Книга: Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - Сергей Сергеев

Здесь надо сразу пояснить, что автор подразумевает под словом «нация» не особую этнокультурную общность (каковой русские, несомненно, являлись и являются), а общность этнополитическую — народ, выступающий как политический субъект с юридически зафиксированными правами. Нужно также оговориться, что в предлагаемой книге не обсуждаются проблемы этничности и её природы — биологической или социальной, на сегодняшнем уровне развития науки однозначного ответа на этот вопрос быть не может. «Нация — это пакет политических прав», — лапидарно формулирует современный политолог П. В. Святенков.

Ниже встречается у Сергеева ещё и такое определение:

... нация — это сообщество равноправных сограждан, объединенных одной культурой, а не общество сословного неравенства и культурной сегрегации.

Свои выводы Сергеев конспективно излагает уже во Введении:

Лишь при Екатерине II дворянство Российской империи получило фиксированные права — да и то лишь гражданские, а не политические, и именно после этого началось развитие русского национального самосознания в точном смысле слова. Но самосознанию этому прямо противоречили социально-политические институты империи, предназначенные, как и прежде, для обслуживания «автосубъектной и надзаконной» монархии. И только после революции 1905 г. в России началось строительство основ национального государства, оборванное мировой войной и захватом власти большевиками, восстановившими в новом обличье всё ту же надзаконную структуру власти. От этого многовекового наследства мы не избавились и по сей день.
Таким образом, русские в течение всей своей истории, за исключением краткого периода 1905—1917 гг., не являлись политической нацией. Они были и остаются «государевыми людьми», служилым народом, на плечах которого держались все инкарнации государства Российского — Московское царство, Российская империя, Советский Союз — и держится ныне Российская Федерация.

Уже здесь становится очевидно, что текст книги будет очень острым. И автор, оправдывая читательские ожидания, немедленно «добавляет перца»:

По точному замечанию грузинского философа Мераба Мамардашвили: «Россия существует не для русских, а посредством русских...» Взамен власть и её идеологическая обслуга кормит русскую «сивку» разного рода «возвышающими обманами». Перечень последних хорошо известен:
1. Русские — не конкретный этнос, а таинственный сверхнарод, не имеющий этнического содержания. Русский — прилагательное, а не существительное.
2. Русским не нужны материальные блага и политические права, они должны думать только о высокой духовности и о том, как выполнить свою вселенскую миссию — спасение человечества.
3. Русские — не хозяева России, а «раствор», скрепляющий её единство; не цель в себе, а средство для исполнения великих предначертаний начальства.
4. Что бы ни случилось, русские должны терпеть и молча сносить любые притеснения от начальства и иноплеменников — иначе всё рухнет.
5. Без строгого начальства с плёткой русские ни на что хорошее не способны.

Основная часть книги представляет собой рассказ о том, как дошли мы до жизни такой. Текст не «академичный», но весьма содержательный. Древнейший период, по необходимости, рассматривается конспективно, а с приближением к нашему времени детализация нарастает. Параллельно возрастает и количество цитат. Через некоторое время начинает даже казаться, что книга из цитат в основном и состоит, а текст самого Сергеева выполняет роль переходных мостиков между ними. Но такое суждение, конечно, несправедливо: Сергеев лишь отдаёт должное предшественникам и демонстрирует нам фактологическую базу своей концепции (что всегда лучше делать, конечно, с опорой на авторитет подлинных текстов, не искажая их пересказами). Однако к системе цитирования есть серьёзные претензии.

Во-первых, Сергеев злоупотребляет многоточиями внутри цитат, что приводит к некоторой модификации высказываний, а в ряде случаев выглядит прямо неприлично. Есть, например, прецедент, где многоточия окружают союз «а» («... А... если говорить серьезно,»). Здесь явно изнасилован синтаксис цитируемого источника.

Однако это ещё полбеды. Много хуже, что Сергеев принципиально не указывает источники (хорошо ещё, что приводит в скобках имена цитируемых авторов). В самом начале книги находим следующую декларацию:

Для «облегчения» текста и уменьшения его и так весьма солидного объема пришлось отказаться от сносок и ограничиться краткой историографической библиографией, куда включены только самые важные публикации, и полностью исключить гигантский перечень источников.

Такой подход к делу приходится квалифицировать как непрофессионализм. И не надо указывать мне прецеденты и объяснять, что очередного автора в очередной раз «изнасиловали» издатели, не желавшие увеличивать себестоимость книги за счёт многих десятков страниц, отведённых на совершенно бесполезный, с их торгашеской точки зрения, научный аппарат. В кругу профессионалов, овладевших ремеслом историка, некоторые понятия должны быть незыблемы. Нельзя попирать элементарные правила научной этики, даже если ты переквалифицировался в исторические публицисты. Напомню классику:

... Но когда некоторые читатели жалуются, что от любой строчки, одиноко чернеющей под текстом, у них туманятся мозги, когда некоторые издатели заявляют, что для их клиентов — конечно, отнюдь не таких сверхчувствительных, как они изображают, — сущая пытка глядеть на такую обезображенную страницу, эти неженки доказывают лишь свою неспособность понять даже элементарные правила научной этики. Ибо, не беря в расчет свободную игру фантазии, утверждение не имеет права появляться в тексте, если его нельзя проверить; и для историка, приводящего какой-то документ, указание на то, где его скорее всего можно найти, равносильно исполнению общеобязательного долга быть честным.
(Марк Блок. Ремесло историка. 1942 год)

Ещё одна неприятная черта авторского стиля (на этот раз, впрочем, вполне безобидная) — пристрастие к сокращениям. Киевская Русь у Сергеева — КР, Славянский комитет — СК, газета «Новое время» — НВ, так называемая «русская партия» позднесоветской интеллигенции — РП... Есть и другие прецеденты, всех не упомню.

Что касается не формальной, а содержательной стороны книги, то здесь единственным слабым местом является глава о КР (то есть, пардон, о Киевской Руси). И ведь автор прекрасно знал, на какую почву вступает!

Историография Древней Руси имеет парадоксальное сходство с актуальной российской политологией: и там, и там минимум достоверной информации и максимум головокружительно смелых концепций.

Да, историография Древней Руси — довольно топкое болото... но Сергеев туда всё-таки полез и, естественно, завяз. На протяжении целой главы нет буквально ни одного абзаца, который нельзя было бы оспорить; есть также несколько прямых ошибок. Ошибочно и главное концептуальное утверждение: «Ни о какой отсталости от Европы в ту пору не может быть и речи». Сей тезис свидетельствует о принципиальном непонимании автором всей ранней истории Руси. Я не считаю возможным обсуждать здесь сложные и узкоспециальные вопросы, но при случае автору свои замечания выскажу.

Вообще Сергеев принадлежит к числу тех удивительных авторов, которые способны задеть и огорчить решительно всех: и сторонников, и противников. Лично я выдвинутую им историко-политическую концепцию в целом разделяю, поскольку сам давно пришёл к сходным идеям и выводам; отсюда моя высокая оценка книги (несмотря на ряд указанных выше претензий). А вот принципиальным противникам его взглядов читать эту книгу будет трудно. Марксисты, коммунисты, интернационалисты, поклонники Ленина и Сталина, «патриоты-державники», «исторические оптимисты», пламенные борцы с «русофобией» и столь же пламенные борцы с нашим русским "комплексом национальной неполноценности" — вся эта пёстрая публика будет в ярости. Автора обвинят во всех смертных грехах.

Не советую читать эту книгу и романтически настроенным идеалистам, способным увидеть в революции 1917 года и последовавшей модернизации страны по-большевистски хоть что-то хорошее (на прозрение идеалистов надеяться не приходится, в лучшем случае их ждёт когнитивный диссонанс).

Не стоит читать эту книгу и евреям: там много для них неприятного. И при том такого, о чём знают в России все поголовно... но о чём принято умалчивать, «страха ради иудейска». Вот парочка характерных цитат:

По словам Дж. Хоскинга, евреи в 1920-1930-х гг. «в известном смысле... заняли место немцев в царской администрации как этническая группа, обладающая влиянием, непропорциональным своей долей в составе населения, что стало возможным благодаря их более высокому уровню образования и сильной преданности правящей системе» и, добавим, благодаря резкому неприятию русским большинством коммунистического режима. В контексте русской истории хорошо видно, что евреи стали очередной привилегированной нерусской этнокорпорацией, с помощью которой надзаконная верховная власть проводит в России свою заведомо непопулярную политику. Но, конечно, степень их политического и социокультурного влияния оказалась куда выше, чем у тех же немцев или украинских монахов. Евреи не просто заняли те или иные важные управленческие позиции, они стали важной частью русского социума, составив высший слой городского населения.

Важно отметить, что с середины 1960-х евреи перестали быть самой просоветской этнической группой населения, а параллельно вытеснению их из высших эшелонов политической элиты, напротив, сделались основой антисоветской оппозиции, что видно по их незаурядной активности в диссидентском движении. В годы перестройки евреи снова явились «проводниками модернизации», на сей раз капиталистической, подтверждая этим ещё одно пророчество Пришвина 1937 г.: «Положение толкача Кагановича никогда не удовлетворит еврея: рано или поздно он возвратит свой советский паспорт и потребует капитализма».

А вот комментарий огорчённого еврея, написавшего задолго до меня рецензию на книгу Сергеева (NB: «мамелюки» в нижеследующей цитате - эвфемизм для обозначения этнокорпорации, чуждой основной массе населения).

Автор осуждает евреев-мамелюков за то, что они были опорой советской власти в процессе её становления. В то же время он не одобряет того, что с середины 1960-х они стали «основой антисоветской оппозиции», а в годы перестройки — «проводниками модернизации, на сей раз капиталистической». Евреи, у Сергеева, всегда, как в анекдоте, виноваты: при советской власти — в том, что еврейка стреляла в Ленина, сейчас — в том, что не убила.
(Сергей Ефроимович Эрлих, историк и эссеист, автор пособий по русской истории для абитуриентов, директор издательства «Нестор-История»)

Если бы Эрлих решился возражать Сергееву всерьёз, он был бы вынужден отстаивать одну из трёх теоретически мыслимых версий: 1) когда евреи рьяно насаждали в России большевизм, это было хорошо и правильно, а вот с середины 1960-х они стали на ложный путь; 2) евреям не следовало рьяно насаждать в России большевизм, это был ложный выбор; а вот с середины 1960-х роль евреев в советском обществе становится позитивной; 3) евреи никогда и ни в чём не виноваты: всё, что они делают, в любых исторических обстоятельствах и во все времена — хорошо и правильно. Эрлих, как истый еврей, выбрал из этих трёх вариантов... четвёртый: шутку юмора. Но мне, как читателю его рецензии, совсем не смешно, и я остаюсь в полной уверенности, что за шуткой юмора скрывается версия 3.

Основное содержание рецензии Эрлиха — простой пересказ книги Сергеева, с минимумом комментирования: видимо, рецензент всё-таки хотел быть объективным. Но в самом конце не удержался и лягнул-таки оппонента, объявив его агентом тёмных сил, «эксплуататоров различного этнического происхождения». Значит, проняло! И нужно ли лучшее доказательство того, что Сергеев написал сильную, впечатляющую книгу?

Но всё-таки книга эта отнюдь не о роли евреев в русской истории. Книга о русских, об отсутствии у них на всём протяжении национальной истории политических прав. И надо быть Эрлихом, чтобы в упор этого не увидеть.