Текст книги "Перспективные направления психологической науки. Сборник научных статей. Выпуск 2"

А. М. Улановский
Проекты описательных психологий и описательные исследования в психологии

Понятие описательной психологии для многих сегодня звучит как архаизм и представляется достоянием лишь истории науки. Оно непременно навевает ассоциации о чем-то, находящемся в оппозиции к «объяснительной психологии», которая оказалась исторически более состоятельной линией развития нашей науки и на фоне которой идеи и сама миссия «описательной психологии» теряют свою значимость. В лучшем случае это понятие ассоциируется с несбыточными романтическими надеждами ученых конца XIX – начала XX вв. на построение новой гуманитарной науки, изучающей психические явления в широком культурном контексте и отвергающей экспериментальные, измерительные и аналитические подходы. Между тем понятие описательной психологии достаточно неоднородно и не сводится лишь к этим расхожим представлениям, а идея описательных исследований приобретает сегодня совершенно новое звучание и очертания. В связи с этим будет интересно, на наш взгляд, проанализировать различные варианты описательной психологии и обсудить статус описательных психологических исследований в настоящее время.

В. Дильтею принадлежит самый ранний и известный вариант описательной психологии. Исторически он стал своеобразной реакцией на засилье в психологии того времени чересчур гипотетичных конструкций и теорий, основанных на логически выверенных умозаключениях, фактах объективного наблюдения за поведением и экспериментального исследования внешних проявлений душевной жизни человека. Дильтей считал, что мы не нуждаемся в разного рода объяснительных допущениях и гипотезах в силу того, что наша душевная жизнь доступна нам в непосредственном усмотрении и переживании. Мы знаем душевные состояния, в которых мы пребываем. Например, если я испытываю чувство печали, мне не нужно доказывать факт наличия данного состояния рациональными логическими доводами или данными стороннего наблюдателя. Я непосредственно переживаю и сознаю это состояние, я убеждаюсь в нем [Дильтей, 1924, с. 95–96]. В отличие от связи тех или иных природных явлений, связь душевных явлений доступна для нас: мы всегда можем ответить, связаны ли между собой те или иные наши переживания.

Именно поэтому «необходима и возможна психология, кладущая в основу своего развития описательный и аналитический метод и лишь во вторую очередь применяющая объяснительные конструкции» [Там же, с. 89]. Дильтей отстаивал возможность создания психологии, которая со всей доступной ей глубиной будет описывать и исследовать составные части и функции душевной жизни, но при этом не будет браться за конструирование всей причинной связи психических процессов. Общая цель такой психологии – без помощи каких-либо предвосхищающих гипотез описать структурную связь душевной жизни [Там же, с. 107]. Таким образом, познаваемые описательной психологией структурные связи – это не просто знаемые, выведенные логически, установленные гипотетико-дедуктивным образом, но пережитые, взятые из опыта, отрефлексированные и потому понятые связи.

Интересно, что Дильтей не отвергал возможности использования объяснений, гипотез, анализа и эксперимента – что делает многие упреки в его адрес несостоятельными. Он подчеркивал, что из-за сложности душевных явлений психология принуждена компенсировать один метод другим: соединяя наблюдение и самонаблюдение, использование испытуемых, сравнительный метод, эксперимент, изучение аномалий. Иными словами, «она пытается сквозь многие выходы проникнуть в душевную жизнь» [Там же, с. 99]. Более того, ему принадлежит мнение, что лишь в здоровом взаимодействии с опытными науками психология разовьется всесторонне [Там же, с. 89]. То же касается объяснений и гипотез: когда связи душевных явлений описаны, возможно их привлечение, что имеет важное значение для расширения горизонта описательной психологии [Там же, с. 115]. В этом заключается ее особенность: «Описательная и расчленяющая психология кончает гипотезами, тогда как объяснительная с них начинает» [Там же, с. 63]. Кроме того, описательная психология должна быть одновременно аналитической: включать в себя и анализ как процедуру расчленения сложного, выделения его составных частей [Там же, с. 62]. В описательной деятельности применяются самые различные операции: сравнения, различения, измерения степеней, разделения и связывания, абстракции, объединения, обобщения, классификации [Там же, с. 61]. Таким образом, давая описание и номенклатуру основных форм явлений, описательная психология, по мнению Дильтея, работала бы над будущим согласованием психологической терминологии [Там же, с. 64].

Несмотря на огромное влияние работ Дильтея на психологию конца XIX – начала XX вв., они не получили какой-либо методологической и методической разработки в психологии и так и остались на уровне осмысления общих проблем описательного подхода к душевным явлениям. Э. Гуссерль задал новый вектор развития описательного подхода в философии и психологии. Разрабатываемую им феноменологию и феноменологическую психологию он называл дескриптивной наукой, опирающейся на описание как на свой метод. Смысл этого метода хорошо передает слова Гуссерля: не претендовать ни на что, кроме того, что мы способны довести до ясного усмотрения [Гуссерль, 1999, с. 130]. Отметим, что первоначально Гуссерль использовал понятие описательной психологии, ставшее широко популярным к тому времени в среде психологов и философов. Однако вскоре он полностью отказался от него из-за того, что это понятие приобрело уже свое специфическое значение подхода, в котором методическое предпочтение отдается лишь внутреннему опыту, «имманентным» описаниям и проч. [Гуссерль, 2001, с. 30; 1999, с. 20).

Феноменологическая психология трактовалась Гуссерлем как априорная, интуитивная, дескриптивная дисциплина. Цель ее заключалась в установлении дескриптивных различий феноменов душевной жизни. Гуссерль писал: «Психология должна изучать – дескриптивно – переживания, составляющие Я (или содержания сознания), в их сущностных видах и комплексных формах, чтобы затем отыскивать – генетически – их возникновение и исчезновение, каузальные формы и законы их формирования и преобразования» [Гуссерль, 2001, с. 335]. Как оригинально заметил ученик Гуссерля, известный феноменолог А. Райнах, речь идет о дисциплине, которая стремится к инвентаризации сознания, определению типов переживаний как таковых [Райнах, 2001, с. 329]. Она «должна не объяснять или сводить к чему-то другому, она стремится прояснять и приводить. Она стремится привести Что переживания, от которого мы сами по себе столь далеки, к предельной наглядной данности, стремится определить его в самом себе, отличить и отделить его от всего другого» [Там же, с. 331].

Вопреки распространившемуся в отечественной психологии заблуждению, Гуссерль не отказывал в важности эмпирическому изучению психологических феноменов, как и не ставил под сомнение ценность экспериментальной психологии и проделанной ею работы [Гуссерль, 1999, с. 20; 2001, с. 201]. Гуссерль вообще никогда не солидаризовался с модным в его время восстанием против науки [Шпигельберг, 2002, с. 95]. Он считал лишь, что любая эмпирическая работа должна осуществляться на почве феноменологически проясненных понятий и данных опыта, благодаря чему психология может подняться на более высокую ступень научности. В противном же случае психология, гордая своей опытностью, будет постоянно пополняться измышленными феноменами и психологическими анализами, которые даже не являются в строгом смысле «анализами» [Гуссерль, 1999, с. 58]. Основной упрек Гуссерля в адрес психологии состоял в том, что исходные классы понятий, которыми она оперирует (восприятие, фантазия, высказывание и т. д.) и которые задают смысл ее предметной области и ее теориям, берутся из обыденного опыта и остаются спутанными, многозначными и слишком грубыми для описания. Каждое из таких слов указывает на целое множество горизонтов явления, его составных частей и сторон, остающихся неразличенными и отрефлексированными [Гуссерль, 2005, с. 205]. Сама феноменальная жизнь нашего сознания дана нам в очень спутанном виде, что и требует особого рода науки, которая занималась бы тщательным и специальным ее изучением [Там же, с. 206]. Что же касается экспериментальной психологии, то Гуссерль лишь указывал, что она не решает именно этой важной задачи. Используемые нами понятия, уже по самой экспериментальной процедуре, остаются нетронутыми при дальнейшем движении исследования и переходят в конечные результаты и выводы, в те научные опытные суждения, которые и были целью исследования [Там же, c. 205].

Феноменологический метод, предложенный Гуссерлем, в своем исходном виде представлял собой способ интуитивного прояснения, рефлексивного анализа и всестороннего описания разного рода предметного содержания, представленного в сознании, позволяющий привести к ясности, строгости и адекватности используемые нами философские, научные понятия и положения [Улановский, 2006; 2007]. Г. Шпигельберг пишет, что феноменологический метод представляет собой попытку уделять феноменам более полное и прямое внимание, чем оно уделяется им в традиционном эмпиризме, своеобразную попытку обогатить мир нашего опыта, показав некоторые из его ранее игнорировавшихся аспектов. Известную оккамовскую максиму «не умножать сущности без необходимости» феноменология могла бы дополнить еще одним положением: «не следует отбрасывать феномены, данные интуитивно» [Шпигельберг, 2002, с. 640]. Феноменология отстаивает необходимость отказа от позиции, в соответствии с которой ничто не должно быть признано как исследовательские данные, если оно не может быть приписано конкретному органу чувств, – предрассудка, которым позитивисты оправдывают отказ считаться с феноменологическими данными [Там же]. В не меньшей мере феноменологический метод находится в оппозиции и к распространенному теоретизму философских и научных изысканий, когда за исходную позицию принимаются выкристаллизовавшиеся убеждения и теории, унаследованные от традиции, и на их основе надстраиваются все новые концептуальные элементы. В этом смысле данный метод – попытка нейтрализовать действие привычных способов мысли об изучаемом феномене и возвратиться к данным первичного опыта.

Идеи описательной феноменологии Гуссерля оказали заметное влияние на идеи и методологию гештальт-психологии (Вертгеймер, Келер, Коффка). В отличие от сторонников бихевиоризма, гештальт-психологи полагали, что не использовать прямые феноменологические описания человека там, где это возможно, было бы непозволительной роскошью для психолога и даже не вполне научно, так как с научной точки зрения недопустимо пренебрежение к материалу, который находится в нашем распоряжении [Шпигельберг, с. 364]. К. Коффка писал: «Фактом величайшей важности является то, что я вообще могу давать описательные показания. Это, по меньшей мере, так же характерно для меня, как то, что я дышу и питаюсь. Куску дерева это недоступно, как будет недоступно и мне после смерти, но и амеба тоже не может этого сделать. Если бы я не мог давать дескриптивных показаний, я вообще бы не мог делать никаких других показаний» [Коффка, 1998, с. 364].

Сам описательный метод рассматривался в гештальт-психологии как один из базовых методов психологического исследования. Выделяются три группы психологических методов, использовавшихся в гештальт-психологии: 1) объективные методы, включающие внешнее наблюдение за поведением человека или животного, эксперимент и измерение; 2) комбинированные объективно-субъективные методы, которые отличаются от первых включением самоотчетов испытуемых, раскрывающих «дескриптивную» сторону их поведения; 3) собственно субъективный, дескриптивный метод, в котором отвергается всякое естественнонаучное наблюдение и используются лишь данные самовосприятия, описания собственных переживаний [Там же, с. 369–374].

К. Коффка также различал два класса понятий, которые используются в психологии: функциональные понятия, в которых мы как внешние наблюдатели описываем поведение наблюдаемого объекта; и описательные понятия, в которых наблюдаемый сам комментирует собственные переживания. Так, наблюдая за процессом колки дров дровосеком и называя его состояние «утомлением» на основании наблюдаемого ослабевания его движений, мы используем функциональные понятия. Понятия же, в которых дровосек сам описывает свое состояние («чувствовал себя усталым», «стало трудно» и т. д.), суть описательные понятия. В отличие от описания внешнего поведения, при описании переживаний лишь один человек – сам переживающий – может решить, правильно или неправильно применены понятия. Никто кроме дровосека не может сказать, легка или трудна ему работа [Там же, с. 359]. К. Коффка отмечает, что интерес к переживаниям специфичен для психолога, что делает описательные (дескриптивные) понятия особенно востребованными в психологии. Функциональные понятия, являющиеся основным средством анализа в естественных науках, способны схватывать лишь внешне наблюдаемую сторону поведения человека, а потому не могут быть достаточным средством для психологии. Примечательно, что к функциональным понятиям Коффка причисляет понятия меры и числа, отмечая при этом, что перевод всех качественных различий в количественные, служащий идеалом в естественных науках, применительно к переживаниям совершенно неприемлем [Там же, c. 362]. Как он пишет, переживания нельзя измерить: они являются качественной характеристикой и «количественное» в естественнонаучном смысле им совершенно не присуще [Там же].

Стоит здесь добавить, что идея описательного феноменологического изучения чего-либо оказала свое влияние и на формирование стиля и методов работы гештальт-терапии Ф. Перлза, развивавшейся независимо от гештальт-психологии. Отличительной чертой гештальт-терапии, в сравнении с психоанализом и аналитической психологией, является ее внимание к явному и очевидному в поведении и переживаниях клиента вместо работы со скрытым, подразумеваемым, «глубинным» содержанием (неосознаваемые мотивы, конфликты и проч.), а также использование феноменологических описаний переживаний человека вместо интерпретаций их с позиции той или иной теории или здравого смысла. Ф. Перлз настаивал на важности описательного подхода, ориентированного на раскрытие конкретного способа протекания некоторого опыта, что предполагает предпочтение вопросов «как?» вопросам «почему?» и процессам, протекающим «сейчас», тому, что происходило «тогда» [Перлз, 2002]. Вся работа гештальт-терапевта вращается вокруг прояснения того, что человек испытывает, как он нечто переживает, что он чувствует. Когда клиент пускается в пространные рассуждения по поводу своей проблемной ситуации, гештальт-терапевт обычно старается вернуть его назад к переживаниям, которые связаны с этой ситуацией и проявляются непосредственно при ее обсуждении во время психотерапии.

Говоря об описательном подходе в психологии, мы не можем не указать на одно весьма своеобразное направление, которое также носит название описательной психологии, но не имеет никакого отношения к той традиции, о которой мы до сих пор говорили. Это направление возникло в конце 1960-х – середине 1970-х годов в Америке благодаря работам П. Оссорио [Ossorio, 1981a; 1981b). Позже оно получило развитие в работах его последователей, среди которых можно встретить не только психологов, но и лингвистов, специалистов по вычислительным системам и даже теологов [Advances in Descriptive Psychology, 1981; 1982; 1983; 1985].

Развиваемая этой группой исследователей «описательная психология» трактуется ими как отрасль науки о поведении [Ossorio, 1981a, p. 13]. Основные цели этой науки П. Оссорио и его коллеги видят в разработке специальных средств описания поведения человека, культурных процессов, равно как и любых других объектов, событий и положений дел. По существу, то, что данные авторы называют описательной психологией, представляет собой последовательно выстроенную систему понятий, правил, формул, схем, диаграмм и максим, с помощью которых производится концептуализация различных феноменов человека и его поведения. Примечательно, что сама процедура «описания» здесь включает процедуру параметрического анализа, а также операции со специальными формулами. В частности, «описание поведения» производится через операции над условной формулой поведения [Ossorio, 1981a; 1981b; Shideler, 1988]. Кроме этого, описания поведения подчинены своеобразным максимам описания (обобщенным утверждениям о поведении человека), предъявляющим логические требования к полноте и согласованности описаний. Через соотнесение с этими максимами оценивается валидность и истинность описаний. Как пишет одна из представительниц этого направления М. Шиделер, «описание не должно нарушать какую-либо из этих максим, так как в противном случае в этих описаниях почти определенно будет какая-либо ошибка» [Shideler, 1988, p. 37].

Оценивая данное направление в контексте существующих психологических и философских традиций, следует признать, что его появление под названием «описательная психология» выглядит по меньшей мере странным. Как мы могли видеть, за прошедшее столетие в философии и психологии за этим названием закрепилась группа вполне конкретных идей и теорий, с которыми данное направление не имеет ничего общего и даже является их прямым оппонентом. Проекты описательной психологии, обсуждавшиеся выше, предполагали решительный отказ от разного рода догматически принятых положений, дедуктивных построений, жестких схем и моделей, формализаций и логических операций. При этом П. Оссорио и его коллеги вообще никак не соотносятся с существующими до них традициями, равно как и не затрагивают привычную проблематику описательного подхода. Все это, на наш взгляд, не создает ничего, кроме путаницы и размывания понятий. Не вполне понятно и то, почему в данном случае следует вообще говорить о «психологии» и «описании», так как ни к психологической проблематике, языку и методам, ни к описанию в привычном общенаучном смысле данное направление никак не апеллирует. Кроме того, остается много вопросов, касающихся отдельных положений этого направления. К примеру, несмотря на увлекательность применяемого автором параметрического анализа, остается без пояснений то, каким образом были выделены предлагаемые восемь параметров поведения (параметры индивидуального своеобразия, желания, знания, умения, процесса выполнения, достижений, личностных характеристик и значимости), с помощью которых происходит «описание» поведения.

Благодаря работам М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, П. Рикера, Ч. Тэйлора вариант описательной феноменологии Гуссерля был потеснен интерпретативной, или герменевтической феноменологией, которая на сегодняшний день доминирует в рамках феноменологического движения. Это привело к обогащению языка феноменологии такими понятиями, как интерпретация, понимание, герменевтический круг и др. Влияние герменевтики на философию и социальные науки оказалось настолько существенным, что сегодня часто говорят об интерпретативном повороте, произошедшем в них в 1970-е годы. Интерпретативный, герменевтический подход находит своих приверженцев в социологии, этнографии, истории, юриспруденции, существуют его последователи и в психологии [Sandage et al., 2008]. На этом подходе строится сегодня значительная часть качественных исследований [Улановский, 2008; 2009]. Даже среди вариантов феноменологического анализа в психологии выделяется, с одной стороны, описательный [Giorgi, Giorgi, 2003], а с другой – интерпретативный анализ [Smith, 2003].

Однако в последнее время проблематика описательной феноменологии была воскрешена работами Д. Моханти, Т. Сибома, В. Карра, Р. Соколовски, Ф. Керстена, Д. Уэлтона, А. Джорджи. В этих работах была показана значимость первоначального гуссерлевского проекта и специфика принципов описательного феноменологического подхода к исследованию в сравнении с другими подходами в философии и социальных науках. В частности, были показаны отличия описательного подхода от различных дедуктивных философских систем знаний, процедур подтверждения-опровержения гипотез, интерпретативных схем и теоретических моделей, рациональных реконструкций переживаний, аналитических рефлексий, проясняющих условия возможности изучаемого, объяснительных систем, раскрывающих, в частности, лежащие за явлением процессы [Mohanty, 1987]. Кроме этого, в работах перечисленных авторов анализировались проблемы критериев оценки дескриптивной философии и науки, проблема «чистых описаний» и «данности» объекта, проблема типов описаний и прочие важные проблемы методологии науки.

Отдельные современные последователи феноменологии придерживаются точки зрения, что наиболее значимые и многообещающие завоевания феноменология осуществила в своих рефлексивно-описательных, проясняющих исследованиях. Этой позиции придерживается и автор данной статьи. Феноменология дала философии, социальным наукам и психологии надежду на систематичное описательное изучение возможностей и измерений человеческого опыта. И именно как способ изучения переживаний, избегающий непременного помещения их в рамку какой-то теории или готовой интерпретативной модели, феноменология была воспринята в психотерапии и развита в работах Ф. Перлза, Р. Мэя, Р. Лэйнга, К. Роджерса, Дж. Бьюдженталя, Ф. Бьютендика, Е. Кина, Д. Крюгера, Ю. Джендлина, А. Лэнгле, Э. Спинелли и др.