только такой бизнес, который не требовал от него никаких усилий – чтобы ему лично ничего не делать, никуда не ходить и никого не принимать у себя. Единственное усилие, на которое господин Шевчук мог согласиться, – самостоятельно открыть дверь посыльному и забрать у него деньги в конвертике. Разумеется, приносить деньги следовало не рано утром, не поздно вечером и не в то время, когда Аркадий Аркадьевич пребывает на отдыхе. А на отдыхе Аркадий Аркадьевич находился как минимум десять месяцев в году. В этом-то он знал толк! И я решила сделать то, что до меня не удавалось, думаю, никому – использовать Аркадия Аркадьевича с пользой для себя, причем по истинному его назначению. Как-то я услышала о том, что его двоюродная сестра, состоящая в браке с английским журналистом, донашивала и рожала младенца в каком-то райском местечке в Таиланде. Там же она и вскармливала это счастливое дитя первые несколько месяцев.

И после очередного визита к гинекологу, подтвердившему, что все в полном порядке и беременность развивается по плану, я позвонила господину Шевчуку и спросила, не хочет ли он заглянуть при случае ко мне в офис на чашечку кофе.

– Кофе я теперь не пью! – ответил мне в трубку вальяжный баритон. – Берегу здоровье! Годы, дорогая моя, годы! Необходимо помнить о них! Перешел, знаете ли, на японский чай. Я как раз рядом, и у меня есть с собой упаковочка – специально для вас. И именно о вас и о фирме вашей славной я сейчас думал. Ведь знаю, что ваша компания в чае – корифей, можно сказать. Так что если не побрезгуете отпить, то ваш секретарь сможет его заварить для нас. В соответствии с моими инструкциями, разумеется.

– Я вас жду, Аркадий Аркадьевич! – ответила я и попросила секретаршу Иру поставить чайник.

Господин Шевчук явился буквально через десять минут. Как всегда, одет он был чрезвычайно импозантно: в роскошный светло-кремовый костюм от Армани, на голове красовался колониальный английский шлем, головной убор, весьма нетипичный для окрестностей Курского вокзала, где находился мой офис. Освободив подбородок от кожаного ремешка, он снял шлем и церемонно поклонился.

– Приобрел тут, знаете ли, автомобиль. По случаю, можно сказать. У неких знакомых приобрел. Хорошая вроде бы колымажка, но без нормальной крыши. – Он махнул рукой в направлении окна.

Я выглянула на улицу и увидела небрежно припаркованный поперек тротуара «Порше»-кабриолет.

– Дешево купил, надо сказать, – задумчиво продолжил мой визитер. – Относительно, разумеется, дешево! – хихикнул он. – Но, знаете, под съемной крышей ездить вовсе не так приятно, как можно было бы ожидать! Тряпочка какая-то неуютная. Как ни крути, тот же брезент. Не то, не то! Ну а если ехать в открытом, так сказать, положении, так вообще ужас! Тут у нас не Монако, я извиняюсь, не Канн! Тут не бризом средиземноморским, а холодным отечественным воздухом дует! И дует, знаете ли… прямо в голову! То есть в рабочий, сами понимаете, орган дует! – Для большей убедительности он похлопал ладонью по шевелюре, чуть-чуть обрызганной благородным серебром ранней седины. – Там внутри – мозг! – он улыбнулся своему остроумию.

Затем Аркадий Аркадьевич пригладил слегка встревоженную прическу и костяшками пальцев той же руки гулко постучал по пробковому шлему.

– Вот шапочка меня и выручает. Из тропиков как сувенир привез, а оказалось к месту! – Он бережно протянул «шапочку» Ирине, чтобы та пристроила ее на вешалке.

Господин Шевчук проследовал в мой кабинет. Удобно развалившись в гостевом кресле, он вынул из кармана маленький зеленый пакет, испещренный иероглифами.

– Чай японский, зеленый – «кокейча», кажется, или, может, как ее… «гайманча». Не запоминаю я всего этого, уж простите. И так мозг всегда в авральном режиме работает! Упаковочка – двести граммов, извольте убедиться. Вес, слава тебе господи, они там, в Японии, на радость нам обычными цифирьками обозначают. Вы очень вовремя позвонили. Я как раз размышлял, кому бы бизнес с этим чаем предложить? Проношусь, так сказать, из одного конца нашей столицы в другой конец и размышляю. Я порой просто так раскатываю. Вам это, наверное, покажется странным, но на ходу, в движении, так сказать, мне думать как-то сподручнее. И хорошо, что вы мне позвонили. Судьба, может быть! Сама судьба! Ведь бизнес-то прекрасный может быть, красивый может быть бизнес! – Он распечатал чай и протянул мне понюхать. Зеленая масса пахла подгнивающими водорослями. Увидев мою реакцию, Аркадий Аркадьевич проворковал: – Не правда ли, пахнет омерзительно, тухлятиной морской пахнет, – он убедился, что я согласно кивнула. – Но, знаете ли, я вот притерпелся к вонище этой, и теперь мне прямо-таки хочется нюхать и нюхать! Так с сырами некоторыми тоже бывает!

– Не знаю, – я пожала плечами, – пусть Ира заварит. Может, не так мерзко получится…

– Да, да! Ирочка, голубушка! Вот здесь, на бочку, инструкция на английском языке – вы ведь знаете английский? – Он дождался, пока Ира кивнет. – Так вот, соблюдайте строго, Ира! Иначе улетучится ценный аромат, вызвавший сейчас столь сильное, как бы это сказать… да! аромат, вызвавший столь сильное омерзение у вашей начальницы, что ли… или, нет, как это правильно сказать… В общем, у вашего босса!

Ира пошла заваривать чай, а мы расположились друг против друга в креслах.

– Так в чем же заключается ваше бизнес-предложение, Аркадий Аркадьевич? – Я решила вначале выслушать гостя.

– Все элементарно. Мой друг знает производителя в Осаке. И у оного производителя на его фабричке такая вот упаковочка такого вот чая – а это очень дорогой, даже там, надо сказать, очень дорогой чай – стоит тридцать долларов. А здесь, в Москве, его вообще можно приобрести только в одном-единственном специализированном магазине за восемьдесят долларов США. Предложение следующее: я даю вам телефон моего друга в Осаке. Вы звоните ему, договариваетесь с ним и вместе покупаете в Японии несколько контейнеров по тридцать долларов упаковочка. Здесь вы все это распродаете по шестьдесят долларов, хорошо зарабатываете, а мне даете по десять долларов с пакетика. И все! Все довольны!

Гладко выбритое румяное лицо господина Шевчука преисполнилось счастливой, прямо-таки маниловской мечтательностью.

– Что вы как специалист по колониальным товарам, как бизнесвумен, так сказать, по этому поводу думаете? – обратился он ко мне.

– Боюсь, – ответила я, – что очень немного найдется здесь ценителей зеленого тухлого чая даже по шестьдесят долларов за двести граммов. И не скоро мы с вашим другом даже первый контейнер продадим!

Аркадий Аркадьевич помрачнел.

– Печально! Но, честно говоря, я боюсь, что вы правы, правы! Народ у нас дикий, дремучий, вкусы примитивные – цейлонский черный так называемый чай пьют! Или вообще индийский со слоном! Я все это знаю, знаю! А те сто человек в Москве, что по шестьдесят долларов купили бы, они и сейчас по восемьдесят берут. Вы тоже так думаете?

Я согласно кивнула. Ирина принесла чашки с чаем. Запахло морским берегом после шторма. В чае и впрямь что-то было. Аркадий Аркадьевич блаженно приложился к напитку.

– Чудесно заварили, Иринушка! Божественно! С истинно японским, можно так сказать, мастерством! Хоть в кимоно вас наряжай!

– Как начальство прикажет! – усмехнулась Ирина. Она относилась к Шевчуку с плохо скрываемым пренебрежением.

Аркадий Аркадьевич вернулся к своим грустным мыслям.

– Ну, вот видите, как тяжело все идет! Бизнес просто вытягивает из меня всю энергию. Я должен отправиться отдохнуть. Отправиться, так сказать, чтоб оправиться! Наверное, на Занзибар поеду. Этот чайный проект очень меня напряг. Разочарование опять-таки! Тяжело, тяжело жить в отечестве нашем, хоть и трудимся мы с вами не покладая, так сказать, рук, и добываем хлеб для пропитания в поте лица своего! – Хихикнув, он извлек из кармашка изящный надушенный платок и провел им по лбу. – Что можно ждать от народа, который воспитывался на грузинском чае и жигулевском пиве! Ужасно! Три дня назад из Таиланда прилетел – расслаблялся там, как мог, знаете ли: массаж, целебные обертывания, медитация! А сегодня сил уже опять никаких! Вот и думаю – надо попробовать съездить для приведения себя в чувство на Занзибар! Я там не был, но народ очень хвалит! Да, да, на Занзибар!

Он хотел было подняться, но я его остановила.

Ира долила нам чаю и вышла из кабинета, притворив за собой дверь.

– У меня к вам есть дело личного свойства, дорогой Аркадий Аркадьевич! – обратилась я к нему в его же манере.

На лице гостя изобразилось предельное внимание.

– Если вы еще не заметили некоторые изменения в моей фигуре, то докладываю вам, что я беременна.

Надо сказать, что я уже несколько недель как перешла на форму одежды, позволяющую, насколько возможно, скрывать уже вполне объемистое пузо. Я взяла паузу и с наслаждением понаблюдала за тем, как брови Аркадия Аркадьевича ползут вверх. Молчание было долгим.

– Что ж, – ответил он, промолчав не менее чем целую минуту. – Я очень рад! Это большое счастье, гм… Но, как бы это правильно сказать, я не припомню, честно говоря, чтобы мы с вами когда бы то ни было совершали соответствующие действия, или, как их еще называют, гм… телодвижения, способные привести вас к такому, безусловно, замечательному состоянию или, можно еще сказать, к положению…

От хохота я чуть не свалилась с кресла. А густые брови господина Шевчука тем временем продолжали свое движение в направлении затылка.

– Аркадий Аркадьевич! Простите, что не сделала упор на это сразу – я беременна не от вас!

Мой смех вызвал и у него некоторое подобие сдержанной улыбки. Допив чай, он поставил чашку на стеклянный столик.

– Я, признаться, так и предполагал, – промолвил он рассудительно. – Но посчитал, так сказать, оправданным шагом внести некоторую дополнительную определенность. В нашей жизни ничего нельзя знать до конца! – Улыбка господина Шевчука из сдержанной стала лучезарной.

Дальнейшая беседа, как я и предполагала, оказалась продолжительной и очень подробной, ибо затрагивала именно ту область, в которой Аркадий Аркадьевич был истинным знатоком. Я объяснила, что хочу взять у своих партнеров и у себя самой большой отпуск по беременности и родам. Мне необходимо не только произвести на свет здорового ребенка, но и на некоторое время отключиться от суеты этого мира. Уже сама моя идея отключиться от всего вызвала у господина Шевчука восторг.

– Таиланд и только Таиланд! – возопил он. – И не просто Таиланд, дорогая моя, а именно Ко Кануй! Там я отдыхаю душой и телом! И не только я так считаю – моя кузина Элен полностью со мной согласна! А ведь она рожала там почти в сорок лет – в пору, так сказать, уже чрезмерной зрелости.

Я попросила Аркадия Аркадьевича подробнее рассказать про божественный остров, вызвавший такой восторг у него и его кузины.

– Так как же иначе? Где еще вы найдете такой сладостный покой и сочетание европейского комфорта с истинным сервисом? Ну какой, к черту, сервис в Европе? Одни только пустые слова! В Европе любой официант считает себя в первую очередь полноправным членом их этого, с позволения сказать, демократического общества. Быть официантом для него – лишь одна из социальных функций, проходное, можно сказать, место на рынке труда… Сегодня он, назовем все своими словами, работник общепита, а завтра, может быть, – депутат Европарламента. Но все не так на Дальнем Востоке, не на наших гунявых окраинах, разумеется, а на настоящем Дальнем Востоке.

Аркадий Аркадьевич поставил чашку и потянул себя указательными пальцами за уголки глаз – так он и впрямь стал похож на преуспевающего мандарина.

– Там, на правильном Дальнем Востоке, – продолжал он, – каждый официант просто растворяется в вас. Для вас это – всего лишь ужин или, может быть, обед. А для него – высший смысл существования. Он не просто выполняет ваши желания – он предугадывает их! На Ко Кануй существует несколько деревенек для европейцев, для тех, кто желает наслаждаться чистейшим морским воздухом, вкушать истинно благотворную пищу, рожать и растить детей в покое и, не побоюсь этого слова, в неге! Для каждой тайской акушерки ваш ребенок дороже ее собственных детей. Это ментальность! Туда и только туда! Вы снимете себе домик возле самой полосы прибоя, и счастье охватит вас. Я лично, как вы понимаете, никого нигде и никогда не рожал, но это мое любимое место отдыха. Я повторяю, оное мнение не является только моим личным! Вы, кстати, непременно повстречаете там и моего доброго знакомого, Космонавта. Он всегда там… Этот по-своему, надо сказать, обаятельный и в известной степени милый человек вообще не намерен возвращаться в этот смог, в эту суету, в этот московский ад.

– А как же Звездный городок? Его там не ждут?

– Какой еще Звездный городок? – удивился Аркадий Аркадьевич.

– Ну, как же, ведь вы сказали, что ваш друг – космонавт! А значит, ему самое место или в Звездном городке, или на Байконуре, или на орбите, в конце концов.

Аркадий Аркадьевич негромко, я бы даже сказала, как-то особо вежливо рассмеялся.

– Что вы, что вы! Кто ж его с его комплекцией на орбиту-то выведет? Да и зачем? Мой друг Космонавт, в миру просто Алексей, никакого отношения к реальным небесным сферам не имеет. Он в прошлом весьма успешный штангист-тяжеловес, но после перестройки подался в коммерцию – продавал оптом китайские пуховые куртки и сапоги-луноходы. При этом у него самого была большая проблема приобрести для себя хоть какую-нибудь одежду подходящих размеров. Кроме старого тренировочного костюма и кроссовок, этот достойнейший из достойных много лет ничего не носил. А тут сразу два образца оной продукции оказались равно и огромного размера, и неимоверного, можно даже сказать невообразимого, серебристого цвета. Алексей в серебристой куртке и в серебристых же дутых сапогах выглядел, как бы это поточнее высказаться, футуристически, что ли… И вот тогда среди высшего общества, простите за иронию, московских оптовых рынков за ним закрепилось это прозвище, творческий псевдоним, так сказать, – Космонавт. Кроме меня никто, уже и не помнит, что родители назвали его при рождении Алексеем Степановичем.

– Как чудесно! А что он в Таиланде-то делает, на этом чудном острове?

Аркадий Аркадьевич просиял:

– Медитирует и еще продюсирует эзотерическую музыку!

– Какую музыку? – не поняла я.

– Эзотерическую. Он, во всяком случае, ее именует именно так! Вы, как приедете на Кануй, так сами все и увидите. Сказать откровенно, боюсь, что действительно вы не токмо увидите Алексея Степановича, но и услышите оные мелодии и песнопения, порожденные при его финансовом участии. Кстати, «Ко» на тайском языке и есть собственно «остров», а Кануй – его собственное название.

– Пожалуй, мне все же неудобно будет тревожить вашего друга только из одной склонности к меломании! Думаю, что там и так разобраться во всем не очень сложно…

– Нет, нет! Дорогая моя, вы непременно с ним встретитесь. Он уже три года как на Кануе проживает. Много любопытного и, смею утверждать, полезного вы через него узнаете. А Космонавту только в радость будет помочь вам добрым советом. Он ведь там даже веру новую основал – кришнохристианством называется. Религия Добра и Терпения. Пишет сейчас богодухновенную книгу, чтобы создать теологическую основу, так сказать. Предлагал мне редактировать оное бессмертное произведение. Но для меня это, увы, нереально! Вы же знаете, я все время занят! – Аркадий Аркадьевич сам же хихикнул, произнеся эти слова. – Но, несмотря ни на что, я всячески сочувствую новому учению и душой своей, так сказать, стремлюсь в эфирные выси и в астральные сферы…

Решение об отъезде на Ко Кануй я приняла быстро и с легким сердцем. Мой гинеколог, к моему немалому удивлению, полностью одобрил эту идею и даже пообещал связаться со своим коллегой в Таиланде, чтобы дополнительно застраховать меня от всяческих неожиданностей. Как выяснилось, я отнюдь не единственная его пациентка, решившая выносить и родить своего ребенка среди пальм на берегу океана.

В соответствии со своим планом я оставила офис, приобрела билеты, забронировала отдельный домик и в срок прибыла на остров. Со здоровьем у меня, слава богу, все было в полном порядке, и два перелета продолжительностью в общей сложности тринадцать часов почти не утомили ни меня, ни того, кто располагался в моем уже весьма солидном животе. Поселок любителей здорового образа жизни и впрямь оказался весьма неплох. Покоя и свежего воздуха хоть отбавляй. Я не стала разбирать вещи, надела заранее заготовленный купальник и направилась на пляж. В нескольких десятках метров от моего домика теплое ласковое море неспешно накатывалось на золотой песок и манило уставшее в долгой дороге тело. Я помню, с каким наслаждением вошла тогда в воду. Как прекрасна казалась жизнь! А ведь еще и двух лет не прошло с того момента, когда переводчик сообщил мне, что суд приговорил меня к пожизненному заключению.