Текст книги "Великолепная пятерка"

Он встал, огляделся, дрожащей рукой вложил пистолет в кобуру, подошел к телефону и набрал «03».

Что лишний раз доказывает его пребывание в состоянии сильного нервного потрясения.

Боярыня Морозова: что-то случилось (2)

В четверг утром Шеф, как обычно, играл в футбол в компании троих вице-президентов, директора рекламного агентства, президента телекомпании и двоих очень независимых журналистов. Окончательный счет был не в пользу команды Шефа, однако это не испортило ему настроения, потому что в игре был ряд ярких моментов – например, когда пущенный Шефом мяч пушечным ядром влетел в пах одному из вице-президентов. Именно тому, которому, по мнению Шефа, полагалось получить пушечным ядром по яйцам.

– Кровавый спорт! – довольно выкрикнул Шеф, увидев Морозову в коридоре. Он пригладил все еще мокрые после душа волосы, вытащил идентификационную карту, открыл электронный замок и пригласил Боярыню в свой кабинет, одновременно щелкнув кнопкой активизации генераторов шума.

– Кстати, – Шефа все еще не покидало хорошее настроение, но он знал, что после того, как Морозова заговорит, этого настроения больше не будет, а потому нужно подольше чесать языком самому. – Когда ты в следующий раз соберешься выбрасывать Дровосека из окна, делай это у себя дома, а не на работе. Весь ковер был в крови, мне даже из руководства звонили, интересовались – правда ли, что у нас кого-то прямо в коридоре замочили? Я их разочаровал… Вы что, опять с Дровосеком на ножах?

– У нас прекрасные отношения, – сказала Морозова, садясь в кресло.

– А кто окно разбил?

– Он. Мы поспорили, сможет ли он разбить кулаком окно. Он смог.

– Стоимость замены стеклопакета я вычту у тебя из зарплаты, – пообещал Шеф. – Где сейчас этот страшный человек, у которого руки по локоть в крови?

– Они с Карабасом в две смены отслушивают мою закладку в квартире Романовых.

– Что это может дать? Кто туда позвонит – сам Романов?

– Не знаю.

– А как вообще дела на этом фронте? Нам что-нибудь светит?

– Вряд ли.

– Угу, – глубокомысленно сказал Шеф, вспоминая, что когда-то у него было хорошее настроение. – Спасибо, что не врешь. То есть шансы нулевые?

– Я не могу точно оценить шансы, потому что мы занимаемся этой проблемой всего двое суток. Дайте мне еще сорок восемь часов, и я вам скажу совершенно точно: стоит тратить на это время или нет.

– Я дам тебе сорок восемь часов, не волнуйся. Чего-чего, времени у меня навалом, я могу раздавать его даром направо и налево… Что еще?

– Еще нас подставили. Во вторник, когда мы с Монголом были в «Славянке».

– Что значит – подставили?

– Там была куча людей из СБ, которые точно знали, куда мы направимся. Они знали, что мы придем в квартиру Романовых, и устроили там засаду.

– А вы сами не напортачили при входе?

– Даже если бы мы напортачили, мы не стали кричать, куда мы идем. На лице у меня это тоже не было написано. Кто-то знал о нашем плане действий, и кто-то поделился той информацией с «Рославом».

– А знали об этом?..

– Я, Монгол, Дровосек и Карабас. И вы.

– Нет, – покачал головой Шеф. – Я об этом не знал. Я знал, что твоя банда будет работать по Романову, но я не знал конкретного плана действий.

– А мне кажется, знали, – упрямо повторила Морозова. Шеф упрямо помотал головой:

– Нет… Но я не удивляюсь тому, что такое случилось. Видишь ли, пока Лавровский сидит в Англии, некоторые люди здесь чувствуют себя очень хорошо и комфортно. И возвращение Лавровского им невыгодно. А значит, им невыгоден успех вашей операции.

– Вы имеете в виду «Рослав»? Генерал Стрыгин и компания?

– Нет. Я имею в виду наших. Я имею в виду людей из руководства нашей конторы. Некоторые из них – на самом деле твои враги.

– Я их знаю?

– Нет, ты их не знаешь и вряд ли когда-то встретишься с ними лицом к лицу. Потому что они живут очень высоко и редко спускаются вниз, – Шеф ткнул пальцем вверх. – Однако история с Романовым входит в круг их интересов, а стало быть, к кому-то из твоих людей могли подвалить с выгодным предложением. Не чужие подвалили, свои – тут особенно тяжко отказаться.

– Ясно…

– Вот почему я не хотел, чтобы ты цапалась с Дровосеком. Ты его будешь чморить, а он подумает-подумает, да и согласится на выгодное предложение – и в итоге ты проиграешь.

– У меня тоже были мысли насчет Дровосека… – кивнула Морозова.

– А я не утверждаю, что это он. Я просто говорю, что ты можешь заставить его так поступить. Он здоровый самолюбивый мужик…

– Они у меня все такие, – усмехнулась Морозова.

Здоровый самолюбивый мужик по имени Монгол поджидал ее в зимнем саду. Его раны поджили, но одна половина лица все равно была больше другой. Это мешало Монголу, вырядившемуся в черный костюм и тонкий свитер под горло, выглядеть до конца джентльменом.

– Знаешь, как называются эти цветы? – спросила недоджентльмена Морозова. – Нет? Я тоже не знаю. А есть, наверное, люди, которые знают названия цветов и считают, что это важно. И считают, что абсолютно неважно – знать про «Рослав», «Интерспектр», радиомаяки, закладки, методы физического воздействия и тому подобное…

– Мир вообще очень странная штука, – согласился Монгол, наблюдая с высоты собственного роста Морозову и желтенькие цветочки. – И в нем возможны странные совпадения…

– О чем ты? – Морозова моментально забыла про флору и вскочила на ноги.

– Я тут побеседовал с Дровосеком. Мы прогнали еще раз весь его разговор с Бурмистровым, во вторник, в машине…

– Я что-то из этого пропустила? – Морозова напряженно сдвинула брови.

– Не ты. Дровосек пропустил. Помнишь, он назвал фамилию начальника отдела, в котором работали Романов и Бурмистров?

– Как-то на «Д».

– Дарчиев его фамилия, – уточнил Монгол. – Так вот… Бурмистров между прочим сказал Дровосеку, что у Дарчиева это уже второй случай.

– Уже второй раз у него из отдела сбегает человек?

– Видимо, так.

– И что с того?

– Должно быть нечто особенное в таком человеке, раз у него из-под носа дважды сбегают ответственные сотрудники, да еще с кучей денег…

– Что ты имеешь в виду – особенное?

– Дарчиев мог закрывать глаза на подготовку побега в обмен на процент с уведенной суммы.

– Интересная версия. А почему его не уволили после первого побега? Почему его оставили в той же должности?

– Я и говорю – особенный человек.

– Который, вполне вероятно, тайно поддерживает контакт с Романовым… Будем брать его под колпак?

– А кто этим будет заниматься?

– Правильно, – согласилась Морозова. – Заниматься этим некому. Или мы слушаем телефон Романова – а он должен позвонить и попытаться найти свою жену, или мы беремся за Дарчиева… Что это нам даст – непонятно. По-моему, так.

– Твоя тактика – пассивная, – заявил Монгол. – Сидеть и ждать звонка Романова… А вдруг он плюнул на жену и укатил давным-давно в Америку? Купил новые документы, и как это обычно делается – с тремя пересадками… Долго тогда Дровосек и Карабас будут там сидеть. Нужно действовать, нужно искать какие-то подходы…

– Ты хочешь искать подходы к Романову через его бывшего начальника.

– Мне кажется, в этом есть перспектива.

– Ради бога. Только заниматься этим ты будешь один.

– Я постараюсь справиться. Мне только для начала понадобится твоя помощь…

– Моя? В чем же?

– Я хочу поговорить с Консультантом.

– Ух ты… А кто же это тебе даст с ним поговорить?

– Ты. Ты попросишь Шефа, Шеф устроит мой разговор с Консультантом. Шефу, в конце концов, это нужно даже больше, чем нам с тобой.

– Я не знаю, что ему нужно больше – вернуть Лавровского или сохранить Консультанта.

– У тебя появился случай это узнать…

Борис Романов: день рождения

Борис проснулся перед рассветом – проснулся резко, как будто его окатили ледяной водой с ног до головы. Он смотрел в потолок и не понимал, где находится. Это его пугало. Однако внутри его жило еще и ощущение какой-то важной свершившейся перемены, перемены к лучшему. Борис, правда, не мог вспомнить, в чем именно заключалась эта перемена. Так, в состоянии полуиспуга, полувоспоминания, он пролежал несколько секунд, потом осторожно повернул голову вправо – свернувшись калачиком, рядом с ним лежала, накрывшись курткой, Олеська. Дочь тихонько посвистывала носом во сне. Борис вспомнил. Затем он чуть-чуть приподнял голову, увидел чуть посветлевшее небо в проеме окна без штор и вспомнил все, вплоть до Парамоныча, до вывешенного за окно пакета с едой и собственного замечания насчет тараканов.

При всем том нагромождении ошибок, нелепостей и неудачных совпадений, которые Борису пришлось заново осознать, ему стало легче – он вспомнил свое место во времени и пространстве, вспомнил, на каком этапе своего долгого пути он находится. Ему стало легче, потому что мосты были сожжены, а стало быть, пришел конец сомнениям и путь возможен был лишь один – вперед…

С этим чувством облегчения он и уснул. А проснулся уже от настойчивого прикосновения дочери к своему плечу.

– С днем рождения, папа.

– О господи…

Вот это у него совершенно вылетело из головы. Вот этому он совершенно не придавал значения. В смысле, эта дата годилась лишь для того, чтобы запудрить мозги Дарчиеву и подкрепить общую уверенность в том, что за день до собственного дня рождения человек не может никуда исчезнуть, тем более уже наприглашав гостей…

Между тем, вне зависимости от слов и действий Бориса, этот день наступил, и ему приходилось теперь мириться с тем, что день рождения он встречал в облезлой квартире, которая годилась скорее на слом, чем на продажу, в положении беглеца от своих бывших работодателей, с минимальной суммой денег в кармане… В день рождения Борис проснулся одетым, лежа на кровати с продавленным матрасом и без простыни, и одной из неотступно следовавших за ним с утра мыслей была мысль о жене, находящейся в руках Службы безопасности «Рослава».

Мило начиналось четвертое десятилетие в жизни Бориса Романова, ничего не скажешь.

– Я тут приготовила кое-что, – сказала Олеська, пытаясь навести порядок в собственных спутавшихся волосах. – Что можно было приготовить. Нашла какую-то кастрюлю и пару стаканов…

В этой самой кастрюле на бледно-синем огне газовой плиты они вскипятили воду и залили ею пакетики с чаем. На пару Олеська кое-как разогрела вчерашние бутерброды, состряпанные на скорую руку Парамонычем.

– Извини, но подарок остался в Москве, – призналась Олеська. – Если бы ты меня предупредил заранее…

– Я не расстраиваюсь, – сказал Борис, расправляясь с ветчиной.

– Зато я расстраиваюсь, потому что я лично этот подарок делала, своими собственными руками. И мне жалко бросать его, если он пропадет… Или если его подберут эти, как их… Ты говорил… Лбы из Службы безопасности, вот.

– Что за подарок, если не секрет?

– Твой бюст.

– Что?!

– Твой бюст. Ну знаешь, такой небольшой, его можно поставить на письменный стол… Я слепила из глины, а один знакомый пацан отлил из олова. Я хотела, чтобы из бронзы, но бронзу мы не нашли. Тебе бы понравилось.

– Да уж… – озадаченно произнес Борис. – Могу только сказать, что мне еще никогда не дарили бюстов. И совершенно точно, что лбы из Службы безопасности на этот бюст не позарятся.

– Это хорошо. Может, мы как-нибудь сможем его забрать? Скажем, прокрадемся ночью и…

– Даже и не думай, – строго проговорил Борис, подумал и дополнительно погрозил дочери пальцем. – Сказано раз и навсегда. Мы туда больше не вернемся. Будем здесь вот сидеть, пока маму не выпустят.

– А долго нам еще ждать?

– Понятия не имею. Дня два-три. Они убедятся, что мама здесь ни при чем, что она ничего не знала… И отпустят ее.

– Это если мама их не будет злить.

– Что ты имеешь в виду?

– Если они будут слишком сильно на нее наезжать, она ведь может и распси… То есть разволноваться. И скажет что-нибудь не то. Тогда они ее продержат подольше. Или наоборот – побыстрее отпустят, чтобы не слушать, как она на них ругается…

– Приятно слушать, как ты говоришь о своей матери. Просто уши вянут.

– Но так ведь это правда… Кстати, как она узнает, что ей делать после того, как ее выпустят? Приедет она домой, там никого… Ты же не оставил записку.

– Не оставил…

Борис вспомнил молодого человека в Центральном доме художника. Интересно, что он успел тогда сказать Марине. Или ничего не успел? Если он не успел рассказать про Парамоныча, это, с одной стороны, хорошо – значит, Марина не проговорится в Службе безопасности и Парамонычу не придется ждать непрошеных гостей. С другой стороны, это не очень хорошо, потому что у Марины и вправду не будет никаких указаний к действию… У нее и так, должно быть, голова пухнет от происходящего – Борис ей ничего не объяснял, а теперь Служба безопасности требует объяснений от самой Марины.

Значит, нужно как-то продублировать сообщение про Парамоныча, причем сообщить это так, чтобы узнала лишь Марина, а ни в коем случае не Служба безопасности. Над этим стоило поломать голову…

– Кстати, – отвлекла его от забот Олеська. – А в какую страну ты собрался нас отвезти?

– Для начала в Парагвай, – сказал Борис как о чем-то абсолютно отвлеченном.

– Ничего поприличнее не нашлось? – возмутилась Олеська. – Я даже не знаю, на каком языке там разговаривают! Небось дыра страшная…

– Это неважно, – сказал Борис. – Это все неважно…

– Для тебя неважно, для меня важно. Но ты решаешь все по-своему, решаешь не только для себя, но и для меня, для мамы…

– Не надо меня критиковать, – попросил Борис. – Во-первых, у меня сегодня день рождения. Во-вторых, уже слишком поздно…

Олеся еще некоторое время ворчала, потом попыталась включить на кухне радио, но потерпела поражение в борьбе с допотопной техникой. Больше никаких развлечений в квартире не нашлось, и Олеся вернулась в комнату, где, погруженный в тяжкие раздумья, сидел отец.

– Ну хорошо, – сказала она. – Будем ждать маму два-три дня. Это что, значит, будем прямо здесь сидеть, в этой квартире, никуда не выходя? Я же тут свихнусь!

– Лучше свихнуться от скуки, чем попасть в интернат, – со значением произнес Борис.

– Какой интернат? А-а… А ты это все не придумал? Или тебе показалось, что все так ужасно…

Борис едва удержался от какого-нибудь яростного вопля. Показалось… Ну да, конечно – показалось. Какой же он все-таки молодец, что не стал ничего рассказывать ни Марине, ни Олеське раньше. Вот и получилось бы: «А ты это не придумал? А тебе не показалось? Ты, наверное, преувеличиваешь… Что ты, куда это мы должны ехать? Зачем это? Все из-за твоих фантазий? Да ну, брось… Ты просто слишком много работаешь».

Самым простым вариантом было бы усыпить двух этих неразумных женщин, чтобы они очнулись уже в Парагвае. Умные люди в Рязани знали, что говорили: «Сейчас у тебя будет такая классная возможность заново начать все – заново родиться с новым именем, в новой стране… С новой семьей или вообще без семьи». Борис захотел потащить с собой в новую жизнь здоровый кусок жизни старой – вот и приходится за это расплачиваться. Но он не жалел. Он не жалел? Утром своего дня рождения, сидя в облезлой квартире на окраине Балашихи и слушая непрекращающуюся болтовню своей дочери, Борис не знал, жалеет он или нет. Со временем он надеялся разобраться.

Сейчас же он разбирался с другим. Он пытался найти среди всех своих московских друзей и знакомых одного человека, которому можно доверять.

Оказалось, что это дико сложная задача.

Монгол: консультация

Шеф смотрел на него недоверчиво.

– Что, она так прямо и сказала: «Посмотрим, что для него важнее – вытащить Лавровского или сохранить Консультанта»?

– Прямо так и сказала, – подтвердил Монгол.

– А ты и рад мне донести?

– Я довел ее мнение до вашего сведения.

– Большое тебе за это спасибо.

– Мне нужен Консультант, – упрямо повторил Монгол.

– Он всем нужен, – вздохнул Шеф. – Ты знаешь, что такое секс по телефону?

– В общих чертах.

– Так вот, Консультант – это совсем по-другому. Секс по телефону – это когда каждая следующая минута дешевле предыдущей, чем дольше разговор, тем выгоднее. А когда говоришь с Консультантом, то каждая следующая минута дороже предыдущей. И вообще, больше одной минуты я тебе с ним разговаривать не дам.

– Минуты мне хватит.

– То есть у тебя имеются четкие конкретные вопросы? Странно, Морозова мне жаловалась, что дело дрянь и перспектив никаких…

– Перспектив никаких, – тут же согласился Монгол. – Есть только вопросы. Четкие и конкретные.

– Отлично, – сказал Шеф. – Выйди, пожалуйста, из кабинета…

Настоящую фамилию человека по прозвищу Консультант не знал никто. Больше того – никто из руководства Службы безопасности «Интерспектра» не видел этого человека в лицо. Лишь некоторые – и Шеф в том числе – слышали голос в телефонной трубке. Некоторые видели составленные им аналитические записки – всегда распечатанные на принтере без единой рукописной пометки. Консультантом он назвал себя сам, а настоящее имя похоронил вместе с прошлой жизнью. В прошлой жизни Консультант работал в Службе безопасности корпорации «Рослав».

В девяносто седьмом году он вышел на контакт с людьми «Интерспектра» и предложил им следующее: любая информация о деятельности «Рослава» в обмен на деньги. В обмен на большие деньги. В качестве пробного шара Консультант передал ксерокопии нескольких оперативных планов рославской СБ и получил за это десять тысяч долларов. Потом он сообщил, что собирается покинуть «Рослав» и провести остаток жизни вдалеке от исторической родины. Это требовало опять-таки денежных вливаний, и «Интерспектр» профинансировал это мероприятие, получив взамен незаменимого Консультанта по всем вопросам, связанным с корпорацией «Рослав». Все наиболее ценное Консультант выдал в первые полтора года после своего ухода, однако этот источник знаний оказался поистине неисчерпаемым, и к нему периодически обращались за советом – но все реже и реже. Во-первых, потому что знания Консультанта относились к прошлому «Рослава», а во-вторых, потому что Служба безопасности «Рослава» развила бешеную деятельность, чтобы отыскать этот источник информации. Консультанту собственная шкура была очень дорога, и поэтому он даже несколько раз отказывался выходить на связь со своими спонсорами. Консультант обретался где-то за границей, предположительно в Южной Европе, он постоянно менял место жительства, перемещаясь из города в город, из страны в страну. Судя по тому, что по прошествии стольких лет Консультант все еще был жив, эта тактика себя оправдала.

На памяти Монгола Шеф обращался к Консультанту лишь дважды – уже не за конкретными сведениями, а за личностными характеристиками того или иного деятеля «Рослава». Консультант таким образом превратился в живой мигрирующий архив по истории «Рослава». Монгол считал, что сюда и нужно обратиться за справкой насчет Дарчиева и того самого первого случая.

– У тебя будет ровно пятьдесят пять секунд, – сказал Шеф, строго глядя на Монгола. – Это не мои закидоны, это его требование. Он боится, что разговор засекут.

– Ясно, – сказал Монгол.

– Если у тебя действительно конкретные четкие вопросы, тебе хватит времени.

– Мне хватит времени.

Некоторое время они просто сидели и молча смотрели на телефонные аппараты, что стояли на столе Шефа. Потом самый древний из всех аппаратов разразился пронзительной трелью. Шеф снял трубку и сунул ее в руку Монголу.

– Это тебя. Время пошло.

– Здравствуйте, – автоматически брякнул Монгол и с ужасом понял, что только что пустил на ветер несколько драгоценных секунд. – Меня интересует человек по фамилии Дарчиев, он сейчас занимается тайными финансовыми переводами денег «Рослава» за рубеж. Какое-то время назад его подчиненный сбежал из корпорации, вероятно прихватив с собой крупную сумму денег… Алло? Вы меня слышите?

– Да, – раздался далекий, словно находящийся за пределами Солнечной системы, голос. – Я вас слышу…

– Ну и? – нетерпеливо проговорил Монгол. Консультант молчал, и Монголу показалось, что молчание это длилось вечность или по крайней мере пятьдесят пять секунд.

Но потом Консультант заговорил. Он говорил медленно, очень четко выговаривая слова, так что у Монгола не возникло нужды переспрашивать.

Потом Консультант оборвал фразу и сказал:

– Время.

И повесил трубку. Монгол несколько секунд спустя сделал то же самое. Потом он посмотрел на Шефа и сказал – не по поводу Шефа, а по поводу услышанного:

– Ух ты.

Челюсть: охотник на тропе (3)

Ничего не происходит просто так, и начальник рославской Службы безопасности не просто так занимал свой пост, не даром ел свой хлеб и не по блату на него прорвался. У него было чутье.

И благодаря этому чутью он понял, что не просто так шептались возле книжных шкафов в подземном зале совещаний генерал Стрыгин и его заместитель Сучугов. Что-то там говорилось такое, о чем начальник Службы безопасности предпочел бы знать, причем дословно…

Но в зале заседаний не было «жучков», поэтому начальник СБ пытался разузнать о случившемся иными методами. Вечером в среду он снова вызвал к себе Сучугова, и говорил с ним, и строго смотрел в глаза, и пытался прочитать в этих глазах ответы на свои незаданные вопросы… У Сучугова же были другие заботы во время этой беседы.

Он думал о суматошном вечере вторника. И о том, что лучше было бы не знать начальнику СБ, что случилось во вторник. А случилось много чего – и все не в пользу Сучугова. Кое-что из этого перечня, с точки зрения Челюсти, не поддавалось логическому объяснению. Сучугов не мог понять.

Сучугов не мог понять, каким образом трое здоровых мужиков не смогли уследить за одной-единственной женщиной внутри запертой квартиры, едва ли не упустили ее, использовав в качестве последнего средства удержания пулю… Теперь некому было задавать вопросы: «Кто такой Парамоныч? Где живет Парамоныч?» Теперь…

– Большая кровопотеря, – сказали Сучугову в телефонной трубке. – Критическое состояние. Все решится в течение суток. Или выживет, или…

Или Сучугов потеряет источник информации. И он потеряет то единственное, что пока удерживает Бориса Романова в пределах Российского государства. А если он все это потеряет, то потеряет и себя. В смысле – себя в качестве заместителя начальника СБ. В смысле – кандидата в начальники СБ. В смысле – человека, которого дружески похлопал по плечу сам генерал Стрыгин. Это будет большая потеря.

Вероятно, из-за того, что Сучугов был так озабочен предчувствием грядущей потери, он слишком медленно отреагировал на сообщение своего информатора внутри «Интерспектра». Информатор позвонил примерно через час после того, как Сучугов узнал о ранении Марины Романовой, и эта первая новость заслонила собой все предыдущие и последующие. Челюсть, конечно же, отправил людей в «Славянку», чтобы они засели на квартире Романова и ждали гостей из «Интерспектра», как пообещал информатор – но… Нехорошая это оказалась квартира, все в тот день шло не так внутри и рядом с этой квартирой. Люди из «Интерспектра» – то ли двое, то ли трое – проскользнули между выставленных засад, ушли, не оставив после себя явных следов, кроме пары оглушенных романовских соседей и одного сучуговского оперативника с сотрясением мозга. Пострадавший утверждал, что отметелила его женщина. Это тоже было Сучугову не совсем понятно.

Непрошеные гости ушли, переполошив напоследок мирное население «Славянки» и потоптав попутно гражданина Бурмистрова, который в последнее время так часто стал попадать в поле зрения СБ, что с ним было решено провести дополнительную работу…

Но все это было ничтожно малым результатом, пригоршней пепла, который годился только на посыпание собственной неумной головы. Не было живого Бориса Романова. Не было мифического Парамоныча. Не было вездесущих агентов «Интерспектра». Не было даже жены Романова, на которую можно было наорать…

И еще были телефонные звонки. Кажется, это уже был пятнадцатый или шестнадцатый. Секретарша куда-то вышла, а Сучугов только что вернулся от начальника, находился в настроении задумчивом, а потому не сообразил вовремя, ЧТО это за звонок и почему ему не стоит снимать трубку.

Но он снял трубку и рассеянно сказал:

– Алло…

– Господин Сучугов?

– Да, я.

– Приятно, что вы наконец уделили нам внимание.

– Кому – вам?

– Бригаде проводников, которая обслуживала поезд Москва – Санкт-Петербург.

– Черт! – сказал Челюсть, но бросать трубку было несолидно, и он продолжил этот бессмысленный и ненужный разговор. – Ну и что вам нужно?

– У нас проблемы с получением заработной платы.

– Это чисто ваши проблемы, – сказал Челюсть. – Деньги были в вагоне, нужно было их просто взять. Если для вас это было так трудно, не стоило подписываться на работу. У меня имелась масса других претендентов… К тому же, как я слышал, деньги стащил один из троих ваших работников. Двоим в поезде стало плохо, а третий слинял вместе с зарплатой. Ищите его, вот и решение вашей проблемы.

– Это устаревшая информация, – сказали в трубке. – По нашим сведениям, приболели все трое, а деньги ушли налево. Или вернулись к вам?

– Что это за намеки?

– В поезде мог ехать ваш человек, который присмотрел за нашими людьми, подсуетился… И забрал деньги, потому что с деньгами всегда трудно расставаться. Я по себе это знаю.

– Не было ничего подобного! – отрезал Челюсть. – Я уговор не нарушал!

– Говорят, там в купе какая-то женщина была… Ее не нашли, когда поезд остановился. Это, случаем, не ваша знакомая?

– Не моя! Слушайте… Решайте свои проблемы сами и не грузите меня. Я ведь не гружу вас своими проблемами!

– Когда пропадает двадцать тысяч баксов, – доверительно прошептал голос в трубке, – это не только наша проблема, потому что мы их ищем. Это еще и ваша проблема, потому что мы очень сердимся, когда не находим денег.

– Ну и успехов в работе, – сказал Челюсть и повесил трубку. Детский сад какой-то… Нет, не стоит больше брать левых чистильщиков. Себе дороже – не в смысле бабок, хотя и это тоже… В смысле нервов.

Сучугов посмотрел на дисплее номер звонившего, переписал его на листок бумаги и велел появившейся секретарше больше на звонки этого кретина не реагировать. Внести в черный список. Нечего валить с больной головы на здоровую.