Электронная библиотека » Сергей Тютюнник » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 18 января 2014, 00:06


Автор книги: Сергей Тютюнник


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сергей Тютюнник
Непримиримые (сборник)

Обломок вавилонской башни

I

На шестнадцатилетнюю дочь полковника Иллариона Чихории наваливается любовь. С первого сентября в ее классе появляется «новенький». Это высокий смуглый юноша с сильным телом. Он жил в Южной Осетии, успел повоевать с грузинами за независимость своего края, но обрел лишь судьбу беженца и независимый, гордый взгляд на сверстников. Он смотрит на них холодными глазами из-под пышных ресниц и приподнимает левую тонкую бровь. В эти глаза и высокую бровь влюбляется большинство девочек класса. Мальчишки ходят за «новеньким», как жеребята за маткой, пытаясь вкусить молока мужества и боевого опыта.

Шестнадцатилетняя Светлана Чихория часами вертится перед зеркалом и вздыхает о тенистых ресницах юноши-осетина, прячущих холодный огонь глаз. Критически оценив свою внешность, Светлана огорчается и запирается в своей комнате читать книжку про любовь.

Ее отец – полковник Илларион Чихория – лежит в постели на животе и кряхтит от боли. От осенней сырости у него обострился радикулит. Жена Иллариона Чихории, потускневшая русская женщина, втирает мужу в поясницу лечебную мазь. Сын – Георгий Чихория – сидит посреди комнаты и рассказывает родителям о своей поездке в Дагестан.

Из роты, где Георгий служит командиром первого взвода, дезертировал солдат. Офицеры высчитали, что тот удрал домой, под Махачкалу. За беглецом послали старшего лейтенанта Чихорию. Георгий поехал в Дагестан за свой счет, в гражданке, старательно скрывая в дороге свою принадлежность к армии, потому что добираться из Владикавказа до Махачкалы пришлось через взбунтовавшуюся Чечню и раскаленный страстями междоусобного 92-го Грозный. Солдата в часть он вернул, но денег от начальника финансовой службы полка не получил. И зарплату, и командировочные начфин пообещал не раньше чем через месяц. Дома Чихорию-младшего ждут жена-армянка и двухлетняя дочь. Им почти нечего есть. Семья дезертира нагрузила сына и его командира в дорогу продуктами, но Георгий постеснялся брать что-либо съестное домой, пользовался гостинцами только в пути.

После командировки старшему лейтенанту Чихории дали день отдыха, и вот он – у родителей, в старой трехкомнатной квартире посреди Владикавказа, продрогшего от ранних холодов осени.

Георгий рассказывает о своих делах скупо, подбирая слова, стараясь не расстроить мать. Мать вздыхает, все-таки расстраивается и, шаркая тапочками на сухоньких ногах, идет на кухню разогревать в духовке крупный речной песок из буйного Терека. Раскаленный песок она сыплет в холщовый мешочек и прикладывает к мужниной болячке. Грузное тело полковника Иллариона Чихории вздрагивает от ожога, он черным огненным глазом стреляет в супругу:

– Надя, осторожнее – печет!

– Ларик, потерпи, иначе месяц проваляешься тут! Неужели нравится ходить на четвереньках?

Иллариону Чихории не нравится ходить на четвереньках и не нравится болеть. Он чувствует себя в полной зависимости от своей послушной, воспитанной в кавказских традициях жены. Жена начинает командовать им, муж-грузин начинает страдать.

Но это полбеды. К страданиям морально-физическим добавились еще и морально-политические. По высочайшему приказу военное училище, где он преподает тактику и где учился его сын, закрывают и расформировывают.

– Такая учебно-материальная база! – с мягким грузинским акцентом говорит Чихория-старший. – Единственное у нас училище, где более-менее прилично готовили пехотных офицеров к действиям в горах! И все это – под нож! О чем они там, в Москве, думают?

Разве так можно? Что, войн в горах больше никогда не будет?!

Этот Кавказ – как пороховая бочка. Тут больше сотни народов и национальностей. И каждый нож за пазухой держит, норовит соседа зарезать и себе что-нибудь урвать.

Чихория-младший слушает молча, вздыхает и выходит на лестницу покурить. Ему обидно за училище, за армию и за страну, но не так, как отцу. Георгий надел погоны в смутное перестроечное время и более привычен к военной неразберихе и головотяпству последних лет. Чихория-старший со своими устоявшимися житейскими принципами болезненно воспринимает новости. Он впервые не знает, как прокормить семью: училищу, как и мотострелковому полку, где служит сын, уже третий месяц не дают денежного довольствия.

– Генерал Соколов из своего кабинета почти не выходит, на утреннем разводе боится офицерам в глаза смотреть. – Илларион Чихория качает крупной головой, когда-то укрытой жесткими черными кудрями, а теперь серой от седины. – Вот невезучий генерал! Командовал дивизией в Грозном – начался в прошлом году этот чеченский мятеж, сумасшедший Дудаев неизвестно откуда появился и неизвестно что затеял. В другие времена только дай приказ – разнесли бы к чертовой матери этот Грозный вместе с бандитами. А так – целую дивизию растащили, фактически – разгромили… Сколько оружия там оставили – ужас!

Жена Иллариона, шаркая тапочками, уходит на кухню готовить чай. Ей страшно слушать разговоры про оружие и мятеж. Женское сердце чует войну.

– И что, разве Соколов в этом виноват?! – продолжает Чихория-старший, глядя в стену перед собой и морщась от жгучего песка на пояснице. – Только назначили его начальником училища – опять беда!.. Я сокращения не боюсь: пенсию, слава богу, заслужил. Но ведь жалко, обидно – такое училище, такой преподавательский состав разогнать – разве это не вредительство?! Эх, нету Сталина! Иосиф Виссарионович быстро бы порядок навел.

Чихория-старший кряхтит и утыкается взглядом в картину на стене – подарок сослуживцев к юбилею их свадьбы с Надей: Святой Георгий в серебряном кафтане на белом коне летит над кавказскими холмами и пронзает серую мглу горящими очами.

Сын слушает отца, молчит и думает о генерале Соколове, придавленном обломками страны. «В другие времена Соколов, наверное, застрелился бы», – предполагает он.

За окном темнеет. В комнате включают свет. Чихории-младшему пора возвращаться к жене и дочери. Он накормлен, мать дает ему немного денег, жареных котлет и пару банок с консервированными помидорами и огурцами. Из комнаты выходит проститься с братом сестренка, влюбленная в одноклассника. У нее в серых (от матери) глазах – девичий густой туман. Ее мало волнуют безденежье в семье, смута в стране и растерянность в армии.

II

На улице моросит дождь. Георгий Чихория направляется домой.

На маршрутном автобусе он доезжает до окраины Владикавказа и шагает к военному городку, где живет и служит. Идти ему километра два. Справа и слева от дороги – пустырь, поросший кустарником. Этот отрезок пути офицеры называют «мертвой зоной», потому что здесь уже не ходит городской транспорт. Считается, что военный городок – это автономный поселок, а совсем не Владикавказ. Георгий шагает по растерзанному шоссе. Под его ногами шуршит выбитый из асфальта щебень. В правой руке Чихория несет матерчатую сумку с провизией.

Он идет из Владикавказа, как Наполеон из Москвы. За его спиной занимается пожар междоусобной войны. Чихория этого не знает. Георгий прокручивает в памяти разговор с отцом, думает о деньгах и представляет, как жена Майя сейчас нажарит картошки и они, несмотря на все сложности бытия, весело съедят ее с котлетами и солеными помидорами. Холодный октябрьский ветер треплет полу его офицерской шинели. Над головой Георгия, в чернильной вышине, ползут грязные матрасы облаков. Они закрывают луну и звезды. Моросит дождь.

Чихория из-за темноты и увлеченности своими мыслями не видит притаившихся в придорожном кустарнике молодых людей. Им от пятнадцати до восемнадцати лет. Их шестеро. Они из соседнего поселка, населенного преимущественно ингушами. Все следят за Георгием и даже во тьме узнают в нем офицера. У Чихории резкая отмашка левой рукой и четкий строевой шаг. Щебень ритмично шуршит под его ногами.

Шестеро юнцов вырываются из укрытия и атакуют ночного пешехода. Они набрасываются на него молча, как голодные волки в зимней степи. Чихория, услышав топот дюжины молодых ног, едва успевает обернуться и поставить на обочину авоську с продуктами, чтобы отбить первый удар. Но ударов много. Георгий поначалу не чувствует боли, отмахивается руками и ногами. Жесткая шинель, как железная труба, сковывает его движения. Чихорию окружают, бьют сзади. У Георгия вспыхивают перед глазами звезды. Он падает. Его месят ногами и топчут. Тело его безжизненно вздрагивает от ударов.

– Шакал! – устало и зло говорит кто-то из юнцов и сплевывает на поверженного в грязь офицера густым кровавым плевком.

Вслед за ним по очереди сплевывают на Чихорию все нападавшие, затем подходят к авоське, пинают ее ногами, слышат звон, достают банки и бьют их об асфальт. Завершив свою трудную работу, юные победители растворяются в темноте.

Чихория долго лежит без сознания. Потом выныривает из обморока. Прислушивается к голосам своего измочаленного тела.

Это гул гибнущего Вавилона. «Подъем!» – лениво командует себе Георгий и начинает медленно, по частям, сгруппировывать свой рассыпанный организм, словно детский конструктор. Встает, пошатываясь. Ищет сбитую в бою фуражку. Натыкается на разбитые хрустящие осколки стекла и раздавленные грязными молодыми копытами котлеты. Скрипит зубами. Кровь начинает бурлить в его помятом теле. Взгляд мутнеет от наплывших слез. Находит фуражку, липкую от грязи. Оглядывается вокруг, пытаясь определить, где находится и куда идти дальше, и медленно, с клокочущим сердцем под заплеванной шинелью, хромает к военному городку, который тускло светится впереди. Внутри Георгия разливается желчь мести.

Чихория бредет в медицинский батальон. Солдат на контрольно-пропускном пункте долгим взглядом провожает измазанного грязью и кровью офицера, не спросив документы и цель прибытия. Дежурная молоденькая медсестра вскакивает из-за стола:

– Божечки, что с вами?! Подождите минуточку, я сейчас врача позову, – и вылетает в коридор. Георгий стоит посреди кабинета, стараясь расстегнуть пуговицы шинели непослушными разбитыми руками. Они трясутся, искромсанная кожа воспламеняется. У Чихории горит лицо, огонь злобы бушует в голове, обида сдавливает горло. Он ищет зеркало и находит его за спиной, возле двери.

Свое отражение не кажется ему таким жутким, как он предполагал после удивленных взглядов солдата с КПП и дежурной медсестры. Конечно, шинель и фуражка безнадежно грязные. Ссадины на щеках и скулах, засохшая кровь под носом, опухшая верхняя губа… Завтра все это будет выглядеть страшнее.

Георгий обнажает зубы. Зубы, красивые и белые, пока не выдают привычку хозяина к курению. Чихория без страха открывает ими бутылки. Но внутренняя часть одного коренного зуба откололась от удара, и язык теперь цепляется за острый край скола.

Тонкий, с горбинкой, унаследованный от отца грузинский нос чуть сдвинут со своей оси. Георгий ощупывает двумя пальцами хрящи. Похрустывает. Ясно – сломали. Но, в общем, лицо не изуродовано. Все раны в конце концов сойдут. А что нос кривой – так с лица воду не пить. И без кривизны нос выдавал национальное происхождение своего хозяина. «Чего стыдиться? – думает Чихория. – Кривой нос, как и шрамы, украшают мужчину…»

– Ну, где тут раненый? – с шумом распахнув дверь, в приемный покой врывается дежурный врач в белом халате, за ним – медсестра.

Георгий оборачивается. Коренастый, с широкими азиатскими скулами и сросшимися бровями, врач оглядывает Чихорию с головы до ног.

– Что случилось? – Он держит руки в карманах халата.

– Из города возвращался. Пацаны лет семнадцати, с ингушского поселка, толпой налетели. Недалеко отсюда – в «мертвой зоне».

– Просто так, ни за что?

– Просто так.

– Вот сволочи! Пора этих ингушских сопляков стрелять. Как считаешь?..

Георгий молчит. Злоба и обида есть, но стрелять Чихории не хочется. Эти пацаны одинаковы и у ингушей, и у осетин, и у русских, думает он.

– Раздевайся, и в процедурную! – приказывает врач и поворачивается к сестре: – Помоги ему.

Георгий снимает шинель. Левой рукой двигать больно, в боку что-то колет, он осторожничает.

– У вас тут кровь и проволока торчит какая-то, – девушка трогает пальцами продырявленную ткань. – Раздевайтесь полностью до пояса…

– Заостренная велосипедная спица, – врач говорит резко и громко. – Видно, воткнули сзади, прокололи шинель и китель, мышцу спины пробили, а затем вытащить не смогли и сломали. Или ты сам крутанулся в момент удара и сломал. Может быть заражение. – Кисти у врача волосатые, пальцы короткие и сильные.

По коже Георгия бегут мурашки. Сидеть голому до пояса в процедурной холодно. Октябрь заканчивается, но отопительный сезон еще не начался.

– Могли убить, сволочи. Я этих ингушат знаю еще по Казахстану, – декламирует врач. – Такой спицей человека запросто насквозь можно прошить. Моя бы воля, ввел бы вооруженное патрулирование и разрешил бы расстреливать на месте таких гадов. Как считаешь?

Георгий молчит, щупая языком острый край разбитого зуба. Он думает подговорить офицеров и устроить засаду на обидчиков.

Лучше брать их на «живца»: кто-то один гуляет в «мертвой зоне» и вызывает огонь на себя. А затем, когда нарисуются ингушские дьяволята, появится и «летучий офицерский отряд». Дело верное.

– Ты уже четвертый за эту неделю, – продолжает говорить врач. – Налетают толпой и бьют просто так: то ли для забавы, то ли чтоб унизить офицера. При этом ничего не забирают – ни денег, ни документов. Может, оружие хотят заполучить?.. У тебя все в целости? Проверял?

– Проверял. – Георгий поеживается. – Ничего не взяли. Жалко только сумку с продуктами. Родители кое-какую провизию передали. А то жить не на что. Не платят третий месяц.

– Никому не платят. Сам лапу сосу второй месяц. Пора забастовку устраивать. Как считаешь? – спрашивает, не требуя ответа, решительный врач.

Георгий молчит.

– Сейчас потерпи, я дренаж раны сделаю. Будет больно, – командует медик.

Георгий сжимает зубы, глубоко втягивает в себя прохладный воздух, аж густой от запаха медикаментов, и невольно вздрагивает от боли, будто в него втыкают раскаленный штырь…

– Ну, все. Свободен! – Врач выбрасывает в мусорное ведро использованный тампон. – Сейчас зайди к Вале, к дежурной, она запишет все, что нужно.

– Я вам шинель немножко почистила, – говорит медсестра.

Георгий благодарит и одевается, медленно и осторожно из-за боли в боку. Медсестра аккуратно, детским почерком записывает в журнал его данные, вычитывая их из удостоверения личности, и повторяет вслух, чтоб Георгий поправил, если будет неточность:

– Так… Поступил 30 октября 1992 года, в 23.00… Старший лейтенант Чихория Георгий Илларионович, 1968 года рождения, командир взвода войсковой части, – и начинает листать удостоверение в поисках номера.

Георгий называет пять цифр, подходит к зеркалу и оценивающе оглядывает себя – стройного чернобрового офицера с измазанным йодом побитым лицом. «Ну, вот, – думает, – теперь можно и домой идти. Не так сильно Майя с дочкой перепугаются. А то ввалился бы в квартиру окровавленный…»

– Сестра, а вы мне какую-нибудь бумагу дадите, чтоб освобождение от службы хоть ненадолго? А то мне завтра на «подъем» к шести утра… Ну, и чтоб не подумали, будто у меня «асфальтная болезнь» или по пьяному делу в драку ввязался. Рожа-то вся расписана.

– Какую-нибудь бумажку? – задумывается девушка.

– Вы же знаете, как у нас бывает. Без бумажки – ты букашка, а с бумажкой – человек.

– Ну, сейчас с дежурным врачом что-нибудь придумаем. Хотя все равно ваше командование узнает. Мы о таких случаях сразу докладываем. Так что сильно не переживайте.

– Ладно, тогда спасибо! Спокойного дежурства!

– И дай вам бог здоровья! Больше не ввязывайтесь никуда. Сразу убегайте. А то стыдитесь в форме при офицерских погонах убегать, вот и получаете.

Георгий молчит, хотя собирался что-то ответить, и выходит на улицу, где на КПП дежурный солдат чихает от простуды, звякая штык-ножом.

Чихория идет к своему ротному командиру – старшему лейтенанту Иванченко, чтобы доложить о происшествии и отпроситься со службы на несколько дней – раны зализать. Вечно взлохмаченный Сашка Иванченко с сигаретой в зубах слушает рассказ Георгия на лестничной площадке, морщится, глядя на лицо своего взводного, и кивает. Русые волосы его торчат в разные стороны.

– Нужно проучить этих сук, – цедит он слова вместе с сигаретным дымом. – Может быть, и на «живца» стоит попробовать…

Чихория бредет домой, размышляя, стал бы он стрелять в этих сопливых ингушей, если бы они попались ему на прицел, или нет.

Вряд ли, думает Георгий, но носы начистил бы. Злоба его еще не испарилась из побитого тела.

Майя, открыв дверь и увидев кривой нос и побуревшие раны на лице мужа, закрывает ладонью рот, чтоб не вырвался крик.

III

Под утро, в темноте, Георгий просыпается от странных звуков – сухого потрескивания, словно где-то далеко стреляют.

Прислушивается, но в роту к «подъему» не идет. Лежит в постели с открытыми глазами и вспоминает вчерашнюю драку. Сердце его вздувается от пробуждающейся злости.

– Шакалы! – вырывается у него шепотом.

– Что? – вскидывает заспанное бледное лицо Майя.

– Спи! Это я так, про себя.

Ворочаются оба и затихают. В углу на своей кровати сопит двухлетняя Тамара. Из-под одеяла торчит ее розовая ладошка…

Доспать семейству Чихория не дает перепуганный посыльный:

– Вас вызывают, товарищ старший лейтенант!

– Я же вчера предупредил ротного?! – возмущенно удивляется Георгий.

– Там «тревога», весь полк «на ушах», в городе и поселках стреляют, – задыхается от волнения и бега солдат и вытирает со лба пот.

Чихория идет одеваться и про себя ругается…

На общеполковой развод он опаздывает. Втихаря пробирается к строю своей роты и втирается на место рядом с ротным – старшим лейтенантом Иванченко.

– Что случилось? – шепчет Чихория.

Сашка поворачивает к Георгию широко распахнутые глаза:

– Слушай! – и кивает взлохмаченной головой, прикрытой линялой офицерской кепкой, в сторону командира полка, стоящего посреди плаца. За спиной командира шеренга его заместителей и начальник штаба. Среди них – подполковник Чахкиев, ингуш, заместитель комполка по тылу.

Над военным городком ползут сердитые тучи, грозясь дождем.

– …Ингушские экстремисты в течение ночи и сегодняшнего утра под лозунгом борьбы за создание Ингушской республики предприняли попытку вооруженного захвата Владикавказа и некоторых сел и поселков республики. Есть человеческие жертвы. – Командир делает паузу, и суховатое потрескивание отдаленных выстрелов становится слышнее. – Местные органы внутренних дел пытаются контролировать ситуацию. На окраинах Владикавказа и во многих населенных пунктах Пригородного района идут бои с ингушскими боевиками…

Голос у командира глухой, но полк стоит не шелохнувшись, и каждое слово прочно оседает в молодых похолодевших головах. Все смотрят на мертвенно бледного Чахкиева, уважаемого за порядочность и деловитость.

– Руководство Северной Осетии обратилось за помощью к правительству России и к Министерству обороны. Нами получен приказ: немедленно взять под охрану важные народно-хозяйственные и административные объекты города и республики…

Опять пауза. Командир опускает голову, делает три шага вдоль строя и возвращается на прежнюю точку, вместе со всеми слушая эхо далекой автоматной очереди.

– …Я получил указание командира дивизии усилить караулы и выставить охрану у жилого городка для защиты семей военнослужащих – ваших жен и детей, товарищи офицеры!

Чихория смотрит на Иванченко. У того играют желваки и пульсирует висок.

– …Всех отозвать из отпусков и увольнений! В город никому не выезжать, включая членов семей! Каждому подразделению будет поставлена боевая задача по охране и обороне народно-хозяйственных или военных объектов…

Опять пауза. Холодный ветер треплет полу шинели командира полка. Заместитель по тылу Чахкиев стоит за его спиной с опущенной головой.

– …Разрешено применять оружие на поражение. Но – подчеркиваю – только в случае непосредственной опасности для жизни личного состава либо угрозы захвата или разрушения вверенного для охраны объекта. Желательно, конечно, избегать излишнего кровопролития…

Чихория сжимает кулаки, сердце его под жесткой шинелью распухает и уже не помещается в груди. Комполка продолжает свою речь глухим голосом, перебивая отдаленную пальбу:

– …По приказу командира дивизии тем подразделениям, которые будут охранять отдаленные от полка объекты, придаются военные врачи из медицинского батальона. Командирам всех степеней обеспечить личный состав, убывающий на эти объекты, сухим пайком на трое суток, максимумом боеприпасов и средствами связи…

На крышу казармы падает шальная пуля. Трескается лист шифера. Командир полка удивленно смотрит в раздувшееся от воды небо. Нет, это еще не дождь и не град, понимает он.

– Разойдись! – кричит. – Комбатам и командирам отдельных рот зайти в штаб полка!

– Это война, Саня, – тихо говорит Георгий, обращаясь к Иванченко.

– Хрен его знает, – ротный смотрит стеклянными глазами.

– Саня, Дудаев поддержит ингушей, – Чихория хватает своего командира за рукав. – Тут будет полная жопа огурцов!

– Жора, – Иванченко вздыхает, – я думаю, кому-то нужно, чтоб в драку ввязался Дудаев и появился повод для похода на Грозный.

Чихория цепенеет. Ротный выступает перед топчущимися в нерешительности и испуге солдатами и командует идти в казарму.

Георгий на ходу достает из кармана сигареты. Никто не обращает внимания на его разбитое лицо. Смотрят на крышу казармы, куда упала шальная уставшая пуля.


Страницы книги >> 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации