Текст книги "Я иду"

Сергей Алексеевич Попов
Я иду

© Сергей Алексеевич Попов, 2016

© Интернациональный Союз писателей, 2016

* * *

Попов Сергей Алексеевич

Семье посвящается

Сергей Алексеевич Попов родился 16 ноября 1990 года в городе Москве. С детства любил литературу, много сочинял сам. В 12 лет написал первое стихотворение и на протяжении всех школьных лет продолжал заниматься поэзией.

В 2013 с отличием окончил Столичную Финансово-Гуманитарную Академию, имеет высшее экономическое образование. В студенческие годы серьезно увлекся фантастикой. За пять лет написал четыре книги в жанре постапокалитика, пока не опубликованных.

С 2014 года продолжил обучение в родной академии на психологическом факультете и в этом же году закончил написание следующей постапокалиптической книги-хроники. В настоящее время планирует создать продолжение и третью книгу, завершающую основную сюжетную линию.

ПРОЛОГ

Докурив сигарету, я затушил окурок о пепельницу и вышел из-за стола, чтобы посмотреть в окно, на потихоньку просыпающийся город. Сдвинув занавеску, – открыл форточку, впуская на кухню душный, затхлый воздух вместе с шумом машин, трелью клаксонов и ором людей, голосящих с утра пораньше, и приник к запыленному окну, сонными глазами засмотрелся на только-только расцветающее небо.

– Сегодня должно быть ясно, – решил я, глядя на вытянутые золотистые облака, медленно-медленно плывущие по синеве, – а то темнотища надоела.

Погода же сегодня действительно обещала быть солнечной и теплой, что несказанно радовало: дожди уже сидели в печенках. Осталось лишь разбудить Бетти, проводить в школу и придумать, чем заняться в незапланированный выходной. Хотя, что тут думать? Скачаю какой-нибудь нудный фильм, наберу пива с чипсами и просижу полдня за компьютером – вот и все планы. Правда, может, чего интересного по ящику покажут, и вместо скрипучего кресла и монитора перемещусь в гостиную, на диван. В общем, как получится, – альтернатив у меня, конечно, немного…

Постоял так с минуту, устало зевнул, вздохнул, напоследок проводил глазами людей, спешащих на работу, и посмотрел на циферблат настенных часов, висевших над календарем с изображением леса: «07:26»

– Пора поднимать мою принцессу! – радостно воскликнул и – к комнате дочери.

Подойдя к двери, – немного постоял в нерешительности, а потом улыбнулся, пару раз постучал и громко произнес:

– Бетти, малышка, просыпайся! Я…

Но не успел договорить, – ручка повернулась, вышла Бетти.

– Доброе утро, пап… – без особого настроения, пасмурно и сонно поприветствовала она, глядя на меня усталыми покрасневшими глазами. – Я думала, просплю все, что можно.

Я улыбнулся.

– Иди пока в ванную, а я приготовлю завтрак, – сказал и, осмотрев комнату дочери, завешанную разнообразными плакатами «The Cure», «Sex Pistols» и «Placebo», добавил с ноткой стыда: – Извини, но деликатесов не обещаю.

– Ничего, я привыкла… – все так же хмуро буркнула в ответ дочка и перед тем как уйти произнесла: – Чего еще ожидать от холостяка?..

Я лишь тяжело вздохнул, закрыл за ней дверь и поплелся обратно на кухню.

– И включи телевизор погромче!

– Ладно! – отозвался я и поинтересовался: – Ты что будешь: апельсиновый сок или кофе?

– Ты же знаешь, что утром я пью только кофе! – укоризненно бросила Бетти. – Зачем спрашивать-то, пап?..

Я вздохнул, включая телевизор, вымолвил:

– Извини!..

Но Бетти ничего не ответила, и я с совершенно подавленным настроением прибавил громкости, налил воды в электрочайник и включил. Достав с полки посуду и пачку кукурузных хлопьев, – наспех насыпал в тарелку и полез в холодильник за молоком, краем уха слушая утренние новости:

«Сегодня глава корпорации Portal Energy Transfer, профессор экспериментальной и теоретической физики Эрик Гельдман, объявил на всемирном конгрессе, что строительство седьмого, самого главного Портала, обошедшегося почти в сто миллиардов евро, завершено, и сегодня же произойдет их первый в истории человечества одновременный запуск!»

– Да кому эта херня-то нужна?.. – скептически отметил я и усмехнулся, наливая кипяток в чашку с быстрорастворимым кофе. – Мозги населению только пудрят и языками чешут, вместо того, чтобы зарплаты повышать, – добавил сахар, тщательно перемешал напиток. – Деньги, что ли, не на что девать? Так дайте мне – живо им применение найду! – посмеялся и поставил душистый напиток на стол. – Мне всегда вот было интересно: кто же вам деньги-то дает такие? И ведь если он сейчас принародно опозорится или что-нибудь в этой хреновине накроется, то с кого же вы денежки-то будете сосать?

– Ты чего тут так разошелся? – неожиданно пройдя на кухню, поинтересовалась Бетти и, не дожидаясь ответа, села за стол, почему-то сразу начав с кофе.

– Что ты за кофе-то схватилась сразу? – проигнорировав ее недовольное замечание, сердито спросил я. – Хлопья ешь сначала, а к кофе я тебе сэндвичей сделаю.

Но та лишь одарила меня прохладным взглядом, так и не прикоснувшись к тарелке.

– Послушай, Бетти… – начал я, заслонил собой телевизор. – Давай…

– О чем, пап? О чем с тобой говорить? Скажи мне? – набросилась с вопросами дочь. – Ты ведь меня даже не слушаешь!..

– Я… я… просто пытаюсь понять, что с тобой такое творится уже который день, – с запинками вставил я, смотря то на ее волосы, выкрашенные в огненно-рыжий цвет, то на глаза, отдающие голубизной. – Только и всего, принцесса!

– Да потому что мне невыносимо с тобой, отец! – громко прокричала Бетти и, выждав несколько секунд, продолжила, но уже спокойным голосом: – Мы никуда не ходим, вечерами сидим дома, как два старика, и смотрим ТВОИ тупые комедии, над которыми смеешься только ТЫ! А когда я раз в жизни попросила ТЕБЯ разбудить пораньше, ТЫ просто взял и забыл про меня! Забыл и свалил на свою чертову работу! Из-за ТЕБЯ я опоздала на занятия и чуть не опоздала на репетицию! – удрученно помотала головой. – Да кому я это вообще говорю – ты все равно будешь делать так, как считаешь нужным.

– Но сегодня я… – запнулся, вздохнул, отходя в сторону, – я ведь вовремя тебя разбудил…

– Ага, спасибо… – уткнувшись глазами в телевизор, сухо бросила дочь и, подчеркнуто отодвинув тарелку, допила кофе. – Ты это хотел услышать?

Я опустил глаза, облокотился на столешницу и опечаленно ответил:

– Да…

Замолчали.

А тем временем телевизор надрывался:

«Друзья! Я так долго ждал этого момента и уверен, что и все вы ждали его вместе со мной, потому что сегодняшний день станет для всего человечества, не побоюсь этого слова, великим!»

Я развернулся и увидел на экране светловолосого сухонького мужчину в лабораторном халате с приятными чертами лица, стоящего на вертолетной площадке на фоне ворот фантастических размеров, возвышающихся на крыше многоэтажного дома. Рядом с ним – четверо вооруженных людей в военной форме, лица скрывали черные баллистические маски.

Человек улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, и продолжил, морщась от вспышек десятков фотокамер:

«Сегодня мы навсегда откажемся от электричества, ядерной энергетики и откроем для себя совершенно новые горизонты возможностей! Возможностей, которые в корне перевернут наше представление о мире! Только представьте себе, что принесут в нашу жизнь Порталы!»

Он отошел и указал на громадину со свисающими толстыми проводами. Те тянулись вниз, уходили в огромные блоки, закрепленные на стенах домов.

«Нескончаемая бесплатная экологически чистая энергия для всех прямиком из космоса! Новое поколение компьютеров, военной техники и транспорта! Шаг к созданию сверхмощного вооружения, построенного на совершенно иных принципах действия! И, наконец, финальный шаг к разгадке нашей с вами Вселенной и долгожданные полномасштабные космические экспедиции, о которых прежде мы не могли даже мечтать! И это лишь малая часть того, что Порталы подарят человечеству!»

– Я пошла собираться, – холодно произнесла Бетти и, даже не посмотрев на меня, – к себе в комнату. – Провожать будешь?

– Конечно! – спохватился я и, быстренько сполоснув руки, – следом. – Во сколько тебя ждать?

– Не знаю, – неопределенно ответила та и вошла к себе, не закрывая дверь, – у нас сегодня еще генеральная репетиция, если помнишь, поэтому точно я тебе сказать ничего не могу.

– Ясно… – пожал плечами, облокотился на дверной проем, следя за сборами дочки. Бетти, покидав в рюкзак пару тетрадей, кое-как застегнула, зачехлила электрогитару и стала рассовывать телефон и плеер по передним карманам джинсов. – Я тебе на холодильнике деньги оставил… – грустно вздохнул, – …купи себе чего-нибудь.

Бетти промолчала. Покончив со сборами, – надела клетчатую рубашку поверх футболки, сбрызнула себя духами и прошла мимо, оставляя шлейф тончайшего цветочного аромата. Забрав с холодильника деньги, она наспех пересчитала сумму и сунула в задний карман, несмотря на то, что я строго-настрого велел так не делать.

– Позвони мне, как закончите там… – попросил я и последовал за дочкой к входной двери. – Чтобы я не переживал, ладно?

– С каких это пор ты стал за меня переживать? – поставив свои вещи на пол, съязвила Бетти и принялась обуваться в кроссовки.

– Просто набери мне, хорошо?

Та хмыкнула, посмотрела на меня косо, но все-таки согласилась:

– Ладно. – И, закинув рюкзак за плечи, поправила рубашку, чтобы не торчала, подняла гитару и вышла. – До вечера.

– До вечера, люблю тебя.

Закрыв за ней на верхний и нижний засов, – проводил Бетти через глазок расстроенным взглядом и поплелся обратно на кухню.

– Вся в мать… – высказался, наконец, и, открыв холодильник, забрал апельсиновый сок. – Такая же непробиваемая… – налил полстакана, вздохнул, вернулся за стол и взялся доедать нетронутый завтрак дочери, молча смотря в телевизор.

«…Но нет, я не волшебник, я – простой человек, как и вы, который смотрит вперед! А теперь от имени всей корпорации Р.Е.Т., я, профессор Эрик Гельдман, с восторгом объявляю о запуске Порталов!»

Профессор развел руками и начал отсчет, не отводя пристального взгляда от камеры:

«Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два…»

Выдержал паузу, улыбнулся, посмотрел на дрожащие врата позади и закончил нетерпеливо:

«…один!»

Я ахнул.

Через секунду меж ворот образовалось сероватое завихрение, потом оно принялось набирать обороты, раскручиваться все быстрее и быстрее, окрашиваться в ярко-голубой цвет. Толстенные провода от нагрузки дрожали, обливались электрическими сполохами.

Секунда, две…

Врата протяжно и жутко загудели, словно атомоход в океане, а через секунду вихрь в центре замерцал, заискрился, увеличиваясь в размере, и… в квартире вырубился весь свет. Я отодвинул недопитый стакан в сторону, и уже хотел встать, как вдруг городской телефон на кухне пискнул, холодильник опять замычал, а телевизор – вернул картину происходящего по ту сторону экрана. Но теперь вместо небольшого вихря страшно выл исполинского размера водоворот, а из центра вырывались чудовищной силы порывы ветра вперемешку с красными молниями. Они били то верх, то вниз, то прыснули куда-то вкривь, на моих глазах пробив насквозь стену жилого дома, устроили пожар.

– Какого хрена?.. – проговорил я и с ужасом продолжил следить за запуском Портала. Тот обрушивал молнии теперь уже на головы зевак, столпившихся на улицах с мобильными телефонами, но благо обходилось без жертв.

Профессор же явно занервничал, но вида не подал и успокоил всех:

«Ничего страшного в этом нет! Портал рвет грань, соединяющую две условные точки, в силу чего возникают сильные электромагнитные вспышки! Через несколько секунд он стабилизируется, и вы увидите…»

Электричество вновь дало сбой, телевизор погас, так и не дав дослушать объяснение до конца.

– Надо звонить Бетти, – с плохим предчувствием у сердца решил я и – в гостиную, забирая мобильный телефон с журнального стола.

Открыл меню контактов, нажал на вызов дочери и – ждать…

– Черт… – сбросив вызов, выругался я и – пулей на кухню.

Едва подбежал к окну на кухне, чтобы посмотреть, что там творится, – свет вернули, телевизор разразился страшным треском, а на экране, покрытом рябью, – сущий ад: дома, пылающие в огне, молнии, бьющие во все стороны. Пригляделся и сквозь страшные помехи разглядел виновника случившегося. Профессора, растерянного, оглушенного, вооруженная охрана усаживала в подлетевший вертолет. Но только он оторвался посадочной площадки, – на моих глазах вихрь в центре Портала озарился белыми вспышками, а в следующую секунду из него один за другим начали выскакивать какие-то темные сферы.

– Господь всемогущий!.. – пораженный увиденным воскликнул я и попытался еще раз вызвать Бетти, но дочкин телефон оказался выключенным. – Что же ты творишь, дурочка!.. – и в лихорадке, сунув телефон в карман, весь на пределе, уже собрался бежать в коридор, как вдруг Портал, показанный крупным планом, резко втянулся в самого себя, разразился ужасающим гулом, и… разошелся во все стороны ударной волной. – Бетти… – потом поднялась паника, кто-то крикнул «Бежим!», уронил камеру, и изображение вместе со светом во всем доме пропало. – Господи, Господи!..

Сам – в коридор. Наспех обулся, выбежал на лестничную клетку. Но не успел и пролета преодолеть, – пол под ногами сотрясло, будто от землетрясения, меня – спиной на ступени. Хрустнул телефон. А за пыльным окном – седо-черная многоэтажная грязная волна обломков с громыханием ползет к моему дому, сносит все на своем пути…

I

В подвале – сыро, темно, зябко. Меж голых бетонных стен завывали жуткие сквозняки, качали лампу, свисающую с треснутого потолка на тонком расползшемся проводе, по местами затопленному полу бегала едва различимая в огне примуса рябь. Дождь, что лил как из ведра больше часа, наконец-то закончился, и теперь там, где-то в глубинах полуразрушенного дома, журчала стекающая вода, не смолкало глухое эхо. Изредка к этому гулу добавлялись отвратительные писки крыс. Они резвились во мраке, среди заброшенного мусора, плескались в холодной дождевой воде.

Капли неустанно барабанили то по металлу, то по дереву, то по бетону, то по трубам, сотрясали несмолкающую ни на минуту темноту, наполняли все вокруг какими-то ускользающими звуками. Еще немного послушав эти «голоса дома», я помешал вилкой крысятину в банке из-под рыбных консервов и сделал огонек примуса поменьше, принюхиваясь. Пахло скверно – собака есть не станет.

– Ну, дай бог, не сдохну… – смирился и достал из кармана крохотный бумажный пакетик с солью.

Посыпав тошнотворную бурду, – еще разок все хорошенько перемешал, мысленно перекрестился, филигранно подцепил зубчиком небольшой грязно-бордовый кусочек и кинул в рот. Скривился, быстро прожевал и проглотил, чувствуя странное послевкусие.

– Неплохо, – неожиданно отметил для себя и выключил примус, подвигая поближе, – можно и пообедать…

Достал из армейского вещмешка небольшую полупустую бутылку воды, сделал маленький глоток, приступил к трапезе. Пока ел, крысы вконец осмелели и сидели теперь уже на гнилых столах и продуктовых корзинах буквально в нескольких шагах от меня. Ближе подходить все-таки не решались – боялись. Как ни крути, а инстинкт выживания у этих мусорщиков на высоте: прикармливай, заманивай – все равно не подойдут. Раз человек рядом, они и носа не сунут – мало ли, чего ему в голову взбредет.

– Что, проголодались? – чавкая жареным мясцом, по вкусу отдаленно напоминающим курицу, спросил я своих пищащих «гостей». Те прибывали с каждой секундой, чуть слышно хлюпали по лужам. – Извините уж… угостить ничем не смогу – сам вон… – зачем-то кивнул на банку, словно ожидал от них глубокого сочувствия, понимания моего печального положения, – …подножным кормом питаюсь.

Мокрые крысы в ответ запищали, зашуршали коготками, закрутили хвостами. Некоторые даже вытянулись, зашевелили усиками.

– Я теперь такой же, как и вы, – продолжил я и, доев мясо, приправленное солью, отхлебнул водички и пояснил хвостатым друзьям: – Помоечник, мусорщик… – кинул им опорожненную банку, сложил пожитки. – Если хотите, можете подкрепиться своим собратом – ничего другого у меня для вас нет.

Но голодным грызунам по душе и объедки: навалились скопом, пронзительно запищали, закишели – лишь бы ухватить хоть что-то. Жир, остатки – плевать. Жесть скрипела, шуршала, ерзала о камни, обо что-то металлическое, а потом и вовсе заплескалась вдалеке – словом, пошла «по рукам». Слушая это многоголосье, я улыбнулся, грустно вздохнул и заполз в карман накидки за зажигалкой и фотографией.

– Где же ты, принцесса?.. – подсветив тусклым огоньком изображение улыбающейся дочери в косухе, сидящей в кафе за столиком, в очередной раз спросил себя и побледнел – опять слишком близко подпустил самую страшную мысль о ее судьбе. – Нет… нет… – завертел головой, отгоняя этот ночной кошмар, – ты жива и я найду тебя… непременно найду, слышишь?.. – засопел, поцеловал дорогую сердцу фотографию, убрал обратно во внутренний карман и достал почти пустую мятую пачку сигарет, горько закуривая. – Хоть весь мир обойду, но найду…

Сделал затяжку, другую, немного успокоился.

Крысы тем временем уже не на шутку драли банку, да так, что звон и молотящие стуки разлетались по всему заброшенному залитому помещению. А я же, накинув просторный капюшон, откинулся на потресканную влажную стену и задумался, потягивая предпоследнюю сигаретку. Но наслаждался ей, ей-богу, как последней…

– Папа, быстрее!!.. – в восторге кричала Бетти, крепче держась за меня, и разглядывала левый отбойник, сливающийся в единую линию. – Круто!.. Как круто!

– Держись крепче, малышка! – через мотошлем улыбнулся я, выкрутил ручку газа и – вверх по пустой скоростной трассе под рыканье глушителей. – Это еще не предел!

Спортивный мотоцикл уносил нас прочь от оживленного, вечно шумного и пыльного города, позволял насладиться скоростью и встречным ветром. Мимо проносились вывески, рекламные баннеры, билборды, афиши, мелькали ограждения. За ними – неисчислимые высотки, улицы, люди, машины – весь «муравейник». Такое все незначительное, незаметное, неинтересное. Ни мне, ни Бетти не хотелось отвлекаться от дороги, смотреть по сторонам. Обоих сейчас увлекала только езда, визг колес на поворотах и… больше ничего. Время как будто остановилось, его не стало: впереди – горизонт, позади – обыденная серость. И между ними – короткий миг, яркий, прекрасный. Мы были так свободны, так счастливы, что весь мир, необъятный, сложный, казалось, слился в единую разделительную полосу, асфальтовое покрытие, стал простым и понятным. А закатное солнце, тщетно слепящее меня через тонированное забрало, будто куда-то увлекало, заманивало, раззадоривало, заставляя цепко держаться за руль и… гнать, гнать, гнать без оглядки…

– Пап, может, заедем куда-нибудь… перекусим? – сквозь вой ветра и ор двигателя услышал голос Бетти. – Возьмем по гамбургеру и коле. Что скажешь?

– Ну а что я могу сказать? – усмехнулся я. – Конечно я «за»! Вон, кстати, какая-то забегаловка вдалеке… – сбавил скорость, пригляделся, – можно туда и заглянуть, в принципе. Да и народу, думаю, там немного.

– Тебе решать, пап, – ты же за рулем-то, – засмеялась дочка, покрепче прижалась к моей мотоциклетной куртке.

Остановились на полупустой парковке забегаловки Biff Day's. Заглушил двигатель, снял шлем, вместе с Бетти слез с мотоцикла, поставил на подножку.

– Пойдем? – вытащив ключ зажигания, улыбнулся я зевающей дочке и приобнял. – О-о-о! Кого-то, вижу, дорога утомила, а сама мне говорила: «Да я хоть до ночи кататься готова!» – и засмеялся.

Бетти насупилась и беззлобно толкнула в плечо.

– Займи пока местечко, а я чего-нибудь закажу, – оглядев полупустое помещение с семейной парой у окна слева и скучающим кассиром в чудной шляпе и фартуке, распорядился яи-к кассе.

Проводив дочку ласковым взглядом, – дождался, когда она займет столик возле прохода, окликнул молодого парня с раскрасневшимся лицом и заказал по коле и большому фирменному гамбургеру. Пока готовился заказ, посмотрел на уставшую Бетти. Та играла в телефон, потом, видимо, почувствовала, как смотрю на нее, подняла глаза, искренне улыбнулась и кокетливо поправила волосы. Расплатившись, – забрал поднос и направился к дочке. Присел рядом. Бетти переложила черно-желтый шлем на свободный стул и принялась за прохладную газировку со льдом.

Помолчали.

– Теперь увидимся только в следующее воскресение?.. – нарушила она тишину, потягивая колу через трубочку.

– Твоя мама так решила… – разочарованно и без намека на укор ответил я, кусая гамбургер. – Она считает, что так лучше для тебя…

– Почему ты не поговоришь с ней?., – расстроенно спросила дочка, разворачивая сэндвич. – Яуверена, что она поймет все и… – запнулась, взгляд похолодел, словно хотела сказать что-то весомое, но потом передумала, сдержалась, – в конце концов, ты – взрослый человек и имеешь право видеться сродной дочерью чаще!..

– Бетти… – вздохнув, начал я, отпил колы. Голос подводил, дрожал. – Все не так просто… – достал зажигалку, пачку сигарет, закурил. – Понимаешь…

– Просто это ТЫ ничего не хочешь менять… – сердито и обиженно высказала она, кинула на поднос надкусанный гамбургер. – И видеть меня тоже… – посмотрела на меня заслезившимися глазами. – А я устала ждать каждое воскресение, чтобы увидеть тебя вновь!.. Мне надоело! Слышишь?!

– Принцесса…

Но дочка отвернулась, тихо всхлипнула.

Обнял, утер слезы со щечек.

– Я обязательно с ней поговорю, – погладив по рыжим волосам, пообещал я. – Мы что-нибудь решим. Хорошо? Хорошо, малышка?.. Ты веришь мне?..

Замолчали.

Крысы визгливо запищали и безвозвратно выдернули из воспоминаний, какими так дорожил. Недовольно тихо выругался, выплюнул окурок, вгляделся в темноту.

– Чего вы там опять?.. – спросил и – умолк, слыша отчетливые шлепки по воде где-то за стеной справа.

Обитатели подвала, почуяв смертельную опасность, притихли и – кто куда: одни – по норкам, другие – обратно по лужам куда-то в дальний конец. Дождавшись, когда они разбегутся, – поднял с пола заряженный арбалет, притаился и вгляделся в пугающую тьму. Шлепки приближались, а с ними – хорошо знакомое протяжное ворчание и хрип.

– Унюхал все-таки, скотина… – шепотом выругался я и на цыпочках отошел в сторонку, держа арбалет наготове. – Ну ползи-ползи…

Присел за пахнущей плесенью бетонной плитой, давным-давно упавшей с верхнего этажа, осторожно выглянул и напряг зрение, уже различая смутно прорисовавшиеся серо-черные глянцевые лапки морфа-загонщика.

– Поближе… – чуть слышно завлекал я, – не бойся, подходи поближе, мать твою…

Но пришлец показываться не торопился – к чему-то по-собачьи принюхивался, плескался водичкой, ворчал, переворачивал продуктовые корзины, ничейную мебель, опять ворчал. А через секунду в трех шагах от меня прямиком в лужу угодил прогнивший стол, и я напрягся, дожидаясь подходящего момента.

– Ну не дай бог вещи мои тронешь… – пригрозил и опять высунулся – тот рыскал уже возле моего недавнего места пребывания. Кожа – серо-черная по-рыбьи блестящая склизкая, конечности – неправдоподобно длинны, трехпалы. Передвигался на четвереньках, мотал огромной головой, обросшей извивающимися отростками. Нос плоский, глаза – большие, бледные, навыкат, без зрачков. – Тогда, нюхач, пеняй на себя…

Морф, конечно же, плевать хотел на угрозы и бесцеремонно запустил лапищу в вещмешок, параллельно обнюхивая сухой пол, где сидел я. И вот когда незваный гость уже совсем обнаглел, вытащил примус, по-глупому уставившись на непонятный предмет, я вытянул руку и спустил курок. Тот в момент выронил добычу в лужу, истошно заверещал, обливаясь черной, как мазут, кровью, ударился об стену и схватился за дротик с ярко-оранжевым оперением, торчащим из левого глаза.

– Допрыгался! – обрадовался я и, повесив арбалет на крепление на правой ноге, снял с пояса охотничий нож, выбежал и – два точных удара в пульсирующую измазанную черным шею. – Ну что? Долго искал меня, вынюхивал?.. – выдернул боеприпас, вытер о подол, убрал в компактный колчан на левой голени. – Ну и хрен с тобой, молчи, – пнул труп и достал из мешка, запачканного темными брызгами, пластиковый пищевой контейнер. – Молчание – золото.

С подозрительностью оглядевшись, понял, что кроме меня никого в подвале больше нет, хладнокровно обрезал загонщику все восемь тошнотворных на вид отростков, сложил в емкость и захлопнул крышку.

– Неплохой улов, – взвесив трофеи, довольно отметил я и, закинув в вещмешок, зачехлил нож. – Хотя за охотника куш вышел бы посолиднее, но и этого хватит – на пару баночек тушенки я себе точно наскреб.

Вытащил из грязной лужи маленький походный примус, насухо вытер и – в мешок.

– Сейчас ручонки только сполосну, и можно в путь, – резюмировал я и, закинув пожитки за плечи, вымыл руки, испачканные инопланетной кровью. – Ну, с богом…

И, засмолив последней сигаретой, двинул к выходу.

* * *

Сирена протяжно завыла, нарушая непринужденную и теплую атмосферу внутри казармы, и немедленно сменилась взволнованным голосом, периодически тонущим в какофонии пулеметных очередей и криков:

«Говорит вышка-2! На Внешний Периметр Горизонта-26 движется огромная волна морфов! Всем отрядам Тенеборцев немедленно занять позиции и приготовиться к отражению нападения! Повторяю: на Внешний Периметр Горизонта-26…»

Заслушав уже повторяющееся по второму кругу сообщение, невысокий крепкий мужчина в серых камуфляжных штанах и майке недовольно цокнул, пригладил длинные черные волосы и сбросил игральные карты на покрывало своей койки, обращаясь к напарнику:

– Короче проиграл ты, Марк, – пара тузов у меня, – язвительно улыбнулся, сверкнул серебристыми глазами, – но так и быть: жетончик твой срывать не буду, но вот пивом сегодня угощаешь ты.

– Да я так разорюсь, Айс! – обиженно вскричал тот и, сложив колоду в коробочку, забрал с верхнего яруса вместительную сумку защитного цвета и кинул на стул. – Мне, блин, и так жалование задерживают!

– Не надо тогда играть садиться, приятель! – похлопав того по твердому плечу, насмешливо поддел Айс и, вытащив из-под кровати такую же сумку, громко и четко прокричал всем остальным: – На сборы даю двадцать секунд! Как будете готовы – выходим и – к стенам! Всем ясно?

– Так точно! – отрубило в унисон. Зашуршали сумки, расстегнулись молнии.

– Марк, электрострел побольше возьми – поджарим сволочей, – по-отечески, тепло попросил он и, заглянув в зеленые глаза, полные тревоги, кивнул: – Все будет в порядке.

Марк секунду помолчал, а потом хмуро улыбнулся, не скрывая запредельного волнения, и слегка дрожащим голосом ответил:

– Как скажешь, Айс, встретимся снаружи.

Айс еще раз потрепал друга за плечо, успокаивая, наспех обулся в высокие штурмовые ботинки на шнуровке, надел серебристо-черные доспехи, липучкой закрепил на запястьях кожаные перчатки со стальными вставками и, выпустив два коротких лезвия, – со всех ног к двери с ярко-красной вывеской «АРСЕНАЛ».

Открыв обшарпанную дверь, он затолкался меж металлических ящиков со взрывчаткой и огнестрельным оружием и подошел к бледно-желтой стене со множеством стендов с луками, почти сразу же натыкаясь на свой:

«СТАРШИЙ СЕРЖАНТ АЙС ЭВАНС»

– Соскучился? – шутливо обратился Айс к большому блочному черному боевому луку и, сняв, признался: – Я тоже, дружище.

Забрав пустой вместительный колчан такого же цвета, – ловко повесил через плечо и быстрым шагом направился к большому матовому поцарапанному контейнеру с надписью «Осторожно!» Усмехнувшись в очередной раз предупреждению, он торопливо откупорил замки, быстро пробежался глазами по различным стрелам, рассортированным по типам, набрал по два десятка разрывных и обычных, переложил к себе и – назад.

К тому времени остальные Тенеборцы уже завершили сборы, по двое забегали в арсенал, второпях надевали колчаны, разбирали именные луки. Пропустив еще двух бойцов, где повстречался Марк, Айс выбежал обратно в казарму, дрожащую от рева сирены, и – на выход. Поспешно открыв большие скрипучие двустворчатые двери с полустертым изображением черного сокола, он вышел наружу, с вызовом глянул на готическое осеннее небо, накинул капюшон и – по мокрой заасфальтированной дороге вслед за другими Тенеборцами к высоким стенам Периметра, за какими уже слышался гул и протяжное отвратительное ворчание.

Подбежал к лестницам, ведущим к боевому ходу, услышал громкий стрекот лопастей и обернулся, наблюдая одновременный взлет военных вертолетов с трех площадок. Техника стремительно набирала высоту, возвышалась над Горизонтом. Айс проводил их воодушевленным взглядом, потом увидел своих ребят в темных просторных капюшонах, выбегающих из казарм, помахал и громко скомандовал, перекрикивая оглушительную пальбу и взрывы:

– На стены, парни! – и застучал толстой подошвой по сырым ступеням. – Дадим им жару!

На самом верху высоченной стены быстро огляделся, кивнул пулеметчику, поливающему свинцом напирающих захватчиков, встал рядом с колючей проволокой, что в несколько рядов опоясывала весь Периметр, достал разрывную стрелу и взглянул на высоковольтный забор. Сразу за ним начиналось минное поле – вторая линия обороны. Именно ему предстояло сломить натиск, когда будет прорван первый заслон. Орды склизких морфов-загонщиков, гонимые своими вечными хозяевами, – высокими, в два раза выше человека морфами-охотниками, передвигающимися в отличие от своих быстрых ищеек исключительно на длинных задних лапах, – под шквалом пуль рвались к Периметру. Внешне отличались от загонщиков несильно: тощие тела, длинные, в кровавом сиянии, змеящиеся отростки на голове, шесть серых глаз, расположенных в два ряда да двупалые глянцевые конечности – вот, пожалуй, и все различия. Правда, охотники в разы превосходили тех умом и напролом к людям не рвались – ждали, когда в бой ввяжутся преданные слуги, и прятались от пуль за гнилыми деревьями, ржавыми танками, затонувшими в грязи, и в густых кустарниках, покрытых жуткими рубиновыми язвами, выбрасывающими в воздух какую-то омерзительную серую пыльцу. Место же, откуда бежала эта кошмарная бесовщина, плохо различалось из-за черного клубящегося тумана, не рассеивающегося ни днем, ни ночью, ни даже при сильном ветре. Единственное, что получалось усмотреть с такого расстояния, – это кладбище разодранной в клочья военной техники, оказавшейся бессильной перед захватчиками.

Тем временем загонщики, перепрыгнув бронетранспортеры, увязшие в мокрой грязи, издали хрипатые ворчания и почти вплотную подошли к высоковольтному забору, а охотники, запрыгнув на башни навеки остановившихся танков, расправили жуткие лапищи, раскрыли неправдоподобно растянутые рты и пронзительно прохрипели, подстегивая серо-черное воинство на штурм. И вот когда первые полсотни морфов налетели на электрическую преграду и протяжно заверещали, получая страшные разряды, боевые вертолеты в тандеме с пулеметчиками немедленно открыли шквальный огонь и в бой вступили Тенеборцы – элита, гордость и надежда Горизонта-26…